Это просто Вьюи блог!

1. Врости в человека.

2. Закрыть двери на выход.

3. Принять все его недостатки и любить. Любить его вечно.

___________________________________________________________

1.2.3. 1.2.3. Видимо не заслуживаю, чтобы кто-то сделал это для меня.

Вон я — мимо каждого столба родной улицы, не попадаю по клавишами свайпа, ныряя в теплую летнюю ночь на мягких лапах визуальных иллюзий.

Давно не я у руля небесного пианино, и вижу, как аккуратные руки в черных плотных перчатках под чьим-то внимательным взглядом собирают в мозаике ретроспективу судьбы.

У нее о нем как-то всегда выходило лучше:

“Малыш, я видел столько красивых мест, был на небе и в глубине,
И, представляешь, он - один, он во всем вокруг, и во мне. Он имеет миллиарды лиц, и если ты бы увидел их все, ты бы ослеп от этой огромной любви.” “Если б я могла показать его сияние - ты бы плакал о себе сам, а не я.”…

Ты - сверхмассивная черная дыра, взлетевшая на дно. Ты заставляешь Дурге танцевать. Оживляешь ее, даже если она перестает дышать навсегда.

Это как, ты - всегда меня узнаешь. Если я отдам свой голос и перестану петь, если никогда снова не напишу ни слова этой космической пылью, если буду стоять спиной, если обрею черереп, если сделаю пластическую операцию, если замотаюсь в мешковатые штаны-кофты-шапки, не проявляющие фигуру, если одену хиджаб или перекрашу кожу в шоколадный цвет. Если наткнусь на тебя на вечерней устланной камнем улочке старого города где-нибудь в Австралии. Или, скажем, в лесах неподалеку от крохотной шведской деревни. В ЮАР, Антарктиде или на Шпицбергене - да даже на МКС, и в каком бы неожиданном месте мы ни оказались на этот раз…

Вещи, дающие мне самоидентификацию, на которые я опираюсь каждый день, тебе никогда не были нужны, сам знаешь. Мы проверяли это уже столько раз за миллиарды лет, что Блез Паскаль, Пьер Ферма, Христиан Гюйгенс, Якоб Бернули и др. назвали нас достоверными.

Ненавижу это больше всего на свете. Люблю это больше всего на свете.

У выбора всегда есть диапазон. Я могу любить тебя очень сильно, могу чуть-чуть. Могу вспоминать о тебе пару минут в день, а могу не забывать ни на секунду. Могу удавливаться жаждой обладания, а могу с ухмылкой отпускать и совершенно искренне при случайной встрече спросить “Как ты, мой личный Рауль Дюк? Вроде Живым выглядишь – это хорошо. Не “резиновая женщина и роллтон”? Нет? Ну и отлично, молодцом”.

Но у меня нет выбора не любить, нет выбора не помнить и нет выбора не думать - и не было никогда, с момента большого взрыва я шла именно сюда. По протоптанной дорожке упала вверх - новая звезда Вифлиема. Нет у меня и обратного выбора – вышибаться с орбиты тем объемом радости, что таращит меня, когда ты рядом; этому элипсу не ведомы абсолюты, предельные скорости или стопроцентная обездвиженность, мое воплощение слишком относительно. И оно дает лететь дальше.

И нет в этом совсем… Ни трагедии, ни радости – ведь они были бы слишком абсолютны. Лишь немного грусти, что никто не поймет меня в тех вещах, для описания которых не придумали слов. Никто кроме тебя.

22.17, я иду с факелом по ночной Коктебельской набережной. все параллельные миры Вселенной совершают ночной обход. тут никого нет. тут есть всё. когда ты уйдешь, единственное, что будет иметь значение и останется после - любовь. та которую ты бескорыстно отдавал, та которую ты получал от великодушно отдовавших. ни деньги, ни одежда, ни сотни ненужных имен, лиц, ни литры, ни то что на развес… только поток.

