Это просто Вьюи блог

Хватит врываться в мою жизнь и все в ней выжигать! Если бы ты только знал как я хочу отмотать время на 10 месяцев назад и никогда не открывать твое сообщение. Если бы ты знал, как страшно я ненавижу тебя и как я с ужасов воспринимаю любые теплые чувства которые возникают у меня от тебя. Эти мурашки по кожу и сердце в пятках. И все равно. Я решила, что больше не хочу идти тебе на поводу. Я остаюсь при мнении своей правоты. И мне кажется, что весы наших предательств сровнялись наконец. Я выдыхаю дым и каждый раз думаю осталась ли я честна перед собой, когда попросила тебя исчезнуть. Я наверняка знала, что этой встречи не произойдет и тем не менее я пошла на это условие. Просто я бы забывала эти пять дней еще пару месяцев. А я не могу так. Я хочу просыпаться в одной постели со своим мужчиной. Готовить ему кофе и целовать в губы. И вот в очередной раз я рушу все свои желания просто как волшебной палочкой. И все из за того, что ты тот самый банан с «наклейкой». С какой уверенностью я говорила тебе, что я хочу уехать из этой страны. Сменить номера, адрес, университет и там рожать своему мужчине детей и быть счастливой. Но это будет невозможно, если ты в любой момент будешь иметь возможность объявиться и опять разрушить все во что я вкладываю свой труд. Я вынуждена быть циничной у уехать из этой страны туда, где у меня никогда не будет дома - только место проживания. Но тем не менее там не будет тебя. И все эти жертвы того стоять. Я готова и сейчас мчаться в никуда. На край света, лишь бы знать, что ты никогда не разрушишь мое спокойствие и не ворвешься в мою жизнь, так как будто в ней ты хозяин. Я рвалась изо всех сил к тебе. И поверь мне, я бы не предавала, если бы ты был честен со мной и не предавал. И как я часто представляла просто тебя рядом. Какие мысли были у меня в голове в этот раз. Знаешь, ведь ты сам все рушишь. Ты не умеешь созидать. Ты уничтожаешь и выжигаешь все и вся вокруг. И я не готова бороться. Не готова ждать сутками, пока тебе надо побыть одному или когда ты в очередной раз захочешь пойти на войну, что бы уже наверняка не вернуться. Я хочу тебя рядом и не хочу одновременно. Но голова понимает, что надо отказаться сейчас, потому что ничего кроме боли и переписок у меня нету от тебя. Я не знаю чего хочу и где правда, а где ложь. Где заканчиваюсь «Я» и где начинается «мы». Я хочу место без людей, хочу выплакаться и жить дальше так, как будто тебя никогда в моей жизни не было. Как жаль, что это невозможно. И вот ты уходишь и все встанет на круг своя. Я найду возможность уехать как можно дальше и никогда больше в жизни не вспомню тебя и не буду труситься от слез и боли внутри. Знаешь, я ведь даже кушать не могу толком. С утра субботы я съела может кусочек шоколада. И вот это блаженство, когда уже мысли начинают путаться и я не знаю где я и что я. Закрываю глаза и проваливаюсь, как накуренная. Сползаю по стенам. И не могу выходить на улицу не оглядываясь. Осталось потерпеть три дня. Знаешь, решила, что лучше всего будет проводить в постели своего парня. Так наверняка будет лучше. И еще отключить телефон до субботы. А в субботу все наладиться, когда в очередной раз махнешь куда то под пули. Как я счастлива, что это не прочтешь. И вторые сутки не появляешься. Главное береги себя там и когда вернешься сдержись и не появись. Ведь я тоже хочу счастья, а ты приносишь только боль и бесоные ночи. И никогда не будешь рядом, потому что ты трусишь. Не трусишь соваться под стволы, но трусишь посмотреть мне в глаза. Почему ? Потому что нельзя влюбиться не видя глаза?

Боже, ведь я уже и забыла, насколько легче становится, когда выкладываешь свои мысли вот так. Каждая буковка как будто маленький грузочек с чаши невидимых весов.
Это удовольствие, когда под твоими пальцами появляется текст, просто невероятное пьянящее чувство полной свободы, дурманящей и, совершенно, не скованной какими-то рамками.
Появилось безумное желание послушать вживую игру какого-то потрясающего пианиста и знать, что каждый звук принадлежит мне, более того, создается исключительно для меня. Абсолютно обнаженной лежать на прохладном деревянном полу, в невероятно плотной темноте и с прохладным воздухом из окна. И что бы это длилось и длилось…часы, дни, года, вечность. Касаться пальцами тех, кто заждался меня в этих тенях. Без стеснения их обнимать – быть одной из них: тенью, воздухом, звуком.
Как же это невероятно, что каждый раз закрывая глаза мы строим для себя новый мир. Такой как по душе нам. И там мой маэстро готов играть для меня самые волшебные мелодии.
Оказывается для счастья мне сейчас необходимо одиночество. Слишком мало времени отведено для того, что бы побыть наедине с собой, разложить по полочкам свои мысли и никуда не лететь, что бы ни спеша варить кофе и пускай даже строить планы – чего я избегаю.
И вот оно чистое явление любви. Любви к себе, самой искренней и непоколебимой. Пусть каждый врет, что его смысл жизни в том парне со смешными волосами, которые вечно лезут в глаза и подчиняющиеся ему дыханию, послушно улетающих подальше от пушистых ресниц. Каждый любит себя. Никого более, никогда так полюбить не выйдет, сколько не верь, сколько не ври.

потому что воюющий с адом всегда навлекает весь его
на себя,
тьма за ним смыкается, глубока.
только мы проиграли все, это даже весело:
мы глядим, как движутся облака.

