Жизнь в паре миниатюр

— Почему ты не создашь паблик, например? Да, над ним придется много работать, это не легко, но…
Девушка качает головой, поглаживая диван, сосредоточенная на плече своего собеседника, касающегося ее и обжигающего, как алкоголь.
- Я тебе уже говорила, что я очень остро реагирую на критику.
- У тебя же талант! - восклицает он. - Пожалуйста, - его голубые глаза неотрывно смотрят ей в лицо, - попробуй!
С такими интонациями в его чарующем тембре ей все сложнее было убеждать себя в том, что ему все равно. Это самовнушение было спасательным кругом, дабы не утонуть окончательно - и каждый раз своим голосом он словно втыкал очередную иголку в воздушное резиновое спасение.
- Да кому нужны мои книги… Меня даже сейчас по-настоящему читает только один человек…
- Знаешь, это слова человека, который приставил пистолет к голове и готовится нажать на курок.
- Так и есть.
- Ты мне такой не показалась. Ты кажешься очень жизнерадостным человеком.
Значит, они оба были сочетаниями несочетаемого, людьми противоречия. Она любила мир, как Маяковский, который говорил: "И жизнь хороша и жить хорошо", но спустя два года все равно вышиб себе мозги, а он был человеком с наполовину полным стаканом, однако в любом случае потерявшим веру в людей вместе с верой в Деда Мороза.
- Внутри тебя будто горит огонь, - говорит парень, сжимая девушку в своих руках.
Она просто не могла не реагировать на него. Его запоздавшая просьба: "Не влюбляться в меня" - звучала до смеха абсурдной, когда парень говорил ей вещи, которые стреляли прямо в кровавое яблоко под ребрами. Он видел ее насквозь, первый из мужчин, кто определил ее стихию. Огонь каждый раз рвал окна семиэтажного здания ее самовнушения, даже в их первую встречу, когда парень назвал ее глаза "горящими".
- Ты будишь во мне такие чувства… которые я давно не испытывал.
Она вновь поддалась к нему, и пылающие языки переплелись в поцелуе.
Выпуская остатки воздуха и заполняя пустое место самым сильным наркотиком, в ее круг вонзилась еще одна иголка.

У меня такое чувство, будто если я сумею дописать эту книгу - я смогу создать все, что угодно. Она дается мне нереально тяжело, приходится продумывать каждую междустрочную фразу, как если бы я писала еще один абзац в блог. Мой роман - роман в миниатюрах. С дословными фразами и реальными людьми, что делает его еще более трудным для написания, ведь я становлюсь зависимой от тех, кто дает мне это вдохновение. Едва они уходят - я не могу создавать то, чем сама бы по-настоящему гордилась.
У меня также ощущение, будто это лучшее, что я когда-либо писала. Идет уже 73 страница, но они настолько дышат реальностью, что мне кажется, будто она намного шире. Раньше мне говорили, что мой блог можно разбивать на цитаты. Сейчас цитируют мою книгу. Моя жизнь - это лучшее, что я когда-либо писала.
Я просто не могу не сказать спасибо человеку, который пишет эту жизнь вместе со мной, сам того не подозревая.
Спасибо за вдохновение.
Если я допишу эту книгу - мы останемся в нашей вечности.

Помню, что сказала мама: "Если он разлюбил, значит, и не любил вовсе". Я тогда с ней поспорила.
Сейчас мне отчаянно хочется, чтобы я также была несогласна.
Любовь сродни алкоголизму - кажется, что зависимость отпустила, но стоит случиться рецедиву, как жизнь летит к чертям, и ты носишься полуголый по своим картонным зданиям, руша только выстроенный бумажный мирок. Этот мир устроен так, что энергия ни утекает вникуда, она преобразовывается. А любовь - уже самая совершенная энергия во Вселенной, это пик, наибольший концентрат, и деваться ей просто некуда.
Мы селим в себе десятки больших маяковских любовий, а вместительность этого пожизненного хостела светится на наших ладонях между указательным и безымянным. Опоясывая их, словно временные круги на срезе деревьев, вдавленные линии четко расчитывают количество гостей.
У меня их четыре. Один был потрачен еще в далеком детстве, когда он зашел внутрь и запер дверь изнутри, как истинный отшельник. Ты занял еще один номер, расписав свое имя на моем и без того разорванном запястье. Каждый шрам на них, как зеркальное отражение линий Венеры на ладони - не исчезнет, и дважды по одному месту не пройдется.

