Быдло-бестселлер

Моя жизнь - широкая лестница, по которой нужно взбираться не думая о ступеньках, которые остались позади.

Моя жизнь - яблоко раздора и предпосылка к Троянской войне.

Моя жизнь - сотни сожженных дневников; сотни мыслей и планов, которые канули в небытие, где и прозябают.

Моя жизнь - вереница лжи и предательств. Вереница, без которой я не был тем, кем являюсь сейчас.

Моя жизнь - два возраста, разделенные ровной линией непонимания и другого поколения.

Моя жизнь - бесконечное количество литературы, чужих жизней, чужих смертей и тошноты от повторяющихся историй с одинаковым хэппи-эндом.

Моя жизнь - еще один том на полочку судеб, который затеряется под пылью веков и сгинет в мировой истории.

Мне нравятся спокойные вечера, когда нет постоянной движухи и потребности куда-то ехать, что-то разруливать и решать. В такие моменты ты полностью принадлежишь самому себе и своим мыслям. Нет даже привычной агрессии. Всё что есть и всё что нужно: кофе, сигареты, тишина или книга, которую читаешь хоть в сто первый, хоть в первый раз. Главное — ощущение спокойствия и самоуединения. И из-за редкости таких моментов они наиболее ценные среди других.

Я пытался уйти от любви,

Я брал острую бритву

И правил себя.

Чем дольше я не сплю, тем больше думаю о тебе. Да и вообще, чем старше становлюсь, тем больше призраков прошлого навещает меня. Дело не в совести и не в сентиментальности, потому что чем дальше, тем больше во мне похуизма, циничности и полного равнодушия к эмоциональному фону других людей. Раньше мог имитировать, сейчас выходит так вяло, что я просто бросил это делать. Но не когда дело касается тебя. Тут, кажется, невозможно выстроить барьер не из бессонницы, которая обычно притупляет все ощущения; не из рациональности, которая много раз отводила меня от необдуманных поступков и последствий после.

Я много раз прокручивал в голове мысль, что ты, возможно, предчувствовала подобный исход событий. Нельзя играть в «я убью тебя» без последствий, если это всего лишь шутка. Вселенная не терпит пустоты, пусть она заключена в словах. Даже когда ты застряла в чертовой Англии, лишив нас обоих возможности развлекаться излюбленным способом, нет-нет да давала знать о том, что конец наступит лишь тогда, когда один из нас замолчит навсегда.

— Что ты будешь делать если я умру?

— Найду кого-нибудь похожего на тебя и начну всё заново.

— Самое романтичное признание в любви в моей жизни.

Я исполнил своё обещание только наполовину: начал всё заново, предварительно попытавшись всё закончить. И то процентов на десять, ограничившись незначительными деталями, не сумев даже избавиться от твоих вещей и квартиры, которая на данный момент служит мне крепостью и пристанищем. Может, и из-за этого я слишком часто думаю о тебе?

«Я хочу быть с тобой» Наутилосов как дурацкое пророчество, на которое никто не обратил внимание, потому что каждый был слишком занят собственной самонадеянностью и желанием обставить другого.

— Я сейчас в полной ванне. Уверена, ты бы не отказался от возможности утопить меня, но ты очень далеко, поэтому только представляй. Один-один, любимый.

Вечный счёт, игра на опережение. Ты была моим самым достойным соперником, и единственной женщиной, которую я когда-либо уважал. Но иногда мы оба заходили слишком далеко в попытках доказать своё превосходство. Нас обоих раздражала игра вничью, потому что я всегда и во всём должен быть первым, а тебя забавляло моё бешенство, если получалось меня обставить. Так острей. Будто недостаточно было постоянно оказываться под острым лезвием, нужно было ложиться под нож ещё и метафорически.

Любимый и любимая всегда звучали так иронично, что никто и никогда бы не подумал искать второе дно, совершенно лишенное иронии. Думаю, потому что в их голове не укладывалась мысль, что любовь может быть такой странной, вывернутой наизнанку, когда оба только и делают, что укалывают друг друга, выискивают слабые места и не прощают предательств, на которые сами себя и толкают. Я их понимаю, поэтому никогда не пытался переубедить.