тут так тихо, лишь море. море всегда оберегает, как отец. под ногами уже давно сухая земля. я на понарамном отступе справа от Хамелиона. освещаю землю в определенном месте. семя борется. оно проростает ледяные земляные слои. пока нет, пока еще нет. ты обязательно сбудешься, мой милый, обязательно сбудешься. он показал мне. и это будет самый прекрасный Кедр на свете, который не имеет тени.

Я думал о страхе последние пару недель. Так часто, как думают только о возлюбленных. Я думал о страхе, когда просыпался, когда ел, когда говорил, я думал о страхе, когда ложился спать.

Я убегал от маньяка с топором, падал с обрыва, терялся ночью в чужой стране, не зная языка, ловил сонные параличи, засыпая на спине, переживал по шесть панических атак, меня сбивала машина, я видел покойников бесчисленное множество раз - ничего из этого меня сейчас не пугает.

Вчера я проснулся под утро в ледяном поту. Задыхаясь в ужасе, я рывком встал с постели и, в надежде прийти в себя, стал пить ледяную воду из-под крана, жадно, захлёбываясь.

Ничего ещё не пугало меня так сильно.

Мне приснилось, что я потерял память.

Мир огромен и удивителен. Вместе с твоим смехом, беготней по весенним лужам, первыми подснежниками и увядающими багряно-коричневыми оттенками поздней осени… Вместе со всеми циклами, подъемами и впадинами, водоемами и спиралями. Протянешь руку – почувствуешь свет. Дотронешься – и лед растает, отогреешь, обнимешь – тепло. И синий купол небосвода всегда будет укрывать планету, ночью - бережно усыпать падающими звездами, подсвечивая новые миры с неописуемо яркими цветными туманностями. И когда лед отступит, тепло начнет разливаться изнутри, из самого центра - тихонечко, мягко заполняя тебя целиком. А переполнив, зальет и в секунду охватит все вокруг.

В моей голове шумит ветер, я заглушаю его наушниками – но ничего не помогает. Будто стою на краю скалы, и все вокруг крутится на бешеной скорости – только успевай закрывать уши да зажмуриваться, но когда ветер раздается изнутри – его такие глупости не останавливают.
И я лежу. Слушаю шум, ощущаю, как накатывается он на меня белыми волнами, как отступает – и как возвращается снова и снова.

Тут память выкорчевывает былое – никогда не знаешь, из какого воплощения покажут кино на этот раз. Прикасаешься пальцами – растекается радуга, и синяя призма над головой начинает мерцать.

Память говорит, пространство уже все продумало – и нужно лишь попросту потерпеть пару глав, каких-то страниц двенадцать – там впереди ну очень интересно, только чуть-чуть терпения, хотя бы удержи его в горсти и дыши…
Память говорит: “ложись на воду”.
Память говорит: “дави на весла”.
Память говорит: “вдыхай – и не поворачивайся поперек волны, если не хочешь перевернуться!”.
Память говорит: “продолжай и не останавливайся”.
И сквозь меня бьет свет, лучи проходят так структурированно, так раздельно – можно рассмотреть каждый…

И я слушаю память, сжимая в горсти терпение, и дышу, и лежу на волнах, и давлю на весла… Вышиваю свой путь на немедленно стирающей его водной глади, смотрю на приближающийся остров и не оглядываюсь.
И причал ждется, как ничего и никогда не ждалось, а бутылка пресной воды все задорнее перекатывается по деревянному днищу – океанские волны усиливаются, ветер набирает скорость, радужный поток всего сущего превращается в сверхскоростной вихрь, и судно раскачивается на ветру, переворачивая вверх дном всю панораму бытия…

И когда небо во мне перевешивает землю, я начинаю падать вверх…

А о таком полете уже не рассказывают. Только ухмыляются, да рукописи бросают в огонь.

Мне сегодня представилось познать тончайшую истину.

