the virus is chaos. the cure is delirium.

Вечерами, когда золотые блики заката освещали белые кирпичи престарелых пятиэтажек, мне хотелось обнять эти стены или смотреть на чудовищно отчётливую тень, а не смел даже остановиться, чтобы не поймать взгляды ещё не угомонившихся зевак. Я должен был блюсти физиогномику погружённости в заботы, чтобы спрятать безумие, способное напугать даже меня самого.

анон

Я, Гари, испорчен… Я забыл умереть в должный момент. Я себя больше не узнаю. Слишком многое, что должно бы быть для меня важным, скрыто покровами… Будто кто-то забыл проработать меня тщательнее… дать мне определенную волю. Я не распознаю в себе никакого однозначного намерения… Не могу ни на что решиться… Не умею руководствоваться тем здравым смыслом, который подходил бы именно мне. Я лишь сопротивляюсь здравому смыслу других.

______

Я против книг ничего не имею; да только они мало чему тебя научили. То, что ты мне из них пересказывал, даже и не пахнет подлинной жизнью. Теперь ты посещаешь университет. Там ты тоже вряд ли узнаешь то, чему должен был бы учиться: как лучше понимать себя и меня. Я имею в виду: не прообразы понимать; не красивого Гари, и красивого Матье, и решение высших сфер, тяготеющее над ними; не эту неизбежность, не то, что оба они живут на последнем дыхании, ибо точно знают: бессмысленно закрывать глаза на правду и вести себя так, как если бы они не были Матье и Гари. Нет, не эту самоочевидность я имею в виду, заявляющую о себе вновь и вновь: перед зеркалами, или в сновидениях, или - в темноте - перед сетчаткой глаза, в момент онанирования либо при половом акте, или когда мы смотрим на море, или когда оказываемся в уличной толпе; тебе следовало бы наконец обратить внимание на внешнее: на то, что оказывает на нас давление, принуждая меня, скажем, уходить в море и заниматься там тяжким матросским трудом, а тебя - зарываться с головой в книги и онанировать, в то время как я вставляю свой причиндал девицам; обрати внимание на организацию нашего бытия, на банальное, те ступени лестницы, на которых мы спотыкаемся, на то, что творит наша плоть, что думает наш мозг. Хотя сами мы не желаем такого, то есть не желаем со сладострастием или внутренней заинтересованностью, - просто это происходит, потому что так должно быть. И в результате мы меняемся к худшему, созреваем для ложного восприятия, становимся хитрыми, скрытными, нечестными, усредненными, здравомыслящим и, удобными для манипулирования - но отвратительными для ангелов. Повседневный хлеб, повседневное дыхание, повседневный сон, не приносящий удовлетворения, бытие-несчастным - вот о чем тебе следовало бы что-то узнать. В этом и состоит твоя роль.

______

В кабинке они разделись, не обращая особого внимания друг на друга, и натянули плавки. Внезапно Гари всем весом навалился на своего спутника и прижал его к дощатой стене; придвинул голову совсем близко, открыл рот и нахлобучил влажные выпуклые губы на губы Матье. Тот на мгновенье оцепенел. Все ощущения разом отключились, как при потере сознания. Но потом он понял насильственную мощь этого поцелуя. Зубы их скрипнули, соприкоснувшись. Язык Гари оказался во рту Матье. И Матье сам - вынужденно, как в сновидении - стал пить слюну Гари, добровольно уступив свой язык другому рту. Гари поднял одно колено и протиснул его в пах Матье, чуть не вскрикнувшего от боли. Но глотка у Матье была закупорена, и боль, усиливаясь, переросла в блаженство. С закрытыми глазами, едва способный дышать, потому что нос Гари перекрывал ему воздух, он весь отдался этому соприкосновению, этому поцелую, который длился минуту за минутой, постепенно насыщаясь привкусом крови. Что Гари наконец оторвался от него, Матье ощутил неотчетливо. Он стоял, обмякший, прислонившись к дощатой стене, и услышал, все еще с закрытыми глазами, как качнулась дверь, а сразу вслед за тем - специфический всплеск, обычный, когда неумелый пловец шлепается пузом о воду. «Это Гари», - подумал Матье.