Ты никогда не снилась мне мёртвой в отличии от других призраков прошлого. Не звала меня к себе, не тянула руки, не умоляла и не просила. В этом вся ты. Иногда мне снится последний момент, а иногда первый: твои скрещенные ноги, прищуренный взгляд и зажатая сигарета между пальцами. Рыжие волосы падают на глаза, ты постоянно их сдуваешь и смотришь на меня так долго и пристально, что мне почти стыдно.

— Они считают тебя чокнутым.

— А ты?

— Не знаю. А ты чокнутый?

Я сменил множество имён, не особо заморачиваясь над их запоминанием, звучанием или сочетанием с бессменной фамилией, которая прилипла ко мне благодаря тебе. Они были ширмой, маленькой прихотью и развлечением, а фамилия — чем-то постоянным, фундаментальным и настоящим. Они, кстати, до сих пор считают меня чокнутым отморозком и беспредельщиком. Я не оспариваю свою репутацию.

Знаю, что ты никогда не стала бы носить мою фамилию, потому что брак — не для таких как мы. Как и совместная жизнь, быт и прочая херня, от которой у меня по коже мороз. У нас даже полноценных отношений никогда не было. Все эти долбанутые официозы, танцы с бубном и «теперь мы пара» никогда нас не интересовали. Мы, кажется, были вместе с момента твоего появления в моей зарождающейся истории, когда ещё ничего не было, зато была ты: яркое рыжее пятно среди хаоса и непонимания. Ты помогла мне сориентироваться. Я помог тебе не сойти с ума ещё больше.

Твоя могила и это место — единственное, где я могу помнить о том, что в жизни железного и несгибаемого было что-то такое, что меня почти сломало и убило. И это что-то, как ни банально, — женщина.

В глубине души я всё ещё остаюсь мажором, потому что искренне ненавижу дешёвые тачки, выпивку и девок. Жизнь в кредит, ипотеку и долг — тоже не вызывает у меня никаких положительных эмоций. Как охуенно когда есть деньги и не нужно зависеть ни от чьей прихоти, желания, момента и кредитных ставок. Ради финансовой независимости стоило въебывать как проклятый.

Каждая наша встреча сопровождается неуместными замечаниями, которые возможно пресечь только если устроить повторный геноцид евреев в менее масштабном варианте. Я прекрасно знаю, что большая часть моей семьи обделена чувством такта и умом, а выживают они лишь благодаря инстинкту бесперебойного размножения, который можно сопоставить лишь с олимпийскими богами, с коими сходство и заканчивается на неумении предохраняться.

Я всё это прекрасно знаю, но не перестаю раздражаться на тупые попытки дать мне сто пятьдесят советов относительно моей внешности, работы, манеры поведения, воспитание и прочее. У них фраза: "Идите нахуй" вызывает смутное беспокойство, которое рассеивается до следующего раза, потому что хорошая память и умение делать выводы — тоже не самая сильная черта у некоторых моих родственников.

Можно было бы пристыдить меня тем, что они заботятся обо мне, но нихуя. Единственное, о чём заботятся эти люди — они сами, общественное мнение о них и какие-то ещё рамки, в которые я никаким боком не вписываюсь. Это их раздражает, потому что сволочью и ублюдком можно быть внутри, но снаружу нужно держать "лицо" и демонстрировать только то, за что тебя никто и никогда не посмеет осудить. Высшее, блять, общество с налётом девяностых и псевдоаристократии, от которой так и тянет житухой по понятиям.

Меня от этого тошнит. Их тошнит от меня. Замкнутый порочный круг, в котором отдушина — попытки задеть меня за живое нелепыми комментариями, которые меня должны в петлю привести. На их взгляд. Но я в очередной раз не оправдываю ожиданий, не убегаю с плачем или хотя бы с понурыми плечами и взглядом побитой собаки, а имею наглость не принимать их советы во внимание.

