C2H5OH

Эрзац-жизнь.

Невозможность вылезти из мятых одеял сменяется монотонным следованием ежедневному алгоритму.

Мой микробиолог, внушительных размеров мужчина, отпускающий шутки про мой СПИД, пуэрториканских шлюх и океаны бухлишка за наши деньги, посоветовал мне прийти в себя и воплотить видимость деятельности в реальность. В меня активно верит половина преподавательского состава, а я просто профессионально страдаю.

Раньше я пыталась растормошить себя бутылками с сомнительным содержимым между парами, феном в туалете университета, ненужными знакомствами и случайными коитусами возле железнодорожных путей. Сейчас я утыкаюсь в учебники, вечером сижу у дома престарелых(и даже не на чьем-то хуйце) и отсчитываю минуты до выхода на тошнотную работу, где в мои обязанности входит натирание приборов, разливание супов по тарелкам и выслушивание бабского трепа о том, как кто разложил ложки.

—Ты ноешь от безделья! - кричали они, пока я душила себя чепчиком в уборной забегаловки.

В больницах я уже обосновалась завсегдатаем. Нравятся мне обшарпанные коридоры, встревоженные врачи и пациенты с засаленными волосами. Захожу в отделение ультразвукового исследования, ловлю на себе заинтересованные взгляды пузатых женщин в халатах. Я усаживаюсь рядом со счастливой обладательницей сорок седьмой хромосомы и призадумываюсь о том, что большая часть увиденных мною будущих матерей напоминает представительниц ближайшего притона.

Меня вызывают на УЗИ и проталкивают аппарат по самые яичники. В ответ на свои страдания получаю извечное: член больше, чем этот прибор!!! Через пару минут получаю своё заключение: эхопризнаки синдрома мультифолликулярных яичников. Персистенция фолликула справа.

Хихикаю, потому что бляди за гаражами щедро презентуют миру своих отпрысков, а я имею шанс расплодиться лишь в ближайшие пять лет(мне 18), дальше мои яичники обрастут кистами и я получу статус биомусора, потому что женщена далжна ражать!!!!

В последний раз любуюсь дамой с трисомией по двадцать первой паре и плетусь в аптеку за таблеточками, на которых мне сидеть всю жизнь.

Я просто избегала встречи со злочастной 32-ой страницей, на коей навязчиво маячил заголовок "Аренавирусы (семейство Arenaviridae)". Я лихорадочно клацаю рандомные аккаунты, пытаясь удариться в эскапизм, но ударяюсь я об груду страданий и мучений, сооруженную из налетевших моментов моего вероятного будущего. Выколупав из под себя крошки, я включила видос минуты эдак на 3-4, дабы узреть все самые яркие моменты свадьбы ребят с моего потока. И не важно, что я только что узнала, что они вообще с моего потока. Спустя жалкие неполные 5 минут моей жизни я захотела насадить себя на нож, которым кромсала пасочки. Я давлюсь типичными для своего возраста амбициями, но всё закончится иначе.

Однажды утром я открою глаза в своей однушке и сообщу жениху, что сегодня у нас свадьба. Мы разбредемся по разным квартирам и будем преданы неумелым стилистам, коих за неимением финансов заменят тети гали с маминой работы. Неповоротливая тетка будет шнырять вокруг моего платья, мать завьет мне редкие локоны, еще какая-нибудь бестолковая девица постарается подчеркнуть мои "выразительные глаза и пухлые губы, прям как у мамочки!!!". Я в сотый раз выслушаю мамин бубнеж о белесых шрамах и причитания грудастой визажистки о моем питании. За это время, скорее всего, я успею парочку раз взрыднуть в ванной и уронить пепел на уродливое платье. Дальше идиотские игры в обоссаном подъезде. Я буду рассматривать увековеченные: катя - шлюха, рап - ето жызнь на стенах, пока мой женишок будет предпринимать отчаянные попытки завоевать невесту. В церкви я оботру подошву от собачьего дерьма, прилипшего ко мне по выходу во двор, и займу свое место перед бухущим батей, поливающего счастливую пару ссаниной. Под вяленькое мычание родственников/теть валь/дядь толиков мы неуклюже оближем друг друга и поклянемся перед толпой быть вместе, даже если меня разобьет параличем, а он сопьется и вырежет всю мою семью. В дешевой забегаловке я утону в море просроченной водки, куча тупоголовых детей соседей брата матери моего мужа к чертям разнесут зал, дядя толик снова набьет лицо дяде андрею, мой новоиспеченный муж попытается разнять пьянчуг и завтра же будет ныть у травматолога, поглаживая кривой нос. Я, залившись рюмкой эдак пятнадцатой, выслушаю пожелания от сестры парикмахерши маминой подруги, пообещаю наплодить футбольную команду и с улыбкой удалюсь в уборную, обогнув на танцполе голую задницу пьяной сестры моего мужа. Там, в луже чужой мочи и собственной блевоты, я просижу минут сорок, а потом распорю каждый свой шрам и сдохну, даже не вспомнив о том, что завтра в моей поликлинике приёмный день и десятки спидозных детишек останутся без моей помощи.