Луи. Луи похож на прекрасный деревянный город, по улицам которого гуляют такие же деревянные люди ростом чуть больше 5 сантиметров. Дома, магазины, палатки, архитектурные творения – пестрят яркими красками. Еще бы, ведь этот город построен из новогодних игрушек 80 х годов прошедшего столетия. Причем только из самых любимых! Эти стены пропитаны самой необычной любовью на свете, любовью к вещи.

Тучевые облака и дожди никогда не красят все окружающее в серость, только солнце каждый день немного нагревает деревянные крыши этого “ювелирного” произведения.

Сейчас в деревянном городе рассвет. Золотистые лучи светила – Божий дар. Прикасаясь ими к нам, оно говорит “я люблю тебя навсегда, держи мой свет, почувствуй мое тепло”, а мы, к сожалению, имеем обыкновение закрывать в ответ глаза, “фу, как солнце слепит, хватит…”. Недооцененное солнце никогда на нас не обижается, оно лишь продолжает греть, отдавая свое тепло, ничего, не требуя в замен.

Ты меня спросишь, к чему этот абзац Ю? А к тому, что жители этого города – самые счастливые жители. Они никогда не закрывают своих нарисованных деревянных глаз, встречают улыбкой, благодаря солнце в ответ, впитывая каждый лучик. Они – любят его по настоящему, может за это оно им и “платит”.

По тонкой озаренной золотом улице, улыбаясь, идет офицер. Труба в его деревянных руках доносит потрясающей мелодией о начале нового дня, в пролетающие мимо окна. Остается только догадываться, как офицер, вроде как, лондонской полиции оказался жителем этого явно французского городка. И как он познакомился с этой русской девчушкой, что уже ждет его у фонтана.

Он так рад ее видеть, и она тоже. Но она смеется и убегает, смеется и убегает. “Поймай меня, если сможешь.” – кричит, обегая в очередной раз округлые перила фонтана. И он бежит. Офицер! Смеется и бежит, как мальчишка. Изредка пытаясь достать до нее брызгами. Моя негодница…

А Эдит. Эдит - это ч/б ретро фильм. Белый катер блуждает по серому морю в поисках приключений. Задорная блондинистая девушка с двумя небольшими хвостиками прыгает по палубе в белом платье. Прыгает и танцует, прыгает и танцует, прыгает и танцует…

Ее задорные танцы очень забавят моряка, вышедшего на перекур из каюты. В какой-то момент он понял, что курить вовсе не хочется, только бы танцевать с ней.

И вот, они танцуют вместе. К слову про грязные танцы, эти – самые чистые танцы на свете. Они танцуют вместе. Они танцуют эти чистейшие танцы. Они – счастливее всех. Морская вода окутывает их брызгами, мол “так бы и танцевала вместе с вами, дай мне Бог ноги”…

В конце, он накрывает ее полотенцем, чтобы не заболела, мокрая.

И нет чище их, нет светлее их, нет счастливее.

La vie en rose. Вот такая разница, представляешь.

P.S. А потом я поднималась по эскалатору на Павелецкой, а вокруг пахло розами! Никто по соседству не вез букета, нет рядом и цветочной палатки, да и из окружающих только мужчины, ну точно же не духи. Насыщенный, такой глубокий, сладкий, прекрасный запах роз! Я еду с закрытыми глазами.

"Я заново себя построил. Скоро знаки на моей руке станут морем. В моем теле собрались все те, кто желает посмотреть, как я возрождаюсь. Мой позвоночник - главная улица города, которым я являюсь. Постоянное движение идет по моим венам и тротуарам. В моем черепе воздвигаются новые храмы, и вскоре я надену их, словно корону. Иди по губам Бога. "

"Я даю вам древнюю дорогу и соблазн выбрать другой путь. Ваши руки должны быть могучими, чтобы взять любой меч размера древней дороги, но тот, кому дан правильный рост, может побеспокоить солнце обычной палкой."