Я давно уже бросил попытки объяснить им, что не имею привычки улыбаться (я в принципе этого делать не умею), не ношу других цветов кроме черного, не снимаю очки даже в помещении и не планирую больше никогда жениться, потому что свой лимит исчерпал. Потому что никого не волнуют ни объективные причины моих поступков, ни субъективные. Подозреваю, что им даже нравится, что я делаю всё не так как должен (в их представлении), потому что иначе потеряется статус самых мудрых, самых правильных и прочая херня, от которой у праведников бурные оргазмы. Самый неправильный эталон для своей семьи — это я.

Но я не могу испытывать к ним ненависть. Отвращение, жалость, может, немного сочувствия к их глупости и зашоренности, но не ненависть. Из всех своих родственников, дальних или близких, только один человек действительно вызывал и вызывает во мне ненависть — мой отец. Человек, которого они так же не переносили, осуждали и пытались его переделать, но очень жестко обломались. И после его выходок, поступков и слов они для меня абсолютно пустое место.

Каждый садист должен знать о боли не из теоретических источников, а из своей жизненной практики. Недостаточно причинять боль кому-то, чтобы знать об этом всё. Пока тебе самому не было больно, то бессмысленно утверждать, что ты знаешь об этом хоть что-то. Как человек, который знает о любви лишь из книг, но охотно трубит о своих знаниях, щедро раздаривая советы и наказы в адрес тех, кому «посчастливилось» затронуть эту тему.

Мне повезло, потому что я с болью живу на протяжении практически всей своей жизни и очень остро чувствую чужую. Будь то физическая или не совсем — роли не играет. Боль — достаточно мощный инструмент манипуляции, через которым можно вытянуть из человека не только его внутренности, но и душу. И дело далеко не в бессознательном страхе, который преследует каждого, кто имеет представление об инстинкте самосохранения, а в том, что когда тебе позволяют делать больно или говорят о вещах, которые её причиняют, то можно смело заявлять, что человек на девяносто пять процентов в твоём распоряжении. Мы можем делиться счастьем с безразличными людьми, но не тем, что после принесет нам страдания.

Зачастую у меня нет цели причинить боль намерено, если это не касается секса. Там всё предельно просто и понятно: есть садист, мазохист и полное взаимопонимание без дурацких шлепков, после которых: «О боже, не трогай меня! Ты извращенец!» и минутная пауза, потому что она соплями давится от непонимания её хрупкой натуры и порушенных детских ожиданий о нитаком садисте. Именно поэтому садист должен знать о боли всё, ну или практически всё: чтобы понимать, что перед ним не тупая поклонница ебучих фанфиков с влажными фантазиями, а вполне сформированная и определившаяся в своих вкусах личность, которая прекрасно знает, что такое боль и имеет представление о своём пороге. И этот порог, кстати говоря, садист тоже должен чувствовать, чтобы не тупить когда она орёт от реальной боли, когда он внезапно вспомнил, что его дедуля был мясником и самое время воскресить их семейные традиции. Чем больше ты знаешь о боли, и чем больше её испытывал, тем меньше риска зайти так далеко, что дальше только урановые рудники.

Я не знаю как у меня получается (внутреннее жопное чутье?), но я практически безошибочно могу определить ту, которая не попытается облить меня святой водой, если я буду употреблять в одном предложении «боль» и «удовольствие». Возможно, дело в моей харизме, которая пробуждает в женщине настоящую мазохистку за пару секунд, но я не настолько эгоцентричен (настолько). Внешний вид их не кричит о том, что они тотчас готовы лечь под инструменты садиста, но что-то есть такое, от чего смотришь и понимаешь: вот оно, то самое. Я бы назвал это притяжением двух понимающих друг друга душ, которым не нужно проводить собеседование, составлять контракты и обсуждать стоп-слово. Вы это чувствуете и между вами это есть. Извращенная форма любви к тому, что вы получаете в процессе взаимодействия.

Если с физикой и химией всё предельно просто, то душевные терзания — отдельный вид и котёл для агонии, потому что одно дело физическая боль, а другое — когда твою душу и эмоции на ремни режут. Редко кому понравится, ибо физические раны зализать проще, чем носиться со своими душевными вавками и пытаться найти подходящий пластырь.

