Non decederis supra mortis.

Довелось посетить на днях религиоведческий конгресс, разумеется, в день, когда краеугольной темой было язычество, ибо именно в этот день меня попросил явиться для "оценки правдоподобности сказанного" один из выступающих. Из трёх дней, посвящённых языческим традициям, это был первый, "общий".

В годы проживания в РФ у меня был подобный опыт посещения таких собраний, но опыт то был печальный, ведь знак равенства между язычеством, сатанизмом и злобным "влиянием Запада" там устанавливали так быстро, что я не успевал открыть рот, чтобы возразить. В этом случае я, конечно же, надеялся на более благополучный исход. Никаких эмоций или дебатов, я просто шёл послушать и, если получится, услышать.

Когда речь заходит о язычестве, то у любого грамотного религиоведа, решившего погрузиться в эти пучины, встаёт вопрос о том, а как, собственно, подойти к этому делу так, чтобы не нарваться на "новодел". Довольно часто изучающие сами до конца не понимают, что именно они изучают, насколько правдивы источники и где искать истину. По большей части это вызвано тем, что сами язычники часто на контакт не идут (не могу утверждать за всех, но большинство моих единомышленников скорее раскалённую кочергу провернут через задний проход, чем согласятся обсуждать традицию с кем-то, кто прямого отношения к ней не имеет), да и я сам сделал исключение лишь однажды, когда помогал знакомой с курсовой работой по Друидизму. Такой строгий подход используется для ограничения от "размывания" прочими верованиями, ибо в конечном итоге это просто "убивает" традицию, обращая её в дикую смесь из всех течений, которые сумели к ней прилипнуть.

Почти всегда первой палкой в колесе оказывается спор о том, как правильнее: "язычество" или "неоязычество". Можно сказать, что этот вопрос разворачивает подлинный Ад на земле, в котором одни с пеной у рта начинают отстаивать право именоваться именно язычниками, а вторые считают, что традиции должны идти в ногу со временем и пора бы вычеркнуть неоязычество из списка нецензурных слов. Раньше я принадлежал к первому лагерю, а нынче мне безразлично. Пускай именуют себя или меня так, как душе угодно, лишь бы законов самого пути не касались и не пытались их менять в угоду чему-либо.

Первый выступающий решил особо не распыляться и уложил своё выступление в три довольно интересных умозаключения:

1. Возрождение интереса к язычеству — результат того, что Христианство задержалось во главе мировых конфессий;

2. Отчитывать и порицать людей за (нео) язычество не нужно, ведь это не более, чем круг по интересам, который можно сравнить с хобби по настольным играм в режиме реального времени;

3. Нужно поощрять изучение язычества, чтобы "кружки по интересам" хотя бы имели представление о том, чем они занимаются.

И нельзя сказать, что я полностью не согласен с этими словами. Действительно, повышенный интерес к язычеству последние лет пять-семь — закономерный итог попыток церкви активно вмешиваться и регулировать жизнь социума по своим правилам, но не им одним живы и не ему одному благодарны. И можно сколько угодно отрицать, но порой человек приходит к язычеству, потому что понимает, что так нужно сделать и что без этого жизнь не будет полноценной. Такое понимание сравнимо с непреодолимым желанием христианина уйти в монастырь или принять добровольный аскетизм. Монаху или аскету безралично одобрение/поругание со стороны общества, и всё, что он преследует — предельное соблюдение канонов своей веры с целью максимального сближения с Богом/богами.

Является ли (нео) язычество "кружком по интересам"? Запросто. В мире хватает объединений, связанных какой-либо верой, но при этом не исполняющих ритуалов и законов этой самой веры. Такие люди просто демонстрируют любопытному зрителю эстетическую и романтическую сторону выбранной традиции и то, какой она могла бы быть в давние времена. Да, они почти всегда следуют "новоделу". Если это без претензий на истинность пути, то ничего плохого в таком нет. Одних только "орденов друидов" по миру штук десять, в которых участники транслируют любовь и уважение ко всему живому, что с реальным Друидизом, конечно, крайне слабо связано, но дело тоже благое. Если какая-то группа людей в белых одеждах соберётся на Ман Саури в Стоунхендже, призывая отметить Солнцестояние, то традиции от этого не будет ни хуже, ни лучше, как и её последователям.

Не менее интересно (лично для меня) было то, а сможет ли выступающий не ткнуть пальцем в субстанцию под названием Викка, ибо я не считаю её (нео) язычеством по ряду причин, связанных с историей появления данного течения и его постулатов. Но для большинства религиоведов она остаётся частью (нео) язычества по сей день. Тем не менее, к сожалению или к счастью, но тема викканства осталась без упоминания. Полагаю, что оно к лучшему, ибо относительно новое "противостояние" Друидизма и Викки — дело, вроде как, забавное, но на конгрессе ему не место.

Второй выступающий затронул весьма интересный аспект — конфликты между (нео) язычеством и прочими конфессиями. В общем-то, рассуждать об этом можно бесконечно, как и таить обиды, но смысла в подобном нет. Все мировые религии вышли из языческих традиций, заимствуя у них частично каноничную и ритуальную части, а также попутно выписывая неугодных богов в разряд демонов. Исключений нет. Интересующийся может обратиться описанию демонов в Ars Goetia и лично увидеть там половину языческих богов различных традиций. Любая почва таких конфликтов — буквально спор яйца с курицей-наседкой о том, что оно, яйцо, появилось раньше. Тем не менее, пока адекватная часть христиан/мусульман/etc честно признают этот факт, другие с пеной у рта отстаивают самобытность своей религии и уникальность её происхождения. Их право, впрочем.

Таким образом, это был довольно интересный опыт. К счастью, обошлось без поисков врагов в лице язычников, но и до реального понимания традиций тоже очень и очень далеко. И я не нахожу это скорбным или удивительным, ибо нельзя подойти к религиоведу и сказать: "Пошли, я сделаю тебе став на диарею и через минут сорок тебя ядерно прихватит" или попытаться погрузить человека в нюансы традиции, изложив ему буквально ключевые моменты. Вернее, поступить-то так можно, да вот только в первом случае не будет благодарен человек, а во втором — единомышленники.

Вот и получается, что язычество — некий ящик Пандоры, в котором сидят по разным углам те, для кого традиция — нарядиться на праздники и красиво обставить алтарь, а в углу напротив те, для кого традиция — суть жизни. И всё зависит от того, с какой стороны ящик открыть: если с первого угла, то получишь поток "новодела" и мнение, что язычники — просто ряженая группа людей по интересам; если откроешь со второго угла, то откусят голову и не подавятся. Лично я лучше таки голову откушу.