И эта унылая второкурсница вряд ли мечтала о свадьбе в дохлом лесу, снятой на самсунг, с дешевым шампанским и дерьмом на подошве. Об этом никто не мечтает, но это именно то, что мы получаем. Я просто хочу и дальше обводить в методичке черненькие слова желтеньким маркером.

С самого детства я улавливала нотки сомнения каждый раз, когда прислушивалась к себе. Так бывает, когда рядом человек, беспрестанно твердящий о твоей никчемности. Есть кто-то, кто пытается доказать обратное. Есть кто-то, кто утыкается носом в сопливый платок и надеется, что такие тоже выживают. Я из тех ребят, что с платком.

Гормональные всплески в мои 15 имели свою пользу, если не припоминать тот факт, что моя эндокринная система всё ещё атакует собственный организм. В сей чудный период я познала все аспекты эгоцентризма/нарциссизма и всех прочих поведенческих особенностей, ключевым понятием которых является местоимение "Я". Моя самооценка резко возросла до уровня Эвереста, прекратились истерики и началось то блядство, на которое только способна десятиклассница.

Спустя 3 года я опять лежу под красным пледом и понимаю, что я всегда была куском дерьма, и сквозь мнимые представления о своем превосходстве я нахожу корни своего подлинного уродства. И теперь понимаю, что ни единого дня я не любила себя искренне, потому что подсознательно всегда слышала вкрадчивые напоминания о том, кто я такая.

Я ошибка. Это живет во мне и выливается в любое моё движение.

Обычно угрюмым страдалицами вроде меня советуют заняться делом, чтобы не было времени тыкать в себя лезвием, выкрученным из точилки. Идея показалась мне рациональной, так что я, студентка медицинского факультета, вернулась на тренировки, социализировалась (читать "познала счастье блядства"), а через определенный промежуток времени стала возле метро с задорными приглашениями на вкусные завтраки и обеды, вооружившись немыслимой стопкой глянцевых листовок.

И теперь я с уверенностью могу сообщить, что желание добраться до сонной артерии сильнее, чем мои вечерние позывы к дефекации. А, ну ещё психотерапевты - куски говна (кроме той милой женщины, что выписала мне рецепт на колеса).

Я совсем скатилась, наверное.

Ибо отныне предметом моего ярого вожделения является десятиклассник с пушком на лице. Ребята, я заканчиваю второй курс университета, мне в следующем году двадцать лет. И даже все мои гормональные сбои и предполагаемая аденома гипофиза не даёт мне унять назойливое либидо.

С видом академика я расшифровываю ЭКГ и строю электрическую ось сердца, отслеживая положения интегральных векторов. Описываю механизм тромбообразования, не путаясь среди тринадцати факторов свёртывания. Нагибаю сверхразумов своей группы, с первого раза понимая, что вопрос на листик переписывать не надо. А в мыслях неистовое порево со школьником, вот(((

Всё. Очень. Плохо.

Если бы в словаре к терминам предлагалась визуальная трактовка, под словом "бесполезность" была бы фотография моей унылой физиономии.

Мне идёт девятнадцатый год и я биомусор.

