depressedgirl

Люди меняются, а я не смогу. Долго рассказывать почему, искать причинно-следственные связи. Глупая я. Родился не тот человек не в том теле. Мысли не хотят раскрываться, времени очень мало, поэтому я просто пишу, что приходит в голову. Ну вот просто так.
Зачем я это сделала сейчас? А иначе - как? Никак. В запасе есть еще двое суток, и все
Я плачу, но не потому что сокрушаюсь о своих грехах, своих неправильных поступках. Не потому, что мне жаль родителей или друзей. Да пошло оно все к черту, далеко и надолго. Мне жаль, что я больше не прочитаю ни одной книги. Тот, кто не читает - живет одну жизнь, читатель же проживает их тысячами
Я очень люблю книги. Последняя была "Над кукушкиным гнездом", но мне не хватило до конца 7 страниц, буквы расплываются и читать невозможно.
Писать еще ничего, пальцы помнят клавиатуру, столько раз они встречались.
Мне нужен покой. Чтобы никого не было вокруг
Пожалуйста
Пожалуйста, умоляю
Прошу
Не надо за меня цепляться
Пусти
Я гнилая вишня в лукошке спелых и сочных. Реставрации не подлежит.
Ха-ха! Скорей бы вторник, но лучше среду. А пока я немноо посплю.
Мне жаль. Ведь я очень люблю читать.

День за днем. Одно и то же, словно тюремная баланда – время такое же пресное на вкус и циклически однообразное. С каждым таким днем я все больше отдаляюсь от того, что называют «жизнью». Пожалуй, я делаю это намеренно, пытаясь нащупать дно в илистом болоте, но отчаянно цепляясь за ветки и траву, затем всплывая, стараясь набрать побольше воздуха. Вот уже я и вовсе тону, не прилагая усилий, чтобы выбраться – если шевелиться, станет только хуже, это всем известно. У каждого дно на своей глубине, но вдруг у меня его нет? Вдруг это черное, пузырящееся болото уходит бесконечно вниз, и единственным возможным выходом из моего положения останется лишь задохнуться как можно быстрее, раз и навсегда покончив с этой лягушачьей комедией? Больше ничего не осталось. Кроме призрачных воспоминаний, историй, слушать которые надоело даже воображаемым друзьям. «Ну, что ж… Хотите, я немного привру? Вы, конечно, будете знать, что это все неправда, но это привнесет некоторую солинку в нашу с вами ежедневную овсянку из клея и опилок. Хотите? У меня раньше неплохо выходило. Слушайте…». Но вот друзья исчезают, снова расходятся по своим постам – выполнять работу невидимых наблюдателей и судей, существующих где-то на задворках сознания. На кухне только мама. Весело трещит про кота, будто бы это самое большое чудо в нашей жизни.
- Ты не слушаешь?
- М?
- Ты стала молчаливой. Обиделась что ли на меня?
- Нет… Нет. Просто не о чем разговаривать.
- Ну, давай поговорим про квартиру. Помечтаем. Может, хочешь какой-нибудь одежды? Помнится, ты спрашивала насчет «подстричься».
Ее взгляд скользит по моим первобытным патлам.
- Не нужно ничего… Да. И, ты знаешь, я принципиально не мечтаю. Какой от этого толк? Одни разочарования.
Ну, конечно же, мечтаю. Но необходимо душить и пресекать на корню любые подобные инциденты, а если таковое невыполнимо - нельзя признаваться даже себе.
- Тогда, может, тебе просто хочется выговориться?
- Если бы я всякий раз выговаривалась, когда хочется, нытье не оставило бы времени сходить в туалет.
- Понятно. Я в комнату. Не набедокурь.
Снова остаюсь одна, разглядываю качающееся пламя свечки. Раньше она была в форме пирожного, но сейчас напоминает твердое коричневое убожество с углублением, где гнездятся жидкое коричневое убожество и фитиль посередине. Вот так же и я. Нет, не так. Пока ты неприметный, не имеющий эстетической ценности, но еще горишь – к тебе питают какой-никакой интерес. Но стоит только потухнуть или расплавиться, как тебя перестают замечать, а то и норовят добить и выбросить. «А если мое болото – воск, который затвердеет, как только я перестану двигаться?» И я надолго, навсегда останусь в нем, не имея возможности даже утонуть. Никто не увидит меня там из-за темно-бурого цвета массы, и никто не сможет помочь.

