Жизнь в паре миниатюр

Злость на саму себя сшибла ее с ног, и девушка упала на пол в прихожей. Трясущимися, как во время лихорадки, руками она пыталась натянуть носочек на ногу - безуспешно. Послышался шелест постельного белья и шум поднимаемого одеяла, а затем шаги. Парень подошел к ней и опустился на корточки рядом, взяв ее за руку.
Он не мог о ней не заботится. Привыкши видеть в ее лице одного из самых родных людей в этом городе, он, по своему обыкновению, отдавал ей все, что было в его силах. Девушка снова зарыдала, осознав, что то, что она сейчас больше всего желала - его любовь, он ей подарить не мог.
Будь сильной. Эта фраза врезалась в ее сознание с того момента, как он ее произнес. Когда они были вместе - он делал ее слабой. Зависимой. А сейчас все должно было закончится.
В ее глазах все потемнело, и, поддавшись порыву она схватила его лицо, и с силой вцепилась в него ногтями. Насколько это было возможно осуществить пальцами, которые ее не слушались.
После того, как она отринула от него, парень сказал:
- Я знал, что когда-нибудь ты это сделаешь. Я знал. Я знал…
- Вот тебе моя сила, - ледяным голосом произнесла девушка.
После этого она встала и навсегда вышла за дверь.

Если я выживу - будет плевать на количество смертей в моем желудке. Ты даже представить не можешь, что я испытываю, когда целую тебя. Я словно каждый раз прощаюсь, внутри словно все замЕрает - от слова "смерть". Еще хуже, когда меня целуешь ты, особенно если не в губы, а любой другой участок тела. Дышать становится страшно, а внутри не то, что быстрая смерть, там словно атомная бомба взрывается, пуская волну до самых верхних клеточек организма.
Если я выживу - соленые дорожки около глаз, новизну которых ты всегда так ненароком проверяешь указательным пальцем, высохнут и исчезнут. Они появляются сейчас то ли от благодарности, то ли от мысли о том, что прикосновения ни одного мужчины еще не были такими родными для меня, то ли от страха, что я вот-вот могу этого лишиться.
Если я выживу - я запомню каждый изгиб мускулатуры, каждую бархатную волосинку, каждую ниточку одежды - так, словно это еще одно прощай-и-здравствуй навсегда.
Если я выживу - эти междометия перестанут быть такими последними. Не могу смотреть на то, как ты уходишь. Даже если всего на одну ночь и один день - согласно нашему престраннейшему уговору видеться пореже - все равно кажется, будто тот страшный день вернулся. 14 марта. Ненавижу март.
Если я выживу - я полюблю март.
Если я выживу - мне больше не будут нужны мужчины, как сахарозаменители. Проведя день в компании противоположного пола я вроде отвлекаюсь - сложно не оторваться от мыслей, когда тебя окружает такая атмосфера интереса к твоей персоне. Однако едва я оказываюсь в твоих объятиях, осознаю, что все они никчемны, и совершенно с тобой не сравнятся, мой черный тросниковый сахар.
Типичное "что делать, и как с этим бороться".
Я знаю, что тебе тоже тяжело. Возможно, даже тяжелей, чем мне - ведь делать выбор все же сложнее, чем принимать его. Согласна ждать столько, сколько потребуется… если выживу.

