быть пустым

мне говорят, что скучают, а я молчу и слова сухо застревают в горле

я люблю этих людей, я испытываю к ним тёплые чувства, мне хорошо с ними. но в какой-то момент (где-то два года назад) умение тосковать по кому-либо в этом мире просто самоуничтожилось

Наверное, лишь однажды я была максимально откровенна со своими родителями. Тогда к завершению тянулся первый семестр первого курса, под ногами хрустели позвонки декабрьских снежинок и мне было максимально плохо. То есть вообще. То есть пиздец. В том году всё в моей жизни (точнее в моей голове) кардинально перевалило в минус. А на руках у меня были билеты. Мои спасительные билеты. Билеты к ней.

И я очень ждала того дня, чтобы слышать стук колёс поезда, подъезжающего к перрону. В тот год, пожалуй, это единственное, чего я ждала. А мои родители очень не хотели видеть, как я сажусь в поезд. Из-за ситуации в стране на тот момент (её город граничит с Донецком).

Я и плохо помню, что наговорила им тогда. Но помню, что это было правдой. Я рассказала, что чувствовала внутри себя. Точнее как внутри меня всё выскоблили и чего там нет. Что мне пусто. И, заливаясь слезами, просила отпустить меня.

Слова о том, что мне очень нужно поехать. Что там станет легче. Что я не чувствую как раньше. Я вообще не чувствую.

Эта сцена до сих пор со звуком заедающей пленки почему-то прокручивается перед глазами.
Я с красным опухшим лицом от слёз, сижу на коленях, смотря в глаза, повторяю одно и то же, на что мне отвечают

«посмотри как много в тебе боли. разве можно говорить, что ты ничего не чувствуешь?»

я привыкла к холоду. привыкла, что больше не с кем делиться своими чувствами. потому что, как я понимаю теперь, это очень важная составляющая моего с кем-либо взаимодействия. чем больше у нас сходится спектр чувств, тем мы ближе

никого ближе, чем она, у меня никогда не было

я привыкла. оно не болит. и я даже не скучаю (наврное больше нет). но мне очень очень одиноко

каким-то образом к моему блокноту прилип старый розовый канцелярский стикер, который, как мне казалось, я уже давно собственноручно отправила в урну. который содержал в себе довольно важную зарисовку моей жизни. с запиской из рубрики когда-то было задумано, но уже не актуально и не осуществится (спасибо, отличная игра, try again). потому что мои пометки, которыми обклеен рабочий стол, существуют дольше и прочнее, чем люди

вот и он

задравшийся клочок бумаги сцепился сзади с скетчбуком. потертый и помятый.

точь в точь как и моё прошлое, записанное на нём

не проецируй свои психические проблемы на других

я очень сильно любила эту девочку. я очень сильно люблю её и сейчас. но проблема в том, что этого человека больше не существует, кроме как на обрывках моей памяти. на наших фотографиях. в моих скетчбуках

The National - Guilty Party

Весь первый месяц осени мне хотелось растворяться в горьковатой на корне языка меланхолии. Зарыться лицом в опавшую желтую листву, включить треки national, которые как нельзя идеально описывали тогдашнее состояние моей души. И не открывать глаза до ранней весны. Вдыхать утренний сигаретный дым с холодком, который ещё недостаточно морозит, так что я позволяю ему пробираться под расстегнутую тяжелую джинсовую куртку, которая досталась мне от бабушки.

Только вот как жаль, что это прекрасное время длится всего пару недель.

Это ощущение внутри моей груди. Похоже на старые скрипящие половицы деревянного дома.

С человеком что-то происходит. Все, что не его. Все, что изначально было наносное и шло не от сердца. Все разрушается.

Я решил поговорить с отцом. Нет, особенной близости между нами не существовало. Мой отец был человеком замкнутым. Он не мог поделиться с нами, детьми, своими чувствами, как не мог разделить и наших чувств. Долгое время мне казалось, что за этой скрытностью таятся несметные душевные богатства. Но позднее пришли сомнения. Возможно, в юности и в молодости его внутренняя жизнь была действительно богата душевными переживаниями, но поскольку они не находили выражения, то с течением лет все зачерствело и умерло.

Мы константно шутим на тему того, что я навсегда останусь одна.

И вчерашний вечер послужил отличной интерпретацией. Слушая Меладзе и допивая коньяк с колой, мы решили позвонить нескольким моим друзьям из разряда "достаточно обезбашенные, чтобы сорваться в любое время суток". Забавно, мы услышали отказ. Из-за того, что первая была у своей девушки в Киеве. Вторая была просто со своей девушкой. Ну а последней мы звонить не стали, потому как знали: она со своей девушкой в Крыму.

Ну а что я? Всё так же учусь, хожу на практику, выпиваю. Дам вам знать, если через десять лет что-то изменится. Так что, ребята, в каждой шутке есть только доля шутки.

Почти двадцать лет ждала настоящей любви.

Дождалась.

Разбила сердце.

мы никогда не встречались по-настоящему

и расстались, словно прожили друг с другом половину жизни

Сейчас речь пойдет о моментах, которые под собой имели эмоциональную привязанность. Но в действительности я не имею представления, каково это: целовать человека, к которому элементарно испытываешь хоть какую-то электростатику.

В четырнадцать я поцеловалась со своей лучшей подругой, в которую, как я поняла спустя четыре года, была влюблена на протяжении всей средней школы. Сейчас мне двадцать. До сих пор считаю, что она целуется лучше всех.

В шестнадцать я поцеловалась с той, благодаря которой поняла разбитое сердце. Ирония в том, что я не могу вспомнить сам поцелуй, как бы старательно не пыталась покадрово воспроизвести тот вечер в памяти: я была очень пьяная. И тепло того ощущения проступало пару раз, но мне так и не удалось ухватиться за него.

И я так и не поцеловала её. Которую люблю.

Знаете, многие мечтают переспать с кем-то. Ну вот я мечтаю поцеловать её, и для меня это значит то же самое, или в чем вы там измеряете чувство привязанности. Никогда я не говорю об этом так откровенно, лишь у себя в голове.

*западает на девочек, которые хотят её убить*

я очень жду эту пятницу, когда снова смогу зарыться в твои волосы и уснуть, обнимая тебя

я не знаю от чего

но только тогда я почувствую себя дома