—Хочешь узнать, как всё на самом деле было?

Я забираю кальян и думаю о том, что ненавижу правду. Нет, серьёзно, а кому-нибудь вообще стало от неё легче? Я могу с уверенностью перечислить десятки моментов, когда предпочла бы её не знать.

В школе я стала заводить друзей, когда перестала изрыгать никому не нужную правду. Я ненавидела каждого своего одноклассника за безграничную тупость, излишнюю жестокость и за всё остальное, за что обычно ненавидят детей. Нам было лет по 13. Они были обучены нажираться и не отключаться, бить в лицо слабым, затаскивать таких же малолеток в постель, но не были обучены элементарной человечности. Я лицемерила и лгала ежесекундно, улыбаясь этим тварям. Делала вид, что меня искренне забавляют их шутки. Улыбалась в ответ на чью-то руку, тянущуюся к моей заднице. Я научилась врать, потому что пыталась выжить.

Я стала врать матери, когда поняла, что это значительно снижает риск быть вновь униженной. В конце концов любое моё слово отрикошетит и ударит по моей самооценке и остаткам доверия. Так пусть это слово будет фальшивым, как вся я. С ней я научилась говорить только то, что от меня требуется. О себе я слышала всякое, но никто не отмечал лицемерие, а ведь это моя базовая и едва ли не единственная стабильная черта. И я не припомню ни одного случая, когда правда пошла бы мне на пользу.

—Не хочу, ненавижу правду.

Но я всё равно слушаю дурацкую, неприятную мне истину, которая не оставляет иных вариантов, кроме как бесконечное презрение и непрерывное ожидание того самого момента для запуска бумеранга. А всё потому, что люди предпочитают травить своей горькой правдой.

Я прихожу домой и получаю второе искреннее признание: ты мне не нужна. Отвечаю только, что ненавижу правду.