Это просто Вьюи блог

И я говорю "пожалуйста, не воспринимай меня всерьез".

"Пожалуйста, не позволяй моим словам приобрести плоть, они завтра перестанут быть актуальны, а убийство - очень утомительная вещь".

Завтра перестану быть актуальна и я сама, и все мои чувства, и все мои желания. Каждую ночь я ложусь в постель, но на следующее утро просыпается уже кто-то другой.

Мы раскрыли секрет моей бессонницы, да? Меня не утомляет смерть, меня утомляет необходимость воскрешения.

И почему-то каждый из этих людей неизменно делает свой первый вздох с твоим именем на губах.

Я хотела рассказать, почему Фрай гений и вот уже 5 лет помогает мне разбираться в себе и мире, но он сам сделает это куда лучше.

~ Всё может в какой-то момент оказаться источником силы — и страсть, и ярость, и даже страх, но только не вина.

~ Возвращение к своей подлинной природе важнее всего на свете.

~ Следует щадить чувства людей, для которых твое благополучие — обязательное условие душевного равновесия.

~ Это только кажется, будто время течет снаружи, на самом деле оно — внутри, и самые точные часы — там же.

~ … человек, к которому можно прийти в гости среди ночи и получить не ведро кипящей смолы из окна, а, напротив, кружку горячего вина и одеяло, — это такая драгоценность, с которой я добровольно не расстанусь. Принудительно, впрочем, тоже не расстанусь, буду драться, как лев.

~ Жизнь снова стала интересной, и это оказалось важнее привязанностей, потерь и прорех, которые они оставляют в ткани бытия. «Мне интересно» — именно так выглядит моя персональная формула счастья, точнее, формула необходимой мне дыхательной смеси…

~ Если уж убивать людей, то начинать следует именно с тех, кто не разделяет твои литературные пристрастия.

~ Для того чтобы постичь подлинный смысл события, которое считаешь несчастьем, следует отойти от него на некоторое расстояние.

~ Представление о справедливости существует лишь в фантазиях образованных людей, природе же она совершенно не свойственна.

~ Всё, что находится на виду, со временем утрачивает смысл, тогда как тайное, напротив, им прирастает.

~ В некоторых ситуациях делаешь невозможное просто потому, что не сделать — гораздо более невозможно.

Я просто хочу, чтобы ты вспомнил свое обещание не отпускать меня, взял за шкирку и притащил обратно в свою жизнь.

Мне-то, конечно, одной куда легче дышится. Но вот только бессмысленно. И скучно. И серо. Как то самое небо, в которое стряхивают пепел. Потому что все так в порядке, все так стабильно, я сама - пример стабильности, меня можно на все брошурки рекламы антидепрессантов помещать. И все у меня под контролем, для всего свой план, маячат соблазнительные перспективы. Сама себе завидую - когда моя жизнь в последний раз казалась мне такой сносной и вполне занятной штукой?

Но вот важного - этого ничего нет. Потому что важное я оставила, чтобы декорации привести в порядок. Или якори кинуть - тут как посмотреть. Кинула, молодец, но нахрена нужен корабль, который все в порту да в порту? Корабли, они же для морей и океанов созданы.

А люди для чего созданы, а?
". .Люди ведь… не потому живут, что квартира и порошок?.."

Мы братались этим чувством, что не вписываемся никуда и нам это нравится.

Говорили о странных, никому не известных книгах, покупали травянные сборы в Крыму и варили из них зелья, у нас летом был снег, а зимой - вкуснейшая малина, и по количеству царапин на моих руках можно было посчитать, сколько раз за день я тебя поцеловала (вместо зарубок на кровати, ведь это так пошло). Сейчас уже кажется невероятным, но там, за ухом, где маленькая родинка у самой линии роста волос, ты пахла мной, ты пахла запахом моим.

Теперь я припоминаю опасливые взгляды, но тогда не смотрела в глаза, которые не были ярко-синими под солнечными лучами и черными, когда свет перекрывала завеса из моих волос. Мир начинался на кончиках твоих пальцев, мир заканчивался за краем твоего платья. Мне было больно смотреть в бездну, больно и страшно, поэтому я не смотрела.

