не дрожи, моя девочка, не торопись, докуривай, не дрожи,
посиди, свесив ноги в пропасть, ловец во ржи,
для того и придуманы верхние этажи;
чтоб взойти, как на лайнер – стаяла бы, пропала бы,
белые перила вдоль палубы,
голуби, алиби –
больше никого не люби, моя девочка, не люби,
шейни шауи твалеби,
let it be.
Вот такие вот весенние вечера, неважно какого дня, какого месяца, и неважно, сколько времени, вообще все вдруг становиться неважно, просто вдыхаешь прохладный воздух, и мелькнет иногда какая-то непонятная тоска, от того, что нету теплой ладони в твоей, но и это уступает место какой-то тихой нежности, спокойствию долгожданному. Воздух похож на теплое молоко, которое нежно окутывает кожу и врывается в легкие, принося какое-то нежное, терпкое удовольствие. И послевкусие потом на губах сладкое такое, приятное и бархатистое.
В идеале, это сесть на берегу Днепра, погрузить руки в песок, и выдохнуть все свои несбывшиеся надежды, что бы это все уплыло вниз по течению. Затянуться своей сигаретой и обхватить руками плечи. Замечательно если рядом бутылка полусухого, но по бедности и чая сладкого хватит.
Прикрываешь веками глаза и сверху еще ладошкой, и сидишь так, как будто на воду смотришь и не смотришь одновременно. Запах от воды илистый, что ли, и свежий такой, опьяняющий, как будто зовущий подойти поближе и нырнуть с головой, только не топтаться у берега. И, кажется, что вода не холоднее чая, так и хочется погрузиться с головой и оградиться от всего мира плотной шторой едва заметной ряби на воде.
Наверное, это самое лучшее ощущение в мире, когда ты с головой под воду уходишь и задерживаешь дыхание настолько, насколько хватит сил. И совершенно уже неважно становиться, в ванной ты, или в море, что каждую царапинку на коже щиплет, и что было 10 минут назад и даже что будет, когда воздух в легких кончиться.
Вообще о многом думается ночью спокойней, особенно когда ночи вот такие, когда дышится и живется с особым вкусом, особой страстью к жизни. Ты остро начинаешь ощущать, что все еще жива и жить тоже как-то хочется, и даже вериться, что в конце концов ты найдешь что-то свое, особенно важное, что будет уже до конца жизни с тобой, безмолвно следовать, стоять за плечами и во всем тебе помогать.
И любить больше совсем никого не хочется, серьезно, никогда. Заново начинать маленькими шажочками выстраивать отношения, искать взаимопонимание. Резко это кажется ненужным, ведь сейчас есть только ты и этот ветер теплый, и бархатные слова людей, которые больше никогда их и не повторят. Кутаешься в них как в шаль, вздыхаешь как-то по старчески и поворачиваешься спиной к великолепию воды, уходишь обратно в свои четыре стеночки, клеточку свою на ключ закрываешь и «добро пожаловать, боль» вешаешь на двери, обдирая при этом кожу с пальцев об торчащие из двери гвозди, потому что столько раз уже новые забивала, что пора бы давно остепениться и перестать доверять. Абсолютно всем, без исключений, потому что рано или поздно, тебя добьет предательство или страх быть преданной, если человек действительно хороший.
Да никто и никогда не будет с тобой тетешкаться, убаюкивать и в душу заглядывать. Давно заметила, что во мне нету ничего рокового, такого манящего, навеки к себе привязывающего. Я не умею хранить свои секреты или молчать, даже когда это весьма уместно, не умею думать, прежде чем говорить и слишком часто говорю сгоряча и глупости говорю и потом сама себя корю за это, сама себя ненавижу, не нуждаясь во вторых персонах для разделения этого забавного занятия. «Больше никого не люби, не люби, не люби» в песенку-колыбельную сплетается и можно спать, подогнув к сердцу колени, что бы не штормило и не задувало.
Больше никого не люби, не люби!