Я встречал пока только одну мазохистку, которая получала удовольствие не только от физической боли, но и от моральной и достигла в этом такого совершенства, что заставила меня любить себя. Женщина, которая умело сочетала в себе любовь к моему лезвию и умению давить на самые болезненные, самые отвратительные моменты нашей жизни. Этим искусством владеет далеко не каждая, кто «тащится» от боли. И вот как такое заменить?

Если я что и понял за свою жизнь, так это то, что никому нельзя позволять менять тебя. Даже из самых лучших побуждений, благородных порывов и прочей хуйни со стороны. Если ты нравишься себе таким, то либо тебя примут со всеми составляющими и вытекающими, либо пойдут так далеко, что обратно дороги никогда не найдут. Нужно меняться лишь тогда, когда внутреннее содержание не соответствует твоим собственным ожиданиям, а не прихотям непостоянной переменной.

Я не знаю что такое ревность, но прекрасно знаком с чувством собственничества. И дело даже не в наличии доверия к партнерше, а просто ревность для меня — самое унизительная эмоция по отношению к самому себе, в первую очередь. Значит, я сомневаюсь в своих возможностях, своей значимости для этой женщины. А этого никогда не было, нет и не будет. Про себя я знаю всё и именно это никогда не позволит мне чувствовать в ком-то соперника. У меня их просто нет и не может быть.

И я не понимаю, зачем женщины пытаются искусственно вызвать у меня эту, блять, ревность. Я даже любимую женщину никогда не ревновал, чего говорить о тех, кто для меня мимолётное воплощение моих больных фантазий на короткий срок? Посмотри на меня, девочка, я похож на того, кто развозит сопли по кулаку, узнав, что у тебя, оказывается, счетчик входящих сбит под напором желающих? Вот именно, что мне абсолютно на это поебать. Могу даже в письменном виде тебя уведомить об этом. За комплексом неполноценности обратись к своему парню/мужу или кому ты через пару часов будешь клясться в верности и преданности теми самыми губами, которыми у меня отсасывала. Я участвую лишь в удовлетворении физических потребностей, а не психоэмоциональных.

Я добровольно лишил себя всех радостей имморализма, но отказываться от случайных связей во имя нравственности и морали точно не планирую. Поздно мне корчить из себя святого, праведника и поборника семейных ценностей, от которых уже на зубах скрипит. Я ниже этого. Меня устраивает не помнить имён тех, с кем я трахаюсь и мне плевать как это называется. И уж точно чувства ревности от меня не добиться, потому что я с трудом могу вспомнить лицо, которое пару часов назад подо мной было, не то, что испытать что-то подобное. Разве что жалость к тем, кто с ними на постоянной основе. Не больше.

Но мне хотя бы не придётся гореть в аду за лицемерие, прикидываясь идеальным семьянином, который так поздно задерживается на работе, что с утра его от шлюх на руках выносят. Работа кипит, вот уж точно. Умственная, ага. Мне нравится наблюдать за такими идеальными семьями, на которых даже пыль никогда не садится, но я прекрасно знаю, что это только фасад, где святое только по праздникам, а по будням я. У счастливых жён уж точно.

И меня устраивает отсутствие эмоциональной подоплеки. Я спокойно могу называть чужим именем, потому что хрен из два вспомню её собственное; не реагировать на попытки втянуть меня в какую-то нелепую драму, от которой скулы в зевоте сводит. Я могу всё в рамках случайного любовника. И я хочу, чтобы меня воспринимали как случайного любовника, а не любовь всей жизни, потому что она со мной кончила без стимуляции клитора. Чем лучше женщину мы трахаем, тем больше нравимся мы ей.

Нет у меня ориентации на счастливую семейную жизнь, крепкие отношения, взаимную любовь. Любовь была, но даже в ней мы умудрялись друг другу изменять, потому мы знали, что всегда вернёмся друг к другу, что не сумеем найти кого-то лучше, что не может быть кого-то дороже. И даже с ней я никогда не испытывал ревности, хотя поводов были сотни.

И никто моего отношения к этому не изменит. Какой бы охуенной женщина в постели не была, за её пределами она для меня абсолютно никто и ничто.