А потом наступает момент, когда не остается вообще ничего. Ничего кроме ненавистного СЕБЯ, от которого целыми годами ты бегал в хобби, в межличностные отношения, в выдуманные писателями и создателями игр миры. Ты залезаешь в ванну, включаешь теплую воду, и чувствуешь, будто до этого никогда по-настоящему не мылся. Мысли были где угодно, но не здесь и не сейчас. «Завтра важный день, давай посмакуем возможные неприятности, которые могут случиться». «Она сказала что-то, а я то-то, а надо было ответить так-то и так-то». «Когда-нибудь из этой сточной дыры точно вылезут мерзкие щупальца, а потом я с криком выбегу в коридор и обнаружу самых мерзких животных на свете копошащимися на полу, они будут ползти ко мне, я побегу на улицу, но весь город будет заполнен ими, и тогда….». Социальные проблемы, неприятная мелочь – твою мамку уже отымели в интернете этим вечером, день выдался на редкость непогожим, да мало ли что. Бывает даже, что от горячей воды может закружиться голова, и тогда единственной мыслью будет только то, как бы успеть выйти и не упасть, ведь можно раскроить себе лицо, а как завтра с таким покажешься.
Но когда вся жизнь вне своего тела исчезла, думы больше не кружатся в лихорадочном хороводе вокруг неважных вещей. Потому что ничего из этих вещей больше нет. Ничего, только ты. Здесь и сейчас. Открой глаза и посмотри на реальность. «Почему я раньше не замечала этого? Так удивительно».
Внутренний голос всегда говорит с одной и той же интонацией. Снисходительной, усталой и разочарованной, словно учитель, который снова и снова имеет дело с непонятливым учеником. «Может быть, не будешь раздувать из обыденности СОБЫТИЕ? Может быть, возвращение в реальность ощущается лишь потому, что ты бросила пить ТАБЛЕТКИ? И вообще, интересное у тебя возвращение в реальность, сколько слов ты сказала вслух за последнюю неделю? Четыре? Сидит ночами за своим кампутером как сыч, дверь закроет и хлещет кофе литрами, наркоманка, хоть бы «доброе утро» родителям говорила, так нет, когда нормальные люди на улицу выходят – она спать ложиться. Совсем поехали уже, на балкон боимся выйти, да? Это все, финиш».
И казалось бы, что хуже некуда. Душа кричит безмолвным криком, ее лик исказился в гримасе ужаса. «Кто-нибудь, помогите. Не нужно мне помогать! Пожалуйста, успокой меня. Уходи. Да, я хочу встретиться, погулять. Я хочу, чтоб вы от меня отстали. Ненавижу, когда ты покупаешь мне то, чего я не прошу. Почему ты не взяла моих любимых крекеров? Когда-нибудь все наладится. Я никогда не выйду на улицу. Все очень плохо, но нужно перетерпеть, это такой период. Ничего страшного, в случае чего я всегда успею себя убить».
Все кажется либо запредельно реальным, либо сном, и на самом деле реальности нет. Только ванная и странное тело, которое все это время, оказывается, было моим. Ничего себе, открытие.

- Что за бинты в мусорном ведре?
- Ничего. Просто.
- Что ты опять делала с собой?
- Ничего.
- Врешь.
- Оставь меня в покое.
Что я делаю с собой? Эти шрамы останутся на всю жизнь, но мне отчего-то все равно. Лучше шрамы, чем естественная кожа. Я хотела бы быть слепой или глухой. Хотела бы, чтобы отнялись ноги. Ненормально этого хотеть? Правда? Где граница нормальности? Я не знаю.
Я осознаю, что в системе. Что вынуждена играть по ее правилам. Что если хочешь что-то получить, нужно приложить много усилий и, возможно, что-то отдать взамен. «Человек не может жить в обществе и быть свободным от общества». Я теперь ничто. Призрак интернета. Но по-прежнему щупальца реальной жизни держат мою голову, они дают надежду на право выйти и тут же отбирают ее. Я не хочу играть в ваши игры. Как выйти отсюда? Где здесь клавиша «эскейп»? Я думаю, увечьями и физическими уродствами можно выбыть из гонки за успех. Я пробую, и вроде что-то получалось, но стараний слишком мало. Шрамы – еще относительно «дешево» за право отдохнуть.
Люди прошлого. Она пишет на ask.fm: «Мы по-прежнему близки». Действительно? Первый раз слышу об этом. Мы сидим по разные стороны мониторов, и я боюсь, как бы зараза, поразившая меня, не перекинулась к тебе. Живи счастливо. Оставь меня, наконец, заведи новых друзей.
Всем покинуть помещение, здесь воняет депрессией, кровью и хлоркой. Неизвестно, передается ли это воздушно-капельным путем, но на всякий случай лучше воздержаться от контактов.

В новостной ленте вконтакте мелькают фотографии знакомых людей. Что меня связывает с ними? Кто они, зачем я просматриваю их? Старые записи на стене тоже кажутся чужими. Музыка стала чужой. В шкафу висит какая-то одежда, которую я даже в мыслях не могу надеть. Это осколки чьей-то жизни, человека, от которого ничего не осталось. Графический планшет по-прежнему лежит в коробке молчаливым упоминанием о расточительности владельца и непродуманности покупки. Я тоже не умею на нем рисовать, в этом мы схожи.
И как-то даже уже все равно.
" Там за окном не твоя жизнь".
" У тебя никогда такого не будет".
" Тебе нельзя даже думать об этом".
Раньше это вызывало какие-то эмоции и шевеления с моей стороны, вроде бы как стоит только измениться - и все сразу наладится, пусть на короткое время. Сейчас эти строчки - железобетонные аксиомы, которые бесполезно опровергать. Я слишком долго жила в аквариуме, чтобы мечтать об открытом океане.
Недавно приснился сон, что я только поступила в вуз и сижу в аудитории. Ко мне подсаживается молодой человек (или старый, не суть важно, лица не было видно за моими волосами) и я начинаю плакать потому, что не заслуживаю, чтобы люди садились рядом. Зачем я это пишу? Да так, просто. Это маловероятно в жизни, хоть мы и переезжаем скоро. Уже и на это плевать.
Что делать в такой ситуации? Не знаю, папа пытается пинать и заставлять планировать дальнейшую жизнь, алсо, пить таблетки, которые я не хочу. Какой в этом смысл? Искуственное удовольствие, почему бы тогда не мет упарывать? Мама туда же, напоминает одного из психиатров, который пытался задоминировать меня с порога, крича на весь кабинет ВЫ БОЛЬНЫ, ВЫ НЕСЕТЕ БРЕД, видимо, чтобы меня парализовало от испуга, и я не сопротивлялась санитарам в случае чего.
Хотя вру, что чувства совсем-совсем иссохли, все-таки, нет. Еще немного коробит от того, что я нахожу себя крайне отвратительной внешне, но если не смотреться в зеркало - то даже и нормально.
И даже не хватает мыслей придумать высокопарный конец, потому что чет заебло все
Ничтожество засыпает, просыпается быдло и пишет этот пост

