Hi,i'm stupid

"Своё"

Я люблю работать в одиночестве. В тишине. Там, где меня никто не отвлекает.
Закрываться в комнате, подпирая дверь знаком "Дорожные работы".
Уходить с пледом и ноутбуком в парк.
Иногда я кричу на людей, которые не понимают, что отвлекать меня нельзя.

Я люблю слушать странную музыку, лёжа в кровати после двух ночи.
Открывать нараспашку глаза и не видеть ничего.
Смотреть в любопытные глаза напротив.
Заставлять себя не бояться и видеть сквозь панический страх самые красивые космические переливы.
Они самые красивые на свете. Они самые красивые в галактике. Они самые красивые во вселенной. Почему мне так страшно?

Я люблю есть зелёные яблоки, тщательно натёртые мною до зеркального блеска.
А иногда совсем немытые.
А иногда совсем красные.

Я люблю прикидываться глупее, чем я есть.
Я люблю делать вид, что люди мне совсем не нужны. Люблю кидаться в них своей независимостью.
Особенно люблю, когда в ответ они говорят, что я невыносима.
Ещё больше, когда они действительно так считают.

Я люблю считать плиточки на тротуарных дорожках и не наступать на стыки. Ходить по бордюрам. Смотреть мультфильмы. Разыгрывать маленькие спектакли. Делать вид, что опаздываю, когда мне совсем никуда не надо.

Я люблю загадки всех мастей. Искать нужные отделы в магазине, особенно на время. Люблю называть простое сложными именами. Люблю, когда мне расказывают что-то, чего я не знаю.

Я люблю города. Искать свежие места, свежие виды. Свежих людей, неотрывных от улиц и от себя. Люблю смотреть и слушать.

Я люблю велосипеды. Особенно старые. Выкрашенные краской бывшим хозяином. С плетёной корзинкой впереди.

Я люблю, когда меня держат за руку.

Каждый имеет право на своё "своё".

А что у тебя?

Ты знаешь.

Иногда мне бывает неуютно.
От того, что солнце садится. Или от того, что в щель приоткрытого окна прокрадывается слишком холодный ветер.
Или от того, что опять кашляю.

Особенно неуютно бывает по ночам. Когда снятся кошмары или просто что-то неприятное, и некому пожалеть и сказать, что утро всё исправит. Последний месяц я сплю с мамой на нашей огромной кровати. Но в том-то и беда, что ночами мама спит, а кровать слишком большая, чтобы не чувствовать себя неуютно. Чтобы не чувствовать себя так, как будто бы весь мир - бесконечная пустая кровать, на краешке которой - ты. Чтобы не было страшно.
Когда мне страшно, я одеваю наушники и включаю твой плей-лист. После четвёртой песни становится спокойно и тепло, как если бы ты гладил меня по волосам, чтобы я уснула.

Иногда мне становится страшно даже тогда, когда ты рядом. Накатывает леденющая океанская волна, и я захлёбываюсьзахлёбываюсьзахлёбываюсь в ней. Хватаюсь за тебя, как за спасательный круг, обнимаю крепче собственных сил, а в голове только: "Вот же он, глупая. Ничего не случится. Всё хорошо". А всё равно захлёбываюсь. И тогда вздыхается. Настолько полногрудно, словно и не вздыхаешь вовсе, а откусываешь от воздуха кусок, как от вишнёвого пирога.
Ты спрашиваешь, всё ли в порядке, а я говорю, что всё хорошо.
Но всё ведь и правда хорошо и даже лучше, чем словами можно сказать.

Просто иногда мне бывает слишком страшно. Вдруг ты исчезнешь одним из моих ночных снов?

Тысяча самых красивых на свете песен.

Тени от длинных пальцев, играющие в прятки на обивке старого дивана, залитого солнцем. Рыжая кошка, свернувшаяся в клубок. Пылинки в воздухе. Звонкий голос девятнадцатилетнего ребёнка. В руках у него гитара, он растрёпан, волосы его торчат в разные стороны, а нос усыпан веснушками.

Have I found you, flightless bird, jealous, weeping?

До краёв полный бокал с вином падает и разбивается вдребезги. Красные ручейки разбегаются по трещинкам в полах, брызги щекочут голые колени.