— "Прошлое в прошлом, а будущее еще не наступило", - цитирует парень уже не в первый раз.
Девушке начинало казаться, что он намеренно говорил эту фразу каждый раз, повторяя, словно мантру, либо пытаясь самого себя в этом убедить, либо уже чересчур уверившись.
- А я не согласна.Прошлое это наше настоящее.
- У прошлого нет настоящего.
- Последствия в настоящем, - поясняет девушка. - И их мы можем изменять.
Этот балкон. Ее пьная ненависть на этот раз ни к себе, а к миру. Сообщения поздно ночью на номер, который в глючащей телефонной книжке никак не переименовывается с "Солнышко" на просто инициалы. Белая, выдранная дыра в стене с фотографиями, которую нечем не получается залатать. Стальное кольцо на его пальце, эта крошечная девушка-ангел, засевшая на костяшке. Все это - последствия их прошлого в настоящем.
Мы - последствия самих себя.
- Ты вернешься? - спросила девушка, имея в виду его необходимость сбегать наверх.
- Могу задать тебе тот же вопрос, - спросил он, имея в виду такую же необходимость у нее.
- Вернусь, - ответила она, не до конца осознавая на какой именно омонимичный вопрос она дала свое обещание.
Дрожь его тела во время их почти юбилейного поцелуя с полугодичным антрактом. Укусы на ее шее и такие родные движения, "как в старые-добрые времена". Прошлое, такое же пустое, как и комната, где все начиналось, где все закончилось, и откуда вынесли все воспоминания по кусочкам интерьера. Сумка за сумкой.
Пустая комната, и такое же пустое занятие чувством, которого больше не осталось.
Ты не прав. У прошлого есть настоящее. У него просто нет будущего.

— Каждый может достичь того, чего он хочет, если в это поверить, - говорит парень так, словно эту аксиому в его глазах он повторял сотни и сотни раз. Такое бывает, когда миллионы раз воспроизводишь одно и тоже стихотворение – читать с выражением как в первый раз уже не получается.
- Да? Вот представь мир, в котором каждый получает желаемое!
- По-моему, он идеален.
- Вовсе нет. Он невозможен, - отрезаю я.
- Понятно, что это утопия, в которой все счастливы.
Я накручиваю волосы на палец.
- Нет, ты меня немного не понял. Вот смотри. Есть два человека: ты и я, - я жестом показываю на нас обоих. Мой спутник внимательно меня слушает. – Ты мечтаешь наслаждаться полноценной жизнью. А я мечтаю тебя убить.
- Значит, вселенная немного искривится, и одно из этих желаний погаснет.
Я торжествующе улыбаюсь.
- Вот именно. Одно из них погаснет. А значит, не исполнится. Они не могут исполнится одновременно, а изначальной установкой этого мира было то, что каждый его житель получает желаемое. Получается противоречие. Как в геометрии при доказательстве теоремы.
- Ну… может, желание второго человека исполнится в параллельной вселенной. Пусть этот утопический мир, который мы придумали, будет системой взаимосвязей между разными мирами.
- Все равно, в таком случае, в той вселенной исполнится желание одного, в ущерб желанию другого.
Парень идет, насупившись, всматриваясь в порезы бетонной дороги.
- Что-ты ты совсем меня запутала.
- Я просто говорила это к тому, что поголовно все желания исполнятся не могут. Мы ограничены желаниями другого.

Солнце, выбравшее курс на горизонт, окрашивает небо и верхушки Исторического музея в осенние цвета. Люди снуют тут и там под стать ветру, туристы останавливаются и фотографируют Кремль. Нескончаемый поток людей несется в сторону серой плиточной площади, не оправдывающей свое Яркое название.
- На Красную? - спрашивает девушка, когда дорога сужается.
Парень, держащий ее руку, резко останавливается, заставив спутницу запнуться на выступе плитки и остановиться.
- Почему я обязан идти туда? - вдруг спрашивает он. - Почему эта дорога, - молодой человек указывает рукой вперед: на просвет между зданиями, - диктует мне, куда двигаться?! Мы можем идти куда угодно!
И с этими словами он сжимает ее руку и тащит в сторону стены, перпендикулярно движению.
- Зачем подчиняться правилам?! - почти рычит парень и резко разворачивается обратно, и траектория его движения становится похожа на овал.
Все это было слишком похоже на тигров в зоопарке, ходящих из стороны в сторону, вдоль клетки, от стены до стены.
Они смеются, когда люди начинают на них посматривать. Парень подхватывает девушку за бедра и поднимает над собой. Зеленые глаза внимательно смотрят в ее карие, и в них играют бесенята. Люди проходят мимо, огибая парочку с их крошечным вызовом этому миру.
Толпа - отдельно, они - отдельно. Как тигры в клетке и зрители на условной свободе.
Весь этот мир - одна большая клетка, разбитая на тысячу маленьких, со зверюшками, бросающими вызов друг другу, не догадываясь о существовании или не в силах взбунтоваться против главного - железных прутьев.