Я устала. Я не знаю, что труднее: бороться за тебя, или бороться с целым миром без тебя – вопрос в том, выдержу ли хоть один из вариантов. Вечный весенний призыв на войну. Каждый март мне приходится сражаться. Я не машина для битв, силы иссякают с каждым новым столкновением! И их неоткуда больше черпать!
Плачу по ночам о тебе, потом вижу счастливые сны, где все по-прежнему, а просыпаясь, понимаю, что лишена твоего присутствия. И накатывает боль. Вспоминается фраза «А знаешь, я не хотел бы видеть сны. Потому что тогда я бы не захотел просыпаться».
Я не хочу просыпаться.
Что толку быть ласковой, любящей, заботливой, верной – если все равно больно? Зачем отдаваться человеку, если он все равно швырнет твои подарки - искромсанные и разорванные – к ногам? Зачем пытаться что-то построить, когда есть второй игрок, которому однажды просто надоест? Зачем любить одного, чтобы однажды лишиться целого мира, внедренным кое-как в этого единственного, когда можно распределять это между несколькими, для подстраховки? Ни один лифт же не цепляется всего за один трос, так почему люди должны? Почему я должна?
Когда меня спрашивают, как я с этим справлялась раньше, ответ всегда одинаковый: просто уходила к другом мужчине. Клин клином вышибают. Так почему мне не хочется уходить сейчас? Почему я все еще цепляюсь за ускользающий с каждым днем шелковый платок надежды, который все равно не сможет вытащить из воды утопающего – не выдержит!
Где же ты, Мое Солнце и Звезды?..

Петербург. Стандартный набор всех хипстеров: Петербург, Париж и Нью-Йорк. Что особенного в этом городе?!
Он же пустой. Пустынный. Там даже у людей глаза какие-то серые, отражающие цвет вездесущей воды, словно повсеместный ветер выдул любые просветления из них, а моросящий дождь смыл яркие краски с их лиц – но не с волос, неформалов тут пруд пруди.
А как же множество чудесных фотографий, альбомов, картин, скажете вы?
Петербург – и правда город открыток. Они здесь везде. В волшебном Эрмитаже (все же его магии не признать я не могу), золотом Петергофе, Царском селе, на Дворцовой площади под аркой – в общем, во всех местах, напичканных туристами. Все эти места – парадный подъезд для гостей Северной столицы. Но есть также и задний двор – едва выходишь за пределы главных улиц, за границы Пушкинского пестрящего великолепия, окунаешься в Петербург Достоевского – желто-серый или коричневый, однотипный, нелепый, в котором можно взрастить идею «тварей дрожащих». Петербург – это лишь фасад, показная картинка.
Этот город уж точно не подходит людям, привыкшим к скоростному образу жизни. На быстро ходящего человека смотрят с неодобрением, словно он нарушил какой-то негласный закон двигаться неспешно, соответствующе волнам на ледяных набережных. А попробуй только побежать по бесконечному эскалатору вверх – люди даже не думают о том, что нужно освобождать левую сторону механической лестницы для прохода!
Святой Петроград.
Можете сколько угодно называть его спокойным, но как по мне, так там только два действительно спокойных места – Финский залив и набережная со львами – и то с натяжкой, ведь они вызывают побочным эффектом меланхолию и депрессию. Все остальные пространства не успокаивают, а беспощадно круглосуточно усыпляют.
Так что единственной причиной посетить этот город, если вы не турист, не хипстер и не гонитесь за меланхолическим настроением, вижу только в том, чтобы поспать, как убитый.