Or lost you, American mouth, big pill looming?

Из окна слышится велосипедный звонок и лай собак. Голуби купаются в кормушке, подвешенной к подоконнику - ночью шёл дождь, мы слышали его капли, и теперь вместо зерна здесь маленькое птичье озеро.

Have I found you, fiightless bird, grounded, bleeding?

Книги, сложенные друг на друга стопками, подпирают крышу. Они рассказывают о смелости, подвигах, силе. Они рассказывают о нежности и о любви тоже. Мы поём песни и смеёмся громче, чтобы заглушить их голоса, потому что мы знаем всё. На все вопросы мы нашли свои ответы.

Or lost you, American mouth, big pill stuck going down?

Мы никогда не исчезнем. Всё в этом мире - только для нас. Всё в этом мире придумали мы. Мир - это мы.

Если я подпою тебе, подумаешь ли ты, что я влюблена?

Я подпеваю, и ты улыбаешься.

Половина килограмма.

Четыре квартала по тесному переулку. Идти совсем недалеко, если ходишь быстро. Тут каждый перекрёсток ловит в себе одну центральную улицу, так что идёшь, насквозь протыкая иглой японского лекаря людские потоки. Возле кофейни (игрушечный карамельный мир с алыми бегониями на окнах, ты запоминай, решишь если как-нибудь добежать - не заблудишься) - направо, через дворы. Выйдешь как раз напротив этого места. Четыре высокие ступеньки и узкая, утопленная в стене дверь. Выцветшая зелёная краска, потёртая медная ручка. Там, сбоку, куча дверных звонков, самых разномастных - почти все подписаны фамилиями, кроме одного. Четвёртый звонок снизу слева. Нажать четыре раза.

Конечно, тебе никто не откроет дверь, если ты не знаешь пароль. Для своих он новый каждые 12 дней, но ты всегда можешь сказать недоверчивым старушечьим глазам, выглядывающим из-за дверной цепочки:

"Арктическая лиса, " - цепочка хрипло щелкнет о древесину, тапочки прошаркают по длинному коридору (не пугайся только, там всегда полумрак - всем лень убирать из плафонов мёртвых ночных бабочек). В конце коридора - развилка. Жилистый узловатый палец ткнёт тебе в одну из сторон (как правило, в правую, но чем чёрт не шутит). Дальше - лестница. Подниматься высоко, но лифтом лучше не пользоваться - он, конечно, красивый, но застревает в двух случаях из трёх. Тебе - до упора, и потом ещё по винтовой лестнице на чердак. Дальше - на запах.

Обычно пахнет горячим шоколадом и свежим кофе. Иногда - просто сливами или яблоками (это значит, что хозяйки не в духе). Их - хозяек - две. Тебе придётся побродить между лабиринтами ящиков, составленных друг на друга, гамаками, столами, шторками из бусин, пока найдёшь их. Близняшки без возраста, высокие, худые, красивые, совершенно одинаковые. Тоненькие браслеты на руках, дикие гривы волос цвета чернослива. Смотри только в глаза не провались, а то потом так и останешься там, и никто не сыщет.

Так вот. Эти девушки продают самую лучшую, сочную и сладкую черешню в мире. Такую вкусную, как будто не черешню ешь, а мягкие облака, южные ветра и самые звёздные кусочки летнего неба, спресованные в один маленький плод. Ешь её - и ходишь счастливым, а губы сладкие как карамель. Полкило в день, не больше, а то так и с ума сойти можно.

Вообще-то это секрет, ну, про девушек этих и про черешню. А тебе рассказала только потому, что у тебя глаза зелёные. Только ты никому больше не рассказывай, ладно? А то какой же прок в счастье, если оно есть у всех?

Истории к чаю в пять часов утра.

Забыла тебе рассказать, кстати, про прошлую пятницу. Это почти преступление, учитывая то, что пятница - единственный день недели, который существует летом. А если вспомнить, что именно эта пятница последний раз происходила со мной целых два года назад, тогда, думаю, на меня почти можно подавать в суд.

В пятницу пятого июля мы с мамой ездили забирать документы в колледж.

Не передашь сахарницу, пожалуйста?