"Третья тропа исследует истерию без страха. Усилия безумца - само общество, но только если они записаны. Мудрец может замещать один закон другим, пусть бессвязно, но, утверждая, что у него есть метод. Это - правда о речи, простирающаяся на все писания."

"меня все харит этот большой сине-серый шарик, эти люди, и все что будет в конце, и все что было в началe. I am so sick and tired."

"так мы стояли, вжав головы в плечи над мертвым морем. мой длинный хвост уходит в вечность и я возвращаюсь в черный."

покидать планету и парить среди миллиардов огней, напевая тебе нежные мантры. мой голос облетает вселенную. все звезды, все планеты, все галактики внимательно слушают. и только после этого космическая чуть прохладная нежность устремляется прямо к тебе. она целует твою душу миллиардом слушатей, самых отдаленных точек, самых ярких и красивых светил и не только. внезапно тебе тепло и холодно одновременно. ты ничего не замечаешь, только удивляешься. я наблюдаю за всем происходящим оттуда, контролирую и улыбаюсь. все прошло как всегда и как надо. Регул бережно ослепляет меня в ответ. можно возвращаться.

Посмотри вокруг. Я с тобой. Каждый день.

Когда ты внезапно чувствуешь тепло кладя руку на поручень эскалатора. Когда северный ветер, что только что дул внезапно стал южным и уже не обжигает лицо. Когда кто-то совершенно беспричинно очень добр к тебе. Или в звонком заливистом смехе, встречаемого тобой ребенка… Я с тобой тонкой нитью нежности и любви.

Просто произнеси внутри себя первую букву моего имени, когда тебе не спокойно, когда холодно, когда кажется, что вокруг не осталось нормальных людей, а только склочные идиоты с грибком головного мозга. Их конечно очень много, но я - рядом. И когда никто не будет понимать - я буду. Обниму большим крылом твою нежную душу и встану на защиту белоснежным драконом из мультиков Миядзаки…

Я буду. Помни.

Должен вам сказать, что мы вовсе не хотим завоевывать никакой Космос. Мы хотим расширить Землю до его границ. Мы не знаем, что делать с иными мирами. Нам не нужно других миров. Нам нужно зеркало… Мы бьёмся над контактом и никогда не найдём его. Мы в глупом положении человека, рвущегося к цели, которой он боится, которая ему не нужна. Человеку нужен человек.

Ну вот я тебя люблю. Но любовь — это то чувство которое можно переживать, но объяснить нельзя. Объяснить можно понятие, а любишь то, что можно потерять: себя, женщину, родину. До сего момента человечество, Земля были попросту недоступны для любви. Ты понимаешь, о чём я, Снаут? Нас ведь так мало, всего несколько миллиардов, горстка. А может мы вообще здесь для того, чтобы впервые ощутить людей как повод для любви?

Когда миссис Корстон встречает во сне покойного сэра Корстона,
Она вскакивает, ищет тапочки в темноте, не находит, черт с ними,
Прикрывает ладонью старушечьи веки черствые
И тихонько плачет, едва дыша.

Он до старости хохотал над ее рассказами; он любил ее.
Все его слова обладали для миссис Корстон волшебной силою.
И теперь она думает, что приходит проведать милую
Его тучная обаятельная душа.

Он умел принимать ее всю как есть: вот такую, разную
Иногда усталую, бесполезную,
Иногда нелепую, несуразную,
Бестолковую, нелюбезную,
Безотказную, нежелезную;
Если ты смеешься, - он говорил, - я праздную,
Если ты горюешь – я соболезную.
Они ездили в Хэмпшир, любили виски и пти шабли.
А потом его нарядили и погребли.

Миссис Корстон знает, что муж в раю, и не беспокоится.
Там его и найдет, как станет сама покойницей.
Только что-то гнетет ее, между ребер колется,
Стоит вспомнить про этот рай:

Иногда сэр Корстон видится ей с сигарой и «Джонни Уокером»,
Очень пьяным, бессонным, злым, за воскресным покером.
«Задолжал, вероятно, мелким небесным брокерам.
Говорила же – не играй»

.