Часы на стене остановились на 6:31. На веревках, протянутых рядом с печкой, висят тряпки. Тетя Тоня роется в своих таблетках, переставляя их с места на место, словно стараясь привести в привычный порядок, нарушенный приездом врачей.
- Печка у вас рабочая? – спрашиваю я, облокотившись на белую стенку.
- Еще какая рабочая! – подхватывает тетя Нина, крутящаяся в дверном проеме. – Тоня у нас богатая, вон аж две печки, скоро третью сложит!
- Ага, сложу. В могилу, - то ли шутит, то ли всерьез говорит Антонина Ивановна
Тетя Тоня попросила нас заварить чай, и в тот же момент сама помчалась ставить воду. На газовой плитке зашумела подогреваемая в черпаке вода, и послышался треск огня. Странно, ведь я точно видела электрический чайник, стоящий на полке в прихожей.
- Плохо сейчас жить стало, - говорит Антонина. – Олигархов развелось. Вот купили 15 соток, вокруг построили железный забор, а не купленную землю завалили камнями. Идешь – ткнешься на камень, перелететь можно, все вокруг захламили. Мимо них идешь, они там ничего не видят. Сидят за своими железными заборами, как колдуны. Сидят и не вылезают.
- Как колдуны? Почему?
- Ну вот пословица такая. Сидят, как колдуны. Вот неруси, которые у олигархов работают, они помогают. Ведра приносят, воду таскают. Неруси хорошие, они все понимают. Они понятные. Им однажды тоже жить плохо стало, вот и приехали. Кто бедный – тот милостивый, а кто богатый, в расчет тебя не принимают. Этой зимой у меня давление подскочило, я поползла к Нюре, она позвонила Нине, и она скорую вызвала. Они меня на десять дней в больницу положили. А коза-то у меня дома! Холодно же, топить надо, картошка замерзнет! Нина-то Белянина пришла и каждый день топила и за козой ходила. Она у нас прикрепленная, только она-то нас и держит.
- А без нее как?
- А без нее че!.. Помирать только.
Замечаю, что на одной из печек лежит два листка бумаги. Сначала меня привлекают цифры, написанные рядом с хаотичными карандашными линиями на одном из них – 15.12.12. Переворачиваю второй листок, на обратной стороне вижу половинку лица и соединяю их вместе. Получается портрет девушки.
- Откуда это у вас?
- Да племянник привозит, рисует, - пренебрежительно говорит тетя Тоня.- Я ими печку топлю.
- А почему не повесите на стену? – спрашивает Дима, наш фотограф.
- Ака краса! Больно надо. Печку-то надо растоплять.

Подхожу к маленькому киоску, разглядывая ассортимент на витрине. Накладные красные бороды, свистки, женские светящиеся браслеты.
- Где наш стажер?! – раздраженно говорит женщина, сидящая в киоске, своему помощнику.
Парень пожимает плечами и углубляется в пересчет денег и проработанных дней, записанных на в обычной тетрадке в клетку. Бухгалтерия.
К игрушечным лошадкам подходит девушка и спрашивает стоимость проката аттракциона для своей дочери.
- Где этот хрен стажер?! – еще более возмущенно восклицает женщина. – Иди, дай им билетик! – обращается она к своему девятилетнему сыну, чья голова внезапно выползает из-под прилавка.
На прилавке лежит небольшая коробочка с тремя игрушечными медальками, стилизованными под первое, второе и третье места.
- Ну вот как все просто: медали и купить можно, - говорю я.
Женщина замечает мое присутствие и смеется. Ее тон меняется на более приветливый:
- Можно. Уж лучше так, чем если бы несколько лет на них корячиться. Хотя они все равно не настоящие.
- Почему же лучше так? – спрашиваю я.
- Не знаю. Хотя у меня вот у самой Сашка второе место в региональном занял.
- А по какому виду спорта?
- По самбо.
Саша поднимает глаза на мать, а затем на меня и говорит:
- Там медали не продаются.