Возникла безумная потребность написать сюда. Как в крайние моменты жизни – переполненности чистыми эмоциями.
Хочется высказаться по поводу доверчивости. Это ад, ад на который мы сами себя обрекаем. Открываем в душу в надежде, что ее кто возьмет в теплые надежные ладони и убаюкает. Хер там. Никому не нужны твои переживания. Только поддержка и любовь и то в некоторые моменты жизни, а не статично и регулярно. Все ждут, пока ты начнешь доверять, что бы покопаться в тебе, плюнуть и пойти дальше, как ни в чем не бывало. Просто почувствовать эту крайнюю степень доверия и мол, пока девочка, расти большой. И вот ты остаешься с этой душой навыворот и дырой внутри. Бегай и слушай свист ветра, осеннего, ледяного, пронизывающего и выветривающего все живое, красивое, доброе.
Я выработала свой алгоритм заживления этой самой души. В первые дни надо как можно больше спать – во сне не больно. Напилась и лягла спать, проснулась – 10 таблеток валерьянки, мимнимум самых необходимых дел, 250 коньяка и опять мордой в подушку. Второй стадией идет социализация и трудоголизм – как можно больше тупой физической и умственной работы, так, что бы спать по 3 часа в день и больше ничего не понимать кроме простых схем выполнения чего то бессмысленного. Третьим этапом идет восстановление – много чтения, общения с друзьями, самосовершенствования. Четвертым - опять открыться людям, не переносить старый опыт на новый ситуации.
Но вот в этот раз пошел сбой. Четвертой стадией стало формирование нового мировоззрения, целей. И вот к чему я пришла - меня ужаснуло и все же изложу это для себя же.
Всегда осуждала меркантильных девочек, которым нужны только деньги от богатых папиков, девочек которым секс без чувств приоретено более желаем, чем великая и светлая любовь.
Привет, я Дура. Я больше не хочу любить, доверять, ждать и надеяться. Я хочу хорошего парня рядом, которого я никогда не буду любить. Который просто будет рядом, что бы обнимать в «те дни» и покупать временами шоколад. Что бы хорошенько трахал, а не любил и как можно меньше заливал розовыми слюнями. Это все, мне больше ничего не надо. Я хочу быть одинокой, находясь рядом с кем то. Я не хочу ждать звонком и ощущать, как сердце падает в пятки от сообщения. Я не хочу поцелуев на ночь. Я не хочу, что бы мужские руки прикасались к моим волосам. Я просто хочу существовать с мужиком рядом, дабы раз и навсегда оградиться от вечно ищущих любовь мальчиков.
Вот серьезно – этой любви мне хватило по горло. Этих колец и обещаний «навсегда вместе» и «я никуда не денусь, родная». Вы все, всегда уходите, твари, Вы все одинаковые потребители понимания и любви, без умения дать взамен, что либо кроме пустых обещаний. Мне нужна ваша дешевая забота - я в состоянии сама о себе позаботиться.
Вот этот последний переломный момент вернул меня годовалой давности. Холодную, расчетливую, никогда не плачущую девочку. Отныне я буду причинять боль, не думая о чувствах окружающих меня людей. Если мне плохо – пусть будет плохо всем, кто не готов молча курить рядом со мной.
Хочется не просто причинять боль, а переступать, как переступали через меня. Все, мальчики. Хватит врываться в мою жизнь и все паганить. Идите ко всем чертям, для вас они танцуют по особенному- как для своих.
Новые цели в жизни, мечты, стремления. Мне понадобилось меньше недели, что бы взять себя в руки. Блаженное ощущение не зависимости от телефона – можно даже отключить на ночь и сладко выспаться. Просыпаться с улыбкой и чертовски обаятельно улыбаться в желании получить необходимое.
Целую крепко. Еще свидимся - земля круглая.

"Он писал мне «я тут умру без тебя», но мы с ним Остались живы."

Ты подарил мне нечто, чему трудно даже подобрать название. Расшевелил во мне что-то, о существовании чего я даже не подозревала. Ты — часть моей жизни. И всегда будешь ею. Всегда.

Знаешь, это так странно, удивительно и невозможно, но каждая минута, которая не занята твоим присутствием, заполнена мыслями о тебе. И что действительно уж сбивает с ног и заставляет мою голову кружиться, так это то, что это мне не в тягость.

Я совершенно не умею сосредотачиваться на чем-то, такая вот особенная черта моего характера. Читать книгу, отбросить ее и весьма хаотично искать стих, из которого я не помню ничего кроме нескольких слов и, найдя стих, быстро пробежать его глазами и начать несознательно водить ручкой по листку бумаги – это все очень в моем стиле. А вот в последнее время как то нету желания отвлечься даже. Любое мгновение наполненное молчанием вызывает у меня бурю эмоций и мыслей, с которыми бесполезно бороться и отрицать. Или, например, идти по улице и делать себе будто зарубки: вот, об этом надо рассказать, это надо сфотографировать, а вот об этом я напишу длинное сообщение. А вот идет влюбленная пара, они счастливы и почему то это меня даже не раздражает, а наоборот вызывает какую-то детскую улыбку. Любое, даже мельчайшее решение совершается с оглядкой на тебя, любимого и невероятно близкого ко мне.
Я всегда искала определенной доли понимания в мужчинах, а нашла тотальную поддержку во всех моих начинаниях, планах и идеях. И абсолютно неведомо откуда возникшее понимание с полуслова. Не сосчитать сколько раз я начинала писать сообщение и получала моментально идентичное от тебя. Или сколько раз я ожидала от тебя чего то и каждый раз, каждый чертов раз ты не просто оправдывал мои ожидания, а еще и превышал их.
Единственное, что меня тревожит, что это сообщения. В последнее недели я так остро нуждаюсь в присутствии рядом, что даже иногда удивляюсь, как это никак внешне на мне не сказывается и остается незаметным для окружающих меня людей.
Да, твои слова переворачивают иногда все мое существо. Но ощутить горячее дыхание на губах, пальцы на моем лице – на данный момент это бы обеспечило мое безграничное счастье и послужило бы лучшим утешением от всего, что меня беспокоит. Ведь на самом деле это так просто, можно даже сказать – элементарно, но для других, каких-то других людей, других мужчин и женщин. И это безумно меня мучает и делает какой-то больной. Потому что тревога о тебе, кода ты пропадаешь в очередной раз, вообще ни с чем несравнима. Я становлюсь абсолютно потерянной, отвечаю невпопад, не могу кушать, думать, жить, заниматься, чем-либо кроме тупой механической работы.
Я абсолютно точно нуждаюсь в тебе и пожалуй это - я знаю с непоколебимой уверенностью, которой мне так в жизни всегда недостает. Видишь, я не говорю, что нуждаюсь в присутствии рядом, хотя, конечно же, это наверняка сделало меня невероятно счастливой. Но, тем не менее, я обещаю тебе и ежедневно и повторяю, что я всегда буду с тобой. И прежде чем я впервые это сказала, я очень долго думала над этими словами и они мне дались с большим трудом, потому, что я знала, что никогда в жизни не дам тебе пустого обещания и обману, подведу тебя как-то, заставлю жалеть, о чем либо, что связано со мной.
Я люблю тебя. Еще одна совершенно очевидная для меня вещь в определенный момент сгенерированная и создавшая эти три слова. И перечеркнувшая все предыдущие, когда либо произнесенные слова, несущие за собой подобный смысл.
Женщины любят говорить «нет», но говоря это в душе они надеяться на то, что мужчина услышит «да», которое вопит спрятанное за этими тремя буквами.