Эта история началась давно. Во времена моего детства, когда мне снились странные сны. В них был тёмный лес и огромная рогатая фигура, которая шла ко мне, а земля под её шагами стонала и трескалась. Пространство наполнялось симбиозом самых разных и странных звуков, какие только могло услышать человеческое ухо. Лес во сне кричал тысячами голосов одновременно: людей, зверей, шумом в кронах деревьев, криками птиц. Весь этот гвалт одновременно умолял, кричал, звал, манил и отталкивал.

Большую часть юных лет я провёл на сибирской окраине, где каким-то неведомым чудом был построен дачный посёлок. За его пределами были болото и лес. Значительную часть времени я, как и многие дети в дачном захолустье, проводил за чтением книг и прогулками по диким местам, которых, к счастью, там было столько, что и нескольких жизней не хватит, чтобы их все обойти. Многие из детей хотели бы сходить в лес, но родители строго запрещали это делать. Причины тому назывались разные: заблудимся, нападут животные или, что звучало особенно страшно для рождённых в 90-ые, украдут цыгане и съедят.

Ведь места были действительно живописные и по-своему интрирующие, и у каждого из них обязательно была своя неповторимая и удивительная, порой пугающая, история. Если пройти в конец аллеи, то можно было найти заброшенный участок, на котором росли подсолнухи. Всё поле было усыпано жёлтым цветом, но никто там не жил. Пристройку дома никто не подметал, а дыры в крыше становились с годами лишь больше. Сосед, участок которого был рядом с нашим, говорил, что под подсолнухами лежат кости. А потом смеялся с наших испуганных лиц, но было в его словах что-то, чему хотелось верить. Особенно, когда тебе всего шесть лет.

Для же меня краеугольным местом стал тот лес. Разум упрямо твердил, что это "тот самый" лес. Несколько раз я пытался незаметно убежать, чтобы хоть немного взглянуть на него и наконец убедиться, что никаких цыган, ворующих детей, там нет. Однажды мне предоставилась такая возможность, когда все родственники ушли на картофельное поле, которое было довольно далеко от основного дачного сектора. Я не стал терять времени и направился к заветной цели.

Увиденное слегка разочаровало меня, ибо лес выглядел лишь скоплением деревьев и высокой травы, которая доставала мне до колен. Где-то был слышен ручей, но тропа к нему заросла, если вообще была когда-либо. Мимо пролетела бабочка. Она была шоколадного цвета и с фиолетовыми "глазами" на передних крыльях. Взыграла моя любовь к коллекционированию насекомых. Я осторожно направился за ней, но сомнения впивались в сердце острыми шипами. Одна часть меня хотела всё бросить, бежать в панике и постараться забыть о лесе, но другая моя сторона понимала, что я должен продолжать идти. Бабочка, словно чувствуя мои сомнения, садилась почти на все встречные цветы, дабы я поддавался соблазну подойти и схватить. Я шагал медленно и аккуратно, стараясь шуметь как можно меньше, словно боясь потревожить священный покой этого места. Вдруг я почувствовал чьё-то немое присутствие рядом с собой и резко обернулся. Никого.Ноги неприятно гудели, начала болеть голова и мысль о том, чтобы развернуться и уйти, не просто витала в воздухе, а уже отчаянно взывала ко мне. Я не понимал, куда иду и зачем, но это было необходимо.

Озарение застало меня на поляне, залитой алым светом заката. Заветной бабочки давно не было, а все звуки стихли. Словно невидимый кантор сделал жест и смолк хор из множества птиц и сверчков. Вокруг не было ничего, кроме леса. Понимая, что детское любопытство перерастает в проблему, я решил вернуться, но не мог узнать ни одного дерева, которое было на моём пути, ни одного следа на влажной земле. Никаких признаков, что здесь был и есть человек.

За моей спиной стояло нечто, частично скрываясь за высоким деревом. Я вновь обернулся и теперь небезрезультатно. Чёрная фигура, увенчанная узорчатыми оленьими рогами, пристально смотрела на меня, пусть и глаз её видно не было. Сложно сказать, какого она была размера, но однозначно больше взрослого человека. Сперва я принял её за обычного оленя, но передняя часть подозрительно напоминала человеческие руки, а задняя — волчьи лапы и ободранный длинный хвост. Тот, кого я вижу в своих снах с четырёх лет. Фигура внезапно подняла голову и я увидел, что на месте оленьей морды красуются голые кости, а пасть усеяна острыми клыками. Нас разделяли друг друга несколько метров, но страха не было. Словно все эмоции, которые должны быть в такой ситуации, угасли, сменились на противоположные. Но, видимо, здравомыслие в какой-то момент взяло надо мной верх, ибо я вспомнил о родителях и о том, что они меня, скорее всего, уже ищут. Именно тогда мной овладел страх. И именно тогда фигура сделала первый медленный шаг ко мне — так идут навстречу друг другу старые знакомые. Поворачиваться спиной к существу хотелось меньше всего, но выбора не было. Пришлось перебороть себя и побежать. Звуков погони не было. За мной никто не гнался, а бежал, сбив дыхание, только я. Бежал и видел, что лес абсолютно одинаковый, выхода из него нет. Когда сил уже не осталось, я посмотрел назад и увидел, что фигура всё ещё медленно движется ко мне. Он не торопится, потому что понимает, что запас моих сил не особо велик.

В какой-то момент в голову прокралась каверзная мысль подойти к нему. Она была очень настойчивой. Исходящей угрозы и агрессии от существа не было. Он просто наблюдал. Следил, как следит натуралист за интересным ему зверем, изучая поведение. Не было грозного рычания или попыток настигнуть. Свет заката не выглядел таким алым, а потускнел так, будто выцвел от времени. Не выдержав, я закричал: "Отпусти меня" и побежал вновь. Спустя пару минут показался конец леса, появился стрёкот сверчков. Я выбежал прямо к трассе, где стояла машина родителей во главе с обозлённой матерью. Оказывается, уже практически стемнело.

Прошло двадцать два года. Прокрутив это воспоминание в голове, я посмотрел в сторону.
— Зачем ты ко мне шёл медленно? Хотел, чтобы от моих нервов тонкие нити остались в шесть лет?
— А зачем было убегать?
— Я был ребёнком.
— Что это значит?
— Это значит детёныш человека, который ещё не знает мир и всего боится.
— Нельзя так жить.
Он умолк, а я продолжать думать о том, была ли та встреча в лесу намеренной или на моём месте мог оказаться любой ребёнок из дачного посёлка? Но многие ли из них видели его во снах до самой встречи? И многие бы согласились поменяться со мной местами, чтобы получить в своей жизни тайну, рассказать о которой смогут паре человек или же вовсе никому?

— Лето. Я себя ужасно чувствую.
Он лишь дёрнул длинным хвостом — знак, что ему нечего ответить или он не хочет разговаривать вовсе. Забавная мелочь — древнейшее существо общается подобными жестами , но именно такие детали всегда имели особую ценность.

