Каждый садист должен знать о боли не из теоретических источников, а из своей жизненной практики. Недостаточно причинять боль кому-то, чтобы знать об этом всё. Пока тебе самому не было больно, то бессмысленно утверждать, что ты знаешь об этом хоть что-то. Как человек, который знает о любви лишь из книг, но охотно трубит о своих знаниях, щедро раздаривая советы и наказы в адрес тех, кому «посчастливилось» затронуть эту тему.
Мне повезло, потому что я с болью живу на протяжении практически всей своей жизни и очень остро чувствую чужую. Будь то физическая или не совсем — роли не играет. Боль — достаточно мощный инструмент манипуляции, через которым можно вытянуть из человека не только его внутренности, но и душу. И дело далеко не в бессознательном страхе, который преследует каждого, кто имеет представление об инстинкте самосохранения, а в том, что когда тебе позволяют делать больно или говорят о вещах, которые её причиняют, то можно смело заявлять, что человек на девяносто пять процентов в твоём распоряжении. Мы можем делиться счастьем с безразличными людьми, но не тем, что после принесет нам страдания.
Зачастую у меня нет цели причинить боль намерено, если это не касается секса. Там всё предельно просто и понятно: есть садист, мазохист и полное взаимопонимание без дурацких шлепков, после которых: «О боже, не трогай меня! Ты извращенец!» и минутная пауза, потому что она соплями давится от непонимания её хрупкой натуры и порушенных детских ожиданий о нитаком садисте. Именно поэтому садист должен знать о боли всё, ну или практически всё: чтобы понимать, что перед ним не тупая поклонница ебучих фанфиков с влажными фантазиями, а вполне сформированная и определившаяся в своих вкусах личность, которая прекрасно знает, что такое боль и имеет представление о своём пороге. И этот порог, кстати говоря, садист тоже должен чувствовать, чтобы не тупить когда она орёт от реальной боли, когда он внезапно вспомнил, что его дедуля был мясником и самое время воскресить их семейные традиции. Чем больше ты знаешь о боли, и чем больше её испытывал, тем меньше риска зайти так далеко, что дальше только урановые рудники.
Я не знаю как у меня получается (внутреннее жопное чутье?), но я практически безошибочно могу определить ту, которая не попытается облить меня святой водой, если я буду употреблять в одном предложении «боль» и «удовольствие». Возможно, дело в моей харизме, которая пробуждает в женщине настоящую мазохистку за пару секунд, но я не настолько эгоцентричен (настолько). Внешний вид их не кричит о том, что они тотчас готовы лечь под инструменты садиста, но что-то есть такое, от чего смотришь и понимаешь: вот оно, то самое. Я бы назвал это притяжением двух понимающих друг друга душ, которым не нужно проводить собеседование, составлять контракты и обсуждать стоп-слово. Вы это чувствуете и между вами это есть. Извращенная форма любви к тому, что вы получаете в процессе взаимодействия.
Если с физикой и химией всё предельно просто, то душевные терзания — отдельный вид и котёл для агонии, потому что одно дело физическая боль, а другое — когда твою душу и эмоции на ремни режут. Редко кому понравится, ибо физические раны зализать проще, чем носиться со своими душевными вавками и пытаться найти подходящий пластырь.
Я встречал пока только одну мазохистку, которая получала удовольствие не только от физической боли, но и от моральной и достигла в этом такого совершенства, что заставила меня любить себя. Женщина, которая умело сочетала в себе любовь к моему лезвию и умению давить на самые болезненные, самые отвратительные моменты нашей жизни. Этим искусством владеет далеко не каждая, кто «тащится» от боли. И вот как такое заменить?