Я не испугалась, когда кольца начали спадать. Не испугалась, когда начала обнаруживать себя на горизонтальных поверхностях. Я себя чувствовала только в связке с тобой: вот это мои губы прижимаются к твоей ключице, вот это мои ноги находят твои под столом. Что мне было до своего тела в те пустые минуты, когда оно не ощущало твое.

Стало страшно, когда я не смогла произнести твое имя. Оно застряло в легких - я была удивлена, когда рентген обнаружил там что-то иное - и не хотело становиться звуком, оно хотело остаться во мне.

Твое имя осталось.
Ты нет.
Так бывает.

А вскоре на моих руках начали появляться совсем другие зарубки.

До какой степени нужно любить человека, чтобы принимать от него заботу? Потому что это неприятно, оскорбительно, назойливо. И лишь от некоторых - естественно, как дышать. Одних по рукам бьешь, когда волосы поправить хотят, а другим позволяешь шапку на тебя натянуть, а ведь это требует несомненного доверия, это же шапка.

До какой степени нужно любить человека, чтобы его шуршание на твоей кухне не вызывало армию мурашек по коже? Когда настолько интроверт, что почти асоциал, и мысль о том, чтобы торчать в тесном 3 на 3 пространстве с кем-то, кого сознание не приняло за своего, ужасает похлеще всех книг Кинга? Но случаются такие, что ставят твой чайник на твою плиту и моют твою посуду, а ты сидишь на стуле, подобрав ноги под себе, подпираешь рукой еще не до конца проснувшуюся голову и командуешь "зеленый чай без сахара этому столику!"

До какой степени нужно любить человека, чтобы читая прекрасную книгу, отвлекаться на мысли "а вот это ей бы понравилось"? Чтобы зависать над стойкой с синими шарфами, но не для себя. Чтобы фильм идти смотреть, потому что ее любимый актер. Чтобы пасту пробовать с мыслью "что она в ней находит?" Чтобы весь мир разделился на вещи, которые сделали бы ее счастливее, и вещи, которые не имеют никакой ценности. Чтобы сидеть в час ночи у вокзала, ждать такси и просить приставшего пьянчугу продекламировать Есенина, потому что "первый раз я запел про любовь, первый раз отрекаюсь скандалить".

До какой степени нужно?..
Ай, постой.
Это же не любовь, а влюбленность.

Вот представь: плывешь ты на корабле по Северному Ледовитому, и усматриваешь вдалеке глыбу льда. Ты, конечно же, воскликнешь "айсберг!" и всем друзьям, во всех твиттерах и тамблерах потом расскажешь, что видел айсберг.
Но нет, солнце мое, айсберг ты увидишь, только когда камнем на дно потянет.

Понимаешь теперь разницу?

Я не умею писать о хорошем. Наверное, потому что когда хорошо, писать не надо, надо впитывать каждую каплю счастья, надо собирать его в себе, чтобы утопить однажды своих демонов. Нет, вру, конечно, нельзя их топить, можно лишь напоить, накрыть пледом и дать отдохнуть. Пожирать кого-то изнутри - утомительная работенка, должно быть.

Мое "хорошо" теперь состоит из прочитанных книг, написанных страниц, хохота на кассовой стойке, тонкой бледной руки, подхватывающей меня под руку 4 вечера в неделю, старых и новых песен Сплина, латте с кокосовой стружкой над пеленой молочной пены. "Хорошо" проклевывается наружу, когда затыкаю уши наушниками, втягиваю сигаретный дым и сжимаю руками чашку кофе, а сверху прямо на волосы, прямо в чашку - снег, а через 5 минут - снова в зал, снова работать. "Хорошо" ласкает плечи, когда можно проснуться не в 8 утра, "хорошо" ставит турку на печку, пока губы нашептывают строки неизвестно чьих стихов.

Мое "хорошо" - это умение слепого радоваться теплу солнечных лучей на закрытых веках.

Мое "хорошо" рождается тогда, когда рассудок разворачивает длиннющий пергамент и собирается зачитать целый список причин, почему оно на самом деле "плохо", а гордость с мудростью с очаровательными улыбками дружно закрывают ему рот ладошками и мило посылают нахуй.

