Вечерами, когда золотые блики заката освещали белые кирпичи престарелых пятиэтажек, мне хотелось обнять эти стены или смотреть на чудовищно отчётливую тень, а не смел даже остановиться, чтобы не поймать взгляды ещё не угомонившихся зевак. Я должен был блюсти физиогномику погружённости в заботы, чтобы спрятать безумие, способное напугать даже меня самого.