Красная атласная лента на запястьях девушки слегка поблескивала даже в свете бесстыдницы-Луны, вечно подглядывающей за ночными утехами. Этой лентой была обвязана золотая коробочка его подарка на совершеннолетие девушки. Сейчас атлас выполнял форму скорее не украшения, а укрощения.
Привязанная к спинке кровати, девушка была лишена возможности видеть происходящее - у нее были завязаны глаза - но ясно осознавала, как сильно впиваются нити в ее кожу. Наутро она обнаружит опоясывающие красные следы на запястьях, сейчас же ее волновал только тот факт, что ее молодой человек встал с кровати и не издает никаких звуков.
И тут внезапно раздался звон со стороны окна.
- Ты что там, стекло решил разбить? - намеренно громко спросила девушка, так, словно между ними ведется обычный разговор.
В ответ она услышала лишь усмешку.
Спустя некоторое время пружины кровати прогнулись под весом второго человека, который присел рядом с девушкой.
И тут по ее животу проскользило нечто холодное и влажное.
Лед. Он танцевал по ее телу, выписывая такие круги и повороты, что многие фигуристы бы позавидовали. Каждый раз, когда лед касался ее тела, дыхание девушки на секунду останавливалось. Спустя пару минут она уже перестала разбирать, что происходит, ей даже показалось, что парень взял льдинку в рот и уже новым способом выписывает пируэты на ее изгибах. С каждым движением ее истома росла внутри нее, заставляя трястись все тело.
Когда она, чтобы хоть как-то воспротивиться, перевернулась на живот, алые наручники только более натянулись и стеснили движения.
Девушка снова услышала смешок:
- Именно то, чего я и хотел.
Льдинка проскользила по всей длине ее позвоночника, заставляя вырваться из груди протяжный молебный стон. Ей захотелось в порыве чувств обхватить его руками, но желание врезалось в ярко-алый барьер. Атлас одновременно и охлаждал кожу, и растирал ее до белой горячки. Те же чувства испытывала девушка внутри. Ее избранник всегда так поступал: доводил ее до истинного возбуждения, а потом издевался, как мог, не давая ей насытиться до конца.
Как если бы кто-то привязал голодающего к столбу и перед самым носом водил вкуснейшими блюдами.
- Ты невыносим… - сорвалось с губ девушки. - Хватит… Пожалуйста… Хватит…
Целуя ее шею, он прощекотал ее своими словами:
- В такие моменты я всегда вспоминаю золотое правило… - спускаясь все ниже, прошептал парень, напоминая девушке ее же слова. - "Никогда не останавливайся, когда я говорю: "Хватит""…

Это было летом, и хотя было солнечно, цвет асфальта отражался на стенах зданий и лицах уставших от жизни людей, сливавшихся с окружающей обстановкой по типу хамелеона. Словно на фотоснимке их реальности специально убавили контрастность. И вроде бы рекламные плакаты, огромным числом которых тяготится наш город, добавляли ярких штрихов, но глаз уже настолько замылился из-за них, что упускал из панорамы, ввиду их неинформативности.
В метро еще хуже. Здесь даже солнце не может добраться до повсеместностной угрюмости.
В вагоне все сидят, уткнувшись в свои мысли, которые по всей видимости записаны на их коленках, которые люди так упорно разглядывают.
И тут в поезд заходят три девушки в ярко-желтых майках и держат продолговатые ленточки из бумаги цыплячьего цвета. Они улыбаются, и едва закрываются двери вагона, а бессмертный голос женщины объявляет следующую станцию, девушки начинают раздавать бумажки людям.
Сначала пассажиры хмурятся и сжимают губы, полагая, что это снова надоевшая всем реклама. А потом, когда они читают содержимое, их лицо просветляется, и на губах расплывается улыбка.
На всех бумажках написано нечто приятное, согревающее, вроде "Улыбнись, солнышко, тебя любят!".
Когда состав подъезжал к следующей платформе, в вагоне уже переменилось настроение, словно через окна и правда пробрался солнечный свет.
На эскалаторе девушек догнала бабушка.
- Спасибо вам, - сказала она, и ее морщинки улыбнулись.
Она взяла за руку одну из девушек и вложила в нее маленький значек для груди. Девушка сжала кулачек с подарком и тоже улыбнулась.
Дарите друг другу тепло. Вдруг этот день для вас последний?