Тебе, мой родной, явно будет лень прилагать усилия и переводить длинный текст с уркаинского на русский, что бы наверняка понять, чем же он меня зацепил. По этому, я взяла на себя смелость сделать это сама. Я, естественно, не смогу передать всю красоту написанного, со всеми оттенками и красивейщими украинскими словами, но постараюсь сделать для тебя максимально красивый перевод. И конечно же оставив при себе желание прочитать это для тебя на языке оригинала, и что бы на твоей коже появились такие же мурашки, как и на моей от прочтения этой невероятной красоты. Все же на всякий случай, я решила оставить и украинский оригинал в этом же посте и мой перевод ниже. Приятного, я надеюсь, прочтения.    Твої листи завжди пахнуть зів’ялими трояндами, ти, мій бідний, зів’ялий квіте! Легкі, тонкі пахощі, мов спогад про якусь любу, минулу мрію. І ніщо так не вражає тепер мого серця, як сії пахощі, тонко, легко, але невідмінно, невідборонно нагадують вони мені про те, що моє серце віщує і чому я вірити не хочу, не можу. Мій друже, любий мій друже, створений для мене, як можна, щоб я жила сама, тепер, коли я знаю інше життя? О, я знала ще інше життя, повне якогось різкого, пройнятого жалем і тугою щастя, що палило мене, і мучило, і заставляло заламувати руки і битись, битись об землю, в дикому бажанні згинути, зникнути з сього світу, де щастя і горе так божевільно сплелись… А потім і щастя, і горе обірвались так раптом, як дитяче ридання, і я побачила тебе. Я бачила тебе і раніше, але не так прозоро, а тепер я пішла до тебе всею душею, як сплакана дитина іде в обійми того, хто її жалує. Се нічого, що ти не обіймав мене ніколи, се нічого, що між нами не було і спогаду про поцілунки, о, я піду до тебе з найщільніших обіймів, від найсолодших поцілунків! Тільки з тобою я не сама, тільки з тобою я не на чужині. Тільки ти вмієш рятувати мене від самої себе. Все, що мене томить, все, що мене мучить, я знаю, ти здіймеш своєю тонкою тремтячою рукою, – вона тремтить, як струна, – все, що тьмарить мені душу, ти проженеш променем твоїх блискучих очей, – ох, у тривких до життя людей таких очей не буває! Се очі з іншої країни… Мій друже, мій друже, нащо твої листи так пахнуть, як зів’ялі троянди? Мій друже, мій друже, чому ж я не можу, коли так, облити рук твоїх, рук твоїх, що, мов струни, тремтять, своїми гарячими слізьми? Мій друже, мій друже, невже я одинока згину? О, візьми мене з собою, і нехай над нами в’януть білі троянди! Візьми мене з собою. Ти, може, маєш яку іншу мрію, де мене немає? О дорогий мій! Я створю тобі світ, новий світ нової мрії. Я ж для тебе почала нову мрію життя, я для тебе вмерла і воскресла. Візьми мене з собою. Я так боюся жити! Ціною нових молодощів і то я не хочу життя. Візьми, візьми мене з собою, ми підемо тихо посеред цілого лісу мрій і згубимось обоє помалу, вдалині. А на тім місці, де ми були в житті, нехай троянди в’януть, в’януть і пахнуть, як твої любі листи, мій друже… Крізь темряву у простір я простягаю руки до тебе: візьми, візьми мене з собою, се буде мій рятунок. О, рятуй мене, любий! І нехай в’януть білі й рожеві, червоні й блакитні троянди.                                                Леся Українка   Твои письма всегда пахнут увядшими розами, ты, мой бедный, повядший цветок! Легкие, тонкие ароматы, как воспоминание про какую-то любимую, прошлую мечту. И ничто так не поражает теперь мое сердце, как эти ароматы, тонко, легко, но неотличимо напоминают они мне о том, что мое сердце свидетельствует и чему я верить не могу, не хочу. Мой друг, любимый мой друг, созданный для меня, как можно, что бы я жила одна, теперь, когда я знаю другую жизнь? О, я знала еще и другую жизнь, полную какого-то резкого, пропитанного жалостью и тоской счастья, которое жгло меня, и мучило, и заставляло заламывать руки и биться, биться об землю в диком желании умереть, исчезнуть бы со свету, где счастья и горе так бешено переплелись… А потом и счастье и горе оборвались так внезапно, как детский плачь, и я увидела тебя. Я видела тебя и раньше, но не так прозрачно, а теперь я пошла к тебе всей душой, как заплаканный ребенок идет в объятия того, кто его жалеет. Это ничего, что ты не обнимал меня никогда, это ничего, что между нами не было и воспоминания о поцелуях, о, я пойду к тебе из крепчайших объятий, от самых сладких поцелуев! Только с тобой я не сама, только с тобой я не на чужбине. Только ты умеешь меня спасать от самой себя. Все что меня томит, все, что меня мучает, я знаю, ты поднимешь своей тонкой, дрожащей рукой, она дрожит, как струна, - все, что затмевает мне душу, ты прогонишь лучом твоим блестящих глаз, - ох, у приспособленных к жизни людей таких глаз не бывает! Это глаза из другой страны… Мой друг, мой друг, зачем твои письма так пахнуть, как увядшие розы? Мой друг, мой друг, почему же я не могу, если так, облить руки твои, руки твои, которые, как струны дрожат, своими горячими слезами? Мой друг, мой друг, неужели я одинокая погибну? О возьми меня с собой и пускай над нами увянут белые розы! Возьми меня с собой. Ты, может, имеешь какую-то иную мечту, где нет меня? О, дорогой мой! Я создам тебе мир, новый мир новой мечты. Я же для тебя начала новую мечту жизни, я для тебя умерла и воскресла. Возьми меня с собой. Я так боюсь жить! Ценой новых радостей и то я не хочу жить. Возьми, возьми меня с собой, мы пойдем тихо посреди целого леса мечтаний  и вдвоем медленно потеряемся,   вдалеке. А на том месте, где мы были в жизни, пусть вянут розы, увядают и пахнут, як твои любимые письма, мой друг… Сквозь темноту в пространство я протягиваю руки к тебе: возьми, возьми меня с собой, это будет мое спасение. О, спасай меня, любимый! И пускай вянут белый и розовые, алые и голубые розы. 

Ему хотелось, чтобы она думала только о нем – когда испытывает радость, принимает решение, бывает растрогана или взволнована. Чтобы думала только о нем, когда слушает музыку, которая ее восхитила, весело смеется над анекдотом или плачет от избытка чувств в кино. Хотелось, чтобы она думала о нем, когда выбирает белье, духи или краску для волос. Чтобы только о нем думала на улице, когда деликатно отводит взгляд от целующейся пары. Чтобы единственная мысль утром, когда она просыпается, и вечером, когда засыпает, была о нем.

А ведь это так не похоже на мое эгоистическое восприятие мира. Слишком много себя отдавать и подчинять другому человеку. Отказываться от своих желаний и мысли ради «вас» и мысленно, воображаемо даже не допускать в себе возможности думать так, как ему бы не понравилось.
В определенном роде это несет за собой ту душевную наполненность абсолютно женскими эмоциями, которые руководят тобой в абсолютно каждый момент существования, и даже во сне не отпуская тебя из своих совершенно невероятно нежных рук. Но как и все в этой жизни имеет свой противовес, так и всецелом посвящении себя другому человеку есть весомый минус. Тебе могут причинить такую нечеловеческую боль, о которой раньше ты имела весьма смутное представление.
Да и не специально что бы происходили действительно страшные вещи, всем очевидные и понятные. Это настолько индивидуально, насколько возможно в разнообразии окружающих ситуаций и никому не известных нюансов. И ведь заранее принимаешь все, с четким и ослепительным осознанием того, что ты все простишь, все забудешь ни на что не посмотришь и в который раз слепо начнешь доверять.
Каждый раз как будто ставят на колени и унизительно хлещут по щекам – вот наиболее четкое и весомое описание моего состоянии в некоторые моменты. Так впиваешься ногтями в ладони, что потом остаются следы. Так стараешься не думать об этом, что ни на что другое и на минуту отвлечься не можешь.
Дивное это ощущение морального предательства. Начинаешь вроде как накручивать себя, останавливаешь, стараешься не сказать лишнего. Хотя самые резкие и злые слова верный признак того, что тебя задели дальше некуда. А слова застряют в горле, сказать их нет возможно и ты давишься ними, давишься водой кем-то всунутой в руку. Сердце начинает биться невероятно быстро, и на несколько вдохов вокруг ты оказываешься в вакууме каком-то.
А потом привыкаешь. Ко всему человек привыкает, так уж заложено Богом. Так же заложено не знать границ своих моральных сил и терпения и с каким-то ужасом надеяться, что момент, когда ты не сможешь перетерпеть никогда не настанет. И стараться предположительно не отмеривать момент, когда это закончиться, и ты вернешься в состояние эйфории, в котором, впрочем, и так периодически перебываешь. Вот только когда не периодически превратиться в постоянно счастливую реальность никто не знает.
Как то бездонно глупо каждый раз рассказывать какого тебе. Вот ведь казалось это ваше, личное. А когда понимаешь, что – нет, чувствуешь какой-то особенно изощренный обман. И не понимаешь уже: нужно ли было что-то говорить, чьи слова то важнее и дороже были. Пропускаешь через себя все проблемы, начинаешь их считать своими и получаешь очередную оплеуху: что бы не зарывалась, что бы помнила свое место. И как в следующий раз не заплакать. Уже не знаешь, есть ли то сокровенное, что потом можно будет вспоминать на двоих, без лишней тени за спиной.
Чертовски много в последнее время стала плакать, уже порядком надоело выдумывать причины для близких, но как-то реально становиться легче, отпускает, на время, но вот эта усталость после выплаканных слез помогает спокойней спать и меньше думать на утро. Душевной боли видимо плевать на обстоятельства: метро, улица, постель – слезы появляются на глазах и сразу начинает щипать туш размытая с ресниц. И любопытные взгляды, местами даже злорадные смотрят на тебя со всех сторон, пытаются вглядеться в твою беду, отводят глаза, когда ты смотришь на них своими и все в глазах дробиться на много маленьких кусочков одного рисунка, забавный такой взгляд на мир.

