енфраншиш

и снова на волне радио ягенийигорьсеверянин

я знаю: с каждым днём быстрее
лечу я гордо в ебеня.
и флаги надо мною реют
и я почти загнал коня

нет нет нет, не бери таблетку от горла, зачем тебе вообще таблетки, ну хорошо, можешь пуговицу пососать, если приспичило, только не бери таблетку - ну понимаешь, если ты её засунешь в рот, то уже будешь вроде как больная, как это: коготок увяз - всей птичке пропасть. ты, конечно, продолжай сидеть на подоконнике и поплёвывать на людей, высунувшись из окна по пояс, ходи без шапки, пей холодную воду, не закрывай окна, когда работаешь - ветер обязательно должен дуть тебе в разгорячённую спину, громко разговаривай на морозе, в общем, живи как живёшь, только таблетки от горла не ешь ни в коем случае, а то заболеешь, эти таблетки такая зараза, раз попробуешь - всю жизнь себе перепоганишь!

ещё один страх, детский, хотя появился он у меня совсем недавно. страх, что выйду я из училища, поеду по каким-нибудь делам в далёкий район и умру там. и мама никогда не поймёт, что я забыла в том районе. или ещё хуже - выбегу без шапки за кофейком, а меня машина собьёт, или бандит зарежет, или умру от внезапной остановки селезёнки. привезут меня маме, а я без шапки.

в детстве я прочитала (или мне кто-то сказал), что феллини умер, подавившись рыбной косточкой. потом я конечно выросла, узнала, что умер он от инсульта, но тогда на меня эта история произвела неизгладимое впечатление. оказывается, умереть можно и не от болезни, и не в результате несчастного случая, а просто неудачно пожравши. моя вера в человека пошатнулась - как можно серьёзно заявлять, что существо, способное нелепо дать дуба за обеденным столом, является вершиной эволюции или тем более носителем какой-то божьей искры? история эта имела не только философский, но и практический резонанс - я стала нервничать каждый раз, когда мне приходилось встречаться с рыбой. так и вижу себя пятилетнюю: сижу я за столом, из радиоприёмника доносится модная тогда песня михея "сука-любовь". передо мной тарелка с жареной рыбой. пару минут мы с рыбой испуганно таращимся друг на друга, потом, после моих робких попыток избежать беды ("а может я макарон поем?"), мама начинает её чистить. я, мысленно попращавшись с молодостью, отправляю в рот кусок, исследую его с осторожностью сапёра и выплёвываю в салфетку с воплем:"кооо-ооо-оость!" надо ли говорить, что рыбные дни в нашем доме были для меня чёрными.

сейчас всё иначе, я уже не впадаю в истерику при виде рыбы, но чистить её продолжаю, как добросовестный патологоанатом. окружающие считают, что это неэстетично, поэтому, заламывая руки, выбегают из кухни, когда там стася мелкими кусками рыбу жрёть. чихать я хотела на эстетичность! у меня фобия - подавиться, задохнуться, умереть от асфиксии. не самая, надо сказать, глупая и беспочвенная фобия. люди, которые боятся змей или скорпионов каких-нибудь, могут запросто избежать того, что их пугает. а мне приходится каждый день смотреть в лицо опасности. а почему я это всё пишу? просто сегодня за ужином подавилась чесноком. и самое обидное то, что дожила до седин, а не могу определить, застрял он у меня в горле или нет. вот вроде застрял - но я же сижу, не дохну, и дышу свободно. и не знаю, писать мне что-то прощальное, или всё обойдётся. и судорожно вспоминаю строение дыхательной системы - а вспоминается только то, что бронхи похожи на разляпистую крону дерева (и то я помню не из курса биологии, а из рекламы сиропа от кашля).

