это просто пока

не понимаю как это работает когда ты спокоен не тревожишься не плачешь каждую ночь нормально кушаешь спишь живешь просто и всегда тепло прекрасно

что есть доверие, как и с кем это правильно использовать, а то у меня самые честные и хорошие оказались подлыми врунишками

Когда ты прощаешься с человеком,
ты уходишь
из жизни
его или своей?

Когда ты бродишь, как бездомная, от скамейки к скамейке, ты потерялась
или потеряна?

Когда покидаешь, казалось бы, самого лучшего из людей,
эта печаль безвременна?

Когда под горячую руку подставляешь правую щеку,
это по библии
или по дурости?

Когда в голове ахинея, красный октябрь, раскол,
это юность или… хотя, что еще?

Это взросление или крайнее одиночество,
когда в предапрельской хмурости
всё чаще и чаще требуется под слёзы чья-нибудь жилетка?

Когда тебе снится безвозмедное летнее счастье,
это хороший сон или кошмар?

Когда через твоё сердце проходят толпы людей, не задерживаясь,
то ты шлюха или аэропорт?

Когда не дышится, не пишется и не спится,
это точно март.

Нет, ты не шлюха, просто со встречными пассажирами очень не повезло.

Когда обидчик не так хочет быть прощенным, как ты - простить,
это любовь или грабли?

Это почетно или печально,
когда получаешь георгиевский крест за отвагу прожить столько грустных зим?

Когда люди дохнут, прощаются по-английски,
улетают, как дирижабли,

это ты остаёшься таким отчаянно одиноким,
или ты, независимо от людей, всегда был таким?

Когда у тебя ничегошеньки нет за пазухой
и в голове -
ты либо дурак, либо тебе восемнадцать.

И хочется вечно быть столь же красивым, и чтоб так же до взрослой жизни -
космически далеко.

Только тьма безответных вопросов и на полях в тетради начёрканное “не сдаться”.

Только бурная юность всё время кипит и сбегает, как молоко.

Внутри сдавило от чувства беспомощности.

Ну да.

Обычно так всё и бывает.

Ты смотришь на кого-то и внутри волнами растекается боль, омывает, стирает и делает всё чистым, вообще ничего. Белый скрипящий песок. Три поспешных вдоха. Три поспешных выдоха. Дым оседающий сигаретным запахом на волосах, губах, немного на пальцах. Бежать от столкновения с рифами по мокрым улицам, блестящему влажному асфальту.

Глаза в глаза и всплеск. Разливай по стаканам своё самообладание. И разбивай.

А внутри понимаешь, что никак.

Что не спастись.

Что, да, больно.

Что, да, надо справляться.

Что, да, жив.

Что нужно только вперёд. Других опций особо нет.

Была бы возможность отмотать, вырезать, украсть эту плёнку, этот момент и бежать с ним по полям, которые всё ещё покрыты снегом, плавящимся от жаркой горечи твоего сердца. В места, где нет никакой надежды, где можно спокойно, не волнуясь, заснуть. Не думать, не дёргаться попусту, не переживать. Но нет.

Ты улыбаешься старательно растягивая губы. И тебе улыбаются в ответ. Почти виновато, потому что всегда есть кто-то другой. Который стоит за спиной и проводит пальцем по горлу.

Ха-ха. Ты мёртв.

И приходится говорить себе нет. Отводить взгляд. Вставать, уходить, убегать. Не цепляясь. Не пытаясь. Прощая себе выросшую в сердце беспомощность.

И, да, больно.

И, да, живём.

И, да, без вариантов.

В голове постоянно сталкиваются несколько вселенных. И в одной из них мы, конечно, были бы счастливы.

Где же она?

В этих вселенных сотня нас, каждый момент прописан наперёд. И кто-то из этой сотни всегда остаётся один со своими сожалениями.

Да, это я.

А это тот самый год с началом которого внутри меня что-то треснуло. Не подавая виду, не принимая внутреннего беспокойства, продолжая притворяться, существовать, откладывая помехи в голове на задний план, вынашивая нарастающее беспокойство, я ждала, пока тормоза совсем откажут, а затем..

Каждый встречный человек был счастливее меня, двигаясь в одном направлении-в никуда.

Состояние, которое не описать.

Я хочу перестать писать, потому что говорить больше нечего. Внутри всё сгорело. Внутри всё украли, разбили, разорвали в клочья, вообще никак, ничего, нигде, никогда.

Я не люблю, я не вижу, я не знаю.

Кто ты?