Вот уж, что правда глупо, но, по прежнему, не смотря ни на что, только о нем думаю.

Прошло уже три года, а я так и не поняла. Отказываюсь понимать подлость, предательство и обман.

Роняешь голову на руки и непонятно от чего сжимаешься в комок. Напротив стоит злая мама, в которой всегда находила поддержку и утешение и отчитывает тебя, как какую-то провинившуюся первоклашку. А тебе и стыдно и терпко и сказать то нечего, нечего возразить ее злым словам, нечего сказать в свою защиту. Тебе стыдно, за то, что ты счастлива, а она, с высоты всей своей жизни этого никак не может понять. И все острее от того, что вот 20 минут назад пришел опять тот день, и все воспоминания у вас с ней перед глазами, хоть и зарекались говорить об этом, думать, мысли допускать глупые.
Вот обычное утро, я встаю, за окном встает солнышко, как-то по весеннему хорошо на душе. 10 дней с воспалением легких дома, когда тебе 15 и всей душой хочется жить, не терять не один день по напрасну кажется маленькой вечностью. Иду по привычке в ванную умываться, завтракаю, чмокаю утром папу (только вчера вечером всей семьей смотрели фильм, я лежала у него на руке, а с другой стороны меня лежала мама), обнимаешь все еще болеющую маму и весело себе напеваешь попсовую песенку под нос. Вот мама упаковывает папе домашний обед на работу, целует его на прощание и папа идет ждать меня в машину. Мама чем-то встревожена, но старается не показывать, и я отмахиваюсь, в надежде, что до вечера, она опять будет в хорошем настроении. Папа завозит в школу, я в отличном настроении бегу на урок (ощущаю себя чертовски красивой в новом платье) и падаю рядом с Мариной на пустой стул, отлаженным годами движением целую ее в щеку и жизнь идет своим чередом, со всеми нагоняями за несделанную домашнюю работу и красными щеками у доски. Если бы я знала, что быть ребенком мне осталось всего полтора часа, может бы, совершенно иначе их восприняла, прогуляла бы, пошла в парк, или хотя бы просто не засыпала на уроках от скуки.
Трудно очень писать, на глазах пелена слез, руки безумно дрожат, но я вот так вот еще никогда не вспоминала этот день, что бы прямо до деталей все выложить. Может быть, станет легче, но я совсем в этом не уверена и пока только пытаюсь сдержать поток слез прежде чем уткнуться в подушку носом и поплакать, извиваясь от давно забытой боли обманутого ребенка и обиды на поступок человека, ради которого я делала все, что бы дать повод мной гордиться, меня любить. Что бы показать, что я ничем не хуже других детей, и может даже могла бы быть чуть лучше в его глазах.
Проходит 40 минут и звенит звонок, все срываются и бегут на улицу, что бы собраться в беседке, на солнышке, возле входа в школу и обсудить все новости, которые скопились за весенние каникулы. Я не исключение лечу вместе со всеми, но начинает звонить телефон – мама, чем я очень не довольна, потому что знаю, что это надолго и с девочками я уже не поболтаю и в тот же момент появляется какая-то легкая тревога, но не перебивает злость. Беру трубку, и мама очень тихо начинает говорить, что она чувствует, что с папой что-то не так, просто выговаривается, что он себя очень странно ведет, и она совершенно не понимает, что происходит. Кое- как привожу ее в чувства, с грустью смотрю на девочек, которые уже обменялись свежими сплетнями, прощаюсь и иду на следующий урок. Видимо там не рассказывали ничего, что привлекло бы моей внимание, потому что я начала думать о том, что сказала мама, хоть и достаточно быстро мои мысли скрылись в направлении предстоящего приезда школьников из Германии и прочей глупой лабуды. Звонок с урока, перемена длиться 30 минут и я решаю позвонить маме и убедиться, что она перестала выдумывать глупости. Отхожу к стене, что бы меня не снесло потоком детей, набираю номер. Два гудка, ровно два, не могу забыть это, как не старалась.
Срывающийся в рыдания голос: «Юля, папа ушел от нас». Я ничего не понимаю и не представляю, как такое могло произойти. Начинаю хихикать, первое апреля все же, но мама резко обрывает меня. ПАПА УШЕЛ ОТ НАС. А дальше огромный такой пробел. Помню как сползла по стене, как Марина лупила по щекам, как я ревела без остановки и не понимала, что происходит вокруг. Такая острая моральная боль предательства, что я казалось, больше никогда не встану с пола и не смогу сказать не слова. Дорога домой, открываю дверь, мама с пустым лицом, какое бывает у душевнобольных, смотрит в одну точку. Первый порыв уйти из этого дома, где абсолютно каждая вещь напоминала о семье, нашей семье, которой больше не существовало. Какие то вещи полетели на пол, потом со слезами в сумку, мама которая ни на что не реагировала и только начинала захлебываться слезами временами. Такси, лицо дедушки с широко раскрытыми глазами, мама уложенная в постель.
Наконец закрытая дверь ванной, медленно села в ванную с пачкой лезвий в руках. Скажешь, что дурочка, знаю, но в 15 это было очевидно, и очень приемлемо, как мне казалось. Слезы, от осознания, что я собираюсь сделать, потом слезы от первой царапины, и очень много крови в воде, закружилась голова. И в этот момент, я поняла, что уже сама себе не принадлежу. У меня есть мама, которая беспомощна и не станет жить, если я что-то сделаю с собой. У меня есть бабушка и дедушка, которые остались одни, потому как мама больше напоминала тяжелобольную при смерти, чем живую женщину. Бинт на руки, кофта сверху, звонки маминым подругам, в попытке найти помощь взрослых людей и их хохот в телефон со словами о прекрасной шутке к первому апреля, и ночь, которую провела рядом с мамой, которая тяжело дышала и смотрела в потолок, не говоря ни слова, и не двигаясь.
Почему первое апреля? А это была пятница. Ну вот прям четкая аргументация, что до понедельника уже все наладиться, что бы я спокойно пошла в школу, а мама начала подыскивать себе работу.
Ненависть накрывала меня волнами, меня рвало на части изнутри, выворачивало. Я не знала, что мне делать, я ощущала беспомощность, рану на руке и какой-то ужас, неуверенность, что завтра вообще наступит, а если наступит, то как мне в нем жить.
Мама стоит напротив, кричит, ты поднимаешь на нее взгляд и встречаешь зеркальное отражение своих глаз. Мама вздыхает, а ты сглатываешь комок в горле, знаешь, что подумали, об одном и том же. «С ним я буду счастливой», и тишина, оглушительная тишина в ответ. Такая по качеству как в ту ночь, три года назад, когда вы понимала друг друга без слов. Молча, встаешь и обнимаешь. И вы так стоите 10 минут, не меняя позы, не шевелясь, тихо прокручивая воспоминания в голове, и удивляясь, как выстояли вместе.
Долгожданный поцелуй в лоб от мамы, и тихое: « Твоя жизнь, тебе решать, я не вправе осуждать. Не ошибись как я когда-то, не упусти главного», и покой который окутал пледом и освободил от того, что мучило последние несколько дней.
Я дописала, а сейчас я буду плакать, у меня такая традиция, каждый год, я отмечаю это событие слезами и тишиной. А завтра, я буду изо всех сил стараться не думать об отце и его:" Ты поймешь меня когда-то", и смеяться над глупыми шутками Дня дураков.