Возвращаясь домой, я всегда знаю, что моя уменьшенная копия пумы встретит меня у порога. Когда открывается дверь Фазя бежит вперед всех и смотрит в открытую щель до тех пор, пока ее не закроют, и только тогда выжидающе сядет напротив. И так на протяжении уже 14 лет. Думала, что он забудет меня после моего отъезда - но нет, вот я тащусь с чемоданом по лестнице и еще двумя этажами слышу его мяуканье под дверью.
Он мало кого принимает, смотрит почти на всех самым презрительным выражением изумрудных глаз с коричневой точкой возле левого зрачка. На кого-то шипит, на многих выпускает когти или скалится. И от этого только ценнее его расположение. Такие существа дают тебе почувствовать себя особенным.
В нашей семье наш Фаузенд больше всего любит папу и меня. К мужчинам он вообще не равнодушен, а вот меня почему - не знаю. Иногда мне кажется, что это из-за того случая в шесть лет, когда мой кот разорвал мне губу на две части, и мама хотела его выбросить, а я защищала его, не пропуская маму и рыдая так, что голова готова была разлететься на куски. Сейчас об этом дне мне напоминает только маленький едва заметный шрамик над верхней губой. Мой любимый шрамик.
Из-за меня Фазя появился в этой семье в виде подарка от Деда Мороза, из-за меня он остался здесь, стал полноправным членом этой семьи и одним из самых важных для меня мужчин.
Моя черная бестия, который даже уже в свои зрелые годы ведет себя как ребенок. Его не видно в темноте, но я всегда знаю, что он спит где-то неподалеку. Ведь хотя кот и не подпускает многих людей, он все равно боится остаться один, скучает по обществу. И всегда приходит в ту комнату, где собрались люди. Особенно когда кому-то плохо. Мама на этот счет говорит, что черные коты принимают на себя всю негативную энергию, облегчая твою боль. И я с ней согласна. С ним определенно становится легче.
На мой взгляд, лучший друг человека - это кот.

Девушка все никак не могла надышаться этим чарующим запахом мороза, все более заполняющим ее легкие, вытесняя даже из самых труднодоступных мест любые намеки на чужеродный. Родной край встретил ее в пять утра снегом, искрящимся, когда его вдыхали, знакомой надписью над аэропортом и задержкой багажа.
Она присела на стул в ожидании того, что черная лента начнет двигаться, а пока можно было списаться с москвичами - единственными людьми на тот момент, которые были в сети. В один момент открытый браузер на экране сменился входящим звонком.
- Да, мамуль, я уже приземлилась, - сказала девушка сразу, не дожидаясь ответа. Ее губы сложились в улыбку. - Нет, пока ждем багажа. Его до сих пор нет. Да, я позвоню тебе. Целую.
Прибыл рейс из Санкт-Петербурга. Город дождей и то быстрее получил свой багаж. Несправедливо…
Телефон снова завибрировал.
- Алло, нет, все еще не получили, - уже порядком подустав, вздохнула девушка.
- Тогда я иду к тебе, - в голосе женщины на другом конце провода (невидимого провода, который был длиной лишь в здание небольшого аэропорта) слышалось нетерпение.
- Тебя скорее всего не пропустят… Куда ты идешь?
- Хотя бы в здание зайду.
- Хорошо, - ответила девушка и отсоединилась.
И вот спустя невероятно несущественное время она увидела ее черную шубу. Ее улыбку. Ее волосы. Мама приложила свою ладонь к стеклянной стене, разделявшей их, а дочь приложила свою. И пусть так быстро поверхность не могла нагреться, чтобы передать тепло от одной руки к другой, обе они ощутили то ласковое согревающее чувство. Мама прижалась на секунду губами к стеклу, как раз в направлении лица дочери, словно принимая за условность преграду, их разделявшую. Девушка укоризненно улыбнулась.
Багаж. Ожидание. Контролеры на выходе из стеклянного куба. Крепкие объятия мамы, ее домашние руки. И вещь, поразившая девушку больше всего.
Запах. Ни одна молекула воздуха, обволакивающая маму, не изменилась.
Она пахла домом.

Одним из ее любимейших занятий было предсказывание довольно далекое развитие событий близким людям.
- Ты знаешь, лет через 10-15 ты будешь на телевидении ведущим новостей, - говорит девушка, слегка сощурив глаза, словно стараясь разглядеть нечто в размытом будущем.
- Мне всегда трудно давались новости, - говорит парень, и девушка представила в темноте, как он слегка нахмурился. - Даже когда на основах журналистики меня попросили сделать новостную заметку, я все никак не мог удержаться от улыбки. Меня еще Денис смешил.
- А вот я так вижу! Прямо представляю тебя. Еще ты идешь по улице, весь такой в костюме, как всегда… Только на этот раз без бабочки, а в галстуке. Полосатом. Вот. А еще у тебя не будет бороды.
- Это потому что тебе так больше нравится, - дразнит парень.
- Нет, на самом деле, сейчас уже с щетиной мне нравится гораздо больше. Я привыкла. Но вот лет через 10 у тебя ее не будет. Я так вижу! - подчеркнула она. - Да-а-а… Ты идешь по улице, достаешь телефон… и звонишь своей жене.
- И тут ты такая: "Алло?"