После множества прочитанных мною книг, я позволил себе ненароком обнаружить общее между одними из героев Достоевского, Гюго и Томаса Манна. Уместно было бы внести в этот список и Набокова.

Их объединяет встреча с Красотой (не столько человеческой, сколько идеальной, демонической), повлёкшая за собой неудержимую страсть — стремление к тому, чего не постигнуть, к совершенному. Такое влечение трагично и оно неизбежно оказывается фатальным для своего порочного (и преступного) обладателя. Так Клод принимает смерть от руки сына; Ашенбах и Гумберт, поклонники "нежного возраста", умирают закономерно и цинично; Рогожин и вовсе совершает суицид. Их аморальные деяния, несущие смерть, красной нитью связаны с темой искусства. Именно встреча и дальнейшая череда смертей становятся капельмейстерами всего происходящего.

Таким образом, нарушение человеческих принципов и красота моделируют подавление личности человека, внушают ему чувство священного трепета и страха. Но это лишь очередной метод исследования самых тёмных закоулков человеческого разума.

"Ведь человек любит и почитает другого, покуда не способен судить о нём разумом, так что, любовная тоска проистекает всего лишь от нехватки знаний" ("Смерть в Венеции").

Гумберт грезит "убрать" Шарлотту, дабы заполучить Лолиту, и даже продумывает наиболее оптимальные варианты. Это вызывает в его душе трепет и ужас. Клод вступил в противоречия между совестью и желанием обладать, что поселило в рассудке архидьякона, если не святой экстаз, то благоговение точно, а вместе с ним и стыд. Очищенный заразой город стал для Ашенбаха совершенным местом, где можно предаваться мечтам об объекте вожделения, ибо это внушало Густаву восторг и безумие. "Зазывные аккорды пошлых, томительных мелодий он вбирал в себя всеми фибрами души, ибо страсть лишает человека вкуса, заставляя без разбора упиваться эффектами, над которыми он, будучи в трезвом уме, только усмехнулся бы или с брезгливостью отринул".

Ашенбах не в силах вынести факта того, что его слово способно лишь воспеть красоту, но не передать чувство обладания.

Клод столкнулся с дилеммой, когда понял, что слово священника способно сотворить молебен и отпустить грехи, но оно совершенно беспомощно перед любовью и свободой воли. А его монашеская сутана и "преждевременные морщины" бессильны перед молодостью и "красным мундиром" начальника королевских войск. Клод, как и Ашебах, мечтает "переродиться". Посему первый будет с презрением смотреть на свою чёрную тонзуру и обет безбрачия, а второй приложит все усилия, чтобы казаться моложе.

Гумберт бессилен перед ненавистью Лолиты.

Рогожин не может совладать с Настасьей Филипповной, которая, словно загнанная мышь, мечется между влечением к Парфёну и интересом духовным к Мышкину.

Страсть сперва роняет семена преступности в головы героев, а позже и сподвигает их на исполнение задуманного. Рогожин использует нож, а Фролло приводит "возлюбленную" в петлю руками закона.

Гумберт: "Убить её, как некоторые ожидали, я, конечно, не мог. Я, видите ли, любил её. Это была любовь с первого взгляда, с последнего взгляда, с извечного взгляда". В глубине души он понимает, что точно так же является убийцей. Девичьей ли чести, нравственных ли порядков — не суть.

Причиной смерти Густава стало самое коварное из орудий — красота. Погибнуть от рук недостижимого великолепия для Ашенбаха намного страшнее, чем задохнуться отравленным воздухом заражённой Венеции.

Герои впадают в безумие от одержимости причиной вожделения и убивают своих "возлюбленных" в лучших традициях Карандышевых: "Так не доставайся же ты никому!". Они отнимают жизни, дабы положить конец страданиям, ревности и свергнуть подобия идолов, которые они сами и создали. Проливают кровь, чтобы удержаться у края адской бездны, куда непременно упадут.

На протяжении книг каждый из них сталкивается с вызовом — нормы общества и морали заманчиво предлагают переступить через них, суля обретение запретного, того, что не дано тем, кто не решился. Рогожин, Ашенбах, Гумберт и Клод поддаются соблазну и слишком поздно начинают понимать, что за такие преступления приходится расплачиваться жизнями.

Вероятно, именно поэтому Гюго вызывал восторг у Достоевского. Все эти образы холериков, религиозные скитания, конвульсии ревности и насильная любовь, разумеется, не были чужды героям Фёдора Михайловича. Впрочем, даже Толстой, зная его скептицизм, не остался равнодушен.

В более юные годы я был твёрдо уверен, что обучение бóльшего числа учеников — прямая задача, ибо это ведёт к расширению традиции, следовательно она развивается и не угасает. Подкреплял эти взгляды и наглядный пример перед глазами — наставник, обучивший троих, что в рамках традиции довольно редкое явление, граничащее с орденом “За труд и доблесть”.

Понимание действительного положения вещей приходит позже, когда закрадывается мысль, что традиция нуждается не в числе, а в качестве. Простая истина, которая достигается путём ошибок и потраченных сил.

Качество заключено в предрасположенности человека к нужному пути и Силам. Получив нужные наставления, он сможет продвигаться дальше, расширяя свои возможности и знания. Если оного нет, то ученик будет механически исполнять предписанные ему обряды, не понимая их сути и не чувствуя связи с традицией. Подобный “духовный онанизм” неизбежно приводит к разочарованиям и потраченному зря времени, ибо бесполезно делать из кошки собаку и наоборот. Каждый хорош на своём месте и продуктивен там, где ему должно быть.

Нутро человека должно гармонично сочетаться с Силами традиции. Как минимум нужно понимать, что ученик, ставящий своей целью наказать всех-всех, кто обидел когда-либо, в Природной традиции приживётся, как вторая голова собаки Демихова — рискнуть можно и первое время даже будет функционировать, но итог весьма печальный. В редких случаях идеи мести удаётся вытравить через обучение. Но чаще всего они временно откладываются, чтобы в удобный момент их достали, сдули пыль и реализовали. Конечно, имеется тот же Мансур и веретничество, где месть приветствуется во все поля, но к откровенным “чернушникам” я отношусь не слишком хорошо и посылать их на самоубой в качестве своих учеников желания не испытываю. Пускай справляются как-нибудь сами. Социум богат на различные истории, когда подобного рода мстя настигала обидчика спустя годы, а он уже ни сном, ни духом о произошедшем когда-то. При гармоничном же взаимодействии практикующий становится крепче и получает поддержку Сил, как и мотивацию идти своим путём дальше.