Когда тебя предали - это все равно, что руки сломали. Простить можно. Но вот обнять уже не получаеться.

Нету смысла писать долго и нудно о том как мне было неприятно, больно, о том как в очередной раз по дурацки скулила сползая по стене, (самое время собраться, если быть честной до конца) но эта цитата просто попалась мне на глаза и я поняла, что ней просто необходимо поделиться.

А ведь это действительно так, естественно я всегда любила творчество Толстого, но тут он превзошел сам себя, одна цитата сравнима с целым романом, полноценной книгой, столько она дарит пищи для размышлений. Ведь на самом деле, стоит задуматься о том, что возможно доверять все же никому не нужно. Вообще никому, никогда, ни при каких обстоятельствах. Где, кто даст гарантию, что твое доверие в порыве эмоций в который раз не обманут, провернув парочку раз нож под ребрами, что бы не была такой дурной - открытой, что бы думала трижды прежде чем сказать, а еще лучше, в идеале, стоит вообще молчать. Молчишь себе, иногда говоришь одно или два слова, исключительно, что бы подтвердить свое присутствие и дальше себе молчишь. А если уж совсем никак держать все в себе, так можно купить себе тетрадку, самую обычную, страничек так на 48, в клеточку, или линейку (о боже, какой богатый, зверски располагающий к себе выбор) и записывать там своим каллиграфическим все, о чем хотелось бы сказать.
Глупо сейчас говорить о том, что человек испытывает потребность в диалоге, ведь на самом деле, облегчение приходит после того как выскажешься, а не после того как выслушаешь гору советов, порой совершенно не нужных. То есть исходя из этого можно сказать, что желание говорить с кем-то и выговариваться, не более чем попытки как можно сильнее притупить колющее чувство одиночества, которое есть абсолютно у каждого человеческого существа, только вот в разной степень наполненности в разные отрезки и периоды времени.
Стоит ли вообще рисковать своим душевным равновесием даря свое доверие, если ты испытываешь уже не светлое чувство делясь чем-то, а какой-то горьковатый привкус, (как полыни, вот уж точно), пытаясь разделить свои мысли, горести и радости с кем –то?
Действительно ощущение схожее с переломом еще и потому, что ты ощущаешь ноющую боль, но совершенно не сильную, если на ней не концентрироваться. А вот когда ты остаешься один в четырех стенах – ты начинаешь вспоминать о том, что вот, к примеру, руку вчера сломала, странно-то как, что не болит. И резко накатывает волной боль, как будто она копилась в кончиках пальцев и только и ждала, что вылезти в наружу, вырваться, как будто сияние из под кожи, только наоборот.
Прощать совсем не трудно, особенно если знаешь, что все рано или поздно сделаешь это, не смотря не какие глупости и мелочи, но вот заставить себя снова верить, ой как не просто. Я бы даже сказала каждый раз - титанические усилия надо прилагать, но в какой-то момент ты и их найти уже не можешь, просто опускаешь руки и ждешь, ждешь когда же ты отышишь силы опять, и думаешь даже, а стоит ли вообще заниматься поисками, стоит ли оно того, что бы потом в очередной раз скользит по стене вниз.
Лежишь себе, потолок изучаешь, и вроде бы уже и рада отвлечься, да не выходит, слишком долго оно ждало внутри, что бы набрать новые обороты и навалиться с какой-то абсолютно адовой силою, и уничтожит тебя, на этот раз уж точно погребет, под той самой растраченной на людей тетрадкой. В полоску, на 48 листов и зеленой бумажной обложкой.

не дрожи, моя девочка, не торопись, докуривай, не дрожи,
посиди, свесив ноги в пропасть, ловец во ржи,
для того и придуманы верхние этажи;

чтоб взойти, как на лайнер – стаяла бы, пропала бы,
белые перила вдоль палубы,
голуби, алиби –
больше никого не люби, моя девочка, не люби,
шейни шауи твалеби,
let it be.

Вот такие вот весенние вечера, неважно какого дня, какого месяца, и неважно, сколько времени, вообще все вдруг становиться неважно, просто вдыхаешь прохладный воздух, и мелькнет иногда какая-то непонятная тоска, от того, что нету теплой ладони в твоей, но и это уступает место какой-то тихой нежности, спокойствию долгожданному. Воздух похож на теплое молоко, которое нежно окутывает кожу и врывается в легкие, принося какое-то нежное, терпкое удовольствие. И послевкусие потом на губах сладкое такое, приятное и бархатистое.
В идеале, это сесть на берегу Днепра, погрузить руки в песок, и выдохнуть все свои несбывшиеся надежды, что бы это все уплыло вниз по течению. Затянуться своей сигаретой и обхватить руками плечи. Замечательно если рядом бутылка полусухого, но по бедности и чая сладкого хватит.
Прикрываешь веками глаза и сверху еще ладошкой, и сидишь так, как будто на воду смотришь и не смотришь одновременно. Запах от воды илистый, что ли, и свежий такой, опьяняющий, как будто зовущий подойти поближе и нырнуть с головой, только не топтаться у берега. И, кажется, что вода не холоднее чая, так и хочется погрузиться с головой и оградиться от всего мира плотной шторой едва заметной ряби на воде.
Наверное, это самое лучшее ощущение в мире, когда ты с головой под воду уходишь и задерживаешь дыхание настолько, насколько хватит сил. И совершенно уже неважно становиться, в ванной ты, или в море, что каждую царапинку на коже щиплет, и что было 10 минут назад и даже что будет, когда воздух в легких кончиться.
Вообще о многом думается ночью спокойней, особенно когда ночи вот такие, когда дышится и живется с особым вкусом, особой страстью к жизни. Ты остро начинаешь ощущать, что все еще жива и жить тоже как-то хочется, и даже вериться, что в конце концов ты найдешь что-то свое, особенно важное, что будет уже до конца жизни с тобой, безмолвно следовать, стоять за плечами и во всем тебе помогать.
И любить больше совсем никого не хочется, серьезно, никогда. Заново начинать маленькими шажочками выстраивать отношения, искать взаимопонимание. Резко это кажется ненужным, ведь сейчас есть только ты и этот ветер теплый, и бархатные слова людей, которые больше никогда их и не повторят. Кутаешься в них как в шаль, вздыхаешь как-то по старчески и поворачиваешься спиной к великолепию воды, уходишь обратно в свои четыре стеночки, клеточку свою на ключ закрываешь и «добро пожаловать, боль» вешаешь на двери, обдирая при этом кожу с пальцев об торчащие из двери гвозди, потому что столько раз уже новые забивала, что пора бы давно остепениться и перестать доверять. Абсолютно всем, без исключений, потому что рано или поздно, тебя добьет предательство или страх быть преданной, если человек действительно хороший.
Да никто и никогда не будет с тобой тетешкаться, убаюкивать и в душу заглядывать. Давно заметила, что во мне нету ничего рокового, такого манящего, навеки к себе привязывающего. Я не умею хранить свои секреты или молчать, даже когда это весьма уместно, не умею думать, прежде чем говорить и слишком часто говорю сгоряча и глупости говорю и потом сама себя корю за это, сама себя ненавижу, не нуждаясь во вторых персонах для разделения этого забавного занятия. «Больше никого не люби, не люби, не люби» в песенку-колыбельную сплетается и можно спать, подогнув к сердцу колени, что бы не штормило и не задувало.
Больше никого не люби, не люби!