Каждый раз, сколько бы я не уезжала, появляется тянущее ощущение где-то внизу живота. Будто где-то внутри садится личный маленький самолет, срывая шасси, как все прежние связи. Может быть, однажды это пройдет.
Интересно, сколько должно упасть боингов внутри меня, чтобы следующим уже просто не осталось места для приземления? Тем временем, груда металла все больше давит на сердце. Сдать бы это все в пункты приема металлолома, да вот только что-то не позволяет. Приходится изливать расплавленное железо на головы читателей.
Когда мчишься со скоростью, в семь-восемь раз превышающую лихую русскую езду, ты даже не замечаешь этого. А зеленая жестянка все дальше уносит в противоположную сторону от дома, причем вне зависимости от того, куда бы ты направляешься - такое бывает, когда живешь на два "дома" одновременно. Вот только "двойной агент" такого рода не получает больших гонараров, а расплачивается сам тем самым тянущим ощущением.
Я устаю работать на "два фронта". Хочу прилететь, наконец, в единственный дом.
Подойти бы к кассам: "Девушка, у вас есть билет на рейс "до дома"? А то, знаете, в животе скопилось слишком много металла".

Ее снова захлестнуло чувство раскаленной ненависти к себе. Все, к чему она прикасалась, рушилось, даже постройки в песочнице, о которых он, шутя, упомянул.
Когда парень повернулся к двери и уже нажал на ручку, животный страх заставил все ее тело трястись от ужаса: если бы он тогда ушел, девушка себе не простила. Однако слова были сказаны, хотя и были неправдой, единственным, о чем она солгала за все время. Почувствовав, как его сотрясает ярость, девушка вжалась в его грудь, словно пытаясь превратить его в камень без каких-либо землетрясений. Но это было некоторое время назад.
Сейчас трясло девушку. Содрогания звучали на 1000 децибел, по крайней мере, для нее. Ей казалось, что они добрались даже до зрения: картинка резко перемещалась из стороны в сторону.
Как же она себя ненавидела. Такого человека следовало бы предать огню или отправить на гильотину. Неужели нельзя не причинять столько боли близким людям?..
Пальцы молодого человека пробежались по ее запястьям, остановившись на кисти, а вернее, на скрюченных пальцах, чьи ногти впивались в ее голову, а пока он не стал их оттаскивать, она даже не осознавала этого. Только применив силу ему удалось отцепить их и отпустить ее руки по швам.
Маятник ненависти вернулся к ней, и пальцы вновь непроизвольно сжались в кулаки, впиваясь в кожу ладоней. Он схватил их и стал разжимать - не сказала бы, что это было легко, ненавидящая упрямо сопротивлялась.
Но схватив распрямленные наконец ладони, он прижал их к своему лицу:
- Если хочешь делать больно, делай мне. Давай. Сжимай.