______

— Зато сейчас я тебя поцелую, - сказал он и раздвинул губы, чтобы влажно охватить ими губы друга. Секунду Матье сопротивлялся; но все льдинки несогласия быстро растаяли, все прошлое вдруг пропало, будто воспоминаний о нем не осталось. Матье зажмурился. И приоткрыл рот, впуская внутрь язык Гари. Его руки, дотронувшиеся до спины друга, словно погрузились в струящееся нетленное чувство. Собственную его тяжесть, казалось ему, Гари с него снял… Или принял на себя. Никакая боль, никакая беда отныне его не коснется. Эти двое обменивались слюной, обменивались языками. Потом поцелуй и объятие закончились. Матье позволил себе упасть на скамейку, спрятал лицо в ладонях, всхлипнул… Он не сумел бы сказать, почему. Каждый нерв, каждое волоконце мускулов, каждая капля крови были приведены в сильнейшее возбуждение, каждый секрет незванно… не будучи призванным… изливался в открытое для него русло… Слезы в том числе. Рот тоже вроде как наполнился влагой. Гари снова отступил на тот единственный шаг, который мог здесь сделать.

— Почему же ты не смотришь на меня, Матье? Почему ты плачешь? Почему не гладишь меня? Не обнимаешь? Я ведь еще здесь.

Матье поднял голову. Он увидел Гари: этого человека, это тело, этот образ ангела, вообразить который по своей воле нельзя, но который сделался для него зримым; меру всех вещей… Форму, единственную в своем роде, сочетающую мягкость и тепло, порожденное вечностью. И он заметил, что член Гари, этот мужской довесок из плоти, высоко поднят - такой большой, каким Матье его еще никогда не видел; уже не тот, что был у двенадцатилетнего мальчика. Матье бросился на колени, припал головой к ногам Гари. Мыслей не было. Но губы двигались. «Я молюсь», - пробормотал он, не ощущая смысла произносимых слов.

— Со мной всегда так, - услышал он голос Гари, - он делается большим и тяжелым, когда к нему приливает кровь. Встань же, Матье, - посмотри на меня, обними, погладь…

Матье послушался, поднялся и - одурманенный, ошалевший от восторга - увидел так близко от себя, что эта близость искажала картину, ландшафт чужой промежности. Будто ища защиты, Матье прижался головой со спутанными светлыми волосами к темному мужскому естеству своего красивого друга. Возбуждения он не чувствовал; ему казалось, будто он развоплощен, удален из земного мира, будто он погружается, как в воду, в плоть другого человека. Внезапно ему подумалось, что он делает что-то нехорошее или недозволенное. Он тотчас выпрямился, обхватил руками шею Гари, поцеловал его в шею, нашел ртом ушную раковину.

— Погладь меня, Матье, - и ниже: по этой расщепленной округлости. Я везде один и тот же; никакой разницы нет. Разница - только в ощущениях и в градациях радости.

Гари искал рот Матье. Когда их встретившиеся губы вновь разделились, он не очень дружелюбно сказал:

— Давай одеваться. Мы слишком долго торчим в кабинке. Кто-то мог обратить внимание…

Матье напоследок еще раз дотронулся до темных сосков Гари - этих несравненных витых раковинок, выступающих из мышечной ткани. По ним одним он бы опознал друга среди тысяч людей. Только у ангелов… Бывают соски цвета красно-коричневого золота…

То мгновение пролетело. Гари одевался. Матье с трудом завязал себе галстук, закрепил подтяжки, неохотно снял с крючка жилет и пиджак. К своему безграничному изумлению он заметил у себя на брюках влажное пятнышко. Он прикоснулся к нему. И сразу сообразил, что это белковая слизь. «Гари не пренебрег предвкушением радости», - подумал он.

— Забудь об этом, Матье, - до поры. Просто возникло шальное желание поцеловать тебя. У тебя ведь тоже есть губы, твой рот заполнен языком и слюной. На вкус он как твое тело… Не более того. Но этот вкус мне приятен. В общем, тут и говорить не о чем. Но стоит закрыть глаза, и ты как бы погружаешься в теплый сон…

Они отперли дверь кабинки и вышли.

______

Клубки внутренностей… Я не утверждаю, что они мне противны, совсем нет… я их, наоборот, почитаю… почитаю, во всяком случае, твои внутренности… Так вот, они… как церкви на перекрестках сотворенного мира.

А ещё таким людям кажется, что если они вдруг соизволят выйти на пару шагов из своего анабиоза и поиметь обычные человеческие желания и потребности, то дорогое Мрзд тут же должно кинуться их исполнять. И они бывают сильно и незамутненно удивлены, когда что-то складывается не так, как они хотят. И злятся они прямо как младенцы. Своё разочарование они предъявляют окружающему миру как претензию поставщику, по гарантии. При этом они искренне уверены, что ничего платить они не должны. Их вклад - это их сиятельное присутствие в этом мире. Этим они осчастливили и благословили всех. Даже тех, кто не этого понял.
Пребывая в хорошем, энергичном настроении, наши герои склонны считать, что все, кто не распознал в них Бажыство - лишь слепые и несчастные кроты, достойные их божественного сострадания. Или их божественного гнева, если настроение станет похуже, а энергии - поменьше.