Я ничего не добилась. В садик/школу/университет меня взяли только потому, что родители поспешили приложить руку. Нет, серьёзно, меня не хотели принимать в школу. Пока мои ровесники активно занимались танцами/футболом/вокалом/лепкой из глины, я штудировала гребаную литературу по зоологии, потому что моя мать решительно была против любой активности с моей стороны. Во время моего обучения в школе я не раз выслушивала от матери истерики из-за моего стремления к учёбе, в итоге я занималась только злочастной литературой и языками, что я так любила. В 15 лет я занялась лёгкой атлетикой, пусть и потому, что хотелось вертеть своей тощей задницей направо и налево. Я бросала занятия трижды за 3 года, сейчас я заново учусь бегать и не дохнуть после стометровки, потому что я безвольная идиотка. Когда мне было 16, мать настоятельно рекомендовала вышвырнуть учебники и не рассчитывать на репетиторство, потому что на бюджете я учиться не буду. Я слишком поздно поняла, что она растила меня предметом интерьера. Теперь я зависима от этой суки на ближайшие года, потому что учусь в медицинском на контракте.

Я закончу в психиатрической клинике, где на меня уже заведена карта. И тогда, выблевывая транквилизаторы, я сообщу своей матери, как же я её ненавижу.

Я ненавижу перемены. Ненавижу до такой степени, что в моем фиолетовом блокноте вложен рецепт на антидепрессанты, потому что мои предполагаемые адаптивные и мимикрические скиллы не были выбраны при создании персонажа.

Временами я обрываю все привычные мне связи и каким-то образом прихожу к выводу, что всё это мне не надо и я готова идти дальше. Люди, места, привычки - я выбрасываю всё. А по итогу меня находят где-нибудь в углу, среди собственных рвотных масс и всхлипываний о каждой мертвой секунде своей жизни. Я, разумеется, отчаянно рвусь назад, но в ответ получаю что-то вроде: здорово, что ты объявилась, но тебя слишком долго не было, я отвык. И отвратительная правда сыпется мне на голову вместе с февральским дождем: мир не ждал, пока я одумаюсь. И даже ОН не ждал. Подобно моему тупенькому пёсику я нервно скребусь во всевозможные двери(он даже сейчас это делает), потому что привыкла, что мне всегда открывают.

Вернуться в прежнее место временного обитания не было лучшим вариантом. Да, я вижу практически тех же людей, я вдыхаю тот же спертый воздух, давлюсь водой с амебами из-под крана, удовлетворенно оглядываю неизменную обстановку. Но всё не правильно. Мне больше не 15, после тренировки я иду домой, чтобы заняться медициной, а не русским языком и геометрией, мое окружение составляют люди, знакомые со мной не более двух лет, раздевалка работает до 18.30, а еще они поменяли завхоза или та женщина просто сняла свою чертову розовую шляпу. Меня выводит из себя каждое несовпадение с картиной трехлетней давности, я серьёзно готова покончить с собой, потому что эта чертова сука сняла свою шляпу.

Выхожу под дождь и пью всё тот же горячий кислый чай с тремя ложками сахара. Утирая слёзы счастья, я отмечаю, что время не добралось до моего чая. Но непонятные мне тактильные ощущения становятся триггером моей очередной микросмерти.

Они.

Поменяли.

Стаканы.

Хмурая осень уверенно обосновалась в небольшом городском парке, нагло вытеснив спутников знойного лета. Это довольно продуманный ход природы: человеческой натуре нужно временами очутиться во тьме, чтобы осознать всю прелесть света.