Раз уж все равно сидишь в своем загоне для биомусора - получай от этого удовольствие. Полюби свою клетку. Лучшее, что можно сделать - перестать сопротивляться и надеяться.
Третий сорт, отвратительное бракованное изделие. Нет у тебя никаких "я", забудь это местоимение как прошлую жизнь. Забудь все, о чем когда-либо мечталось. Ты ничего из этого не заслуживаешь, и можешь только добавить проблем нормальным людям. Никогда не станет "лучше". Прекрати дразнить свою дурную голову фантазиями о лучшей жизни, они не воплотятся никогда. Еще раз: никогда. Это значит совсем никогда-никогда-никогда, ни при каких "если", можешь хоть вывернуться наизнанку, но тебе не поменять своего предназначения. Займи законное место около условной ментальной параши, закутайся в одеяло, глаза в пол, ни с кем не разговаривай. Люди, относящиеся к тебе хорошо (или притворяющиеся, что относятся хорошо), оказывают тебе честь, но не стоит забывать, кто ты есть.
Нет у тебя никаких прав. Дело проиграно, дрожащие твари не строят теорий. Скажи ребятам "пока" и марш в конуру. Тебе очень повезет вообще вылезти из нее этим летом.

Сублимация (именно это слово) – палка о двух концах. Необходимая, отвлекающая от истинного наболевшего, иной раз приносит такое разочарование и раздавленность, что право, лучше бы лег и умер, чем пытаться компенсировать что-то таким образом.

После какой-то странной эйфории, нагрянувшей недавно, я не знаю, что и думать. Как это необычно – испытывать что-то знакомое, не в силах охарактеризовать, но помня, что когда-то это имело место в жизни, и достаточно большое. Я уже не знаю, что это. Иногда я закрываю глаза, пытаюсь заснуть, и в памяти возникает образ: книжка «Приключения Кубарика и Томатика» и ком серых проводов, бьющих током. Это что-то из детства, что-то неприятное, и я бы спросила у мамы или папы, как связаны эти вещи, если бы знала больше про тот случай. Но память бывает жестокой, как и все остальное, и я не могу ухватиться за детали, наэлектризованный клубок ускользает.
Я не спала всю ночь, а днем улыбалась и даже шутила, и в солнечном сплетении было стойкое ощущение шевелящегося червя – он не дорос до бабочки, я раздавила его грелкой. Лайфхак: нагреть одну руку и охладить другую, а затем соединять-разъединять - это напоминает другого человека. На целые сутки было удивительно снова видеть мир ярким, снова управлять своим телом. Я так давно не была по-настоящему собой, что не смогу повторить это. Мне скоро 17 лет и 4-5 из них ничего не происходит, но, как говорится, чем дальше в лес – тем больше дров. С каждым годом это больше и больше пугает. Где я была весь октябрь и ноябрь? Что я делала в этот период? Потом был день рождения, когда пелена тумана в голове немного приоткрыла реальность и я запомнила этот день. А что было потом? Все это время до Нового года? А до операции? Я ничего не помню. Возможно, это последствия жизни от даты до даты. Возможно, действительно не происходило ничего примечательного. Возможно, это дереализация-деперсонализация. Но мне все равно как это назвать, я устала быть больной и не хочу искать диагнозы. Я хочу помнить, чем занималась прошлую неделю, хочу не выпадать из собственной головы, когда собственное тело кажется роботом, персонажем MMORPG, а разум – настоящим, управляющим извне существом. Я не замечаю настоящее время и давно не живу в нем, предпочитая воспоминания прошлого и фантазии о будущем, а то и выдуманные кем-то миры. Когда перестали нравиться приятные запахи? Когда зеленый лес в окне стал казаться декорацией? Когда я прекратила понимать, что я люблю, а что нет, что я думаю на самом деле, а что является чьими-то запомнившимися словами?
Довольно забавно иметь рабский характер. Мама говорит, у меня никогда не было царя в голове, но это не совсем верно. Просто не было подходящего царя. Человека, которому хочется служить и подчиняться - не просто так, конечно, а ради высшей цели, которую тебе придумают; человека, что может положить смысл жизни в твои дурные мозги, которого ты ненавидишь, но слишком привязан и обязан, чтобы уйти. Нормально вообще этого хотеть в двадцать первом веке? Я давно скучаю по выворачиванию пальцев, крикам о моей бездарности и битью по спине, часах, проведенных в одном положении за инструментах, свинцовой пояснице.
Все очень прозаично, но я не могу этого даже написать - пожалею, да и упаду еще ниже.