Кстати, на обслуживание всех этих иллюзий тратится куча энергии, поэтому ничего ценного для себя и других (особенно других!) эти товарищи, как правило, не делают. А если всё-таки делают, то постепенно начинают выздоравливать.

Поэтому выходом для них мне кажется именно воспользоваться уже созданной психо-энергетической структурой (не меняться) и смотивировать с её помощью себя к деятельности, любой конструктивной. Работа является спасением для puerа, как писала Мария-Луиза фон Франц. Поэтому - любыми способами втянуться в работу, а дальше процесс сам выведет куда нужно.

Проблема в том, что эти люди ничего не делают, не "снисходят" до того, чтобы влиять на реальный мир по собственной воле, от собственного имени.
Как только появляется "я делаю", появляется и "я". Какое-никакое. А дальше его можно развивать и прокачивать. Ну и просто отдохнуть от изматывающей погони от пустоты и хаоса.

Цифровая техника производит фальшивый свет. Что-то, только выглядящее как свет. Причина этого кроется в технической природе цифрового изображения. Теряя пленку, мы теряем свет. А вместе с тем и темноту.

___

Если вы кинематографист, жаждущий создать шокирующее, подлинное мгновение человеческой жизни средствами удивительного искусства, которым является кино, и не собираетесь воспроизводить конформистские подделки, клише, иллюзии и ложь, вы должны — интеллектуально, интуитивно, метафизически и физически — посвятить себя пути изучения, наблюдения, слушания и углубления вашего знания жизни, себя, других и инструментов этого искусства, то есть мастерству.

Инструментами мастерства можно овладеть, можно также натренировать чувствительность, обучиться способности наблюдать и слушать, развить упражнениями кинематографическое чутье.

К чему вся глубина твоих зеркал,

когда умрут слова?

Лорка о душе

вопрос: что будет, когда смерть придет в рай? а я ответил, что тогда в раю появятся порядковые номера и даты.

«Song Cycle» Ван Дайк Паркса, «Propaganda» Sparks, «The Lamb Lies Down On Broadway» Genesis, «Houses of the Holy» Led Zeppelin

At the end of our interview, when Swans guitarist/vocalist Michael Gira asked me if I’d be on hand for either the I’ll be Your Mirror fest in Asbury Park that his band is playing or the Brooklyn show preceding, I said I’d like to hit up Brooklyn (to which David Eugene Edwards of Wovenhand has been added for an acoustic set), but that if I did, I’d have to deal with being surrounded by Williamsburg hipsters.

Gira‘s response — without a second of delay or hesitation of any kind — was, “bring a flamethrower.”

Shit you not.

Throbbing Gristle, Psychic TV, The Stooges, Brian Eno, Teenage Jesus And The Jerks, DNA, The Contortions, Glenn Branca, Black Flag, early Pink Floyd, This Heat, Kraftwerk, Herman Nitsch, Cabaret Voltaire, Can, Public Image LTD., SPK, Ennio Morricone, Leonard Cohen, Nick Drake, and always, always Bob Dylan and The Beatles…ha ha! I'm sure there's 100s more, but who cares and I can't remember anyway… - Michael Gira / Young God Records 2008

AS :Do you view consciousness as a series of ascending levels?

GBP: That’s a very Western way of looking at things; it’s a game. It’s that whole thing of achieving things, of having clearly moved along towards success. Which involves competing with other people, which involves a sense of inferiority because you haven’t reached where they are, so you’re being stressed. You can be holy and like the Dalai Lama here, but then a few days later you could be way over here. It’s not a ‘from A to B’—there are infinite parallel possibilities.

When you think back, if you ever do, what do you think of the legacy and influence of what you've created as part of Coil and Throbbing Gristle?

S: Obviously I'm pleased when lots of people tell me "you changed my life", or "I had the courage to become an artist" or "live with my HIV status" or whatever because of my records. Life and society is made up of a "bell curve" - most people are somewhere in the middle in their tastes, attitudes, Lifestyles etc, but for those of us on the fringes (and let's face it with 7,000,000,000 people in the world right now, even those of us at the very extremes of the curve, have at LEAST a few million others just like us out there somewhere right now - no one is alone!). If I can die knowing I've helped put a few of us outsiders in touch, helping one another, particularly helping pass on what we know to other new people, and encouraging each other to be more proud of who they are, I will be a happy man.