но вы не думайте, что я позволяю детским страхам управлять собой! нет! один я всё-таки поборола. в детстве мне говорили - если сесть на иголку, она за мгновение по кровеносным сосудам дойдёт до сердца, проткнёт его и всё, поминай как звали. очень жутко было! даже хуже, чем с рыбой. потому что рыба, может, и нормальная попадётся, всё-таки мама её чистила, а мама не враг мне. а иголка - от неё не спасёшься. ну потом рассеелось, стоило напрячь умишко и понять, КАК ТЫ УЁБИЩЕ СЯДЕШЬ НА ИГОЛКУ ОНА ЧТО ТОРЧАТЬ ИЗ КРЕСЛА БУДЕТ А КАК ОНА БУДЕТ ТОРЧАТЬ ОСТРЫМ КОНЦОМ К ТВОЕЙ ЖОПЕ ДА НЕУЖЕЛИ ЧТОБЫ ОНА ТОРЧАЛА ОСТРЫЙ КОНЕЦ ДОЛЖЕН БЫТЬ ВОТКНУТ В КРЕСЛО НЕ ПОЛУЧАЕТСЯ НИЧЕГО ХАХАХА ТЕМ БОЛЕЕ ЧТО ИГОЛКА ТВОЯ ТУПО ВАЛЯЕТСЯ НИКТО ЕЁ НЕ ВТЫКАЛ.

да и вообще это невозможно с точки зрения науки.

снова стихи. чёрт возьми, мне начинает нравиться! это первый случай, когда генийигорьсеверянин переделал стихотворение человека, который всю жизнь считал себя гениемигоремсеверяниным (совершенно безосновательно, между прочим).

Дине

ты ко мне не вернёшься даже ради тамары,
ради нашей дочурки, крошки вроде крола.
у тебя лишь рояли, да хмельные гусары,
что тебя измотали, истоптали дотла.

ты ко мне не вернёшься - на тебе теперь бархат,
синий жёваный бархат, с дыркой аж до пупка.
и другие теперь обоняют твой запах -
драгоценный эфир рокового цветка.

ты ко мне не вернёшься, даже если напьёшься
(это строчка груба и совсем не моя)
лунноликими бликами ты не коснёшься,
не отравишь души взором из янтаря…

мне не надо тебя, даже отблеска, тени!
не достичь тебе той неземной чистоты.
разрыдаюсь от муки я сирени в колени
и умру одиноким, как эти цветы.

у нас із миколою григоровичем спільні сни - ну не завджи, але іноді трапляється, як сьогодні. коли у нього:

Мені сняться зелені сни — навкруги простори, а на мене лізуть гадюки. Я їх б'ю, а вони лізуть. Я не символіст, а вони на мене лізуть.

а у мене теж гадюки, тільки навкруги не простори, а рідна квартира, бо я вже тиждень закута в чотирьох стінах з м'якою обивкою, щоб я не розтрощила об стіни голову (мєчти, мєчти, гдє ваша сладость). звідки ж тут візьмуться простори, коли перед сном бачиш лише молдавський килимок на стінці та смугасті шпалери, що голосом Гери глузливо говорять зрозуміло, чому ти такий нервовий. але я не здаюся й не ремствую, ловлю гадюк у власній квартирі. ну як ловлю - мама ловить, тиче мені їх під носа, мовляв, які гарненькі, а я кричу від огиди та страху, блукаю кімнатами, натрапляю на чергову змію, кличу маму, щоби вона ії вбила (як вона це робить, я не знаю та й не хочу знати. одну вона намагалася втопити в унітазі - цього видовища мені вистачило). звісно, гадюка мене вкусила, я зателефонувала у швидку, а мені говорять - та лааадно, што у вас там, нєбось палєц чєшєца і кожа облазіт? єрунда, нє памрёшь. ну пачєши гдє чєшєца, - і кидають слухавку. а гадюк так багато, і я вперше за все життя уві сні виразно розрізняю кольори - ось ця жирна блядь у нас оксамитово чорна, з блиском; а ця сіра; а та, яку мама намагалася придати ганебній страті, була спочатку тьмяно-жовта, а після мандрівки до сортиру стала чорною в білу цяточку. там ще була передісторія - змій хтось скинув на місто через якусь образу (чомусь мені здавалося, що образа та була религійного характеру), але я не стала з'ясовувати, що саме трапилось. ну не з тих я людей, що стоять на згарищі, охоплені полум'ям, і верещать: "яка сука кинула сірник на підлогу?!" взагалі цей сон мені видався спокійним після попереднього - там якась вкрита пліснявою рок-група не хотіла мене брати клавішником. я вилазила на сцену, награвала щось на роялі, намагаючись звернути на себе увагу, а вони вперто мене не хотіли. не захотіли навіть після репліики паші ну ви чо, нє взять стасю в групу ето всё равно что дєбіла не взять ілі любімую девушку! а коли мене не хочуть, то вже краще гадюки. напевно, наступний наш із миколою григоровичем сон буде таким (ну у нього-то вже був, і точно буде ще багато разів):