Сны, в которых я делаю неправильный выбор, перестали быть снами. Все обиженные, злые, разочарованные стали смотреть на меня с жалостью и жалость меня поглотила, и жалкой стала я сама для себя.

Забывать всё сказанное ранее. Отколупывать себя по кусочкам, как старую мозаику со стен, разрушая пути к отступлению.

Всё, что могло меня спасти осталось в другом конце города. И только один выход-не ехать туда.

Глотай просыпанную тобой же соль.

Не жалей. Не смотри.Не вспоминай.

Сдавайся.

И, да, на самом деле ещё болит.

И, да, на самом деле не всё равно.

И, да, на самом деле ещё не весна.

посмотрите, сколько ненужного вы говорите

Дайте снова посмотреть на закат у моря. Пять минут. Он так красиво лоснится. Иногда просто посмотреть-очень хорошая идея.

Остановиться и посмотреть.

Казалось, что этот город меня не отпустит, а он отталкивает, прям как все поскорей отталкивают меня в автобус после совместных прогулок.

Дай мне пять минут с тобой. Это очень важно. Люди ведь так уходчивы, исчезательны. А ты так красив. Дай мне запомнить каждую трещенку на твоей коже, пока нас не сбил камаз, не забрали перроны или взрослость не рухнула прямо на плечи. Пока небо, охеревшее от любви, просится к тебе на руки, пока в сердцах волшебство. Зажмурь глаза и будь со мной ещё пять минут.

До старости приторно далеко и, верь мне, нас там ещё не ждут.

Да и я до сих пор опускаю своё печенье в чай, до сих пор хочу быть ребёнком. Хотя бы пять минут. Не отбирайте моих игрушек. Я успею побыть острой, серой, скучной, носить шубу и очки в дань правилам и дресс-коду, жить без фантазии и на пальцах обеих загибать предательства. Дайте мне пять минут детства. Без всяких обязательств.

Дайте мне поспать ещё пять минут. Не будите слишком рано. Вам же тоже было 18. Ну и что, что пора, что поздно. У меня в волосах заплелась весна. Я успею ещё на уроки, и родить детей, и считать зарплату. Но пять минут юности до беспредельности безвозвратны.

Дайте мне пять минут постоять у берега. пусть ветер развевает волосы и лижет сырые щёки. Пусть надежда сухо целует моё плечо, говоря "никогда не теряй себя: без себя мы сильней всего одиноки".

Пусть я хоть пять минут проживу без притворства и шума транспорта, без сердечного треска, экзаменских маев. Пусть я жива моментом.

Дайте мне посмотреть закат у моря ещё пять минут. Ведь всё однажды закончится: и море, и вёсны, и юность, и дом, и мы.

мне нужны друзья по месту жительства, а то уже не помню сколько дней сижу на диване

Как-то давным-давно все умные люди в мире обратились в одну веру-точнее сказать, в безверие. Но их очень огорчала мысль о том, что пройдёт очень немного лет после их смерти, и им станут приписывать множество верований и суеверий, о которых они и не помышляли, множество предсказаний, которых они и не собирались делать. Поэтому они сказали друг другу:

Давайте объединим наши усилия и создадим великую книгу, которая станет вечной насмешкой над легковерием человечества. Давайте убедим наших самых искусных поэтов написать о радостях плоти, попросим поднаторевших в этом деле журналистов включить несколько знаменитых любовных историй.

Мы включим туда все наиболее нелепые небылицы, которые сейчас в ходу, подберём самого забористого сатирика, который слепил бы из всех божест, которым ныне поклоняется человечество, одно божество, которое будет более величественным, чем любое из старых, но в то же время таким по-человечески слабым, что станет поводом для насмешек всего мира, мы припишем ему самые абсурдные мысли, какие только можно придумать, непомерное тщеславие и неистовство, которые заставят предположить, что всем этим он занимается ради собственной забавы; в общем, чтобы люди, читая нашу книгу, начинали размышлять над ней, и в мире прекратится глупость.

И, наконец, давайте позаботимся о том, чтоб эта книга обладала всеми высотами стиля, чтобы она действительно могла стать вечной и свидетельствовать о нашем глубочайшем скептицизме и нашей всеобъемлющей иронии.

Так эти люди и поступили, и почили.

А книга их действительно пережила века, ибо так прекрасно была она написана и настолько изумляла совершенством своей выдумки, которую эти мудрецы и гении вложили в неё. Правда, они не позаботились снабдить её заглавием, но после того, как все они умерли, книга стала известна как Библия.

Очередной раз, пока я валяюсь на постели и слёзно смотрю в потолок, мама садится на край и спрашивает "а ты на самом деле живёшь?"