Не менее важным для меня стало понимание необходимости подвергать отсеву пришедших в оккультизм за чувством некой элитарности и избранности. Такие люди, сознательно или нет, но игнорируют упрямый факт из истории человечества: на протяжении всех эпох практикующих либо боятся, либо убивают, либо всё сразу. В языческие времена вёльвы, друиды, волхвы и прочие, как правило, избегались остальными людьми, жили отдельно от всех, а уважение к ним было пропитано страхом, а не любовью или благодарностью. Достаточно представить картину прошлого, в котором есть поселение, а в нём условный жрец, способный взаимодействовать с Силами Высшими. Что первым делом подумают люди? Что нужно со страху сдувать все пылинки с этого жреца, иначе те самые Силы натянут на ближайшую ветку. Увы, но “магическая” элитарность была и остаётся прерогативой фэнтези книг, фильмов и игр, ибо реалии куда более логичны и в них неизвестное вызывает страх перед носителем. Соответственно, как ученики такие искатели избранности бесполезны, потому что в их понимании буквально с первых дней обучения необходимо овладеть выпусканием огня из рук, превращением в дракона и убийством силой мысли. Словом, научиться тому, что позволит показать магглам, кто тут Волан де Морт. Не получив этого, они продолжают свои забеги по традициям дальше, пока не забросят данную затею.

Единицы хотят посвятить свои жизни традиции. Их не интересует получение возможностей испортить жизнь другим, но интересует взаимодействие с Силами традиции, её изучение и дальнейшая передача. Такой человек понимает всю ответственность за полученные им знания и способности, как осознаёт, что вне традиции его существование невозможно.

Сейчас у меня на обучении единственный ученик, что меня радует, ибо я свободен от интриг между обучающимися, от попыток подставить кого-либо и от конкуренции между ними же. В общем, от всего того, что так здорово потрепало нервы тому, кто обучал меня и ещё двоих. Будут ли ещё в будущем те, кого предстоит обучить, не знаю. Во всяком случае, если Высшим Силам будет это нужно, то сопротивляться я не стану. Главное, чтобы это были люди, приносящие пользу традиции, а не тратящие своё и моё время.

Так уж нынче повелось, что дар и способности довольно часто воспринимаются как аналогичные друг другу понятия. Так и всякое проявление хоть каких-то сил у практикующего непременно назовут даром, подразумевая способности. Или способностями, подразумевая дар. Вероятно, это пошло от Авраамических верований, где всё, что даёт возможность уметь больше, чем обычный раб Божий, непременно даруется свыше (или "сниже". Там уж как инквизиция решит). В результате этого переодически можно услышать: «у нее дар — то от бабки», «у него открылся дар», «у вас дар, а значит — вы должны, вас Бог выбрал». У него дар, у неё дар, у них дар, у тебя дар. Просто праздник какой-то, где раздача даров по акции.

Тем не менее, дар и способности не являются тождественными. А наличие первого не всегда означает наличие второго и наоборот.

Если абстрагироваться от подарков свыше и прочих баек, то под красивым словом "дар" скрывается довольно жуткое нутро, а именно наследие из договоров с какими-либо сущностями. Договор нарабатывается практиком, а потом передаётся дальше и, как это часто бывает, без предупреждения нового "владельца". Речь не только о передаче от родственника к потомку, но и о передаче от наставника к ученику. В первом случае ситуация может быть печальной, а во втором есть шанс избежать такого щедрого "наследства" при желании. Мне известен случай, когда такое сомнительное счастье передавалось буквально первому встречному, с которым практик был знаком пару дней. Случается, что преемник даже и близко не обучался, а потому не знает, что на нём мёртвым грузом висит какой-то договор. А если и узнает, что рад вряд ли будет — "подарок" в форме контрактов с какими-то сущностями, с которыми взаимодействовать и совладать ещё надо суметь, это таки не то, чего обычно хотят от жизни нормальные люди. Особенно, если "подарок" подразумевает сущностей, которые обожают на завтрак, обед и ужин негативные переживания людей. Заключивший договор "кормил-то" исправно, получая из сотрудничества необходимое, а вот преемник будет получать пинок за пинком на тропе жизни, потому что даже не в курсе, что кормить надо кого-то, кроме себя любимого. Всякое бывает. Случается такое, что сущности пассивны (видимо, договор для подержания самооценки), что огромное везение, с которым можно прожить спокойно жизнь. Но такое, увы, большая редкость. В любом случае, при наличии договора с активными сущностями, в жизни человека часто возникают различные "спецэффекты". Как правило, отрицательного характера. Например, разозлился человек на кого-то, а тот взял и улетел с лестницы вниз головой.

Способности же нельзя "убрать", разорвав договор с сущностью. Это вылепленное, огранённое и закалё нное, проходившее через все новые и новые воплощения. И так вплоть до настоящего момента. То, чем стал, чему научился и как трансформировался, проходя сквозь новый и новый опыт. То, что познал через различные аспекты боли и радости, страха и мечтаний, движения и бездействия, силы и бессилия, потерь и приобретений. То, часть чего забыл, а потом вспоминал вновь, ибо оно прописано внутри. Через то, что можно назвать ошибками. И через боль. Много боли. Мой наставник говорил: "Если слабого лишить поддержки потусторонней твари, то он не достигнет своей цели. Сильный плевать хотел на это — он своими руками роет дорогу к цели. Ему не будет страшно, если даже боги отвернутся".

Дар — то то, что передано от другого. При этом получивший может быть в оккультной стезе абсолютно бесполезным, заточенным под другие задачи. Способности — суть практика, выкованная в череде бед, в полученном опыте, в подсознании, которую нельзя отнять.

Каждую осень имеется возможность принять смерть, словно одно из тех высоких деревьев, которое по весне покрывается листвой, и которое оставляет голые остовы к зиме. Человек лишён возможности медленно и чарующе осыпать крону, но не лишён шанса оставить позади всё, что тяготило. Кто-то пренебрежёт этим даром, а кто-то воспользуется — в этом вопросе всем дано справедливое право выбирать.

Осень — период, когда должно почтить Смерть, ибо она — неотъемлимый финал любого пути и жестокий, но справедливый учитель. Необходимо отдать должное усопшим, земному году, уснувшей Природе и себе самому. За пройденные невзгоды и за те испытания, с которыми только предстоит столкнуться. Оставленное за спиной прошлое — часть почитания Смерти и уважения к былому. Невежество — насильно тащить в будущее с собой то, чему там нет места. Обиды, жажда мести, страхи и сожаления — это "крона" человека, которая должна быть оставлена на земле. Конечно, в течении нового года каждый вновь обзаведётся ещё более густой и пышной листвой. А потом и должна быть безжалостно сброшена. Листья дерева станут компостом и будут питать почву. Прошлое станет опытом и будет питать жизненную тропу. Столь короткое время дано, чтобы успеть "собрать камни" — подвести большой итог прожитому, ошибкам, неудачам и победам, а после нужно отправляться дальше.