Шероховатый пол футбольной коробки натирал колени и икры, но компания ребят все равно продолжала сидеть на нем. Ночь, звуки гитары, общажный хор, какие-то пьяные мужики, навязчиво присоединившиеся к компании… Романтика.
- Моя мечта… - задумчиво произнес парень, обращаясь к сидящей слева девушке и продолжая их разговор, - объездить весь мир. У меня в комнате на стене же карта висит… А, ты же не была у меня! Ну, там карта, и на ней флажками отмечено, где я побывал. Хочу, чтобы были отмечены все континенты. Даже в Антарктиде пингвинчиков бы с руки покормил…
Девушка, улыбнувшись, уставилась на пластиковый стаканчик с алкогольным содержимым в руке, слушая его рассказы про Амстердам и про знакомую старушку, побывавшую почти в восьми десятках с лишним стран за свою жизнь. Она очень любила слушать про места, которых не посещала, особенно мнения других людей на их счет. Эта девушка в принципе всегда превозносила мнения людей. Коллекционировала их суждения. Мировоззрение. Чужие чувства, которыми с ней делились с помощью слов. Мысли.
- Никогда не была за границей, - признается она, никак не ожидав искреннего удивления, проступившего на лице у парня, который даже слегка отклонился, чтобы заглянуть ей в глаза. - Кроме как в Казахстане.
Неожиданный свет прервал их разговор: на шум после 23:00 примчалась полиция, устроив небольшое "фонариковое" шоу, ослепив привыкших к темноте.
- Просто это вроде моей мечты, - вернулся к прерванному парень, когда они все пошли искать новое место для того, чтобы приземлиться. - Побывать за границей с человеком, который там никогда не был. Посмотреть на его эмоции. Просто я очень люблю наблюдать за эмоциями. Всегда.
" Наверное, поэтому меня и притягивает жанр портретной съемки", - скажет коллекционер чужих эмоций чуть позже, а пока обнимает замерзшую девушку, сетуя на то, что у него сейчас нет средств, чтобы увезти ее из России.
- Пожалуйста, пообещай мне, что ты не поедешь за границу, пока у меня не появятся деньги.

День сдачи макетов. За длинными деревянными столами, придавленными к нависающему потолку и наклоненной стене мансарды ГУЗа, сидят студенты, доклеивающие последние детали своих работ.
- Откуда у тебя этот клей? – спрашивает огненно-рыжая Кристина, пристально наблюдающая за тем, как ее подруга с такими же рыжими волосами намертво скрепляет несколько треугольников разных размеров, лежащих друг на друге, которые обозначают лестницу.
Лера пожимает плечами:
- Не знаю, тут лежал пару недель назад, вот я и взяла.
Закончив работу, девушка вздыхает и бросает взгляд на макет совершенно авангардного здания – у нее лишь пара секунд, чтобы насладиться своим трудом.
Затем парочка «ведьм», как их называют на курсе из-за их цвета волос, относят свои макеты в аудиторию. Здесь столы тоже стоят вплотную к стене, создавая контур прямоугольника с дырой, являющейся дверным проемом. Все студенты оставляют свои макеты на них и уходят ждать в коридор.
- Долго ты его делала? – спрашиваю я.
- Часов 8. Ну, ночами не спишь, вот и получается побыстрее.
Через некоторое время из аудитории выходит преподаватель, старая женщина с собранными волосами. Слышно, как она бурчит:
- Вот бездарности… И куда только катится новое поколение?.. Просто отвратительно…
Лера хватает меня за руку и тащит к аудитории:
- Пойдем, тебе нужно это увидеть.
Я поддаюсь настойчивости юной «ведьмы», и уже через пару секунд замираю как вкопанная в дверях.
Все макеты, принесенные студентами, выглядят так, будто по ним прошлись огромным деревянным молотком. Все здания разрушены как после апокалипсиса, причем так, что не видно никакой надежды на их восстановление.
Пока я стою в полном шоке, Лера уже успевает найти свои личные руины и увидеть оценку в углу белой бумаги – 3 с 3 минусами. Она забирает свое «детище» и с грустью бережно кладет его в пакет. Кристина же совершенно беспристрастно запихивает свой макет на дно сумки.
- Почему они так делают?
Мне отвечает Кристина:
- Чтобы кто-то другой не забрал твою работу и не выдал ее за свою, или же не своровал идею. С одной стороны, это правильно, а с другой… Все-таки, это то, над чем ты трудишься день и ночь…
- Когда я увидела это в первый раз, у меня был такой же ужас, как у тебя, - говорит Лера. – А потом привыкаешь.