Такой простой вопрос и такой очевидный ответ, но я всё равно почему-то морщусь и угрюмо смотрю в сторону.

— насколько ты живёшь?

Обычно в полсилы. Иногда хожу на дни рождения, покупаю подарки к праздникам, которых не признаю и не понимаю, балую себя красивыми вещами из торговых центров. Много учусь, кормлю кота, регулярно рассказываю ей, что дела хорошо, а потом тяжко вздыхаю, потому что маме врать я не научусь никогда.

Случается, что совсем не живу. Читаю новости, не вникая в суть. Сижу над учебниками, не понимая зачем. Просыпаюсь с утра, не видя смысла ни в одном из этих занятий. Ставлю вокруг себя декорации "нормальной, как у всех" жизни, создавая видимость комфорта и успешного существования.

Бывает, я совсем не чувствую вкуса жизни. Теряюсь в буднях, забывая, что всё ещё умею радоваться, грустить, танцевать, мечтать и быть живой. Стою на месте, проклиная всё покинувшее меня, проклиная мечты, увы, несбывшиеся, проклиная, кажется, весь свет, за то, что смеет быть таким пьяняще весёлым и счастливым, но только не там, где я.

Мама снова спрашивает, живу ли я.

И я не знаю, что отвечать. Я забыла, что значит жить. Потому что на меня накинулись конспекты, тревоги, печали, весна, дразняще прекрасная для кого-то другого. Душа пуста, люди излюблены, время утекает, дни сухи и бесполезны. Всё идёт так ровно, так мерзко, так вникуда.

И я не знаю, как реабилитироваться. Счастливые моменты не спешат начаться, новые люди предают не хуже старых. Всё повторяется из раза в раз. Всё тускнеет, и я мысленно соглашаюсь с вывеской в метро "выхода нет". Тоска в этот раз одерживает победу, а время уныло смотрит на мою жизнь и грустит от того, насколько бездарно оно растрачивается.

А жизнь ведь начинается с бонального осознания? Сердце, наверно, должно знать, зачем оно бьётся, дни должны знать, зачем проходят, судьба, подсовывая шансы на удачу, должна быть уверена, что ты распорядишься ими правильно. Осознание жизни, наверно, и есть жизнь. Когда покупаю не нужные вещи, когда учусь в нелюбимой школе, когда обнимаюсь с людьми и мысленно морщусь, когда прихожу в места, где меня не ждут, забываю спросить "именно это то, чо мне нужно?"

Я хочу честно ответить на этот вопрос, хочу задаваться им перед каждым своим поступком, хочу бросить всё ненужное, пережитое, выжитое, давая дорогу чему-то новому, хочу заявить всем о своём существовании, продолжая жить и творить, меняя что-то внутри себя, снаружи, признавая свои слабости перед привычкой быть несчастной, понимая, что жить намного проще, чем кажется, что стоит только придать своему существованию немножечко осознания.

Хочу проснуться очередным утром, точно зная, зачем проживу грядущий день.

Хочу быть спокойной.

Абсолютно живой.

ты ходишь, дышишь и живёшь как каменный гость

Иногда, я думаю, что все несказанные слова, когда-нибудь доберутся до меня и удушат. Они заскользнут мне под одежду, будут сдавливать бёдра, как мокрые джинсы. Они впитаются в мою кожу. Вытеснят все ложные воспоминания.

Ногти стали ломкими и тонкими.

Зубкам не хватает молока и творога.

Как будто у моего организма вечный понедельник.

Иногда, я хочу ламинировать свою душу. Покласть под пресс свои ресницы. Толкнуть себя вперед.

Иногда, чтобы увидеть целую картину, нужно покрутиться вокруг. Можно подпрыгнуть.

Но в голове не всплывает ничего, кроме одного единственного взгляда. Такого важного. Вместившего в себя что-то особенное. Что-то не такое, как у тех, кого я толкаю каждый день в общественном транспорте, осыпая тянущийся за собою след неловкими извинениями.

И, кажется, знание об этой особенности хранилось глубоко в моём подсознании (правда, таком измотанном от недосыпа). Спрятанное там, где обычно забывают протереть пыль и найти ключи.

Иногда, я пытаюсь ущипнуть себя, чтобы знать, что не сплю. Что этот живой и звонкий смех действительно рядом. Этот смех, в который невозможно не влюбиться.

Иногда очень трудно понять.

Иногда я вспоминаю торты. Те, что были приготовлены красивыми руками для меня. Теперь есть воспоминания по-сильнее, чем вкус шоколада в те дни.