Умение посылать людей нахуй избавляет от множества проблем, ненужных обязательств, глупостей и череды драм. Лучше быть хамом и сволочью, чем чужим спасательным кругом. Своего океана достаточно.

Я не понимаю почему некоторые так боятся признаться своим детям, что те им неродные. Трясутся от каждого шороха, от лишнего слова, бумажки куда-то прячут, но всё равно упорно хранят этот секрет в себе, будто они в чём-то виноваты, совершили преступление, а не просто не принимали участия в зачатии своего ребёнка. Посмели, так сказать, дать свою фамилию не своему генетическому набору. Согласен, ужасное преступление.

Я не стал ждать, пока объявится добрый человек, который посвятит моего сына в подобные жизненные перипетии и тайну его зачатия, и рассказал ему сам. Могу сказать, что вселенная не рухнула. Небо даже не дрогнуло, ад ни на одно мгновение не разверзся и всё такое. Было бы сложней, если бы однажды кто-то очень добрый и очень тупой «рассекретил» эту тайну Мадридского двора, чем настроил моего сына против меня. Да и с какого хрена я должен скрывать подобный факт? Ну не я поделился своим сперматозоидом, ну и что? Он резко перестал быть моим сыном, наследником и гордостью? Ненормальное клише, когда бесплодный мужик считается неполноценным и ущербным. Я этого не стыжусь, не скрываю и не считаю ненормальным. Так вышло, и в глубине души я даже этому рад. Некоторое генетическое наследие не должно передаваться. Никогда. Жаль, мой отец никогда до этого так и не дошёл.

Не сказать, что это было просто, как, например, переломать ноги его биологическому отцу когда-то. И несмотря на все проблемы, которые этот ублюдок принёс в мою жизнь, я всё-таки благодарен ему за то, что сейчас у меня есть. Кто может подходить на роль биологического отца лучше, чем твой лучший друг, которого ты знаешь как облупленного? Так что спасибо большое, сдачи не надо.

Было и остаётся много вопросов с его стороны. Но никакой агрессии, попыток поиграть со мной в «гляделки», которые перенял у меня же и никаких порывов перестать считать меня отцом, типа переходов на имя. Как был авторитетом, так и остался. Римская империя в его глазах не рухнула, а стала более крепкой. Наверное, всё дело в доверии, потому что основной претензией всегда выступает «какого хрена вы молчали 18/25 и т.д. лет и узнаю я это от левых людей/уроков биологии/методом шпионажа». Недоверие — основная причина для обиды. Очевидно же, что раз от него утаиваются такие важные сведения, то ему не доверяют и относятся к нему как к ребёнку, который не способен понять своих родителей. Я никогда так не относился к своему сыну. С самого момента его рождения я относился и заставлял окружающих относиться к нему как ко взрослому. Он человек и личность, а не слабоумный. Значит, он способен правильно принять и понять правду. И мне было проще донести до него информацию не в искаженном виде для облегченного детского восприятия, а так, как она должна была звучать: ясно, доходчиво и в полном объеме. Какие-то вопросы, разумеется, мной не поднимались и вряд ли поднимутся (типа морального облика и наших взаимоотношений), но я не храню эту тему за семью печатями и не запрещаю ему задавать вопросы. Я ему доверяю. И точно знаю, что никогда не услышу воплей типа: «Ты мне не отец!» и прочей поеботни, которую эпизодически приходилось где-то наблюдать. Это же полный пиздец, когда ты вкладываешь в своего ребёнка столько сил, средств, эмоций и времени, а в ответ тебе такое прилетает. Пусть даже от обиды, от непонимания, тупости или ещё чего — неважно. Чем больше ты держишь это в себе, тем сильней будет отдача после. Особенно, если скелет был отрыт без твоей помощи/благословения.

И мой сын — моя точная копия. Повадки, поведение, реакция на людей, даже манера говорить и мои фразы, и смотреть на источник раздражение исподлобья — всё это просто невозможно перечеркнуть и вывести тем, что в нём нет моих генов. Я никогда не перестану быть его отцом, любить его и прочее. Он лучшая часть меня и хрен я позволю кому-то это изменить.

