Я долго думала над тем, каким будет мой последний день здесь. Он еще не наступил, но переезд планируется к осени. Как это будет? Пройдусь ли я по окрестностям, прощаясь с каждой скамейкой, или, быть может, напишу письма на прощание людям, которые когда-то имели для меня значение, или оставлю большое сообщение на стене вконтакте, где будет коротко о каждом, на этот раз без прикрас и лицемерия: говно будет названо говном, ведь зачем держать маску вежливости перед теми, кого ненавидишь, но и не встретишь больше никогда? Этот сладостный миг правды, о котором мечтаешь чуть ли не с начальной школы, когда, наконец, понял всю суть этого города. Там, где все друг друга знают, где пройдясь по центральной дороге можно встретить абсолютно всех своих знакомых, где слухи разлетаются как горячие пирожки, где все переспали со всеми и каждому об этом известно, где до сих пор в ходу такое понятие как «популярность» и в школу ходят совсем не отсиживать штаны на одиннадцатиклассную корочку, где любая оплошность за пределами квартиры способна заклеймить тебя навсегда – там жизни нет. Но можно терпеть все: бесконечные насмешки из-за неприятного случая в начальной школе, тотальное одиночество, колючую проволоку по периметру, и только ложь терпеть тяжело. Это вынужденная мера, чтобы не потерять лицо, не испортить отношения с кем-либо. Может звучать парадоксально, но хотя в большинстве случаев совесть совершенно не мучает меня, но даже маленькое вранье надолго откладывается у меня в памяти. Я помню все свои невыполненные обещания, даже и особенно те, которые давались с осознанием того, что не будут выполнены никогда, я знаю все обиды, причиненные кому-либо мной, все лицемерные реплики и неправильные поступки. Я помню это все, но только перед тремя мне хотелось извиниться, сейчас это один человек. Ее зовут Лиля, и я пообещала, что приеду к ней в Москву, понимая, что меня не отпустят – в городе с пропускным режимом запрещать что-либо очень легко. И я когда-нибудь напишу, удостоверившись, что прошло достаточно времени и обида достаточно забылась, чтобы ответить «ладно» на мое «это самое, прости».
Но это определенно не тот миг, которого так сладко ожидать. Как какой-нибудь американский школьник-социопат, идущий в класс с ружьем, чтобы убить всех людей, так и я жду этого разоблачения. Думаю, не стоит готовить текст заранее, импровизация получится куда лучше, без излишнего брызганья слюной, но и без масляной ностальгии. Примерный план уже давно записан в моей голове.
Так, например, Яна узнает, что я не сваха на передаче «Давай поженимся» и не интересуюсь ее проблемами с парнем ни в каком виде, даже текстовом.
А. К-на узнает много нового о своей роли в моей жизни, а также, почему ее вид вызывает сейсмическую активность в области мозга, отвечающей за агрессию.
Конечно, предполагаются и другие пункты, но только К. не узнает ничего, и это будет апофеозом моего прощального письма без прощания. Все эти ползанья на коленях в январе, феврале и марте, заново отстроенное доверие, совместные планы и иллюзия, что все будет так, как было раньше – это было ложью (почти), за которую мне не стыдно (абсолютно). Потому что я больше не хочу игр в дружбу и героев кинофильмов. Я хочу, чтобы она хотя бы на сотую долю ощутила, что это такое, когда тебя бросают, ничего не объяснив.
А потом начнется новая жизнь с новыми персонажами. Нельзя надеяться на хорошее, но если существует вероятность, что все станет лучше, было бы неверно ею пренебрегать.