Иногда очень трудно быть понятым.

Запах зимнего декабрьского латте никогда не перебьёт вкус заказанной в одиннадцать вечера пиццы.

Дальность-ужасно дурацкое слово.

Осязание мира через напитки с градусом или поцелуи. Постараться запомнить. Попытаться сохранить.

Протяни руку в густой февральский туман. Почувствуй влагу на своей ладони. Очень хочется в ответ. Пусть и холодную. Пусть даже кофе, чай или виски греют сильней.

Напитки-банальности.

Иногда, всё, что у меня есть в конце дня-это я сама и мои дурацкие мысли.

Иногда, мне кажется, что у луны вкус лимонного бисквита и молочной пены.

Иногда, я очень жду весны.

you and forever

I'm scared.

проще ни с кем не дружить, ни с кем не строить никаких отношений. сидеть дома и жрать козинак. козинак не предаст, не уйдёт тусоваться, не уедет в другой город, не пообещает прийти и не придёт, не станет вечерами пиздеть по скайпу с тёлкой, которую ты не переносишь. козинак-вот че ожидаешь, то и получаешь

Знаешь, от сердца мало нужно: стучит. Раз за разом. Опять и опять.

Такая старая боль.

Я сняла с руки браслет, который носила два года. Я научилась не бояться быть одна, научилась не скучать наедине с собой. Удивительно, сколько времени мне потребовалось на это. Но сорванное детство, как и сорванный цветок, обратно не вернёшь. Гниёт, вянет, сохнет вместе с тобой. А в зеркале всё так же, только нельзя в глаза смотреть — по глазам сразу понятно, кто не добежал, кто сгорел, а из кого украли всё. Даже пустоту, ведь пустота приятна, прохладна. Пустотой можно обернуться, как защитной плёнкой, а когда веки гниют — это значит конец. Человек пропащий. Человека не вернуть. И так горько становится, невыносимо.

-Жить будешь?

Руки обнимают за талию, вытаскивают тебя из вынужденного анабиоза. И перед тобой лицо: живое, кричащее так, словно ты выиграла в лотерею, а он-приз.

-Буду.

Следовало давно сойти с рельс и успокоиться. Подождать, пока сердце снова застучит, а затем, если станет легче, заснуть.

Все мы-пропащие люди.

Бьёмся как чашки. Осколок за осколком, распадаемся, ломаемся. А кто собирать будет?

Если можно сбежать куда угодно, то стоит ли пытаться сбежать от самого себя? Удалить все города, в которых не приживётся душа. Стереть все океаны и моря, в которых не излечить душу. Люди всегда убегают друг от друга, но сейчас я хочу остаться.

Хочет ли остаться он?

Боюсь спрашивать. Там боль не моя, боль чужая, и трогать её я не имею права. Стыдно за молчание, будто украла цветок с чужой клумбы и поймали. Лишь губы кусать и в пол пялиться. А душа саднит. Душа ноет. Душа как пленник: отматывает срок за преступления, сделанные телом. Душа не хочет терять снова.

Надеюсь, мы просто были поняты без слов.

А за горизонтом растут мои любимые гладиолусы. И я тихо молюсь, чтобы из нас двоих тоже выросло хоть что-то красивое.

Недавно в моём сне моряки отбивали чечётку на волнах. Их воротники пахли солью, пахли морем, сырым песком и рифами-теми, что царапают ноги. А им было всё равно, пока глаза горели, пока можно было, пока море прощало, даря спокойствие, даря праздность.

Морякам все равно, морякам лишь бы берег рядом, лишь бы алкоголь по венам, лишь бы ноги сухие, и чтобы не штормило.

Нигде. Особенно внутри.

Мы сидели на краю утёса и соль щекотала кожу. Мы вглядывались туда, где чуть-чуть известно.

Моряки внизу пьяно спрашивали откуда мы.

А мы пытались нащупать остатки воспоминаний в мёртвом-мёртвом сознании. Я уже и не помню откуда взялись эти "мы".

Над морем развеялся туман и я проснулась.

Когда луна сменяется солнцем — это как выстрел. Паф. Ты убит. Твоё время просрочено. Забирай.

Как просто довести человека до безумия.

То, что мы там называли миром, медленно распадается, как кубики намокшего сахара.

Бывает, накатывает, как накатывают волны. И становится тоскливо, даже рифам, даже морякам.

Кричать от отчаяния, не имея возможности услышать собственное эхо, как доказательство, что ты жив.

Столько всего в этом молчаливом прощании со сном.

Снова пытаться закрыть глаза, но там уже ничего.

Только гладиолусы.