Мені навіть сни якісь химерні. З-під канапи вискочив звичайний пацюк з перебитим задом. Мені кажуть, щоб я його добив. Тоді я беру чималий молоток, і, коли пацюк іде на передніх лапах повз мене, я з гидливістю опускаю з силою молоток на його голову. Але диво: після мого удару пацюк раптом виріс, став розміром із болонку й пішов на задніх лапах, а на його голові я бачу череп: я говорю не про чарівну мандрагору, я говорю про адамову голову, про метелика. Тоді мені зупиняються мислі, і стоїть переді мною якась настирлива пляма, що може довести до божевілля. Я знову підводжу чималий молоток і з гидливістю опускаю з силою на пацюкову голову. Але диво: пацюк знову виріс і став розміром з фокстер’єра. Пацюк з перебитим задом іде на задніх лапках. В кімнаті тихо, за вікном тихо, і тільки на костьолі горить циферблат. Я мовчу.

пацюки! ось ще крута тема. а гадюк більш не треба, я ж не символіст все ж таки.

вчера я опять долго не могла уснуть и от нечего делать стала сочинять в уме стихи. и ненароком сочинила сихотворение, которое я считаю вершиной русской поэзии. пришлось повторить его про себя раз двести, чтобы не забыть - согласитесь, забыть вершину русской поэзии, которая из тебя пролезла, было бы очень обидно.

вот оно:

я дорогу к себе назад позабыла

и сижу теперь с мордой заплаканной.

страшным прошлое стало, всё чужое, что было

как когда-то для анны ахматовой.

у меня ужасная ситуация, просто невыносимая! представьте себе, что существует один человек, с которым вам очень нужно поговорить, но вы не знаете его языка, и никто не знает его языка, потому что он разговаривает на самостоятельно выдуманном наречии. ну и пшёл он в жопу, скажете вы. а если он что-то вроде духовного наставника или вообще натуральный будда? ладно, пусть не идёт в жопу, скажете вы. но ведь учить то, что имеет место только в сознании одного человека невозможно, так что всё-таки пшёл он в жопу. вполне справедливо. но я хочу! я баба вздорная. поэтому пытаюсь издавать какие-то инородные звуки наугад, и думаю "а вдруг попаду", а он (ну наверное) слушает всё это и думает "как бабу-то плющит, кошмар". вот так мы и общаемся. и такое чувство при этом, будто ты думал, что постмодернизм у тебя в крови, а оказалось, что ты просто прочитал полторы книжки умберто эко. вот что делать, как писать? я ведь из тех девочек, что могут только "сегодня я долго думала о судьбе отечества" или "синие колготки мне совсем не идут, в них я чувствую своё бессилие перед космосом". но о себе нельзя, нельзя о себе! чёрт, ну получается же как-то у людей писать о себе так, что они одновременно и в и над, а мне, у которой не получается, остаётся догадываться, что стоит за словосочетанием алюминиевая ложка - чтобы в конечном итоге понять, что алюминиевая ложка это алюминиевая ложка и ничего больше. подумать только, раньше мне казалось, если я буду много разного писать, из этого когда-нибудь что-нибудь может получиться. очень хочется у себя тогдашней спросить - что, млять, у меня может получиться? какое что-нибудь? получилось только то, что дурная привычка засовывать морду в роящиеся смыслы привела к полной бессмыслице и бессловесью.

