День за днем. Одно и то же, словно тюремная баланда – время такое же пресное на вкус и циклически однообразное. С каждым таким днем я все больше отдаляюсь от того, что называют «жизнью». Пожалуй, я делаю это намеренно, пытаясь нащупать дно в илистом болоте, но отчаянно цепляясь за ветки и траву, затем всплывая, стараясь набрать побольше воздуха. Вот уже я и вовсе тону, не прилагая усилий, чтобы выбраться – если шевелиться, станет только хуже, это всем известно. У каждого дно на своей глубине, но вдруг у меня его нет? Вдруг это черное, пузырящееся болото уходит бесконечно вниз, и единственным возможным выходом из моего положения останется лишь задохнуться как можно быстрее, раз и навсегда покончив с этой лягушачьей комедией? Больше ничего не осталось. Кроме призрачных воспоминаний, историй, слушать которые надоело даже воображаемым друзьям. «Ну, что ж… Хотите, я немного привру? Вы, конечно, будете знать, что это все неправда, но это привнесет некоторую солинку в нашу с вами ежедневную овсянку из клея и опилок. Хотите? У меня раньше неплохо выходило. Слушайте…». Но вот друзья исчезают, снова расходятся по своим постам – выполнять работу невидимых наблюдателей и судей, существующих где-то на задворках сознания. На кухне только мама. Весело трещит про кота, будто бы это самое большое чудо в нашей жизни.
- Ты не слушаешь?
- М?
- Ты стала молчаливой. Обиделась что ли на меня?
- Нет… Нет. Просто не о чем разговаривать.
- Ну, давай поговорим про квартиру. Помечтаем. Может, хочешь какой-нибудь одежды? Помнится, ты спрашивала насчет «подстричься».
Ее взгляд скользит по моим первобытным патлам.
- Не нужно ничего… Да. И, ты знаешь, я принципиально не мечтаю. Какой от этого толк? Одни разочарования.
Ну, конечно же, мечтаю. Но необходимо душить и пресекать на корню любые подобные инциденты, а если таковое невыполнимо - нельзя признаваться даже себе.
- Тогда, может, тебе просто хочется выговориться?
- Если бы я всякий раз выговаривалась, когда хочется, нытье не оставило бы времени сходить в туалет.
- Понятно. Я в комнату. Не набедокурь.
Снова остаюсь одна, разглядываю качающееся пламя свечки. Раньше она была в форме пирожного, но сейчас напоминает твердое коричневое убожество с углублением, где гнездятся жидкое коричневое убожество и фитиль посередине. Вот так же и я. Нет, не так. Пока ты неприметный, не имеющий эстетической ценности, но еще горишь – к тебе питают какой-никакой интерес. Но стоит только потухнуть или расплавиться, как тебя перестают замечать, а то и норовят добить и выбросить. «А если мое болото – воск, который затвердеет, как только я перестану двигаться?» И я надолго, навсегда останусь в нем, не имея возможности даже утонуть. Никто не увидит меня там из-за темно-бурого цвета массы, и никто не сможет помочь.