потому что ее некуда деть
Как большой любитель фэнтези и "Игры Престолов" в частности, и ноулайфер по совмещению, что же я делаю в 3 ночи? Смотрю последние серии, конечно. Я ведь тоже человек из мяса и крови, а не бирюзового эфира, могут у меня быть обычные мирские увлечения или нет? Я скептически отношусь к сериалам, еще более скептически - к сериалам с вампирами, однако этот случай растопил мое сердце, благо, вампиров там тоже нет. 3 сезона, отсмотренные залпом в прошлом году, еще долго всплывали флешбэками памяти, подкрепившись книгами в этом.
"Пока не прочитаю все, не начну четвертый сезон"
"Интересно, сколько уже серий вышло?"
"Последнюю выпускают 15 июня. Слишком долго я жду"
"Посмотрю только первые две"
"Ну ладно, пять"
"Тут одна осталась, незачем изображать святошу"
Нахватавшись спойлеров в тронотреде, я иду смотреть шестую. В пабликах во все глотки хвалят Динклейджа за восхитительную речь Тириона.
Во имя Семерых, да кому он вообще нужен при такой-то сцене в Дредфорте. ТАКОЙ-ТО СЦЕНЕ В ДРЕДФОРТЕ. This is turning into a lovely evening. Очевидно, что там было лишним: Миранда и Яра(Аша) зачеркнутозачеркнуто
Пересматриваю отрывок раз за разом. Вообще, чувства - это чаще всего плохо, хуже только минутные порывы вроде этого, в них совершаются глупости, но сейчас не надеясь уснуть, я всего лишь пишу сюда. Это меньшее из всех возможных и невозможных зол. Бумага и интернет воистину терпят все.
И почему на viewy не ставятся спойлеры? Почему я не могу внести нужные строчки под черные/белые линеечки? Почему мне так неловко?

Быт и реалии. Меня в них практически не бывает, предпочитаю уходить с головой в прошлое или будущее. Слишком неприглядно и невыносимо, чтобы жить сегодняшним днем.
Закутываюсь в шарф. Единственный раз в жизни я пожалела, что не мусульманка, ведь для них привычно ходить в никабе. Он бы очень пригодился сейчас, когда я особенно ненавижу свое лицо. Если бы добрая фея-крестная спросила, что бы я хотела в себе изменить, я бы сказала: «все». Даже нереальные люди бегут от меня, а с теми настоящими, что когда-то делили со мной жизнь, оборваны все связующие звенья. Привычка винить во всем лицо – самая деструктивная из привычек. Когда она может появиться? Когда тебе десятый раз говорят: «Ты хороший и красивый, тебя обязательно кто-нибудь полюбит (но это буду не я) ». Серсея в «Битве королей» сказала, что мы никогда не получаем того, что хотим. Ей легко размышлять об этом как королеве-регентше и вымышленному персонажу, но если все так и есть? Одиночество не кончится, покуда я с ним полностью не смирюсь. Одиночество тяготит, когда боишься остаться один на один со своей настоящей личиной. Я бегаю от себя уже слишком много времени, наверное, настал момент разрубить змеиный клубок, а не тащить его за собой на правой ноге. Большинство людей думают, что депрессия – это когда за окном идет дождь, и ты сидишь на подоконнике с чашкой чая и грустишь под Joy Division. Для меня если день прошел так – это уже замечательно. Думаю, нужно сначала вылечиться, а потом строить планы на будущее. Мама предложила знакомого психиатра, но если он окажется грубым самоуверенным брюзгой как и прочие, я хлопну дверью и не потерплю такого отношения. Возможно, придется снова лечь в больницу – все равно. Выбрать хороший платный госпиталь, где санитарки не будут собирать анализы каждый день в 4 утра и насильно кормить блевотиной. Говорят, что депрессия лечится. Мне будут давать сильные таблетки, вызывающие эйфорию, но это даже неплохо. Я с радостью стала бы наркоманкой, если бы у меня были соответствующие друзья. Здорово звучит, правда? Уверена, что многие согласились бы с этим, если бы не боялись признаться. Но моя это мысль или уставшего сознания, которому безразлично в какой канаве умирать? Я не знаю. Может, и моя. В шестнадцать лет кажется, что ты бессмертен.
Учебу придется отложить в долгий ящик – это ясно как божий день. Скорее всего это будет какой-нибудь колледж, а после служба в армейке по контракту. Это хороший вариант в условиях нашей страны, и вовсе не такой плохой и страшный, как кажется на первый взгляд. Пока нет лучшей альтернативы.
До вторника.

