Мы вздымаемся ввысь по разрушенным ступенькам моста, уж никак не внушающего доверия. Объемная и старая конструкция, возвышенная над трассой. Если бы я была убийцей, ловила бы своих жертв именно здесь, но мои стопы слишком маленькие, чтобы я умела проскакивала дырищи в ступеньках, не угробив при этом себя. Какое-то время мы любуемся заледенелыми соплями, свисающими с наших носов, словно гирлянды с гвоздей в стене. Мы прилипаем к перилам и наблюдаем, как ползёт трамвай. Я отвлекаюсь на ползущее к нам туловище.

—Ребята? А есть….ну это…зажигалка?

Протягиваю свою зажигалку с патриотическими узорами(потому что: а давайте любую! и потом получаешь по лицу за демонстрацию политических взглядов). Я предупреждаю, что она не очень хорошо работает, на что получаю:

—Солнышко, после двадцати лет на зоне ещё и не с таким справишься.

Мы с моим спутником мельком переглядываемся, делая вид, что всё нормально, я-то с уголовниками каждый день имею дело.

—Ребята, двадцать лет дали, ну просто ни за что. Подставили меня, понимаете? Вот сегодня выпустили, а я понятия не имею, что делать теперь, куда идти. Квартиры-то нет уже наверняка, я даже толком не помню, где жил, -грустно повествует он.

Руками пытаюсь нащупать скальпель в кармане, который обычно всегда со мной. Но не сегодня. Конечно, не сегодня.

—А за что сидели?-интересуется мой активный дружок.

—За убийство, -добродушно отвечает наш новый знакомый.

Ощущаю легкие спазмы в области прямой кишки и пытаюсь продумать, насколько целесообразно будет бросить своего товарища и петлять с моста, если вдруг что.

—Мне было 16, всего 16. Вся жизнь была впереди, считай, а тут вот, мне уже 30 и что дальше делать, я не знаю. Девушка у меня была любимая, невероятно на тебя похожа, такая же красивая. Но у неё семья давно, зачем я такой нужен. А я любил её… Определённо легчает на душе, когда бывший уголовник с любовью отмечает, что ты похожа на ту самую, которая бросила.

—Вы тут чего делаете вообще? Прыгать собрались? Типа: я люблю тебя, а я тебя, давай руку и прыгаем?

Уверяем собеседника, что прыгать мы точно не собираемся. Мой бывший ссылается на пустяковое расстояние до асфальта, я же говорю, что предпочитаю лезвие. Бывший уголовник почти внятно бормочет что-то о своей тяжкой судьбе, прерванной жизни в 18 лет, после чего удаляется, пожелав нам удачи. Мы же возвращаемся в перилам, обдумывая столь великолепную встречу. Соображай я своей головой, ушла бы сразу после прощания с новым другом, но подождите, я же храбрая. Через пару минут поднимаю своё обмякшее тело, потому что краем глаза вижу, как наш бродяга жаждет продолжить беседу.

—Ребята, ну вы же точно не прыгаете, а? Это всё глупости, так не надо, вот я в свои 20 лет жить хотел, а меня в тюрьму забрали.

Лихорадочно соображаю, как он мог просидеть 20 лет, если за нашу беседу он третий раз упомянул возраст, начиная с которого жизнь пошла под откос, а каждый раз цифры были разные. Воспользовавшись математическим складом ума и, обратившись к предикатам и прочим элементарным операциям, я пришла к гениальному умозаключению: здесь что-то не так.

Я это всё к чему, собственно. Мужичок-то оказался моим личным Иисусиком, а никаким не уголовником. Вот ползёт он, значит, домой, пытаясь сохранить последние намёки на рассудок, как тут ему на глаза попадаются подростки-суицидники. Девушка решительно выкуривает свою последнюю в жизни сигарету, подбираясь всё ближе к краю, а парень скрывает слёзы в каплях дождя. И наш герой придумывает душещипательную стори о своей тяжелой судьбе, тем самым пытаясь отговорить незадачливых влюблённых от роковой ошибки. Придя к выводу, что достаточно занял голову ребятишкам, мясник с центрального рынка решает, что миссия его выполнена, о чем свидетельствует его неспешное удаление. Но мои руки, свисающие с перил, наталкивают на худшее: они ничего не поняли. В общем, он аккуратно вывел нас с потенциально опасной зоны, надавив на жалость. По пути я узнаю всю правду о судьбе милого обманщика, который оказывается отчимом моей старой знакомой.

Короче, человек-паук и бэтмен просто ничтожества по сравнению со случайным пьяницей, который готов выдумать слезливую историю об аборте своей матери и криках эмбриона: мама, не убивай; ну и всё для того, чтобы предотвратить очередной суицид.