Я многое могу спустить на тормозах, потому что она, всё-таки, мать моего ребёнка, но чем лучше (похуистичней) отношусь к её выкрутасам и беспределу, тем жестче они становятся. Из нас двоих обычно я редко вижу берега, но даже я понимаю, что нельзя вести себя как двинутая сука, если между нами есть связующее звено — наш сын. До неё никак не дойдёт, что даже моё терпение имеет вполне реальные границы и стоит ей выйти за них — назад пути уже не будет.

Она может скакать по хуям, выходить за них замуж, пытаться строить счастливую семью и прочую поеботню, от которой у меня уже дикие мигрени, но вмешивать в наши разборки моего ребёнка как разменную монету — очень опасное занятие, которое может закончиться совсем не так, как ей хочется. И дело даже не во мне и моём недовольстве, хотя это тоже играет далеко не последнюю роль. Вряд ли ребёнок, который способен два дня не разговаривать из-за шутливых высказываний, поймёт и оценит комментарии, сказанные в мой адрес уже всерьёз.

Я совсем не против отмороженных выяснений отношений и, в принципе, только такие у нас и есть. Но я всегда стараюсь делать так, чтобы они не проходили на глазах у человека, психика которого ещё не привыкла к тому пиздецу, который обычно устраивают его родители. И я не хочу чтобы привыкал. Прекрасно помню состояние ужаса, когда твои собственные родители, которые должны делать всё возможное, чтобы защитить тебя, наоборот создают максимально агрессивную среду постоянными выяснениями отношений, швырянием вещей из окон и феней, вперемешку с трехэтажным матом, от которого в шоке даже те, кого редко чем удивишь. И я не хочу того же для своего ребёнка. Но девочка, чьей единственной жизненной трудностью стали отношения со мной, нихрена этого не понимает и позволяет себе поведение дешевой скандалистки, на которое она не имеет право при нашем сыне.

Я знаю, что со стороны это выглядит достаточно комично, когда субтильное и хрупкое существо с ростом Дюймовочки пытается влепить пощечину здоровому двухметровому бугаю, обрушивая на него такие словосочетания, от которых у юных воспитанниц дома Благородных Девиц сердце бы остановилось за пару секунд. И обычно меня действительно забавляют эти попытки меня ударить, выплеснуть свою агрессию через словесные нападки, самые мягкие из которых татуированное быдло или мудак, но когда я вижу смятение, страх и напряжение в глазах сына, то это абсолютно перестаёт быть забавным. Думаю, в глубине души он боится того же, что и я когда-то: что его отец поднимет руку на бесящуюся бабу, которая совсем перестала чувствовать дно под ногами. И эта сука не понимает, что своими воплями делает хуже не мне, а своим отношениям с сыном, убивает всякое уважение. Он, как и я, абсолютно не переваривает людей, которые повышают голос, а до неё никак не дойдёт, что любовь ребёнка не завоевать наездами на человека, который для него важней всех. Даже важней неё. И своим беспонтовым беспределом она делает всё возможное, чтобы уничтожить в нём то, чего у меня никогда не было — уважение к родителям. В этом случае к одному из. И если бы я вовремя не засунул это орущее тело в холодную воду, то она бы его потеряла. Буду надеяться, что этой единичной выходкой всё и обойдётся.

Ненавидь меня, презирай, испытывай ко мне что угодно — твоё право, но учись это контролировать в присутствии того, за кого мы несём ответственность не только в физическом плане, но и в психическом. Никакой ребёнок не заслуживает вырасти нервным, дёрганным и отмороженным упырём, ненавидящим своих родителей за весь тот ад, через который они его протащили с собой за компанию.

Питер постепенно перестаёт нравиться и начинает раздражать. В голову закрались мысли, что и нравился мне он только потому, что я здесь мог со спокойной душой бухать как в последний раз, не скрываясь от армады переживающих. Да и весь мой Питер ограничивался гостиницей и ближайшими "где можно бухнуть и подраться", а сейчас, оказывается, в Питере живут люди. Много, блять, людей. Слишком.