Конечно, из колледжа меня так просто не отпустили - и документы (которые мне готовили в течение недели) в итоге печатала сама себе, и "Ой, а тебе за этой справкой обратно во второй корпус", и "Ань, помоги папки перенести на третий этаж". Зато вместо еженедельного: "Давыдова, я тебя отчислю завтра же!" от зав.отделением услышала (конечно же маме, не мне): "Мы завидуем заведению, где Ваш ребёнок будет учиться". Мне кажется, это можно даже в отдельное психологическое явление выделить - синдром необъяснимой гордости последних трёх минут знакомства. Они тебе такие: "Мы гордимся тобой!", а ты им: "Наведайтесь к психологу. Всего хорошего".

Только это всё не так важно, синдромы все эти глупые, колледжи. Ты, вон, блинчики кушай. И варенье бери - вкусное очень.

А в Черняховске, как ни удивительно, никого и не встретила из своих. Зато пробежались с мамой по местным дивным барахолкам (как всегда, скупили все рубашки в мужских отделах) и долго смеялись, когда подошва от правой моей балетки осталась на пару шагов позади самоей балетки. А ещё с огромным удовольствием сидели и, никому не обязанные, пили пиво (которое я терпеть не могу) на пропахшем жарой и ожиданием вокзале. И отчего-то, что остаётся для меня совершенно неоступным, отчего-то было очень вкусно. И очень хорошо.

Вот такие дела. Будешь ещё чаю?

То ли нет, но, в принципе, все три слова есть одно.

Время - без двух полночь. Спину лижут ледяные доски. Лежишь и разглядываешь швы на потолке, венами расходящиеся от центра к стенам. Вставать в семь.

В кошельке есть потайной кармашек, там уже две недели лежит одна сигарета (На чёрный день. Ты, конечно, бросила, но вдруг что.).

Хочется звонить Жене. Мне. Безумно. Чёрт. Возьми. Хочется. Звонить. Жене. Чтобы он пришёл, как приходил всегда. Чтобы разрыдаться уже наконец на его плече и выплакать из себя всю эту смолу и ртуть. Чтобы он сказал, что я дура.

Номер с подписью "Женя" плавится, выбитый черным маркером на белой стене. Моей рукой.

В моей комнате есть молочник девятнадцатого века (он же - скрытая пепельница). Голубые росписные узоры и тонкая ручка. Немецкий фарфор.

И пока белый пепел целуется с молочником, а вишнёвые струйки уходят в швы, думаешь о том, сколько ушло под нож во имя твоей правды, и сколько ещё прибавится пустых стульев в моей душе к тому времени, как чаша этих чертовых весов перевесит.

Жила-была девочка, она была левша и картавила. И был у неё внутри кинотеатр, где дни и ночи напролёт показывали цветные мультики. А потом она немножко подросла и теперь курит в окно по ночам. А внутри у неё старый пыльный концертный зал с пустыми стульями.

Когда ты живёшь в приграничной зоне, то в вашем доме вполне привычен следующий диалог:

— Ань, ты куда?

— В Литву, мам.

— Долго не гуляй :)

Но этот раз - случай особый: вы вместе идёте в дьюти-фри (это такой беспошлинный магазин) потратить пару лишних купюр (на французский ликёр и мексиканскую текилу, конечно). Серьёзные и почему-то одинаковые на лицо пограничники, поголовно отказывающиеся узнавать меня в загран.паспорте, магазин, подсказывающие продавщицы (иногда мне кажется, что они вообще перепробовали все на свете духи и напитки).

Наверное, надо сказать, что граница в моём городе необычная. Литва и Калининградская область в этом месте разделяется рекой, через которую - огромный красный мост. И чтобы вернуться обратно, надо пройти этот мост дважды - в сторону Литвы и в сторону России. Пока идёшь над рекой - ты нигде. В никаком государстве. Транзитный пешеход, если такой термин вообще существует.

И вот топаете вы в направлении России, и видите свой город, а он такой, что замирает всё на свете, пульс останавливается, а на мосту хочется остаться жить. И ты достаёшь телефон и делаешь жалкую попытку запечатлеть весь этот мир.