В комнате полумрак из-за задернутых наглухо штор. За ними хозяйка квартиры прячется, будто бы избегая напоминания о том, какое сейчас время суток, и сколько часов прошло после того, как она принялась за работу.
Собрав свои рыжие волосы в хвостик на затылке, Лера склонилась над работой. Сейчас она рисует богиню богатства – заказ отца на день рождения. Выводя оранжевой кисточкой по картону тонкие линии, девушка настолько приближает свое лицо к рисунку, что создается ощущение будто сейчас в этой краске окажется ее нос.
- Давно уже надо было его закончить, - говорит девушка, кивая на оранжевую богиню. – Папа просил, а я никак добраться не могла – во время учебы вообще ничего для себя рисовать не успеваешь. Макеты и проекты занимают все свободное время. Меня часто просят что-то нарисовать для кого-нибудь, но я просто ничего не успеваю. А люди обижаются.
- А вот эту картину ты когда рисовала? – спрашиваю я, показывая на карандашный контур Москвы, лежащий на столе за стеклом.
- Ой, я уже и не помню. Давно. Я его не совсем закончила, ну да ничего, так тоже вроде не плохо вышло. Едва ли у меня снова дойдут до него руки. Могу тебе его подарить, если хочешь.
Девушка вытаскивает картину из-под стекла и смотрит на обратную сторону – вдруг там какой-нибудь давно забытый рисунок, а я продолжаю рассматривать комнату. Повсюду весят ловцы снов – маленькая страсть юной девушки с архитектурного факультета. Они напоминают расцветку панциря черепахи – маленькая стена, за которую можно спрятаться.
- Помогают? – спрашиваю я, поглаживая перья на одном из них.
- Не знаю… Они вообще все сделаны неправильно.
- Почему?
- У них серединка зашита. А должно оставаться хоть какое-то пространство, чтобы счастливые сны проходили сквозь нее. А так получается, что ко мне сон вообще не приходит, - Лера немного грустно усмехается.
В комнату забегает пушистый рыжий кот, который начинает тереться о мои ноги.
- Как его зовут? – спрашиваю я.
- Алис, - улыбается девушка и берет его на руки.
- А почему такое имя?
- Потому что Алиса, - смеется, - потому что не девочка. Обстоятельства так сложились… Что у него под хвостом свои маленькие обстоятельства.
Кот спрыгивает с рук, чуть не сбив по пути гитару.
- Ты играешь? – спрашиваю я.
- Немного, тут струны нужно заменить, руки пока не доходят. Хотела в подарок на день рождения Влада выучить песню, которая многое для нас значит, но пока остановилась на куплете всего. Да и струну порвала…