Как я тебе говорила: ты делаешь меня слабой.
Не ломаешь, как некоторые, нет. Не уходишь, забирая все самое дорогое, вырывая кости одну за другой.
Наоборот. Обезоруживаешь своим присутствием. Своей заботой, лаской. Ты не делаешь меня сильнее, даруя все новые и новые порции боли. Нет. Ты привязываешь меня к себе, я становлюсь зависима от твоего присутствия в сегодняшнем дне.
На ум сразу приходят мои любимые персонажи: Эффи и Фредди. Прошлого парня я скорее ассоциировала с Куком: пьянки, гулянки, испытания друг друга, смешанные с презрением. А здесь… нежность и забота, поддержка, без которой я уже просто не справляюсь.
Господи, обо мне никто никогда не заботился! Даже родители в детстве… Я была сама по себе. Всегда. У меня были люди, которые нуждались в моей поддержке, я тащила на себе многих, начиная от младшей сестренки с самого ее рождения.
А сейчас… Я слишком привыкла к тому, что есть тот, на кого можно опереться, в следствие чего совсем не могу держаться сама.
Ты убираешь мои руки от угла стола, который впивается в них, лишая меня последней опоры, последнего способа причинить себе боль, которая делает меня сильнее. Дошло уже до того, чтобы меня успокоить тебе приходится кормить меня мороженым с ложечки. Это ненормально.
Мы не можем сосуществовать. Один другого рано или поздно уничтожит.
Только посмотрев клип, где девушка привязывает своего мужчину к машине и везет его по земле в сторону пропасти, ты говоришь:
- Когда-нибудь ты так же убьешь меня.

Девушка стоит сзади, прижимаясь к спине парня, проводя играющими пальчиками на вечно сопутствующем с ней пианино. Она чувствует его энергию, эйфорию от исполнения вживую тех треков американского репа, что он слышал только на записи.
Стоящая рядом подруга и староста группы по совместительству хмурится, и девушка наклоняется к ней:
- Давай еще побудем пару песенок. Я тебе потом объясню, почему хочу остаться, хорошо?
Подруга кивает, на что девушка подмигивает и начинает двигать плечами в такт качающим толпу звукам, подбадривая спутницу на концерте, чтобы она тоже как-то развеселилась, хотя это и не было нужно - это была одна из тех компаний, которая согласна на любые начинания.
А девушка тем временем старается подражать перемещениям в пространстве своего молодого человека, и их вроде бы хаотичные, дерганные движения приобретают некий характер танца. Танец - как секс, двое так жестараются достичь симетрии и согласованности в движениях, давая празды правления то одному, то другому. С каждым взрывом ликования парня девушка испытывала чувство тепла внутри себя, и ее руки меньше стискивали его тело, и больше просто находились на нем, укрывая его, словно нежная пенка на пряном тыквенном латте.
Именно в этот момент она поняла, что испытывал он, когда так же пошел с ней на концерт, совершенно не зная исполнителя и вообще не интересующийся таким направлением в музыке.
Он пошел, чтобы быть с ней, потому что ей было важно туда пойти. Девушка пошла, потому что это было важно для него, это ему нравилось, а прошлое отучило ее противоречить в интересах. Она пошла, потому что хотела уравновесить их отношения, которые, по-сути, и начались с того момента, когда он два месяца назад стоял позади нее, когда она билась в экстазе от все новых визгов электрогитары и чарующего голоса солиста:
"Люди нули, и мы среди них.
В толпе мы как будто одни…
На твоем окне инеем зима чертит линии,
То самое имя - смотри.
И если придется,
Мы разобъемся вместе
И горим ярче солнца,
Останемся в нашей вечности…"

Меня опубликовали на сайте любимого журнала. ВАУ!!

https://rusrep.ru/article/2013/10/18/small_tragedy (последнее)

Сажусь на лавочку, лениво рассматривая башенки Кремля, «СвѢтъ Христовъ ПросвѢщаетъ всѢхъ» на храме рядом с факультетом и неработающие фонтаны.
-…он всегда был за права человека, старался сделать этот мир лучше, отдавал себя за других… - доносится голос из-за специфичного берета. - …просто этот человек… Я чувствую, что он важен для меня. Главное, чтобы хоть какую-то жизнь прожить вдвоем.
- Нельзя все просчитать…
- Но я знаю, какую жизнь я вижу, какое у него отношение ко мне. Я знаю, что в этом человеке я уверена на все 100%. У меня такого не было никогда.
- Ну вот и жди его теперь год.
К ним подходит мужчина в наряде купидона, больше похожего на Пьеро с крыльями. Он протягивает ладонь к берету:
- Пожмете руку ангелу?
- Нет, - Мужчина уходит, и шапочка поворачивается к соседке, - Дурацкие ангелы, весь день лезут.
- Ага.