Наступили странные дни, когда меланхолия, словно саван, окутывает мир и всех, кто в нём. Наступает грандиозная кульминация жизни, а вместе с ней и своеобразная гибель тех, кому ещё не настала пора уйти буквально. Умные набираются мужества и дают себе обещания быть стойкими перед лицом новой беды. Провинившиеся со страхом ждут Суда, где не будет присяжных, адвокатов и официальных приговоров. Вернее сказать, приговор-то будет вынесен и исполнит его новый виток пути. Это дни грядущей расплаты.

Но осень — не время, когда за людьми начинают охоту какие-либо монстры; не время, когда обязательно должно случаться что-то плохое; не время, когда нужно уходить в траур. Всего лишь стоит понимать, что Смерть — обязательное условие жизни.

Переодически жизнь сталкивает меня с людьми, верящими в некую предопределённость всех событий в их жизни. Вопросы у таких личностей забавные, но однообразные по сути своей. Будучи уверенными, что на их пути всё свыше решено за них же, они твёрдо полагают, что на каждое событие приходится конкретная дата/место/погода/etc и эти величины обязательно неизменны. Поэтому меня эти люди ставят перед вопросами в духе: "когда я создам семью и с кем?" и т.п.

Приходится вопрошающему объяснять, что от рождения человеку дан определённый потенциал, который он может реализовать, а может и не делать этого. А также то, что "судьбу" в любой момент можно прервать выходом в окно с седьмого этажа, а можно продолжать жить. Как правило, подобных примеров бывает достаточно, дабы человек переосмыслил своё отношение к судьбе и её теоретической неотвратимости.

Случается и такое, когда объяснения не помогают и в лоб прилетают вопросы околоэзотерического характера: "а как на душу влияет аборт?", "а если я хочу выйти замуж 8 мая, а не 9, то это надо карму проработать?". Я делаю глубокий вдох, сдерживая одновременно позывы обречения и нездоровый смех. А потом повторяю человеку всё, что озвучил ранее. В таких ситуациях до собеседника доходит смысл сказанного редко, ибо ему нравится концепция, в которой любое плохое событие совершенно точно является волей Высших сил, порчей, везением и т.д. Лечится пинками под седалище с лозунгом: "дерьмо случается, потому что ты живой". В бытии намного полезнее что-то предпринимать, а не выжидать, пока кто-то снимет сглаз или искать причину в прошлых жизнях. Ошибки предыдущего воплощения бьют по горбу не так больно, как промахи нынешнего. Но многие предпочитают искать ответы в каких-то преступлениях рода или в том, что не уступили место в автобусе. Кажется, если этих людей поджечь, то вместо попыток потушить себя, они будут выяснять причину возгорания и за какие грехи это с ними приключилось.

Намного проще растолковать ворону значение декаданса Маяковского или катарсис Аристотеля, чем донести до некоторых людей факт того, что будущее представлено сотнями вариаций. Каждый вариант может стать активным событием в зависимости от любой мелочи, произошедшей до него. Предсказать грядущее с полной уверенностью и до каждой минуты не представляется возможным, да и затеей является бессмысленной. Лучший способ узнать будущее — сделать его своими руками. К слову, интеллектуалы особого кроя понимают это, но приходят к выводу, что создавать будущее лучше чужими руками. Буквально в середине сентября ко мне обратилась женщина с просьбой подселить ей сущность, ведь мадам где-то прочла, что подселенец сможет решить все проблемы, если его "кормить". После моего вопроса о том, планирует ли она утилизировать всю свою семью и окружение, женщина пропала с горизонта.

Подобная глупость неискоренима, потому что её источником является глубокое болото в голове, состоящее из симбиоза многочисленных верований и учений. Мне доводилось встречать и католиков, верящих в карму, и виккан, превративших друидизм в эталонное уродство, и православных ведьм. Поэтому я был, есть и буду очень консервативен в этом вопросе. Либо человека учит кто-то, либо он просто обходит это поприще стороной. В мире слишком много интересных занятий, чтобы сокращать свою жизнь таким способом.

Неиронично думаем временно переехать из Берлина в Канаду на фоне окончательного безумия российского царька и его бряцания ядерными зарядами. Можно вытащить себя из РФ, но РФ от тебя уже не отвалит никогда, судя по всему.

При упоминании слова "оккультизм" людское воображение рисует различные образы: пентаграммы и свечи, кладбища и сущности, а кому-то и вовсе почудятся новомодные алтари, обставленные флюоритами. Всё это действительно имеет право на существование, но не имеет связи с сутью.

Вне красочных карт Таро, "учебников ведьмовства" и коллекционирования идолов божеств таится простая истина — следование традиции неизбежно приводит к краху мнений, смыслов и целей последователя. Столь приятная процедура напоминает плутание по зимнему лесу, когда в руке нет фонаря, а под рукой нет ни тёплой одежды, ни средств обороны, а карта и вовсе в глаза не видывалась. Из леса необходимо выбраться с новыми силами и извлечь урок по добыванию огня и изготовлению оружия. Такого рода "встряски" не будут редкостью и необходимы, дабы последователь испытывал кризис мировоззрения и отсеивал цели от пустой траты времени. Ежели мировоззрение дало трещину, то лучше временно "сойти с дистанции", пока не будут расставлены все точки. Первое время такие удары по картине мира воспринимаются неумело и с упаковкой успокоительного. Позже это станет делом обыденным и даже желанным. Я и вовсе перестал этот процесс замечать — так вошло в норму. Достаточно осознать, что традиция — воз с ценным грузом, а человек в этом спектакле является упряжной лошадью, которая вперёд не пойдет без кнута и стимула.

Кроме того, есть один довольно забавный нюанс, с которым можно лишь смириться, а именно факт того, что в оккультизме нужно быть готовым в любой момент сдохнуть. Речь здесь совсем не о каких-либо ритуальных самоповреждениях или гибели за веру. О том, что морально не выдержать сломы взглядов, а также то, что жизнь прежней не станет никогда, и потому забросить верёвку на люстру — событие обычное для оккультной сферы. Или же, если последователь совсем идиот, то ему запросто может помочь "закончиться" кто-нибудь из Высших Сил.

Дабы идти по этому пути, придётся столкнуться с потерями, страхом, ошибками, бессилием и болью. Боли будет много и иначе нельзя. Любая традиция сперва переломает напрочь и выпотрошит, а после вылепит форму, которая должна будет пройти огранку испытаниями на своей дороге. Именно результат такой закалки гарантирует выживаемость традиции, передачу и развитие.

К счастью, оккультизм похож на выблеванный вместе с кишками, кровью и диким страхом последний вздох, а не драматичные пляски в лесу, прогулки по погостам или рисование натальных карт. В противном случае все традиции бесследно вымерли бы. "Оставив после себя карго-культы с дегенеративными участниками" хотел написать я, но вспомнил, что в мире уже есть эзотерики. Опоздал, кажется, увы.