жалею только о том, что не смогла как следует влюбиться. не потому, что мне уже - конец жизни - восемнадцать через пару недель, и вроде как неприлично любить в этом возрасте только маму и мёртвых писателей (ну может это и действительно неприлично, не знаю, в таком случае я согласна полюбить ещё парочку живых писателей, лишь бы в меня не тыкали пальцем голуби и не кидали мокрым песком дети). просто любовь мучительная штука, (я сейчас ну прямо как лермонтов во многих своих стихах - принимаю на веру романтические штампы вместо того, чтобы пойти и самой проверить. мы с лермонтовым такие дети!) а от мучительных штук, если твоя фамилия не захер-мазох, надо отвлекаться - работать, например. конечно, можно придумать, что ты влюблён, но это только если у тебя фантазия больше сисек, ну как у меня. в общем, если хорошенько напрячься, то и не различишь, где правда, а где ты себе зубы заговариваешь; но мозг приходится постоянно раздрачивать, а мозг, явление само по себе человеку чуждое и враждебное, в раздроченном состоянии долго существовать не может, и в конце-концов крикнет крови, печени, селезёнке там какой-нибудь: "эй, дурынды, эта сука умственная нас обманывает!" и всю твою тонкую арабесочную игру запорет к чертям. и получается как у калиостро - разумом начали, разумом кончили. что там про меня Дина говорила? заложница совиного интеллекта, скрученной баранкой свисающего куда-то там? через уши вылезающего? что? ну да, ну да. я аккуратно поправлю свою баранку и запихну мозг в ухо. на старости лет стану вспоминать, как прекрасно было играть балладу и, во время коды пустив бегущей строчкой на внутренней стороне лба чьё-то имя, сдерживая смех, почувствовать, что кода от этого стала лучше.

вчера перед сном вдруг захотелось петь. вполне естественно, что произошло это когда у меня болит горло. вот когда оно у меня не болит, хрена с два вы от меня дождётесь чтоб я пела; можно сказать, я в знак необъяснимого глупого протеста никогда не пою, а если заставляют, то делаю это нарочно так плохо, чтобы ни у кого не возникло желание заставить меня во второй раз. но невозможность петь, когда хочется, даже если мне противен сам процесс пения - это слишком жестоко! я всем существом ощутила ничтожность человека и его желаний перед лицом обстоятельств. и кто-то ещё что-то там вякает про свободу воли! короче говоря, муки фрустрации меня и тут нашли. и я даже не задумалась о том, что я не могу петь не потому, что у меня трахеит, а потому, что я просто-напросто не умею петь. ну разве это важно! я привыкла, что все вещи, которые я не умею, у меня сами собой получаются. например, когда мы ходили с приятелями в боулинг, я на первых порах жутко оскандалилась, ну просто жутко - шар у меня летел в любую сторону, только не в сторону кеглей, и все, разумеется, смеялись, и я сама смеялась, не потому, что не хотела показаться обиженной, а потому, что действительно было уморительно смешно. а потом все как-то отвернулись от меня (ну сколько можно издеваться над человеком, у которого что-то не получается, у всякого развлечения есть свой предел прочности, даже животным наслаждением поржать над слабым и убогим быстро пресыщаешься). и пока на меня никто не смотрел, я забила страйк. потом второй, третий. я совсем не хотела материться в этом посте, но ВСЕ ОХУЕЛИ. в общем, этот случай прекрасно иллюстрирует мои взаимоотношения с любыми человеческими занятиями. а ещё я сегодня ночью во сне готовила какую-то блевотину. делюсь рецептом: взбивать сахар с яйцом, потом добавить мёда и какао. так красиво получилось, эдакий коричневый плевочек, задорной загогулиной поднимающийся вверх. теперь можно официально считать, что я научилась готовить.

случается и такое: идёшь по улице, вглядываешься в прохожих, пытаясь найти среди них маньяка, который тебя убьёт, и вдруг понимаешь, что совсем не боишься смерти и поэтому можно особо не вглядываться. это очень просто приходит. ты привык носиться со своим метафизическим ужасом, лелеять его, за ушком чесать; так приручил, что ужас появляется при малейшем усилии вызвать его. а тут ты и хотел бы испугаться, да не страшно. дошло наконец-то, что страх потерять навсегда своё сознание мучает только пока это сознание существует. что ж, если не будет ничего - я не смогу это ничего отличить от чего-то, ведь отличать будет нечем. счастлив тот, кому между осознанием ваша песенка спета и отплытием в ничто даётся время на отречение от себя. пусть даже это будет всего мгновение, пока пространство сжимается кольцом вокруг горячечной головы, а время расширяется, разрывая в груди солнечный шар.