Вот так, когда бросаешь пить, приходится прощаться с и любимыми местами. Трезвость убивает всё что я любил.

Отпуск пущен по пизде во имя трезвости. Пора возвращаться в стан трудоголиков, иначе об скуку можно будет глотки вскрывать.

Иногда мне хочется быть как Прекрасный Принц: создать себе кого-то, кто будет копить внутри себя подавленную агрессию и злобу, оставаясь, при этом, носителем белого пальто, которое изредка пачкается чужой кровью. И то, процентов на семьдесят, это будет кровь спасённой девицы, которая случайно запуталась в длинных ногах и приложилась носом об асфальт. Не его, ведь он умело лавирует между драконом, разбойниками и этой самой красной девицей, которая обязательно отдаст ему честь, достоинство и будет самой счастливой, пока на сцену не выползет чудовище, у которого от белого пальто остались одни только воспоминания.

Чудовище — это я. И белое я надеваю только на чьи-нибудь похороны, обходясь в повседневности исключительно черными вещами. Потому что на них меньше всего видно крови. Я не Прекрасный Принц, меня не учили искусству подавления конфликтов в зародыше. Меня вообще, по сути, ничему не учили, кроме "должен", обязан" и "очень должен и обязан". Агрессия, вспыльчивость и раздражение мешают жить. Первые пару лет. Потом ты учишься с ними взаимодействовать. Они должны быть твоими союзниками, а не врагами, раз уж знание термина "компромисс" досталось не тебе. Они всё ещё проблема и никогда ею быть не перестанут, но ты уже держишь руку на пульсе и умеешь контролировать вспышки ярости, которые могут накрыть от самой невинной шутки или глупости. Даже не в твой адрес. Никакие счетё до десяти и прочая хуйня не спасают положение, когда ты вот-вот начнешь агрессировать.

Иногда вспышки можно заглушить. Благодаря этому люди считают мой взгляд неприятным и в редких исключениях способны его вынести. Это своеобразная плата за сдержанность, о которой я не жалею. Можно даже сказать, что это плюс.

А иногда их уже нельзя сдержать как бы не хотелось. Честно говоря, не хочется, потому что я не противник насилия, не ратую за решения конфликтов мирным путём и не за мир во всём мире. Я просто за самоконтроль. Иногда он меня подводит.

Я прекрасно знаю что я такое и какие у меня функции. Я не чувствую себя неполноценным, ущербным или ещё каким. Просто это факт, что за тупую шутку я могу сломать челюсть, а за попытку. Впрочем, это неважно.

Эта гармония и самоконтроль стоили мне светлых вещей и возможности смотреть людям в глаза без крайне необходимости. Да, я ненормальный. Но жалею ли я об этом? Абсолютно нет.

Послушал недавно охуенно "интересную" лекцию на тему того, что если берешь в жены не девственницу, то это приравнивается к тому, что берёшь блядь. И это порочит честь самого мужчины, потому что никакой нормальный мужик не возьмёт в жены потасканную по хуям девку. Перед браком нужно обязательно сходить с ней к гинекологу, чтобы при его величестве подтвердили, что будущая жена целка и не опорочит честного имени своего мужа. Моменты с практикой анала и орала опускаются, так как это по умолчанию клеймо шлюхи, услугами которых достопочтенный муж и отец, разумеется, может пользоваться, ведь это мужская природа и так заложено, что ебать всё что шевелится — самое правильное решение с момента эволюции. Самец, продолжение рода, на которое настоящему мужику должно быть похуй, потому что ему некогда, ведь у него ещё столько неоплодотворенных самок в очереди, которые и должны ебаться с тем, что бог и вершина эволюции не умеет вовремя вытаскивать.

А потом я ему челюсть сломал. Ну не солидарен я только потому что у меня член между ног, а в голове мозги вместо одинокого перекати-поле и ошмётков спермы. И потому что аргументы про 21 век, свободу выбора и самоопределения — пустой звук. Да и за шлюх мне тоже обидно.