В традиции никогда не зазывали — желающие приходили сами, надеясь получить волшебную формулу решения всех проблем в отношениях, карьере и обществе. А потом, если случался аттракцион невиданной щедрости, успевали отползти обратно. Вероятно, после этого они понимали, что идти сюда стоит лишь тогда, когда знаешь, что иначе эту жизнь прожить нельзя.

Дружба — подарок, который всегда стоит сперва осторожно взять пальцами, приподнять и с особым пристрастием рассмотреть. Подарки жизни таковы, что копошение в них множества червей — явление абсолютно нормальное. После пристального осмотра подарок желательно вернуть, если в нём нет надобности.

Гуманистическая мораль XXI века неистово и весьма двулично пытается диктовать, что дружба — акт чистой, искренней и бескорыстной помощи, воплощение братства и сестринства. Вопреки этому человек склонен вспоминать о имеющихся друзьях в трёх случаях: когда есть социальный фактор (необходимость выговориться, что-то обсудить), когда требуется помощь/вынужденное взаимодействие, когда друг рассматривается в качестве потенциального партнёра. Вне этих ситуаций каждый прекрасно довольствуется обществом спутника или своими хобби. Довольно распространено превращение дружбы в плющ вокруг шеи, если упомянутых факторов нет. Ведь все мы вне себя от счастья, когда в нашу размеренную жизнь кто-то врывается со своими проблемами.

Дружба — негласный пакт о взаимопомощи, подразумевающий, что его участники не только обязуются помогать друг другу, но и сокращают дистанцию между собой.Всё же другу можно рассказать то, чем вряд ли поделишься с обычным знакомым.

Потому у меня нет друзей. Есть ворон, но это односторонние отношения, в которых я считаю его своим другом, а он меня — нет. Хотя, всё возможно. Именно необходимость сближения является для меня ключевым фактором отказа от дружеских контактов. "Qui omnibus diffidit, is nunquam amicos comparat" — кто никому не доверяет, тот друзей лишён. Кроме того, уменя отсутствует нужда в чужих бедах. Наверняка нашлись бы те, кто до крови из носа меня уверяли бы, что это эгоистичная позиция, но это показная мораль. Практически каждый человек в глубине души, но отпускал в адрес друга безмолвное: "Как же ты надоел с…". И это нормально. Кто будет рад, когда его с безопасного берега вдруг утягивают в болото? Можно, конечно, потом пристыдить себя, дабы социум не заклевал за вопиющий эгоизм, но это уже индивидуально.

Необходимость сближения неизбежно включает в себя и эмоциональную сторону. Особенно, когда друг явился за утешением. Честно, я не намерен тратить свой и без того малый эмоциональный багаж на кого-либо, кроме Анны, брата, растений и животных. Да, можно смело меня окрестить эгоистом, а также мечтать разгневанно плюнуть от возмущения, что некто посмел контролировать "эмоциональный оборот". Плевок от социума не такой ощутимый, как трата нервов на каждого, кого прибило к моим берегам.

Но у дружбы есть одна положительная особенность — она пробуждает в человеке разумном первобытное стремление объединяться в стаи/стада/своры/кому как угодно. В своре проще облаять кого-то, проще решиться на какое-либо действие. Я люблю людей, объединённых по принципам дружбы и общих увлечений. В этом, казалось бы, слаженном круге всегда найдётся тот, кто станет причиной насмешек за спиной или иных перешёптываний. Это всегда было забавным. Своеобразное напоминание о том, что в роду у Homo sapiens явно есть утраченная ветвь с Homo crocuta, которая добродушно подарила нам основы социальных взаимодействий.

Дружба со мной — билет в одиночество, не наоборот. Не я становлюсь частью компании друзей, а несчастный становится частью моей добровольной изоляции. Едва ли кому-то придёт в голову согласиться на подобное. Едва ли я кому-то позволю. В конце концов, это билет в один конец.

Анна с утра катается в спортзал. Теперь наша жизнь пополнилась историями о женщинах, которые обладают двумя взаимоисключающими факторами — лишний вес и спортивные легинсы.

Просто я, как человек, который в спортзале бывает вечером, могу поведать лишь о том, как вода в кулере почти начала заканчиваться. Потому что, судя по всему, всё интересное происходит там именно утром.

Глупость — заблуждение (или комплекс оных), наделённое духом особого упорства, не позволяющее смотреть на происходящее под разными углами. Сравнимо с шорами на морде лошади, но в рамках сознания. Или же с молодой вишней, которую душит плющ.

Излечиться от глупости сложно и помочь в этом могут лишь просвещение и сила воли, сложенные в отточенный тандем. Если одного из элементов не достаёт, то механизм не запустится. Для укрепления силы воли нужно перенять дух упрямства у невежества, обратив его в нечто подконтрольное, гибкое и приносящее пользу.

Наградой за стремление победить самого себя в своём же болоте заблуждений станут выводы, сила размышлений, навык опираться на те ценности, что были тщательно отобраны, а не навязаны извне, способность обретать знания и грамотно использовать их. Во всём этом необходимо понять, что богатство делится на материальное и интеллектуальное, а также то, что второе практически всегда в цене превосходит первое. Во всяком случае, имея второе, не составит труда получить и первое.

Человек — существо хаотичное по своей природе, которому свойственны решения, принятые по воле эмоций, а не рациональности. И это правильно, ведь чувства часто влекут за собой поступки ошибочные, а те — опыт. Вероятно, некоторые степени психозов в сложных ситуациях являются одними из катализаторов развития, если человек умеет обучаться. Однако нельзя отрицать существование случаев, требующих быть беспристрастными и терпеливыми. Именно преодоление невежества может помочь не тратить нервы там, где это принесёт лишь вред.

Между тем, глупость вредна не только для своего счастливого обладателя, но и для тех, кому несказанно повезло находиться рядом. Вредна и даже заразна. Человек "заболевает" ею незаметно для себя, но с огромными последствиями для всего течения жизни. И я не знаю более утомляющей беседы, чем с тем, кто пропитался сомнительными убеждениями и с яростью фиванского сфинкса, вдохновлённый догматизмом, стремится окатить своими взглядами как можно большее число людей. Конечно, не в этом проявляется сила воли, когда её порывы не обращены к разуму. А уважение к своему разуму — уважение к себе. Эта аксиома напоминает о необходимости гигиены ума.

Первоочерёдной задачей просвещения должно быть стремление обрести в лице ума надёжного союзника и спутника, ибо мятежное сознание спокойной жизни никогда не допустит. Свободный же от яда глупости рассудок не отвергает трансцедентных знаний, но умело сочетает в себе их с критическим восприятием картины мира. Размышление — его оружие, не теряющее остроты с годами. В умелых руках такое орудие способно рушить форты, преодолевать рвы и уничтожать армии.