одна дівчина якось сказала мені: "не загуби себе". я подумала - дійсно, я ж така незвичайна, так люблю себе, мені буде сумно, якщо я десь себе загублю. а зараз настав такий момент, що мені більш не треба себе. стою на роздоріжжі, так сумно, і не хочеться брехати милій дівчині, але й страшенно кортить зрадити собі. тоді я думаю - ні, я себе не загублю. я себе зруйную. якщо на місці розтрощеної мене нічого не з'явиться - що ж, звичне діло. шкода лише, що тоді все буде таким перебдачуваним. я майже відчуваю ту спустошеність і тугу в скроні, що лікують цівкою револьвера. але, можливо, це лише химера. я говорю собі - один, два, три - та іду на ризик.

p.s. написала українською, щоби Гера подумала, що я цитую якогось рефлектуючого героя з чергового твору хвильового, а всі інші взагалі не зрозуміли, про що я говорю.

К зеркалам Георгий Иванов относился странно. С опаской, почти враждебно. Проходя мимо зеркала, он отворачивался, не желая увидеть в нем свое отражение.

— Оттого, — объяснял он мне, — что я чаще всего испытываю неприятный шок, когда вижу себя в зеркале с руками, ногами и головой. А мне кажется, что на самом деле я что-то вроде эллипсиса из тумана и не хожу по земле, а плыву в воздухе. Это смешило меня:

— Одним словом, ты, по Маяковскому, — «не мужчина, а облако в штанах»…

и ещё

Семидесятилетняя леди Монтегю уверяла, что перестала смотреться в зеркало одиннадцать лет назад.

Эксцентричность? Возможно. Но только для тех, кому неведома мука мученическая от ежедневной встречи с собственной физиономией.

а я смотрюсь. но чего мне это стоит, б-же мой!

Не люди, а какие-то произведения искусства. Оба, и ваш Жорженька больше, чем Адамович. Ни дать, ни взять этрусская ваза. Но за этрусскую вазу, как бы она вам ни нравилась, выходить замуж невозможно.

перечитывать одоевцеву на парах - бесценно. и опасно. потому что все лезут в мой ебук! ну просто поголовно все. особенно преподаватели. и я даже не так боюсь того, что они увидят папку "битники-хуитники", как того, что кто-то будет водить своими грязными глазами по любимым моим именам из воспоминаний одоевцевой. что кто-то (пусть даже мысленно) неправильно поставит ударение в фамилии иванов. что кто-то… нет, мне даже представить себе это страшно. ведь я могу и не сдержаться, и ноги вырвать, и нос отхряпать. в общем, имеются минусы. вот наталья михайловна заметила, что я читаю на занятии, и с деланным интересом спросила - а что ты так увлечённо читаешь. книгу, - сказала я и подумала:"умру, а не скажу, какую. пытать будешь - всё равно не скажу". ну она и не особо выспрашивала, только сказала, что ей дескать хотелось бы, чтобы я не читала, а следила как она проводит урок с олей. как она не понимает! у меня там юный грустный георгий иванов дожидался гумилёва в бродячей собаке. какая к чертям оля.

Однажды Джон Кейдж сказал, что автобус, проезжающий около консерватории, более музыкален, чем сама консерватория. Теперь Мартынов продолжает эту мета­фору и говорит, что сейчас просто автобус музыкальнее автобуса, проезжающего мимо консерватории.

а потом подхватывает стася и говорит, что неплохо было бы просто автобусу протаранить консерваторию насквозь, вышвырнув меня на свежий воздух. я сегодня слушала, как милая анечка играет второе скерцо, и поняла, что присутствую при чём-то непристойном. было такое впечатление, будто она эксгумировала шопена и издевается над ним. чудовищно, что каждый может мучить его только потому, что он мёртвый и не может сопротивляться. в общем, я сидела на расстоянии полуметра от человека, который бил старушку по голове младенцем. сидела и бездействовала.