— Город! Горо-а-а-ад!!! - неистово кричит ведущая, которую игроки словно не принимают в расчет.
«Я верю Ванга-Дане!»; «Я не могу быть третий раз подряд мафией!»; «Аудитория хочет услышать аргумент, который она примет или не примет!»; «Я уверена, что мафия - не мафия!»; «Ты девушка, а убили в прошлую ночь девушку - это логично для вас убивать друг друга, конкуренция!»; «По любому, Инга - мафия: когда ведущая сказала, что сегодня ночью никого не убили, она такая: "Ого!". Легче всего быть новенькой, прийти и удивиться. Любая философия начинается с удивления…»; «Интуиция? Эмпирические факты не подтверждают реальность!»; «Бог любит троицу, карт с толстыми мужиками (прим.: простыми мирными жителями) всего три – цените нас!» С каждой игрой аргументы становятся все более и более абсурдными. Впору составлять цитатник «Афоризмы МГУ». У всех в руках маска, карты спрятаны в надежных местах: кто-то даже для уверенности сел на свою, чтобы никто вдруг не подглядел. Обстановка накаляется, обилие мата зашкаливает.
Игру «Мафия» придумал весной 1986 года студент психфака МГУ Дмитрий Давыдов, и поначалу она не выходила за рамки университета – в нее играли в аудиториях, общежитиях, коридорах. Постепенно она распространила радиус на всю Москву, следом на Россию и на другие страны – вплоть до перемещения за океан: сейчас в нее играют даже в Штатах.
На своей исторической родине, в МГУ, «Мафия» продолжает процветать и сейчас: студенты все также собираются большими компаниями, чтобы вычислить «мирного» и «мафию». Персонажей, помимо главных, большое множество: Комиссар, ночью проверяющий документы; Леди Ночь (Проститутка), чья функция в разных компаниях разная: либо заражает венерическим заболеванием, либо спасает кому-то жизнь, потому что человека «не оказывается дома, когда к нему приходит мафия»; Доктор; Маньяк, заставляющий молчать весь ход и т.д. Все эти роли хотя и условны, однако иногда настолько подходят игроку, что тот буквально вживается в персонажа. В жизни мы же тоже иногда играем: людям приходится врать, изворачиваться, выживать, предсказывать, использовать элементарные навыки по психологии…
На пятый раз после очередного призыва ведущей Кристины, ребята-таки голосуют. Голосование предварительное, а не на убой. Большинство отдает голоса за Славу.
- Слава, мы слушаем твои оправдания, - обращается Кристина.
- Да не надо давать ему слово, Кристин! - говорит Ванга-Дана, которую так прозвали за то, что она никогда не ошибается и каким-то неведомым годом угадывает, кто из людей мафия, никак это не аргументируя.
Ведущая мотает головой:
- Оправдание! А, ты никогда не оправдываешься…
- Я знаю, что я никогда не оправдываюсь, - наконец говорит Слава – парень с очень спокойным и мягким голосом, иногда выдающим одни из тех крылатых фраз, которые я решаю занести в «цитатник». – Но сейчас хочу сказать. Я всегда голосую за справедливость. И в данной игре я сейчас говорю, что да, я мафия, и вы за меня проголосовали. И вы молодцы. Но. Дана, она в этой игре немножко палила. Она держала маску далеко от лица, и я видел ее глаза.
- Что-о-о?! - Ванга выпучивает глаза в сторону говорящего.
- Не перебивай меня, пожалуйста. Не нужно так в следующей игре делать. Потому что не интересно так играть.
- Ну так-то я не палила, - уже слегка обиженно говорит девушка.
- Я всегда правду говорю. И поэтому я говорю сейчас, что да, я мафия, но Дана… Я никогда не вру! Я ни в одной игре ни разу не соврал! Потому что нельзя врать людям!
Славу вешают, город засыпает. Кто-то неожиданно включает "Девушка по городу шагает босиком". После очередной ночи не просыпается Дана.
- Зачем вы убили Дану?.. - расстроенно спрашивает Вадим.
На фоне общего обсуждения тех, кто еще играет, между двумя "мертвецами", которые по идее, не могут говорит, завязывается старый спор - Ванга все дальше продолжает утверждать, что она не смотрела, а Стас говорить, что он никогда не врет.
- Обидка!.. - расстроенно говорит Дана мне.
- Дан, ты правда не смотрела? - спрашиваю я.
- Я не смотрела! Я не знаю, как они дышат в этих масках, я просто отклонила ее ненадолго! Я спала!
- Я видел ее сверкающий из стороны в сторону глаз, - утверждает Слава. - Это мой принцип, я никогда не вру, мое кредо!
- Это не правда, - уже порядком приуныв, говорит девушка. - И мне не приятно, когда он так говорит. Он меня обижает, я ему не нравлюсь…
- Ну извини меня, пожалуйста.
- Ты извинился, но не по-настоящему. А меня это серьезно задело. Ты обвиняешь меня в том, чего я не делала.
- Если углубиться в человеческие знания, то мы никогда никого не обвиняем… - говорит Слава. – Я лишь чувствую, это не обвинение в том смысле, в котором мы его видим.
- Слава не честный, он просто пьяный! – выпалила Дана.