Утренний контингент посетителей представлен в основном сонными хозяевами неугомонных псов, заядлыми спортсменами, офисными работниками и бездомными. Мужчина, который только что пересёк главную аллею, не был похож ни на одного из выше упомянутых особей. Хотя бы потому, что шагал он довольно неспешно, суетливо оглядываясь по сторонам, как будто хотел убедиться, что в это унылое утро никому нет до него дела. Собственно, так и есть. По жизни он был одним из тех людей, которые зовутся неудачниками. Его детство прошло в нескольких кварталов отсюда. Юность незаметно пролетела в соседнем городке, где он окончил среднестатистический колледж, получив среднестатистический диплом о среднестатистическом образовании. Тягостная зрелость размеренно течет в знакомых с младенчества местах, да в знакомом ритме. Каждое утро господин W. встаёт ровно в 05.59 и подходит к окну своей квартиры-студии. Привычка эта въелась ещё в далеком детстве, когда отец сказал ему, что первые лучи солнца стучат в окно, едва на часах светится заветное: 06.00. Мальчик просчитал, что ему потребуется всего минута, чтобы спуститься на первый этаж, открыть дверь и застать первые секунды восхода солнца. Ему, естественно, тогда было невдомек, что значение это варьируется с каждым днём, он просто продолжал вводить в обиход подъем в четкое 05.59. Каждое утро господин W тратит минуту на осмотр улицы со своего окна, после чего предается тривиальным утренним хлопотам: ванные процедуры, завтрак, кормежка попугая, сборы на работу.

Но сегодня мужчина в тусклом сером пальто не спешил на работу, если он вообще когда-нибудь спешил в дешевое фотоателье на углу. Господин W остановился у одинокой лавочки за мутным от дождя озером, и еще несколько раз оглянулся. Убедившись в отсутствии каких-либо раздражителей, он достал что-то из кармана и растерянно приземлился на сырую лавочку.

Уверенно дохожу до той самой кондиции, когда шутки про хуевость этой жизни больше не являются таковыми. И я имею в виду тот факт, что это уже не шутки, в общем-то. Смешно было, пока я была в состоянии двигаться. Сейчас же я апатично пролеживаю дни в смятом одеяле, временами натыкаясь на подгнившие куски пищи, которую мой организм упорно отвергает(я не блюю в кровать). Ежедневно я тупо листаю самые разные блоги и просто хочу, чтобы мне было достаточно члена для счастья, но как бы не так. Да вообще ничего не достаточно, потому что я отравляю своё существование. Мне обещали, что это пройдёт, но проходит только стремление функционировать.

Хочется на минутку включить в себе Наташу ранетку и донести до случайного читателя, что никто меня никогда не понимал. Делаю я этот скоропостижный вывод 28 января 2016 года, закрыв диалог со зрелым юношей, что так уверенно взялся за воспитание тупоголовой малолеточки, то бишь меня.

—Аборт - убийство! - строчит он, вытирая пену с монитора. - Родишь - поймёшь! Ты женщина и должна рожать!!!!!!

Растерянно откладываю микробиологию и и пытаюсь объяснить незадачливому оппоненту, что плод - не есть человек. Я терпеливо напоминаю, что допустимые сроки прерывания беременности по желанию матери не зря определены до 3-го месяца внутриутробного развития, так как нервная система начинает активно и стремительно формироваться как раз после 8 недели. Привожу блистательные аргументы, сравнивая развитие плода и паразитирование. Я слёзно вымаливаю прощения у чувствительных натур, но учёба в медицинском не оставляет мне выбора. Познав определённый перечень аспектов, я смело заявляю, что вынашивание плода подобно предоставлению гельминтам своего организма в качестве среды обитания. И я сейчас не пропагандирую отказ от перспективы продолжения рода, как может показаться, я позиционирую процесс вынашивания потенциального нового человека как биологический процесс, а не дар иисусий. Сама я вижу себя личностью, не лишенной такого важного свойства, как понимание. Любое мнение имеет место быть, если оно достойно аргументировано. И вот на доводы, к сожалению, борцы за справедливость в основном скупы. Возвращаясь к причине моего возмущения, к милому пареньку Серёженьке, я хочу прежде всего сообщить, что не выступаю против деторождения, если позволяют обстоятельства.

—Не важно, как!!!!! Важно родить!!!! Это же твоя кровиночка!!! Родное твоё!!!!!

Привожу ему в пример себя. Восемнадцать лет, неполные 2 курса высшего образования, проживание всецело за счет родителей и типичная незрелость. Я наивно предполагаю, что и такого скудного перечня вполне хватит, чтобы понять, насколько я не готова представить обществу его полноценного адепта. Но как бы не так, я снова оплошала.

—Главное - любить своего ребёнка!!!!!!!! Не важны деньги!!!!!!!!