– Неважно, что мы решаем, главное – принять решение.
(с)

— Потому что: тот, кого любишь, должен быть мертв. - Саске поставил сигарету столбиком, прищурился и посмотрел на миниатюрный ад тлевшего пепла. – Мертвые не бросят… не отвертятся.
(с)

Она подсаживается за мой столик, когда я запиваю устало-разочарованного Бродского "Лагуной", в которой явно слишком много водки.
- Вы пьете так, как пьют кому-то назло.
Нахальство - это роскошь, которую позволяют себе люди исключительно самоуверенные, а могут позволить - люди харизматичные и обаятельные.
У нее длинные пшеничного цвета волосы, затянутые в высокий хвост, карие глаза и тонкие мягкие губы. У нее в глазах - беззлобная усмешка и неподдельный интерес.
Ей можно.
- Все может быть.
- Кто эта скотина? Когда, по сценарию, соберетесь звонить ему и бросаться пьяными обвинениями, дайте мне трубку, я скажу ему, что заберу такое сокровище себе, если не будет беречь.
- Не нужна трубка, можете говорить прямо сюда, - хлопаю пальцем по своего уху.
Интерес в ее глазах разгорается ярче.
- Себе, значит, назло?
- Голосу в голове и позыву держать обещание, которое того не стоит.
- Обещания имеют над нами ровно столько власти, сколько мы сами им даем.
- Когда-то дала слишком много.
- Давайте поднимем революцию! Власть отдадим желаниям, а обещания - в ссылку. А то и на расстрел.
- Боюсь, единовластие желаний быстро исчерпает все ресурсы государства. Плюс придется менять конституцию, слишком много бумажной волокиты.
- Но можно ведь дать испытательный срок. Скажем… одну ночь, м?
Между нами остается слишком мало места для сомнений.

А в моей "Лагуне" и правда было слишком много водки.

Люди не меняются.

Люди умирают и рождаются заново.

Индуизм проповедает реинкарнацию, но упускает, что можно переродиться при жизни.

Знаешь ли ты, Иллай, почему твой брат убил себя? Просто он уравновесил внутренне с внешним. Просто он довел до конца то, то что сделал с ним мир.

Завтра все будет лучше, милая. Завтра ты обнаружишь себя во чреве, защищенной, и жизнь еще не наложит на тебя свои грязные требовательные руки. Завтра ты будешь в защитном пузыре, где можно неторопливо создаваться заново.

Но сегодня.

Сегодня нужно взять нож и вырезать душу из тела.

Мне просто обидно, понимаешь, обидно и как-то нездорово, потому что я видела потенциал этого чувства, я видела размах его крыльев, если хочешь, а ты вынудил меня запереть его в клетку, и оно все так сжалось, усохло, так и осталось увечным. Мне ведь и больно было только пока оно бушевало и сопротивлялось, а потом утихло и издохло от голода, потому что я отказалась скармливать ему себя.

Стать бы теперь циничной - это называют быть взрослой - и пожимать плечами так псевдомудро, мол все уходят, большое дело. А я не хочу, все свое самое святое и светло, все то, благодаря чему я еще что-то да значу, мне совсем не хочется прятать за вуалью безразличия, все эти простые и легкие методы - не для меня.

Что-то внутри покрывается льдами, зарастает заморозками, как мхом, а я, дура, сопротивляюсь, снова и снова разбиваю эту защитную корку, потому что неправильно это, так - не по правилам. И я подсаживаюсь за незнакомые столики, и я улыбаюсь полузабытым лицам, и я смеюсь над чужими шутками, отдаю хорошие книги не тем, пою вкусным кофе не тех, подставляюсь под руки не тех. А не те они потому, что чем ближе к ним, тем ниже падает ртутный столбик.

Я рядом был с тобой мне холодно с другими

Я как-то живее была, знаешь, когда исходила истерикой на полу, когда пугала криком соседей, когда запястья были покрыты узорами от зубов. Я горела ярче, знаешь, и наверное сгорела бы в самом скором времени, а теперь и пламени то не разглядеть, и жара нет, лишь едва уловимое тепло, которого хватает, чтобы быть в порядке, но не хватает, чтобы просто по-человечески быть. И меня уже так тошнит от этого своего "в порядке", знаешь, потому что я не хочу быть в порядке. Мне тошно от своей эмоциональной стабильности, мне тошно от того, что глаза сухие вот уже почти месяц, мне тошно от собственной рациональности и целеустремленности.
Мне тошно от того, что я проснулась и поняла, что не влюблена в тебя больше.