Лекарство от собственной глупости никто не даст на новомодных тренингах, в популярных книгах от таких же "тренеров", курсах по стоянию на бровях и так далее. Но оно есть у каждого — это намерение, помноженное на силу воли. И не стоит полагаться на скорый эффект. Ещё в свои годы Гёте заметил, что d ie zeit ist ein treuer Verbündeter der Hartnäckigkeit — время является верным товарищем упорства.

Ясная погода заставляет меня до восьми вечера чувствовать себя вынужденным узником дома. Конечно, иногда мне приходится вылезать на белый свет, одевшись так, чтобы солнце касалось максимум кистей рук. Такие люди, как я, отлично понимают, что книжным вампирам, если объективно, жилось очень плохо. Кому бы понравилось каждый солнечный день лета сидеть и выжидать наступления заката?

Но сегодня изредка дует прохладный ветер. Размышлениям способствует шелест листвы и тёмная штора, которая медленно развевается, подгоняемая порывами воздуха. Полоса солнечного света, проникающая через открытое окно и заросли деревьев, медленно поднималась вдоль кресла и я заметил её лишь тогда, когда та коснулась руки. Словно по ней резко ударили свежим букетом из крапивы. Пришлось слегка наклонить кресло назад. Не критично, ведь свет дальше не попасть не сможет.

Второй рукой я водил по странице книги. Она старая и принадлежала ещё моей прабабушке, но после её смерти библиотека досталась мне, потому что читал с упоением в семье лишь я. Она так и написала в завещании, чтобы книги передали мне. Потом я забрал их с собой, удостоверившись, что в семье не нашлось желающих приобщиться к печатному слову, как и по его утрате скучать никто не станет. Честно говоря, радует, что всё произошло именно так. В самом конце есть интересная надпись: "Цена договорная". Кажется, однажды было время, когда досуг и знания можно было приобрести договорившись. "Поющие в терновнике" гласило название на голубоватой обложке с белоснежной птицей, окружённой колючими зарослями. Обложки старых книг — разновидность эстетики, которой присущ символизм, а также бессонные ночи художника, ломавшего голову над изображением.

Эта книга сделала свою создательницу известной на весь мир. Однако в довольно религиозной Германии у этого произведения неоднозначная слава, ведь писать о болезненной любви священника к девочке — возмутительно и даже кощунственно. Особенно, если она в будущем родила ребёнка от их преступной связи. Даже среди моих знакомых есть те, кто называют Колин Маккалоу "австралийским Набоковым". Благо, что во мне данная книга не вызывает праведный гнев или стыд. Религиозная стыдливость хороша и полезна тогда, когда связана с нарушением обетов и клятв, а не с прикосновением к страницам книги.

История здесь одна из тех, о которых можно сказать: "Понятно, что произойдёт и чем закончится", но сопутствующие сюжету детали заставляют забыть о предсказуемости, погрузившись в повествование с головой. Честно говоря, не наблюдал за собой склонности к сопереживанию героям фильмов или книг, как и не плакал никогда из-за Хатико или смерти Муфасы в "Короле льве", но. Бывали минуты, когда я невольно ловил себя на мысли, что мне жаль Мэгги. Искренне жаль ребёнка, которого явно обделяют материнской любовью на фоне братьев, потому что девочка не освоит ремесло и не будет содержать родителей, а выйдет замуж и уйдёт из отчего дома; которому заведомо уготована очень тяжёлая жизнь.

Мэгги, выйдя из детского возраста, безнадёжно влюбляется в священника Ральфа, любовь к которому пронесёт до конца своей жизни. Любой читатель, который поймёт, что не стоит строить надежд на их счастливый совместный финал, будет прав, ибо он тут невозможен. Юная девушка выходит замуж за того, кого никогда не полюбит, потому что так требует социум, а он неумолим. Затем рожает от него дочь, которую, опять же, тоже особо любить не станет. Её утешает то, что супруг аналогично холоден к ней и даже не стал навещать после трудных родов, избавив от необходимости быть в долгу перед ним за заботу. И лишь случайная встреча с Ральфом, подарившая новую беременность, даст сына, которого Мэгги будет любить больше жизни.

Разумеется, позже станет известно очевидное — героиня повторила судьбу собственной матери. В юности Фиона происходила из благородной семьи и тоже была влюблена во влиятельного человека, с которым не смогла быть вместе, но родила от него старшего сына, который был как две капли похож на отца. Позже она познакомилась с отцом Мэгги, который едва сводил концы с концами, но женился на Фионе из-за происхождения и денег её отца. Женщина признаётся, что любила лишь старшего сына, потому что чувства к тому мужчине с ней остались навсегда. С мужем же Фиона была лишь из-за долга перед браком, детьми и обществом.

Финал у книги довольно печальный, что логично, ведь рассказ, который так близок к суровым реалиям жизни, не мог бы закончиться иначе. Однако дочь Мэгги явно поняла, что её мать упала в ту же яму, что и родительница, а потому сделала первый важный шаг — отказалась от детей и отношений с мужчиной, который проявлял интерес. Вероятно, несколько поколений женщин, страдающих, будто под копирку, должны были произойти, чтобы появилась та, которая разорвёт эту цепь мучениц. "Всё лучшее покупается лишь ценою великого страдания".

Сложно сказать, какой эмоциональный отклик произведение вызвало во мне. Вероятно, я слишком хорошо знаком с жизнью, чтобы удивляться сюжетным поворотам такого рода. Очередная история о том, как люди оказывались заложниками общественных норм и собственных ошибок, пока кто-то из них не начинает понимать суть происходящего. В конце концов, ведь что, как не хождение по мукам, является любимым развлечением всех людей?

Муза звала и страшила недосказанностью, разбивалась каплями об крышу, врезалась в стёкла окон и падала на землю мягким шумом.

Она неизменно приходит в дни, когда можно застать врасплох. Редкие минуты, но ей удаётся, ведь мучительное выжидание должно окупаться сторицей. Облачённая ли в погребальный саван, нашёптывающая очередной набросок рисунка, который мне едва удаётся быстро воплотить карандашом. Одетая ли в платье, сотканное из летних ветров, говорящая о любви, дарящая напевы, которые эхом гремят в потёмках комнат. Летающая ли с ураганом, разнося свой вопль над крышами. Царапающая ли костлявыми пальцами двери по ночам. Возможно, я даже слышал её в стуке зубов скелетов, что пришлось затолкать в переполненный шкаф.

И она всегда была разной, но одинаково родной.