Я сегодня отказала маленькой наглой нищенке в просьбе о деньгах. Я думаю, она искренне благодарная матери за то, что та дала ей жизнь и любовь. Ну и что, что побирается. Попутно получая массу осуждения за эгоизм в данном его проявлении. Отмечаю для себя, что плодиться, дабы не повесить на себя бремя греха - решение разумное, исключающее всякое проявление эгоизма. Плодиться для улучшения демографии опять же не целесообразно, учитывая, что популяцию составляет бесполезное обществу быдло. Из раза в раз я пытаюсь донести, что мало выстрадать 3 триместра. Воспитать достойного члена общества - тот самый непосильный труд, о необходимости которого почему-то умалчивают.

В ответ на всё это я слышу презрительные фырканья, не имеющие определённого смысла. Ну, знаете, типичные искусные загоны в стиле: ты не женщина/повзрослей/шлюха/мдаясно. Становится искренне обидно за своё красноречие, оставленное в тени. Штудирование учебника по эмбриологии, оценка социума, личные соображения - всё впустую. Блокирую телефон и дальше смотрю ранеток, мою Наташеньку тоже никто не понимает.

—Хочешь узнать, как всё на самом деле было?

Я забираю кальян и думаю о том, что ненавижу правду. Нет, серьёзно, а кому-нибудь вообще стало от неё легче? Я могу с уверенностью перечислить десятки моментов, когда предпочла бы её не знать.

В школе я стала заводить друзей, когда перестала изрыгать никому не нужную правду. Я ненавидела каждого своего одноклассника за безграничную тупость, излишнюю жестокость и за всё остальное, за что обычно ненавидят детей. Нам было лет по 13. Они были обучены нажираться и не отключаться, бить в лицо слабым, затаскивать таких же малолеток в постель, но не были обучены элементарной человечности. Я лицемерила и лгала ежесекундно, улыбаясь этим тварям. Делала вид, что меня искренне забавляют их шутки. Улыбалась в ответ на чью-то руку, тянущуюся к моей заднице. Я научилась врать, потому что пыталась выжить.

Я стала врать матери, когда поняла, что это значительно снижает риск быть вновь униженной. В конце концов любое моё слово отрикошетит и ударит по моей самооценке и остаткам доверия. Так пусть это слово будет фальшивым, как вся я. С ней я научилась говорить только то, что от меня требуется. О себе я слышала всякое, но никто не отмечал лицемерие, а ведь это моя базовая и едва ли не единственная стабильная черта. И я не припомню ни одного случая, когда правда пошла бы мне на пользу.

—Не хочу, ненавижу правду.

Но я всё равно слушаю дурацкую, неприятную мне истину, которая не оставляет иных вариантов, кроме как бесконечное презрение и непрерывное ожидание того самого момента для запуска бумеранга. А всё потому, что люди предпочитают травить своей горькой правдой.

Я прихожу домой и получаю второе искреннее признание: ты мне не нужна. Отвечаю только, что ненавижу правду.

Делаю вид, что активно учу иммунологию, а на деле хихикаю с интеллектуальных пабликов. Растерянно шатаюсь по комнате, борясь с навязчивыми мыслями. Внезапно отмечаю, что уже 28 декабря. Делаю вывод, что моя жизнь слишком скушна. Нахожу спидозное лезвие, после усилий в 10 минут нахожу свою подкожную жировую клетчатку. Воображаю себя хирургом, захлебываясь кровью.

Мы вздымаемся ввысь по разрушенным ступенькам моста, уж никак не внушающего доверия. Объемная и старая конструкция, возвышенная над трассой. Если бы я была убийцей, ловила бы своих жертв именно здесь, но мои стопы слишком маленькие, чтобы я умела проскакивала дырищи в ступеньках, не угробив при этом себя. Какое-то время мы любуемся заледенелыми соплями, свисающими с наших носов, словно гирлянды с гвоздей в стене. Мы прилипаем к перилам и наблюдаем, как ползёт трамвай. Я отвлекаюсь на ползущее к нам туловище.

—Ребята? А есть….ну это…зажигалка?