Душный майский воздух просачивается сквозь сетку на оконной раме. Я на балконе, в одной из десятка пар шерстяных носков и пижаме с линялыми вишенками. Уговорить папу найти большой военный бинокль было трудновато, но это разнообразило мой досуг. Луна казалась так близко, что можно было увидеть кратеры, и, если это действительно они отбрасывали тени, то должны быть просто невероятно гигантскими.
Пару лет назад спутник так же ярко светил отраженным светом на темном ночном небе, и снег хрустел под ногами.
- Тебя проводить?
- Нет.
- Я провожу.
Тогда многое было по-другому. Еще не было слепой ненависти и обиды, грабли застыли в своей траектории и еще не ударили по лицу, когда нога наступила на них. Это пьяное глупое чувство – желать добра чужому человеку и испытывать некое подобие счастья, просто молча идя за ним.
- Ты только посмотри на небо! Когда еще будут такие звезды?
Над нашими головами будто бы рассыпались серебряные блестки, так четко и хорошо было видно их. Холод не позволял стоять на одном месте, но я остановилась.
- Вон там полярная звезда. Ну, Большую Медведицу все знают, а вот и Малая. Видишь три звезды на одной линии? Это Пояс Ориона, осенью его все же лучше видно, - я показывала пальцем в небо, восторженно комментируя его.
Вряд ли она меня слушала. Она никогда не слушала меня, и, конечно, не остановилась просто поднять голову вверх. Единственное, что ее интересовало когда-либо во мне – дурацкие выходки и шутки, которые и существовали для того, чтобы привлечь ее внимание. Можно было просто толкнуть ее в снег, но тогда момент навсегда будет упущен. Фонари горели через один, прохожие будто бы исчезли, и этот величественный купол там, наверху – редкость для романтика. «Сейчас сказать? Нет, она не в том настроении. А когда? Не могу же я вечно ждать у моря погоды, давай сейчас. Давай. Что бы ни случилось потом. Давай. СЕЙЧАС».
- Знаешь что?
- Что? – она резко повернулась, рыбьи глаза сверкали бликами от света фонаря. Неожиданность застала меня врасплох, вдруг стало душно, а все слова как бы забылись.
- Ничего, - ответила я. Миг потерян, но мне не было так уж жаль, в глубине души я знала, что все равно не смогу, - Тут близко, сама дойдешь. Я домой.
Она еще немного смотрела мне вслед, но я знала, что она думает. «Больной» - буквально слышалось мне. Это всегда говорилось со снисходительным смешком, что-де взять. Ниже меня сантиметров на 15-20, она всегда смотрела сверху вниз. Отчего-то уже тогда после любой ее реплики я чувствовала, будто наелась бычков от сигарет – неприятный осадок мог не проходить днями. Мы влюбляемся в тех, кого, как нам кажется, заслуживаем. Разве я заслуживала такого человека? При всем самоуничижении мне казалось, что стою хотя бы того, чтобы меня не били. Хотя бы не так часто. Но было и то, ради чего можно было терпеть и это, и холодное безразличие, и насмешки. Глупое пьяное чувство, что я, наконец, на своем месте. Когда она была в хорошем настроении, то клала голову мне на колени или на плечо – даже тонкокостные плечи казались тогда шире, брала своей маленькой, почти детской ладонью мою длинную лягушачью руку, мне было здорово быть немного значительнее. Она обращалась ко мне глаголами без окончания на «а», это не могло быть просто так. С К. никогда не было такого. Все намекали, что в нашей «паре» я принцесса, а не рыцарь. «Ты больной идиот» - сказала бы А., прочти эти строки.
На обратном пути я додумывала десятки вариантов развития событий и ее ответов. Как могло бы быть, если это была бы книга или фильм. Но, чего и следовало ожидать, не воплотился в жизнь ни один из них. «Почему ты так удивилась, когда все узнала? Ты ведь догадывалась. Но тебе было выгодно держать меня в напряжении. Друг, который всегда готов служить. Слишком больной и неполноценный, чтобы полюбить его, слишком забавный, чтобы резко отказать. Но уж как есть, и я знаю, что такое «френдзона», езди на шее у кого-нибудь другого. У тебя полно таких, а я больше не позволю жрать и топтать меня изнутри. Пусть тебя когда-нибудь размажут также, не думай, мне нет дела до этого, но Вселенная должна же быть справедливой».
Я сняла бинокль. Без него луна вполне себе обычная, а звезды и вовсе повисли бледными нечеткими кружками. Но когда-нибудь они будут гореть ярко. Я буду показывать созвездия тому, кому не будет все равно. Мы будем неполноценными, больными, уродами всем назло; нас никто не любит, и мы не любим себя, и наверняка поссоримся из-за спора у кого самооценка ниже. Но сидя рядом, мы будем чувствовать себя собой, без притворств и ролей, и с правом быть неидеальными. Нам будет удивительно, что есть кто-то, способный полюбить нас, и, смотря друг на друга, мы будем без конца поражаться этому факту и смеяться. На этом месте я просыпаюсь И не проснемся еще очень долго. Грабли застыли. Они больше не ударят.