Определённо её присутствие было в дыме от сигарет, когда они ещё были для меня необходимы. Кажется, с этим воплощением Музы я решил расстаться больше года назад. Мой наставник говорил: "Кури лишь тогда, когда вред лёгким будет предпочтительнее душевной болезни". Конечно, я иной раз лукавил и курил из желания или безделья. Но Шекспир создал удивительно меткое оправдание, написав: "Я смею всё, что можно человеку, кто смеет больше, тот не человек ".

Мне довелось слышать её во времяaufführung im Volkstheater, в скоплении сотен человеческих голосов во время нахождении на площади Святого Марка. Слышал в шелесте зелёной листвы деревьев, где вчера скрывался от невыносимой жары. Был виден её лик и в отражениях луж, озёр, словно ухмылка коварной ундины. Кто знает, может, этим летом она невесомной тенью проскользнёт в одной из лоджий оперы Гарнье?

Иногда она приходит на день, иногда осчастливит на неделю. Но, как повелось, её присутствие длится мгновение, чтобы позволить уловить вожделение творить или чувствовать, с которым мне придётся страдать, чтобы "вымучать" визуальный итог. Я был бы и рад запомнить её лицо и черты, но она всегда недосягаема. Остаётся лишь неразборчивый шёпот, словно смех позабытых богов, словно песни кровавой весны.

Муза ушла, но я знал, что мы встретимся снова и довольно скоро, когда обнаружу в комнате остывший с утра чай. Впрочем, я вполне могу быть занят чтением или чем-либо другим. "Aurora musis amica" остаётся истиной, разумеется.

Временами мне кажется, что мы неразлучны. Во всяком случае, подобные расставания нам только на пользу. Вдохновение имеет некое сходство со свойствами вина — чем больше выдержка, тем оно лучше. Проблема заключается в том, что я категорически против любого алкоголя. Но для Музы такое сравнение весьма кстати, потому что минуты совершенного творческого безумия достигаются именно посредством разлуки.

Мне нравится наблюдать за тем, как человек осторожно подбирает слова, когда рассказывает о себе, ведь выглядеть тварью нельзя. Не сейчас. Для этого финала ещё не все акты разыграны, не все герои мертвы и не все чаши слёз переполнены.

Это обычное дело, когда рассказывающий примеряет вуаль благочестия, дабы выглядеть чище всех Агнцов. Он так свят, что хоть сейчас без очереди в Эдем или на выдачу нимба, свет которого непременно должен испепелять всех грешников (или потолок). Конечно, пару раз едва заметно проскальзывают упоминания своих ошибок, напоминающие брызги грязи в океан. Кажется, что передо мной дитя, а не человек с целым багажом различного опыта и прожитых лет.

Я слушаю её. Действительно слушаю, перебирая карты, не поднимая глаз. Она смотрит на меня, выжидая вопрос: "Как же всё это могло произойти со столь невинной овечкой?", но я не задам его. Зачем, если она уже сама себя спросила? Вместого этого молчу, вынуждая её говорить и чувствовать себя неловко. В этом есть особый смысл, чтобы подогревать это чувство. Оно давит, и чем сильнее его обороты, тем прозрачнее становится вуаль. Конечно, Таро мне сказало многое, да и без него я прекрасно всё увидел, но человек должен сам найти причину. От карты сокровищ нет прока, если не знать, что именно искать. Я могу лишь указать путь.

Она умолкает. Занавес. Далее должно следовать пояснение к сюжету и комментарии к нему же. Однако мне нравится, как они обственными руками выворачивают себя наизнанку, словно вытаскивают лёгкие жертве "кровавого орла". И жертва, и рассказчик какое-то время живут и дышат. Но карусель безудержного тлена остановилась и надо ей снова придать вращение.

— Это всё?

Движение запущено. Вуаль стала ещё тоньше, а история обзавелась новыми подробностями. Вынимать пинцетом клещей веселее.

— Но я не виновата.

— Не существует таких людей. Каждый виноват. Не в этой жизни, так в прошлой. Чаще всего и там, и там. Смысл в понимании своей вины, а не в бесконечных попытках её отрицать и волочь на шее сквозь все жизни, скуля от тяжести.

Она поправляет вуаль узловатыми пальцами с помощью попытки опровергнуть сказанное, но оно прочно засело в голове — это видно по взгляду, устремлённому в сторону. Глаза — неотъемлимая часть мимики (если не её увертюра), способная "говорить", если есть навык её "услышать". Поэтому человек предпочёл разглядывать происходящее за окном, но не смотреть в мою сторону. Сейчас это подобно пытке.

— Ты часто ошибаешься?

— Я — человек. Разумеется, ошибки случаются, но я их не боюсь. Любой промах — урок прицеливания.

— Люди вокруг меня относятся ко мне так, будто у меня нет права на ошибку.

— Право оступиться есть у всех. Отрицать это — запрещать себе учиться.

— Мне стыдно ошибаться.

— Зря. Кто не ошибается, тот безоружен перед жизнью, а так категорически нельзя. Можно упиваться мантрами о том, что жизнь прекрасна, но у неё всегда приготовлен кнут, а вот пряник придётся отнимать. Опыт ошибок в этом прекрасно помогает.

— У меня вся жизнь из них и состоит.

— Пессимизм — это хорошо. Пессимист всегда готов выплыть из дерьма, а оптимист даже не предполагает, что ему придётся подобным заниматься. А потом ему понравится. Жизнь не может состоять из ошибок.

— Моя может.

Я показал ей карту.

— Какого цвета?

— Чёрная с красным.

— Видишь, не состоит жизнь из одних лишь ошибок. Предпочитаю клин вышибать клином. Тактика обходов хороша там, где нет возможности пойти лоб в лоб, но это не наш случай.

— Какой у нас?

— Отсутствие рядом людей, которые в тебя верят.

— А у тебя такие люди есть?

— Мне это не нужно. Я сам в себя верю — этого достаточно для того, чтобы другие нуждались в моей вере в них.

— Тогда и мне они не нужны.

— Не пытайся взять на себя то, что я тщательно выбирал для своего образа жизни, понимая, что справлюсь. Исход будет пустым.

— Почему?

— Потому что есть некоторые нюансы, позволяющие мне делать подобное успешно. Нюансы, которыми ты не обладаешь. Вообще, для человека современных лет нет более тяжкого душевного бремени, чем собственное мнение, любовь и изоляция от общества. Если у тебя есть первое, то ты редко будешь прав; если есть второе, то ты будешь сожран изнутри; если третье, то останешься сам с собой наедине. А когда в человеке встречаются все три беды, то он рассказывает о них другим, надеясь предостеречь.

Уходя, она заверила меня, что всё поняла и теперь знает, что делать. Не сомневаюсь. Именно с такими словами, окрылённые, от меня уходят, чтобы потом вернуться вновь. И всем я говорил, что mieux vaut tard que jamais.