снаружи как сталь ствола, внутри мысли - хобот слона.

Хочется придумать названия для самых важных вещей.

Для возгласа, который издаешь, когда кто-то случайно выключает свет в ванной, для чувства, которое возникает в груди, когда резко спускаешься в лифте, для черных полос, остающихся на ленолеуме от каблуков, для звука, с которым взлетает испуганный воробей.

И для твоей запредельной красоты не придумали еще слова.

И для местечка под коленной чашечкой тоже не придумали.

Глупые.

Я чувствую, как будто часть моей души любит тебя с момента, когда все появилось.

Почти 14 миллиардов лет назад в результате Большого взрыва - началось рождение нашего космоса. Все атомы Вселенной сжались в одну точку и взорвались.

Примечательно, что для взрыва, ознаменовавшего это рождение, нужна была сила отталкивания невероятной величины. Она смогла, в клочья разорвать сингулярное начало и вызвать расширение Вселенной, продолжающееся и по сей день.

Для взрыва, ознаменовавшего рождение нашего космоса, нашей прекрасной новой расширяющейся вселенной, со множеством галактик, звезд, планет и жизни… – нужна была невероятная сила отталкивания.

Вот так цикличностью жизни, сбыванием пророчеств, милый, нам было предначертано покинуть друг друга.

Если бы взрыв оказался менее сильным, гравитация очень скоро воспрепятствовала бы разлету вещества, и в результате расширение сменилось бы сжатием, которое приняло бы катастрофический характер и превратило Вселенную в нечто подобное черной дыре.

Это было неминуемо и необходимо, мой хороший. Преодолев собственную гравитацию под действием неимоверной силы мы – начали расширяться.

Большой взрыв трактуют как не имеющий причины, с заданными начальными условиями. Кроме того, для него характерна поразительная согласованность; чтобы прийти к существующей структуре, Вселенная должна была с самого начала развиваться надлежащим образом. В этом и заключается парадокс рождения.

Через долю секунды после начала Вселенная была горячей бесформенной смесью элементарных частиц — кварков и лептонов.

И казалось, мы распались и потеряли друг друга за зря.

Но уже первая микросекунда была определяющим периодом, когда вещество стало доминировать над антивеществом, зародилась структура будущих галактик и их скоплений, и возникла темная материя — неизвестное вещество, удерживающее эту структуру.

Темная материя – это наши невидимые нити, милый.

По мере расширения и охлаждения шаг за шагом возникали структуры: нейтроны и протоны, атомные ядра, звезды, галактики, скопления галактик и, наконец, сверхскопления.

Наша с тобой вселенная когда-то уже эволюционировала от бесформенной смеси элементарных частиц к современному высокоструктурированному космосу. В наблюдаемой части сейчас содержится 100 млрд галактик, в каждой из них около 100 млрд звезд и, вероятно, столько же планет.

“Вот так из ничего произошло все” – скажет кто-то на Земле. Но мы то с тобой знаем секрет_ ;)

Я чувствую, как будто часть моей души любит тебя с момента, когда все появилось.

Почти 14 миллиардов лет назад в результате Большого взрыва - началось рождение нашего космоса. Все атомы Вселенной сжались в одну точку и взорвались.

Наши атомы, когда-то были вместе.

Мои атомы знали твои атомы.

Они знали их изначально.

Они всегда их знали.

Мои атомы всегда любили твои атомы.

А потом, однажды, мы стали единым целым и взорвались. Ради того, чтобы подарить миру то, что он сейчас имеет. Чем восхищается. К чему стремится. Д ля создания бОльшего и большОго, для создания нового и необъятного, неописуемой красоты …

…И мы до сих пор его расширяем представляешь_)

Я чувствую, как будто часть моей души любит тебя с момента, когда все появилось.

Мы с тобой вечные . Мы с тобой и есть вселенная.