Хочу на воздух, ведь я очень люблю природу. Хочу увидеть зелень – ежегодное чудо, каждый раз к всеобщему удивлению доказывающее, что зима не вечна; я хочу подышать сиренью и цветущей яблоней, взобраться на пригорок за заброшенным футбольным полем. Это высокий и крутой холм, окруженный деревьями, с открытой полянкой наверху. Не больше шести квадратных метров, но это по-настоящему волшебное место: кроны деревьев открывают лазурное небо и пропускают солнечные лучи, и кажется, что никто не увидит тебя здесь кроме богов или каких-то духов. Осенью трава становится длинной и золотой, а земля мягкой и теплой. Я помню, как искала здесь мухоморы и съела, наверное, штук восемь, но скоро разочаровалась в них. Если раньше скандинавские войны обнаруживали после них боевую отвагу, а шаманы разговаривали с грибными волшебницами, то я ожидала уж никак не меньшее, однако меня посетило лишь легкое головокружение.
О моем месте никто не знал. Никто, кроме пьяных бомжей иногда, которые приходили греться на солнышке, но это было настолько редко, что целых два раза за все время, что я здесь живу. Я водила сюда К., но она, конечно, не могла прочувствовать лес. Человек, родившийся в городе, видит только надоедливых пчел, грязную траву и мерзких пауков, приходит в бешенство от комариного жужжания и с трудом забирается на крутой подъем. Ей было бы куда приятнее пройтись по аккуратному тенистому парку.
Знаешь, где проходило мое детство? Никто не мог запомнить название города, где я родилась, хотя оно простое и даже слабоумный смог бы его повторить, но не мои одноклассники, поэтому я всякий раз называла другой. Чаще это был Краснодар, о таком, по крайней мере, слышали. В любом случае, это была Кубань. У нас был частный одноэтажный дом, который по наследству должен был перейти мне, но, увы, двоюродный брат оказался более милым ребенком. Однако тогда он еще не вывалился из своей мамаши, и мое дошкольное детство было вполне счастливым. Утро начиналось часам к восьми, и я, натянув шорты и какую-нибудь майку, босиком выбегала во двор. Кому нужна обувь? Покажется странным, но по ровному асфальту бегать было хуже всего. Он слишком нагревался за день и обжигал ступни, приятней было наступать на каменистую дорожку или рыхлую огородную землю. Бабушка не пускала меня за калитку, в проезд. Знаешь, что такое проезд? Это улочка, по которой может проехать машина, а по бокам ютятся домики. Но кто будет слушать старую глупую женщину? Теперь я понимаю, почему лишилась своей недвижимости.
- Же-ня! – кричала я, стоя у деревянной синей изгороди. Это был единственный способ связи у детей. Сейчас уважающий себя ребенок обязан хотя бы написать смс, что собирается в гости.
Залаяла собака. Я постучала по железным воротам и крикнула еще раз. Изгородь была высокая, но подпрыгнув, я могла увидеть двор. Девочка, старше меня на 3 года, вышла на крыльцо. Она воплощала в себе идеал красоты двухтысячных, как мне казалось. Ей очень шла улыбка, а вкупе с длинными белокурыми волосами, она была похожа на Бритни Спирс.
Мы шли на стройку. Ей, похоже, с моего рождения никто не занимался, и фундамент давно порос длинным сорняком. Я в тот день наступила в коровью или собачью лепешку, но не было и речи о том, чтобы разойтись по домам. Мы только посмеялись. «Надеюсь, бабушка не выйдет на проезд и не испортит все» - думала я, залезая в оконный проем. Женя была уже большой, так мне казалось. Она все время спрашивала, кто мне нравится, рассказывала о фильмах, которые смотрит ее мачеха, где женщина делала что-то странное с быком, объясняла мне значения слов, что не говорят при родителях. Ее мачеха, кстати, была уверена, что это мелкая соседская дрянь испортила ее послушную дочку. Когда Женя предложила снять футболки, «мелкая соседская дрянь» вспомнила лицо бабушки и решила лучше отнести камней в шалаш. В детстве оба занятия казались одинаково интересными, и мы набрали серых бетонных осколков и пошли к диким черешням. Сколько сейчас стоит черешня за килограмм? Тогда для нас она не стоила ни копейки. Каждый день мы могли объедаться ягодами и фруктами до отвала, что подмосковным сосисочным ребятам может только сниться.
Иногда Женю загоняли обедать, и это значило, что она больше не выйдет гулять. Тогда я тоже шла к себе, ловко перелезая через забор, в два раза выше меня, чтобы бабушка не заметила. Есть было очень скучно, это отнимало много времени, к тому же, бабушка никогда не умела хорошо готовить. Все, выходившее с ее плиты, было каким-то постным и безвкусным как клочок бумаги, если это, конечно, было не варенье. Я помыла пыльные ноги поливочным шлангом и снова пошла в огород, где подкрепилась случайным помидором.
На границе нашего и соседского участка росли две вишни. Никто не знал, чьи они, и было решено, что все-таки они общие. Я залезала на правую ветку и осматривала соседский двор. Он был похуже, чем наш. Леша, рыжий веснушчатый мальчик, увидев меня, побежал к дереву. Мы были почти ровесниками, разве что, он на год был старше меня, однако я всегда чувствовала себя умнее и хитрее. Его бабушка шутила, что мы поженимся, когда вырастем, но я не могла выйти замуж за человека, который ел дождевых червей и гусениц. И хотя я подобным, вроде, не занималась, но напугать меня насекомыми было трудно.
Мы с Лешей нередко заходили в мой подвал, где бабушка держала варенье. Там всегда пахло осенью и сыростью, а каждый угол облюбовали пауки.
- Это костеножка, - Леша положил мне на ладонь паука с длинными тонкими лапками. Сначала меня охватило омерзение и легкий страх, но потом я решила, что глупо бояться существа, которого могу убить другой ладонью. С тех пор я не боялась пауков. По весне мы с Лешей с удовольствием распарывали палочками паучьи гнезда, из которых выпадали сотни крохотных желтых паучат, похожих на пшено.
Солнце садилось. Мама приезжала с работы. По вечерам к нам часто кто-нибудь приходил, этот день не был исключением. Ожидался папин сослуживец с густыми черными усами и женой. Я не помнила его фамилию, потому что если бы я запоминала всех папиных друзей, в голове бы не осталось места для алфавита. Бабушка заставила меня надеть белый сарафан с розовыми бантами. Я чувствовала себя очень глупо в нем, ведь в юбке не залезешь на дерево к Леше. А вот на пологую крышу погреба – вполне. Закат рдел вовсю, напоминая вино, которое сейчас пили взрослые. Очень скоро появились первые звезды и первые ночные комары.
Мы завели разговор кое-о-чем. Сначала я подумала, что он шутит, но когда он навалился на меня своим весом, мне стало не до смеха. Если бы бабушка захотела принести еще вина, она бы, несомненно, увидела нас, и это единственное, что меня смущало. Помимо того, что Леша вовсе не нравился мне, и того, что как дочь врача я была более осведомлена в физиологии, и знала, что ввиду семилетнего возраста у него все равно ничего не выйдет.
Всякий, кто знает эту историю, не может не засмеяться потом. Это действительно было смешно. Я вспомнила глубоко религиозную тетю и ее книги, или, может быть, моими устами заговорил сам Бог, но мальчик узнал много нового о том, что бывает с теми, кто нарушает заповеди.
- И понимаешь, что это грех? И ты будешь гореть в аду. Дьявол снимет с тебя кожу и кинет в котел. И сварит, - закончила я.
На фоне красного неба, под которым весь южный городок казался Преисподней, мои слова звучали, наверное, убедительно. Я никогда не забуду этого лица. Леша вдруг вспомнил, что у него срочное дело дома, и скрылся, перепрыгнув через забор. Правда, мы не общались после того случая.
Я давно заметила закономерность. Те, чье детство было насыщенным и интересным, в юности становятся похожими на каких-то стариков, касательно образа жизни.