Протягиваю свою зажигалку с патриотическими узорами(потому что: а давайте любую! и потом получаешь по лицу за демонстрацию политических взглядов). Я предупреждаю, что она не очень хорошо работает, на что получаю:

—Солнышко, после двадцати лет на зоне ещё и не с таким справишься.

Мы с моим спутником мельком переглядываемся, делая вид, что всё нормально, я-то с уголовниками каждый день имею дело.

—Ребята, двадцать лет дали, ну просто ни за что. Подставили меня, понимаете? Вот сегодня выпустили, а я понятия не имею, что делать теперь, куда идти. Квартиры-то нет уже наверняка, я даже толком не помню, где жил, -грустно повествует он.

Руками пытаюсь нащупать скальпель в кармане, который обычно всегда со мной. Но не сегодня. Конечно, не сегодня.

—А за что сидели?-интересуется мой активный дружок.

—За убийство, -добродушно отвечает наш новый знакомый.

Ощущаю легкие спазмы в области прямой кишки и пытаюсь продумать, насколько целесообразно будет бросить своего товарища и петлять с моста, если вдруг что.

—Мне было 16, всего 16. Вся жизнь была впереди, считай, а тут вот, мне уже 30 и что дальше делать, я не знаю. Девушка у меня была любимая, невероятно на тебя похожа, такая же красивая. Но у неё семья давно, зачем я такой нужен. А я любил её… Определённо легчает на душе, когда бывший уголовник с любовью отмечает, что ты похожа на ту самую, которая бросила.

—Вы тут чего делаете вообще? Прыгать собрались? Типа: я люблю тебя, а я тебя, давай руку и прыгаем?

Уверяем собеседника, что прыгать мы точно не собираемся. Мой бывший ссылается на пустяковое расстояние до асфальта, я же говорю, что предпочитаю лезвие. Бывший уголовник почти внятно бормочет что-то о своей тяжкой судьбе, прерванной жизни в 18 лет, после чего удаляется, пожелав нам удачи. Мы же возвращаемся в перилам, обдумывая столь великолепную встречу. Соображай я своей головой, ушла бы сразу после прощания с новым другом, но подождите, я же храбрая. Через пару минут поднимаю своё обмякшее тело, потому что краем глаза вижу, как наш бродяга жаждет продолжить беседу.

—Ребята, ну вы же точно не прыгаете, а? Это всё глупости, так не надо, вот я в свои 20 лет жить хотел, а меня в тюрьму забрали.

Лихорадочно соображаю, как он мог просидеть 20 лет, если за нашу беседу он третий раз упомянул возраст, начиная с которого жизнь пошла под откос, а каждый раз цифры были разные. Воспользовавшись математическим складом ума и, обратившись к предикатам и прочим элементарным операциям, я пришла к гениальному умозаключению: здесь что-то не так.

Я это всё к чему, собственно. Мужичок-то оказался моим личным Иисусиком, а никаким не уголовником. Вот ползёт он, значит, домой, пытаясь сохранить последние намёки на рассудок, как тут ему на глаза попадаются подростки-суицидники. Девушка решительно выкуривает свою последнюю в жизни сигарету, подбираясь всё ближе к краю, а парень скрывает слёзы в каплях дождя. И наш герой придумывает душещипательную стори о своей тяжелой судьбе, тем самым пытаясь отговорить незадачливых влюблённых от роковой ошибки. Придя к выводу, что достаточно занял голову ребятишкам, мясник с центрального рынка решает, что миссия его выполнена, о чем свидетельствует его неспешное удаление. Но мои руки, свисающие с перил, наталкивают на худшее: они ничего не поняли. В общем, он аккуратно вывел нас с потенциально опасной зоны, надавив на жалость. По пути я узнаю всю правду о судьбе милого обманщика, который оказывается отчимом моей старой знакомой.

Короче, человек-паук и бэтмен просто ничтожества по сравнению со случайным пьяницей, который готов выдумать слезливую историю об аборте своей матери и криках эмбриона: мама, не убивай; ну и всё для того, чтобы предотвратить очередной суицид.