а ещё меня сегодня занесло на конц. класс. слышу, элина с лидией геннадиевной восхищаются песней пахмутовой "нежность", чуть ли не мяукают от чувственной истомы (для них обеих это родное состояние). ой, там такая импровизационная вставочка, одна наша бывшая преподавательница-джазистка сочинила, - курлыкает лидия геннадиевна. а песня-то какая, как за душу берёт, - вторит эля. я сажусь за инструмент и начинаю читать с листа эту самую "нежность" - исключительно ради джазовой вставочки. лидия геннадиевна мне - что, стасенька, тоже заинтересовалась? на что я подчёркнуто вежливым тоном отвечаю - нет, я не поклонница советской эстрады. (хотя мне страшно хочется со всем имеющимся в моём молодом организме пылом вскочить и произнести убийственную тираду о несоизмеримости пахмутовой с мёртвым шопеном, которого сейчас как раз оскверняют в соседнем кабинете). но стася, это ведь классика, это ведь курлы-курлы-курлы кудах-тах-тах, авторитетно заявляет лидия геннадиевна. не спорю, это вполне себе курлы-курлы, - говорю я, не меняя своего сдержанного тона (было бы кстати прищёлкнуть каблучками и, козырнув, отчеканить честь имею. подошло бы). я жду, что лидия геннадиевна скажет ещё что-нибудь, дабы ей возразить, но она молчит. я, как человек не любящий советскую эстраду, просто перестаю для неё существовать. тут вообще-то надо было выбежать из кабинета, с криком "ну и оставайтесь тут, без меня и без шопена, с пахмутовой!". но я не выбежала. доктор будет ругаться, если узнает об этом - ведь он запретил мне находиться в антимузыкальных местах. но я нахожусь, повторяя про себя:

если ты понимаешь, что такое Бетховен, то какой там к черту Deep Purple!

и, минуту подумав, будто бы в оправдание этим неразумным старым людям, продолжаю:

А Мартынов говорит, что, для того чтобы слушать сейчас Бетховена, нужно, чтобы все развалилось к чертовой матери, — тогда ты сможешь оценить Бетховена.

пусть уже развалится поскорее, что ли.

я вконец обнаглела.

мне кажется, что почти все литературные произведения, которые я читаю, написаны мной. ну ладно там раньше было отчётливое чувство дежавю - будто бы я это уже читала. но осознание собственного генияигорясеверянина растёт, и теперь мне мерещится, что я это не читала, а писала. сейчас вы ощутите, что это уписяться как смешно. вчера вечером я зашла на вьюи и прочитала Герин пост с отрывками из какого-то знакомого рассказа. приглядевшись, поняла - мой "Автонекролог". восхитилась собой как литератором (надо же, подумала, как я умею охеренно писать), растрогалась оттого, что Гера не забывает моё старьё и перечитывает его - в общем, слёзы счастья текли по моим хомячьим щекам. когда же я вбила пару строк в поисковик, то ли желая насладиться тем, как гугл выдаст моё имя, то ли стараясь отогнать блуждавшее около мысли сомнение насчёт своего авторства, я увидела вовсе не своё, а герино имя. б-же, как больно сжалось самолюбие, сердце, сфинктеры! будто бы во мне поковырялись арматурой. так сильно меня не ранил даже днепропетровский водитель маршрутки, обозвавший селяночкой за то, что я разговаривала в салоне по телефону (хотя в тот миг мне казалось, что это настоящая личная драма. каким я была глупышом). в общем, я очень смеялась, до слёз - я всегда смеюсь, когда мне больно, чтобы никто не догадался. правда, тогда в комнате была только я и тараканы, но перед тараканами тоже не очень-то хочется представляться размазнёй.

это ещё ничего. самое ужасное то, что, читая стихи, написанные задолго до моего появления на свет, я про себя ворчу: "эта падла украла мою строчку".