От себя не уйдешь. Можно спрятаться в шкаф в своей комнате, но это не спасет от чудовищ в собственной голове. Более того, никто не сможет от них спасти. Нужно быть достаточно смелым, чтобы бросить им вызов и попытаться изгнать из сознания, и исключительным храбрецом, чтобы показать их кому-то еще.
Я заглянула в историю браузера после мамы. «Как лучше умереть». Забавно, раз уж мама таким интересуется, то чего они хотят от меня.
- Могла бы меня спросить, а не интернет, - спокойно сказала я, зайдя в комнату.
- И как же лучше?
- Ну… Это зависит от того, какие цели ты преследуешь. Когда я ела твои таблетки, я чувствовала себя самым счастливым человеком в мире.
- Ты хочешь, чтобы я умерла?
- Конечно, нет! Кто мне тогда сварит кофейку?
- Я только для этого тебе нужна?
- Ну, чаю еще никто не нальет. Впрочем, умирай, тогда я тоже смогу окочуриться и никто мне не будет пронзительно заглядывать в глаза, - я улыбнулась, подумав, что у нас очень странная семья, - Ну ладно, что случилось?
- Я не выполнила жизненную задачу. Потеряла специальность… Уже ничего не помню… Не смогу выйти на работу. Ты сидишь дома, я вообще не знаю, пойдешь ли ты учиться.
- По крайней мере, я пойду работать. Все равно куда, я бы хотела что-то связанное с тупым физическим трудом…
- Знаем мы такую работу.
- Кхм… Не такой физический труд. Я думала над этим, у меня не получится. Нужно быть всегда красивой и вежливой, так что мне разобьют челюсть в первый день. А вот стоять на заводе - еще может быть, или что-то околотворческое типа маляра.
Повисла небольшая пауза.
- У тебя так вообще не все потеряно. Почему ты не можешь поехать на курсы повышения квалификации какие-нибудь? Что мешает? Ты не инвалид.
- Как сказать…
- Скажи как есть.
- Зрение…
- У тебя нормальное. Или ты думаешь, что единственная на планете носишь очки?
Внезапно я подумала, что когда-нибудь мама действительно умрет. Я давно готовила себя к этому и вряд ли это сильно ударит по психике. Конечно, я сама буду варить себе кофе и наливать чай (вру, ведь останется папа, а он назло переживет нас всех), но мне будет грустно и не с кем поговорить.
- Ладно, поставь чайник. Я удалила историю, но если еще раз увижу, расскажу папе, что ты заражаешь меня пессимизмом.
Тут я немного солгала, потому что заразительнее моего не существует во всем…ском районе.

Я долго думала над тем, каким будет мой последний день здесь. Он еще не наступил, но переезд планируется к осени. Как это будет? Пройдусь ли я по окрестностям, прощаясь с каждой скамейкой, или, быть может, напишу письма на прощание людям, которые когда-то имели для меня значение, или оставлю большое сообщение на стене вконтакте, где будет коротко о каждом, на этот раз без прикрас и лицемерия: говно будет названо говном, ведь зачем держать маску вежливости перед теми, кого ненавидишь, но и не встретишь больше никогда? Этот сладостный миг правды, о котором мечтаешь чуть ли не с начальной школы, когда, наконец, понял всю суть этого города. Там, где все друг друга знают, где пройдясь по центральной дороге можно встретить абсолютно всех своих знакомых, где слухи разлетаются как горячие пирожки, где все переспали со всеми и каждому об этом известно, где до сих пор в ходу такое понятие как «популярность» и в школу ходят совсем не отсиживать штаны на одиннадцатиклассную корочку, где любая оплошность за пределами квартиры способна заклеймить тебя навсегда – там жизни нет. Но можно терпеть все: бесконечные насмешки из-за неприятного случая в начальной школе, тотальное одиночество, колючую проволоку по периметру, и только ложь терпеть тяжело. Это вынужденная мера, чтобы не потерять лицо, не испортить отношения с кем-либо. Может звучать парадоксально, но хотя в большинстве случаев совесть совершенно не мучает меня, но даже маленькое вранье надолго откладывается у меня в памяти. Я помню все свои невыполненные обещания, даже и особенно те, которые давались с осознанием того, что не будут выполнены никогда, я знаю все обиды, причиненные кому-либо мной, все лицемерные реплики и неправильные поступки. Я помню это все, но только перед тремя мне хотелось извиниться, сейчас это один человек. Ее зовут Лиля, и я пообещала, что приеду к ней в Москву, понимая, что меня не отпустят – в городе с пропускным режимом запрещать что-либо очень легко. И я когда-нибудь напишу, удостоверившись, что прошло достаточно времени и обида достаточно забылась, чтобы ответить «ладно» на мое «это самое, прости».
Но это определенно не тот миг, которого так сладко ожидать. Как какой-нибудь американский школьник-социопат, идущий в класс с ружьем, чтобы убить всех людей, так и я жду этого разоблачения. Думаю, не стоит готовить текст заранее, импровизация получится куда лучше, без излишнего брызганья слюной, но и без масляной ностальгии. Примерный план уже давно записан в моей голове.
Так, например, Яна узнает, что я не сваха на передаче «Давай поженимся» и не интересуюсь ее проблемами с парнем ни в каком виде, даже текстовом.
А. К-на узнает много нового о своей роли в моей жизни, а также, почему ее вид вызывает сейсмическую активность в области мозга, отвечающей за агрессию.
Конечно, предполагаются и другие пункты, но только К. не узнает ничего, и это будет апофеозом моего прощального письма без прощания. Все эти ползанья на коленях в январе, феврале и марте, заново отстроенное доверие, совместные планы и иллюзия, что все будет так, как было раньше – это было ложью (почти), за которую мне не стыдно (абсолютно). Потому что я больше не хочу игр в дружбу и героев кинофильмов. Я хочу, чтобы она хотя бы на сотую долю ощутила, что это такое, когда тебя бросают, ничего не объяснив.
А потом начнется новая жизнь с новыми персонажами. Нельзя надеяться на хорошее, но если существует вероятность, что все станет лучше, было бы неверно ею пренебрегать.