По идее, я должен раскаиваться в том, что так откровенно пользуюсь её чувствами по отношению к себе, но нет. Если я что-то и чувствую, то это точно не раскаяние. И, к сожалению, не любовь. Она, как минимум, заслужила мою благодарность, но вместо этого я делаю всё возможное, чтобы она пожалела о своём выборе когда-то.

Я знаю, что мы не выбираем кого нам любить. Я точно не выбирал, иначе сделал бы ставку на живую лошадку, а не тащил за собой мумию, от которой остались полумифические воспоминания и мраморный памятник, глядя на который, меня выворачивает от чувства безысходности и отвращения за это чувство. Она тоже не выбирала любить меня. Просто так случилось. У меня по жизни всё можно оправдать фразой «просто так случилось», а для неё это стало трагедией. Любить человека, который не способен на тяжёлые эмоциональные связи с живыми людьми. Кто бы был в восторге, мне интересно.

Это должно было стать развлечением; мимолётной связью, о которой если и вспоминаешь, то на сеансе глубокого гипноза, а иначе с трудом можешь вспомнить даже самые пресловутые детали этой связи. Должно было, а стало тем, что с лёгкостью можно приписать творчеству доктора Франкенштейна — браком. Абсолютно безболезненной процедурой для одной стороны и максимально невыносимой для второй. Но необходимой.

Я так захотел. Признаться, абсолютно не жалею о своём потраченном лимите на официальный брак. Не она того стоила, а то, что я получил в результате: возможность считать себя отцом, чем-то большим, чем просто мудаком и ублюдком, который без лишних эмоциональных усилий проходится по другим. Это не изменилось, но появилась отдушина, в которой я не я и у меня с лёгкостью можно обнаружить сердце, душу и прочие признаки неасоциальной личности. Но если этого практически никто не видит, то можно считать, что этого и нет.

И я благодарен ей за эту возможность. Не настолько, чтобы отпустить её из поля своего зрения, перестать мучать, позволить жить своей жизнью и всякое такое, которое бывает после развода. Это можно было бы считать гнусным с моей стороны, омерзительным и прочие эпитеты, от которых у юных и неокрепших умов мигом покраснели бы всевозможные места, однако все мои садистские выходки, поведение мудака и урода абсолютно санкционировано тем, что эта женщина по-прежнему носит мою фамилию. И будет её носить, очевидно, до самой гробовой доски, несмотря на уже на 2(?) последующих официальных брака, которые не помешали ей остаться при ней и при мне. Аморально, неправильно и недостойно. Плевать, плевать и ещё раз плевать.

Не сосчитать сколько раз я слышал слова ненависти, угроз и наблюдал множество попыток обойтись во взрослой и самостоятельной жизни без меня. Она взрослая, уверенная, сильная жесткая и даже жестокая женщина, но не рядом со мной. Она добровольно отдала контроль в мои руки, отошла за мою спину и без намёка на насилие признала меня главным. И её устраивает, что все глобальные и масштабные проблемы решает не она; что не ей приходится нести ответственность и принимать решения, от которых зависит достаточно многое. Даже во всех этих «недобраках», которые расцениваются мной как глупую попытку проявить самостоятельность, надерзить мне и высказать свой протест весьма оригинальным способом. Меня это забавляет, но не более. Мы оба знаем, что всё это — жалкая фикция и пародия и что она всегда будет возвращаться ко мне, потому что я единственный мужчина, которого она будет любить всю свою жизнь. И именно из-за этой любви, зависимости и как ещё угодно, мне больше не нужны другие рычаги для давления.

И этого бы здесь не было, если бы не очередная попытка вывести меня из равновесия очередным кандидатом в «долго и счастливо», от которого у меня челюсть щелкает всякий раз как я вижу эту унылую физиономию. Я не понимаю к чему все эти проявления самостоятельности, самодостаточности и независимости, когда это всё равно нихуя не изменит, всё будет ровно так же, только с ширмой в лице «любимого и обожаемого мужа», которого и след простынет, стоит мне только этого захотеть. И после этого меня называют ублюдком, который пользуется людьми ради своей выгоды. Они просто с моей женой не знакомы. Господи, дай мне сил не пополнить кладбище моих женщин ещё одной. Моему сыну нужна мать.