One of the most evil things in the world (that happens every day unfortunately) is seeing a father say to his kid "you're useless… You'll never amount to fucking anything" and watching the kid's eyes glaze over because he believes this bitter twisted lie to be true…

— Допустим, я хочу начать заниматься магией, но не знаю, с чего начать. Какую книгу вы посоветовали бы прочитать первой?

— Уильяма Берроуза.

— Не "Магию в теории и на практике" Кроули?

— Ее тоже стоило бы прочитать. Но начни с биографии Берроуза. И любого из его романов. Лучше всего с книги "Работа", или "Третий ум", или любой другой книги, которую он писал в сотрудничестве с Брайоном Гайсиным. Они по большей части состоят из идей, а не из художественного текста. И еще обязательно прочти "Электронную революцию". Это и есть магия - современная магия, которой можно пользоваться в реальной жизни. Которая полностью разрушает, меняет и созидает заново каждую деталь окружающей тебя реальности. Берроуз был магом, и сам осознавал это. Он был членом оккультной группы I.O.T., в которой я тоже состоял. Всю свою жизнь он занимался магией хаоса.

jhonn

"gabriel Booyd is not homophobic.I cannot support Death in june anymore.I still talk to Boyd.He lets America reflect in himself.It IS complicated.He is the ultimate prankster.Social Dawinism is a dead end as far as I am conc3erned.I d o not like Dawin or his classification system.It is Victorian and wrong.Nature is a language.To qoute one of Morrrisssy/Smiths more profound lyrics.He probably stold it from somewhere else.ee.cumming at a guess.NEO nazism.Boyd winds people up.He is a really intelligent, fuuny and angry person.He hates it when people get rewarded for doing stupid things.So do I.He is a misthapropist.Doug is repeating learnt behavious again and agin. When I worked with him was a long time ago.I wish he would not be so hateful and stuck in the past.Then agin I have just repeated very stupid and dangerous behaviors agin.2 bottles of absinthe in a day.So I CAN SEE THE MODEL.ARE YOU GABRIEL the artist who writes to Simon Norriis.If you are your work is equal to Hans Belmer and I love it.Sory about typo's.I havn.t been to bed and its 11aqm.Due to more silly reactive behaviors.Sleazy and me split up 3 weeks ago.My new boyfriend is as crrul and boossy as me. Poor Sleazy.Im getting a taste of my own foul medecine.I have 20 years of apologies to atone for. HELP. John and Peter, "

Осознавая свою слабость, невольно подпадаешь под ауру страха, окружающую инквизитора, тем самым признавая и его притязания на тебя. Поражение начинается с утраты непринужденности поведения.

Пространство, которое пугает вас, всегда одно и то же, и оно равно той черепной коробке, в которую заключен ваш мозг. Стекло — самая бездушная и самая неживая материя; и вино в тонком стеклянном бокале волнуется, колыхаясь, вылитое в невидимую глазу форму, однако удерживающую его, — абсолютно содержание, абсолютна и форма. Поэтому разбить бокал из стекла и есть признак счастья, символизирующий безграничную свободу в пространстве.

Что такое человеческое сердце, человеческий мозг, человеческий глаз? Горстка земли, горстка пепла. И все же именно этот гумус избрал универсум своей ареной.

(с) Эрнст Юнгер, Гелиополь

Как благоуханны наши Февраль и Март, солнечно-снежные, вьюжные, голубые, как бы неземные, горние! В эти первые дни или только часы, миги, какая красота в лицах человеческих! Где она сейчас? Вглядитесь в толпы Октябрьские: на них лица нет. Да, не уродство, а отсутствие лица, вот что в них всего ужаснее… Идучи по петербургским улицам и вглядываясь в лица, сразу узнаешь: вот коммунист. Не хищная сытость, не зверская тупость — главное в этом лице, а скука, трансцендентная скука «рая земного», «царства Антихриста». — «Записная книжка», Д. С. Мережковский

Выступил в Зале научных обществ с лекцией «Большевизм, Европа и Россия», в которой разоблачил «тройную ложь» большевиков, говоря, что лозунги «мир, хлеб и свобода» на самом деле означают «война, голод и рабство».

— Каково положение в России русской литературы, русских писателей?

— Лучше не спрашивайте. Какая может быть литература, когда уста писателей запечатаны. Страшно подумать, что при царском режиме писатель был свободнее, нежели теперь. Какой позор для России, для того изуверского «социализма», который царствует теперь в России! В России нет социализма, нет диктатуры пролетариата, а есть лишь диктатура двух людей: Ленина и Троцкого.