Завтра забираем документы из школы. Нет другого варианта. Нет другого пути.
Теперь время перестанет ограничивать меня. "Скоро понедельник", "с первого числа новая жизнь" - все это не будет иметь смысла. Теперь у меня будет сколько угодно времени, и ощущение ловушки немного уменьшится.
Я порву со всеми знакомыми. 17 апреля - день рождения К. и я не приду. Почему? И дело даже не в подарках, на которые я не вижу смысла тратиться. Давай начистоту, честно. Я ненавижу вежливость и лизоблюдство с тех пор, как отец упрекал меня перед гостями, что я не сказала кому-то "спасибо" или "пожалуйста". Упрекал громко и скандально. Но мы ведь не об этом. Действительно, нам было хорошо, и даже весело в какие-то моменты. Но мы всегда тяготили друг друга. Я никогда не любила вампирскую тематику и не прочитала бы шесть толстых кирпичей "Академии вампиров", никогда бы не завела блог на тамблере, никогда бы не посмотрела десятки скучных мне сериалов и фильмов, но ведь никогда и не рассказала бы живой душе о другом аспекте своей личности. О том, что хотела бы сменить пол. О том, что во мне есть много такого, что другие называют отвратительным. Я так и не призналась, что люблю аниме, так и не поехала с тобой никуда. Мы вообще практически не гуляли. Но это не мешало мне тебя полюбить. Это происходит неизбежно - привязанность к тому, кто сейчас рядом. Да, это было нелепо, совершенно уродливо и безнадежно, отказ был ожидаем и тривиален. Но нельзя откатить отношения назад, нельзя сделать как было до того, потому что ты нравилась мне с самого начала. Теперь - нет. И если ты не сможешь быть со мной, на кой черт ты мне вообще нужна? Нам не о чем разговаривать. Я тяну тебя на дно. Так низко, так лицемерно, правда? Ведь ты никогда не увидишь этот пост, а я тихо уйду, перестав писать тебе. Впрочем, ты не уникальна в этом плане. Я порву со всеми.
Нужно чем-то жертвовать, чтобы жить. Я приношу в жертву их всех, и окончательно ухожу в себя. За время, что у меня есть, я могу измениться, стать лучше, и ничего не будет мешать.
Тут папа еще обронил, что чувствует, мол, ему осталось недолго. Паниковать по значимым поводам - не моя черта, и мне практически безразлично. Проблемы нужно решать по мере поступления. Да мне его и не жаль, сколько раз он говорил обидные вещи, и даже сейчас сказал, что покончить с собой - самое легкое, что можно сделать. Конечно, я всегда выбираю легкие пути, я простая как одноклеточное, ты борец - я нет, мой удел залезть под раковину и сидеть, поджав хвост, ожидая прилива. Слабая, никчемная, недостойная, вся в мать. Так может, если все не имеет смысла, доказать, в конце концов, что я умею и держать свое слово? Что разговариваю не просто так? Что могу и выполнить обещанное?
Просто… Я не знаю, действительно ли я хочу решить все так, или во мне еще теплится надежда жить лучше? Как говорится, надежду нужно убивать первой, да и вообще, это самый легкий и простой вариант.
Так зачем же я снова пишу сюда? Это такой ритуал, когда глаза боятся, а руки делают. Если боишься что-то начать, скажи громко: "Внимание! Сейчас я буду делать то-то то-то!", это придаст уверенность и черта с два ты не свершишь задуманное, ведь уже пообещал себе, и, возможно, при свидетелях.
Но это еще не все. Мне одиноко, как одиноко бывает злым людям. Я читаю блоги тех, кто подписан на меня, и возникает чувство, будто я из окна наблюдаю за молодыми людьми во дворе. Они разговаривают, смеются, жестикулируют. Вот же! Вроде бы так близко, и чужое тепло приятно греет солнечное сплетение, но у меня нет перед ними никаких обязательств, я нахожусь на своей территории, в любой момент могу уйти. Это приятнее живого общения, хоть и менее насыщенно. Я, наверное, пожалею об этом, даже перепишу пост, но все-таки: наблюдать со стороны интересно и… и я вас люблю.