Через все запятые дошел наконец до точки
Не волнуйся я не посвящу тебе больше ни строчки

Бывают группы хорошие. Бывают отличные, самые лучшие, гениальные.

А бывают самые родные, с которыми ты годами, песни которых уже в крови, голоса солистов - в голове, тексты - в сердце.

Именно такой группой для меня с самого детства был Сплин.

На концерте которого я сейчас нахожусь, ожидая начала.

Завидовать можно.

Засыпаю под стихи Элюара.

Когда я соскабливала со своей жизни вещи, которые делают ее невыносимой, рука дрогнула над несколькими именами.

Видимо, чтобы иметь право делать мне больно, нужно быть мертвым.

Нуш мне так не хватает тебя

Одинокому дереву так не хватает зеленого леса

Я стихов никогда не писал без тебя

Я по горло в холодной воде

Одиночества горя

И слова тяжелы как бинты на ноющей язве

И тисками зажаты виденья

И все то что пишу говорю выражает одну лишь

разлуку

День для меня все равно что мотыга для клада

Хоть как-нибудь время убить я других наслаждений

не знаю

Лес зеленый сгорел весь окутанный дымом

Ни листвы и ни пламени не было видно

О звезда моя черная ты уходишь все дальше

и дальше

И становится точкой твой диск

И весь мир мой сжимается в точку

Ты о мечта моя ставшая глухонемой и незрячей

Уничтожь отражения отзвуки лжи

Уничтожь моей совести муку

И сотри поцелуи которые мне не нужны.

Мне начинает казаться, что мироздание за мной следит. Как иначе объяснить рассылку от работа.ру с темой "чего не надо делать при смене работы" как раз в тот день, когда подтвердилось мое перебежничество в турагентство?

Газпром не соврал, хотя "мечта" - слово слишком громкое. Это было мечтой классе в 9, тогда я наивно думала, что предварительно отучусь положенные 5 лет в вузе и лишь тогда приду туда, где людей отправляют в рай, чтобы по возвращению на грешную землю обитание здесь казалось им еще более жалким. В 9 классе я явно не мечтала бросить 2 вуза (один из них дважды) и отпахать 8 месяцев в месте, где умирают ноги и вера в литературный вкус современников, но неисповедимы пути идиота.

В кои-то веки снова появились какие-то цели, желания, точки на отрезке будущего, которое уже не само по себе, а с моим непосредственным участием. Это замечательно, на самом деле, это большой прогресс, и от точки к точке все будет становиться только лучше, я знаю.

Правда больше никто не говорит, кивая в мою сторону: "Посмотрите на нее, снова эта улыбка наркомана, который нашел в кормане забытый косяк".

Теперь мне говорят: "Улыбнись".

— Какая скукотища, - фыркает над ухом, заглядывая через плечо.
- Я читаю умные книжки не для того, чтобы было весело, - приходится закрыть "Историю безумия в классическую эпоху" и попросить Фуко не обижаться.
- И зачем тогда? - хлопается на стул напротив, развернув его спинкой вперед.
- Пожалуй, чтобы не быть дегенератом, который не знаком с трудами одного из главных философов 20 века. Как тебе такой вариант?
- Ты меня только что обозвала, да? Обозвала же? Имей в виду, я и ударить могу.
- Лучше почитай мне вслух.
И он читает.

[На самом деле снаружи кажется, что я просто тяну мокачино через трубочку и смотрю перед собой расфокусированным взглядом.]

— Один наушник. Признайся, ты специально оторвала второй, чтобы слушать меня и музыку одновременно.
- Именно. Но если вдруг у тебя где-то завалялся лишний полтинник, я бы с радостью перестала портить себе слух.
- Боюсь, я потерял кошелек еще несколько лет назад. Я сам могу тебе петь, хочешь?
- Видят боги - нет.
- Многое теряешь.

[Лучше всего то, что мне даже не нужно шевелить губами и пугать этим окружающих.]

— Шапку не забудь.
- О, точно, спасибо.
- Ты же в курсе, что мое присутствие ненормально?
- Конечно.
- Это я так, проверяю… Эй, а шарф?

[Это даже не галлюцинации. Я же знаю, что тебя нет.
Но пока я никак не решусь заботиться о себе и любить себя, надо, чтобы это делал кто-то другой, понимаешь?]