- Где ты была все это время? - спросил парень, на что девушка попробовала просто отшутиться.
Ей хотелось покрыть каждый сантиметр его тела поцелуями, нарисовав перед этим ажурную сетку прямо на коже, чтобы ни в коем случае ничего не пропустить – чем она и занималась, танцуя обмакнутыми в невидимые чернила пальчиками по его груди. Нежные, мягкие губы, из которых исходит этот голос, полный невероятного волшебства – а говорят еще, что нельзя использовать магию вне Хогвартса – и которые слегка отдавали привкусом пьянящей текилы. Глаза, которые он вечно закрывает на концертах, потому что стесняется людей, слушающих его, и просто чтобы сосредоточится. Глаза ее любимого цвета, стрелоподобные, прорывающиеся между третьим и четвертым ребрами. С лица на шею, ключицу, грудь – все, где содержится воздух, выдыхаемый с голосом, за который этот голубоглазый ангел продал черту душу. Следом руки и пальцы, перебирающие струны гитары, записывающие стихи и в данный момент ласкающие ее тело…
- Я с самого начала, как ты ко мне добавилась, знал, что просто перепиской это не кончится, - улыбнулся парень, поглаживая девушку по спине, и перекатился на нее, придавливая своим телом. – С такими как ты иначе не получается.
- Какими это «такими»?
- Есть такой особый тип людей. У тебя всегда горят глаза. Ты знала об этом? Тебе кто-нибудь говорил?
- Нет, не говорили, - признается девушка, для которой эти слова стали невероятной силы комплиментом.
И она почувствовала, как в этот момент искорки из ее души собрались где-то в уголках ее глаз. Наверное, именно об этом он и говорил. Но если ее глаза можно назвать горящими… То его радужки цвета берлинской лазури – согревающими.
- Ты прямо излучаешь любовь, - сказал парень.

Девушка с легким шоком выходит из ванной комнаты, перебирая в руках серебряную цепочку и садится на кровать, не переставая пропускать металл через пальцы.
- Что это? - спрашивает парень, сонно развалившийся в кресле рядом, такой же невыспавшийся, как и его гостья, вставшая к первой паре.
- Это мой браслет… Он расцепился.
- Тогда давай зацеплю его тебе обратно, - говорит парень, уже наклонившись в сторону ее запястья.
Девушка с улыбкой качает головой и сжимает серебро в кулаке.
- Просто забавно, что она расцепилась именно сегодня.
- Почему? Она что-то значит? Ну, давай, поведай мне символику, - молодой человек склоняет голову набок и хитро улыбается.
- Эту цепочку я стащила со своего бывшего через пару недель после нашего знакомства. С шеи. Зубами. А потом прицепила его как браслет и носила, как напоминание что ли. Что-то вроде пояса верности.
- Тогда не будем его обратно зацеплять, - шутит парень и раскрывает объятия навстречу своей гостье.
Девушка улыбается и кладет серебряную цепочку-браслет далеко в сумку.

Ее не покидало ощущение, что теперь все машины будут ассоциироваться с этой. Девушка никогда особо не восхищалась этим средством передвижения – особенно в городе, пронизанном венами пробок и разговаривающем на языке клаксонов. Но эта машина дарила ощущение уникальности – ведь парень, как он сказал, не таксист, и подвозит он далеко не всех.
Но сейчас ее волновал не автомобиль, а руки парня, сжимавшие ее ладони.
- Ну скажи! – упрашивал парень, чьи губы были настолько близко от ее лица, что теплый шелест его дыхания долетал до ее щек.
- Не скажу, - упрямилась девушка.
- Если не скажешь, я обижусь! – и в подтверждение своих слов он скрестил руки на груди и откинулся на свое сидение.
Она могла, конечно, просто взять и уйти. Точно как в тот раз, когда в этой же машине они с его другом упрашивали ее назвать имя того, кто ей больше из них симпатичен, якобы это было их спором. Тогда парень остановился у обочины и сказал, что они никуда дальше не поедут, пока она не ответит на вопрос. Девушка могла запросто выйти в тот момент, также как и сейчас. Но ей хотелось это сказать.
- Я уже произносила его имя в этой машине.
На лице молодого человека пробежал целое цунами из спектров разных эмоций, но в конечном итоге наступил штиль теплой улыбки.
- Зачем я тебе такой? – спросил он, имея в виду то, о чем она так хорошо была осведомлена – о его изменах, обманах и полигамности.
- Потому что я сама такая же.