как одна смс делается эпиграфом
долгих лет унижения; как от злости челюсти стискиваются так, словно ты алмазы в мелкую пыль дробишь ими
почему мы всегда чудовищно переигрываем,
когда нужно казаться всем остальным счастливыми,
разлюбившими

Переигрываю: придерживая уголками губ сигарету и помешивая в чашке кофе, поправляя волосы и звучно смеясь, подпевая любимым песням и подбирая одежду на завтра. Поджаривая стейки, гладя одежду, отводя подведенные черным глаза в сторону, улыбаясь и произнося колкие фразы, выплевывая заверения в абсолютном равнодушии и признавая безмерную глупость.
Заламываю руки хохочу и тараторю без умолку, только вот когда вспоминаю, стекленею вся разом и вздрагиваю, нервно оглядываясь вокруг себя в поисках зажигалки и пачки сигарет. Да так бывает накатывает, что аж ноги подкашиваются и сердце куда-то в пятки падает, по дороге все изнутри до крови обдирая острыми краями.
И нет, жаль не себя просто, не времени потраченного, а доверия своего жаль, потому что его есть четко отмеренное количество, и ведь в итоге, уже под конец жизни может и не хватить кому важному, более достойному, вескому, умному и с ленцой в руках перекатывающем бокал с чем покрепче. Так тяжело было заново учиться людям доверять, открываться, рассказывать все на свете, что и не знаешь как решилась на это, впрочем, получив очередной пинок под зад из небесной канцелярии и сдавленный смешок кого-то уверенного в таком исходе.
Как же мне забыть его, прекратить думать, мучить себя глупыми мыслями и нереально важными делами, которые в обилии скопились за время ему посвященное, как будто для него вытесанное, идеально подходящей нишей в твоей жизни, которую теперь надо будет долго закладывать керпичиками, саму себя, кляня при этом, на чем свет стоит.
Берешь бумагу в руки и водишь по ней ручкой, выписывая, вырисовывая всю свою боль (господи, сколько же ее вытерпеть то можно вообще), как будто ее станет меньше, если ты в каком-то виде сможешь ее скомкать и сжечь. Бывает, вдоволь наплачешься и внутри, только пустота и усталость остается, и ты вроде как радуешься, что вот, наконец, отпустило. Но не тут-то было, подожди часок, сил наберись и так по голове ухнет, что коленки подкосятся, и сердечко так колотиться начнет, что забудешь где таблетки валяются и как вообще открыть бутылку с водой.
А страшнее всего, пожалуй, осознавать свою ничтожность, ведь только ничтожества не достойны объяснений. Сядь, в угол забейся, колени обхвати, часто наедине с собой ведь бываешь и подумай, поумоляй Всевышнего, что бы он тебе послал прозрение какое, что бы хотя бы объяснил, что ты, чертовка, не так делала, что теперь тебя так наказывают жестоко.
Лучше уходить хлопнув дверью после громкого скандала, пощечину отвесив звонкую и шикарно цокая каблуками, а не вот так вот оставаться тет-а-тет со своей горячей, глупой головой вдвоем и ждать неведомых новостей, неведомого чего ждать. Ждать пока отпустит и ты сможешь в молчании думать о чем-то куда более масштабном и важном, деловом может даже, или хотя бы чем-то новом, потому что как оказалось, мысли тоже могут приедаться и доканывать тебя до черты какой-то тонкой, но очень ощутимой при переходе.
И даже как-то жаль следующего божьего посланца, который попробует выслужить, заслужить твое доверие, твое уважение и понимание, хотя и понимаешь, что рано или поздно ты сдашься и опустишь руки перед кем-то новым и совершенно иным.

По прежнему занимает он мои мысли и это явно перерастает в клинический диагноз. Все же ты с каждым днем отвоевываешь все больше места для себя, становишься единственным, затирая его слова из памяти твоими. Дивно, но как-то недосягаемо для моего понимания, как можно вздрагивать от сообщений, таких ощущений он мне никогда не дарил, не мог, а может сразу утопил в том, что я от тебя получаю как таблетки в больнице – в строго дозированных порциях, не больше стольки-то в сутки, но и не меньше того, что необходимо, для того, что бы совсем не уничтожить желание приоткрывать глаза по утрам. Определенно от него, я больше ничего кроме объяснений не жду, и ждать уже никогда не буду. А вот просыпаться по утрам и не быть уверенной, что ты мне пожелаешь доброго утра, действительно перерастает в фобию.
Кто тебе, черт подери, подарил такую власть надо мной? Мой тебе совет, вернуть хотя бы часть, пока не стало слишком поздно, потому что я стараюсь ничего в жизни не бояться, да вот только чем больше стараюсь, тем меньше выходит.

Буду реветь, криветь, у тебя же ведь
Времени нет знакомить меня с азами.
Столько рыдать – давно уже под глазами
И на щеках лицо должно проржаветь.

Сейчас на меня накатила дикая усталость, наверное, за все те три месяца, за все время, свалилась на плечи и нагло давит. Но все же, ты зайдешь сюда утром в надежде, что я что-то написала и я не могу огорчить тебя еще раз, намучила и так за последнее время.
Я не хочу сейчас ныть, плакаться, я расскажу, о чем я мечтаю, что бы спасло меня сейчас от всех бед, вылечило мою хроническую хандру.