Когда я была ребёнком, визит бабушки всегда приводил меня в дикий восторг. Хотя бы потому, что она, в отличие от матери, никогда не ругалась и привозила подарки. Она искренне интересовалась моими увлечениями, мыслями и обыденной жизнью в целом. Она с малых лет воспринимала меня как человека, а не просто предмет интерьера. Я тогда до безумия любила выдумывать истории про животных и записывать их в порванную тетрадку. Моя бабушка до безумия любила их слушать. Знаете, как и подобает всякой бабушке, она всегда внимательно слушала мои детские бредни и очень точно улавливала настроение: всегда знала, когда нужно рассмеяться, а где вставить комментарий. Бабушка с точностью помнила имена всех моих героев, а их, надо сказать, было около 50 в каждом рассказе. И я, воодушевленная поддержкой, каждый раз с нетерпением делилась новыми записями.

Моя мать говорила, что я занимаюсь ерундой, и, выслушав со скучающим видом, в конце заявляла об однотипности очередного шЫдевра. Она никогда не поощряла моё увлечение, ей нравилось говорить, что все эти тетради - груда мусора, а я занимаюсь бесполезной ерундой, помыть посуду куда необходимее.

Моя бабушка расстроилась, когда я сказала, что больше не пишу. Какое-то время я ненавидела себя за свои предпочтения, мне было стыдно за каждое написанное слово. Меня подмывало избавиться от бестолковой писанины, о чём я сообщила бабушке. Она забрала себе всё, что успела спасти. Мне больше не хотелось браться за ручку. Но в этом была вся я, а потому, спустя определённый промежуток времени, вооружившись канцелярией, я продолжила. Но теперь это было только моим секретом.

С возрастом я часто вспоминала те моменты. Мне было противно от мысли, что бабушка врала, когда восхищалась моим мнимым талантом. Но она не врала. Я не знаю, почему мне понадобилось столько времени, чтобы понять, что её действительно это занимало. Люди часто говорят о таком понятии, как любовь, так вот это и была она. С возрастом я также отдалилась от неё. Меня стало раздражать её мировоззрение, бесконечные вопросы, ярый альтруизм, старческие способы привлечения внимания и постоянное стремление затолкать в меня как можно больше еды. Я слишком привыкла расти сорняком, чтобы отреагировать на уход. Не могу сказать, что перестала любить её, я перестала ощущать нужду в ней.

Сегодня я пришла к своей бабушке, потому что меня тошнит от присутствия матери. Мать всегда целенаправленно избегала общения со мной, бабушка сделала бы всё, чтобы я перестала возводить вокруг себя стены. Она показывала старые фотографии, а я хотела изрезать себя близлежащим ножом. Я никогда не задумывалась о том, что она человек. То есть, понимаете, я забываю, что старики не рождаются стариками. Я не знаю, какого это. Какого прожить 65 лет. Наблюдать, как угасают люди вокруг. Бабушки, дедушки, родители, тёти, дяди, братья и сёстры, друзья, знакомые, бывшие одноклассники, коллеги, да кто угодно, всё равно мертвы. Наблюдать, как сгнила твоя дочь, а теперь гниёт внучка, которая ещё несколько лет назад лепила шашлыки из пластилина. Наблюдать, как ты становишься обузой. Я давно прислушиваюсь к маминому тону, когда она созванивается с бабушкой. Каждый раз одно и тоже: неохотное "привет", зевок в трубку и стабильное "нормально", после следует непродолжительное мычание, затем долгожданное "пока". Вот и всё. Это всё, что она получила, потратив 47 лет из своих 65 на дочь.

Она сказала, ей надоело быть такой. Старой и никчемной. Надоело умирать. Моя бабушка сегодня сказала, что постарается умереть побыстрее. Та самая бабушка, которая катала меня на качелях и водила в зоопарк. А сейчас она круглосуточно сидит дома, потому что больше нет никого, кто нуждался бы в её внимании. И не будь я такой трусливой, я бы сказала, насколько я бы снова хотела в этом нуждаться. Но я снова оставила её наедине с прожитой жизнью, с небольшой стопкой фотографий и невыносимой тягой к смерти.

Если бы перед рождением мне показали мою потенциальную жизнь и спросили, согласна ли я её прожить, я бы отказалась. Это слишком невыносимо.