Я бы хотела в большую постель, что бы огромный мягкий плед теплый и куча подушек. Что бы ничего не подгоняло, ничего не ограничивало, не сдерживало. Что бы ни мы не думали ни о чем кроме того, что происходит в этот, данный, отдельно взятый и трепетно созданный момент. Что бы тихо-тихо было, открытое окно и занавески, как самые настоящие паруса поднимались от ветра на улице и впускали холодный воздух. За окном, под окнами шумят машины, может даже долетают обрывки каких-то фраз или смеха.
В комнате темно-темно, только свет фонаря с улицы немного освещает часть комнаты и край кровати. Я бы тихонько-тихонько лежала, носом уткнулась в плечо, ноги наверняка прижала к твоим и грелась бы, сопела и ни о чем, наконец, могла не думать. Я бы наверняка смогла уснуть и выспалась бы, а не ходила часами по квартире, в окна выглядывала, вещи переставляла и мучилась от непонятной какой-то тревоги.
Хотя, даже если бы проснулась ночью, наверняка никуда не захотела бы уходить, только бы скорее всего перевернулась спиной и придвинулась поближе, может чмокнула бы тихонько, что бы не разбудить и уснула бы опять. Без всех этих кошмаров, которые меня всегда со мной и не дают никакого отдыха.
У меня невероятное ощущение, что такое уже когда-то было, давно-давно, так что только отрывки остались в памяти, и я все тянусь, что бы это повторилось, что бы снова ощутить покой, знать, что я могу быть дурной, маленькой, да какой угодно, главное - собой. Что бы снова безгранично доверять и верить, каждому слову, движению, взгляду.
Я бы и не плакала тогда столько, не переживала, не болела, просто когда кто-то заботить о тебе, то совсем не важно как ты, ты просто не хочешь огорчать, хочешь радовать и дарить какое-то тепло.
Не знаю, но вот такие мысли и мечты помогают мне держаться, и даже сейчас, полусонной, мне все равно проще засыпать, представляя вот такую картинку: нашу постель, пушистый плед и немножко тишины вокруг.

И тебя рядом.

"Губы болят, потому что ты весь колючий; больше нет ни моих друзей, ни твоей жены; всякий скажет, насколько это тяжелый случай и как сильно ткани поражены."

Знаешь, я увидела этот отрывок и как-то мгновенно и несознательно подумала о тебе, даже вздрогнула непонятно от чего. Все целиком потом прочитала и подумала, как же в точку все-таки написано, каждое слово на своем месте, вот я бы точно так не смогла, откровенно себе в этом признаюсь.

Изначально задумываясь, что я напишу тут, я думала лишь о том как бы мне избежать горы разовых соплей, которые так тебя раздражают и бесят. Но вот после 20-минутного разговора по телефону и опрадываний, выслушиваний о том какое же я дерьмо, мне несознательно захотелось написать все иначе, и об этом тоже, хотя ты наверняка насупишься, когда будешь читать, но что уж тут, все же это часть произошедшего и ты должен, имеешь право все это прочесть, не хватило бы у меня мочи написать это все в сообщении и ждать ответа.

Я очень сильно не хотела, не ждала и все же этот день наступить через какие-то минуты - своего дня рождения. И в последний момент, когда уже все наладилось, я даже как-то воодушевилась, мне позвонила она и начала невероятно резкими словами корить меня за то, что я узколобая и мажорка и вообще башкой своей дурной не думаю. Я все это слушала, что-то в ответ лепетала и все же это была как самая настоящая пощечина, я сидела на улице и меня даже застрясло как-то, я глупо хватала воздух и думала о то как же мне больно. Думала о том с каким сердцем я буду идти в университет и не понимала, не могла понять зачем ты сделал такое. Было так обидно, как еще не разу с тобой, наверное, не накрывало. У тебя всегда находила поддержку, какой-то уют, любила наши разговоры ни о чем и обо все и отдавала себе отчет, что еще очень не скоро смогу вот так вот как раньше тебе писать все, о чем думаю, и это тоже на меня надавило. Я была уничтожена словами жены, твоими словами о том, что ты многим с ней делишься и действительно, ты выбрал верные слова - ощущала себя преданной и как никогда одинокой. Не знаю как заставлю себя утром встать, изначально буду знать, какой кошмар меня ждет в универе. Да и сейчас горько, на самом-то деле, только я не буду носиться со своей обидой, потому как серьезно решила избавиться от этой дурноватой привычки, и как-то подыскиваю в себе силы уже сейчас, как я буду извинятся опять перед ней завтра и как буду стараться не отводить взгляд. Вот так вот неимоверно пусто мне неожиданно стало и безмерно тяжело, от того, что несмотря ни на что я именно с тебя открыла свой список людей, которых я готова безмерно прощать.

Ну и теперь, я все же напишу все, что написала бы, если бы мой вечер сегодня сложился иначе.
Я всегда находила у тебя поддержку и понимание. Разные бывали ситуации, очень много некрасивых и неловких, но сейчас вспоминается все самое хорошее, если быть честной. Те первые неловкие сообщения наедине, милости и минуты какой-то заоблачной близости, при воспоминании о которых у меня дурная улыбка на все лицо. Как мне было плохо, когда я знала, что плохо тебе. Сколько раз мы отталкивали друг друга и пытались как-то слушать свои мозги, и как потом было опять хорошо вместе. Как я иногда ждала тебя, как будила, какие-то наши слова - это все как какая-то незаменимая часть меня, которая помогает мне жить и выживать, в последнее время - так точно. Все твои милости, и хотя их было мало, но черт, мурашки иногда шли по коже иногда от сообщений, и дыхание перехватывало.
Да, знаешь, я далеко не идеальная. Я глупая, маленькая, слабая и избалованная девочка, которая изо всех сил пытается стать лучше, хотя и не очень-то выходит. Но я жила тем, что я всегда все могу тебе рассказать и ты поможешь, хотя бы советом, хотя бы обещанием, что будешь меня спасать от этого. Я смогу вернуться к этому со временем, потому что очень нелегко, когда рядом нету человека, которому бы ХОТЕЛОСЬ, а не можно было все рассказать.
Ты уснул, ушел и не пожелал в последний раз снов дитю, которое завтра во мне забьется еще глубже. Ну значит так должно было быть, и вместо подытога, к чему я все это вела, попытаюсь сформулировать наиболее кратко.
Все будет так, как мы захотим, но лишь при условии доверия, для меня это к сожалению незаманимо. И ты стал незаменимым, таким родным, хорошим, близким. И я постараюсь подарить тебе самое лучшее, что во мне живет, самое светлое, потому что я ощущаю острую нехватку этого в тебе, хочу додать, что бы ты забыл о том, как тяжело было, и знал, был уверен хоть в ком-то, точно и наверняка. До одури отталкивай меня, я буду стараться молчать, но все же, я бы хотела заново научится не подбирать слова, когда пишу тебе. Я буду стараться и все выйдет. Все у меня выйдет, если ты будешь рядом, мужчина.
Ты мне нужен.

А пока ты сладко спишь, а я тут пишу это, далеко друг от друга, как заведено, я хочу что бы тебе снились действительно красивые, яркие сны. И когда-то, вполне возможно, я смогу тебя обнимать во сне, что бы не снились кошмары и глупости.
Целую крепко.

Если пить, то сейчас, если думать, то крайне редко,
Избегая счастливых, мамы и темноты.
Для чего мне все эти люди, детка,
Если ни один все равно не ты.

Если кто-то подлый внутри, ни выгнать, ни истребить,
Затаился и бдит, как маленькая лазутчица.
Ай спасибо сердцу, оно умеет вот так любить
– Да когда ж наконец разучится.

Очередное “ Доброе утро!» в час дня, мучительно открывать глаза и щуриться от дневного света с адской болью в голове. Привычным жестом искать бутылку с водой возле кровати и кривиться от резкой боли в животе. Да, дурочка, ты уже три дня вообще ничего не ела, но зато не отказывала себе в крепких напитках. Да чего уж там грехи таить, ты пила гораздо больше, чем когда либо в жизни за последнюю неделю. И если оправдать по три бокала вина каждый вечер можно, то оправдать двухдневные запой уже трудновато будет, если верить ощущениям. Вчера ночью ты обещала себе не пить и впервые в жизни вырубилась в абсолютно чужой постели под громкий ор музыки, благо в гордом одиночестве, хватило моззгов на это, а сегодня ночью ты пошла на очередную блядскую алко-пати и опять перепила. Да, это самое оно приходить домой в 5 утра, точнее что бы тебя привозили посторонние люди и заводили домой и просыпаться к 12 с диким чувством отвращения к себе. Красивенько так ты себя ведешь, прямо мечта любого мужика в мире, а то и во всей вселенной.

Только маму вот жалко с ее встревоженным взглядом и просьбами тихим голосом «прекратить такое вытворять» и начать ей помогать, а не подводить на каждом шагу. Она просто молча стоит в дверях и смотрит как ты вылазишь из постели в чулках и с вчерашним макияжем и ворчливо начинаешь искать свою одежду по дому, в лучшем случае пахнущую только сигаретами или пролитой на тебя кем-то текилой, в худшем – мужиками, которые лезут к тебе на шею, видимо рассчитывая на страстное продолжение ночи в их тесных квартирах на окраинах города. Мама в сотый раз спрашивает, что случилось у тебя и протягивает тебе полотенце отправляя в душ и идет заниматься своими делами, но ты то знаешь, что она разочарована в тебе и совсем не заслуживает такого.
Быстро собираешься, хватаешь телефон и ключи и спешишь уйти из дому, чмокнув самую родную щеку в мире и выдавив из себя улыбку. Висит парочка непрочитанных сообщений с фотографиями тебя пьяной в окружении, абсолятно порой незнакомых и невменяемых людей, но ни одного сообщения, которого бы ты действительно ждала и хотела увидеть, приятно все же ощущать себя нужной, не так ли? Кривая ухмылка, пачка сигарет по дороге и быстрые шаги до знакомой двери, два оборота и: «Доброе утро, свари нам кофе, а я пока быстро в душ схожу, не кури без меня и что-то ты плохо выглядишь сегодня как-то. Опять ничего не кушала? Возьми себе яблоко на кухне, или пожарь яйца, больше ничего нету, впрочем как знаешь, мне без молока, я решила худеть». Заходишь на кухню, снимаешь свои шмотки до белья, и начинаешь готовить завтрак и варить кофе, потом все это добро выносишь на балкон и вы садитесь на пару часов говорить о наболевшем и надоевшем – то есть практически обо всем. Затем пару часов гуляния по магазинам и бесцельного шатания по городу, взгляд на часы – мама на работу ушла и возвращаешься домой. Ходишь по дому, слушаешь музыку и пристально страешься ни о чем не думать, хотя трудно на самом деле выходит. Еще и настойчивые звонки о ночных знакомых (как у них черт подери всегда оказывается мой номер и такой веский повод позвонить?).
А если серьезно, то это какой-то серьезный знак, свидетельство того, что ты похоже скатываешься ниже плинтуса и хочется только поддерживать это блаженное состояние детской наивности которое тебе дарит вино, текила, водка, виски, в общем какой стакан протягивают и всовывают в руку. Стоит серьезно задуматься о том, что же будет дальше, глупое ты существо, а пока в очередной раз наведи красоту, макияж поярче, каблуки повыше и иди пей, веселись и настойчиво смотри на экран телефона (всем похуй, по крайней мере тем, кому не должно быть – любуйся заставкой) и не забудь, что виски, надо хоть изредка разбавлять колой.

Человеческая память похожа на чувствительную фотопленку, и мы всю жизнь только и делаем, что стараемся стереть запечатлевшиеся на ней кадры.
Рэй Брэдбери «451 градус по Фаренгейту»

Существует такая необычайно важная и веская вещь как благодарность. Как-то по жизни выходит так, что мы запоминаем всегда только конец, а конец он очень редко бывает приятным, потому что если, по сути, он наступает, то что-то было не так с самого начала, но было утаено, скрыто от кого-то или от самих себя.

Надо уметь оставаться благодарной и запоминать только хорошее, но, пожалуй, этому мастерству мне еще стоит поучиться, да возможно до конца жизни так и не посягнуть. Тяжело лелеять красивое и хорошее в душе, если каждый взгляд поглубже приводит к личной маленькой Фукусиме, ядерному взрыву внутри, как будто кто-то умелой рукой нажимает на кнопочку уничтожения и нету проводка который можно перерезать, что бы остановить процесс.
Бывает, задумаешься о мелочи, а вспомнишь неожиданно что-то веское, ценное, что обернутое белой хрустящей бумагой лежало в коробочке перевязанной лентами и хранилось, а ты и не знала. А когда тянешь за ленточку, за ней вереницей развязываются и другие, и так неожиданно дурно становиться, что закрываешь сама себе глаза ладонями и жмуришься, что бы призраки людей которые для тебя умерли не ходили по твоему тихому дому.
Вот например заходит отец и подсаживается к краю кровати на кресло, в котором он сидел три года назад, и мы всей семьей смотрели фильм. И кажется, что ничего в твоей жизни и не поменялось за три года, такой сладкий обман, что сейчас войдет мама, чмокнет папу в щеку и ляжет рядом, обнимет тебя и все хорошо будет, сможешь опять быть ребенком, а не усталой тобой, лежащей с красными глазами и пристально изучающей сеточку трещинок на потолке.
Воспоминания – самое безжалостное оружие, потому что они никогда тебя не покинут, всегда будут черными тенями выходящими из темноты и обхватывающими твое лицо костлявыми руками. Может я от того и темноты боюсь, потому что она заставляет думать и вспоминать не всегда то, что хотелось бы.
Мне почти 18 и я написала красивый и длинный список того, что хочу успеть сделать до 20, и научиться прощать идет следующим пунктом после попробовать запоминать только хорошее и благодарить людей без устали за такие вот добрые вещи, которые заставляли тебя когда-то улыбаться. И даже за самые дерьмовые ситуации, которые тебя чему-то научили. А еще хочется научиться возвращаться назад во времени и ценить мгновения и моменты которые врезались в память как в камень. И неплохо было бы иметь возможность забывать о мнении окружающих и жить так, как ты того хочешь, наслаждаться мелочами и не обращать внимания на осуждающие взгляды.
Впрочем, я научилась ценить и находить определенно забавным свое несовершенство, моральные изъяны которые создают мою личность. Например как невозможность заставить меня сделать что-то, если я сама того не хочу, или категорическое нежелание мириться с человеческой тупостью и наглостью.
Есть еще впереди два красивых замечательных года, которые были отмерены мне мной же на то, что бы до конца развить себя как личность и как человека, который способен изменить свою жизнь и привнести что-то хорошее в жизнь других. Практически в момент когда я сформулировала это решение в моей голове начали тикать практически осязаемые часы, скорее даже не тикать, а вот как песочные часы, когда песчинки скользят вниз по гладким стенам сосуда и ссыпаются на горку внизу. Два года, что бы самой себе доказать, что я стою большего, чем назначили мне свыше и отмерили чужие языки.