Позднее вы с мамой попадёте под дождь, который сейчас на твоей фотографии, будете идти мокрые и счастливые, только двое из всей толпы города, спрятавшейся под ккозырьками, ловить взгляды, улыбки, махать ладошками в ответ удивлённым возгласам.

Но это только потом, а сейчас…сейчас мир моста. И ничего больше.

Подстриженные кошки удивительно приятны на ощупь.
(я не понимаю, почему она на меня не обиделась после такого предательства с моей стороны)

Мама ржёт, весь дом в клочках разноцветной шерсти, кошка под диваном, собака под краватью, я с расцарапанным носом. Парапарапа :D

(на заметку)

Новая, случайно разработанная методика:

если ты проснулся, а настроение у тебя - дерьмо (ты ненавидишь окружающий мир со всеми вытекающими и втеающими),

то есть замечательное целительное средство (прямо как доктор Малахов прописал) - просто как можно скорее ложись спать обратно и проснись через пару часов с другим настроем.

Вот так всё просто, а ведь оно и правда работает. И если ты имеешь такую возможность (особенно летом) - просто перепиши это утро, пока не натворил всякой дряни.

Если Вы хотите поговорить о бренности существования, внеземных цивилизациях или рецепте банановых пончиков, обсудить, имеются ли у пингвинов коленки и являются ли полярные медведи левшами, а также разработать лучший план года по бездарному просиранию летних каникул - пишите, я всегда на связи.

С любовью, Ваша Аня

(клик)

Нет ничего хуже, чем драить квартиру одной, потому что надо срочно включить музыку погромче, ой, клубника, съем-ка парочку, так давно не носила эту вещь, надо срочно её примерить, а за одно и все остальные вещи в шкафу, почему бы и нет, какой охуенный дабстеп из четвёртой части "Шаг вперёд", мне просто необходимо пересмотреть все части прямо сейчас, боже, мои детские дневники, перечитать-пересмотреть сию секунду, привет, моя любимая собака, давай поиграем с тобой, а теперь я хочу танцевать до упаду, а теперь я устала и поэтому дальше убирать не буду.

У Артёма лицо красивое и точёное. Только не из мрамора, а из гранита. Взрослый и думающий.

"Большой город меняет, Ань. Ты изменишься меньше, чем я, но изменишься тоже."

Разговоры под наползающие сумерки, тени, четыре уголька, мелькающие в воздухе. Звуки, шорохи, мягкая тёплая куртка на плечах, детские рассказы по очереди.

Почему меня так задело, когда Артём сказал, что доверяет мне?

Мы видимся раз в пол года.

Каждый раз в парке.

Каждый раз перед тем, как зажгут фонари.

Мы видимся раз в пол года, но в моих карманах маленькие жемчужинки сокровенного. Мальчишеских тайн, секретов, обид. Только Дима молчит, ладони одна на другой. Никто не заметит, но я знаю - между его ладонями тоже есть одна жемчужинка. Моя.

Жорка как всегда тарахтит без умолку, подрывается самый первый и поднимает на ноги всю компанию. Как всегда смешит всех. Самый "маленький" и трогательный из нас, со своими кучеряшками. Ребята бесятся и наиграно дерутся, а потом по очереди таскают меня на руках и говорят, что если я буду худеть такими темпами, то скоро меня сможет поднять даже муравей. Все смеются, конечно. А потом зажигают фонари. Даю Тёме слово, что больше не буду курить. На часах 00:00.

В компании этих четверых раздолбаев не мёрзла совсем, а дома стало холодно.

Еле продранные в одной кровати глаза, танцы в холле колледжа, экзамен за 8 минут, куча проблем с документами, прыжок с последней ступеньки в новую жизнь, пять раз проверенные вещи (мы точно всё забрали?), пакет объятий, пару коробок с "Не уезжай!" и "Приезжай в гости!", кофе с клубникой в полупустой комнате, песни на всё общежитие, с ноги запиханные в багажник сумки, выбежавшая из ковра мышь (сколько паники было у мальчиков), басы, отдающиеся в горле, скорость под 130 - всё это, весь этот огромный, бесконечно долгий и прекрасный день (как, впрочем, и вся прошлая ночь с рыдающей Светой, мягким светом единственной не убранной лампы, дымом в комнате и коктейлями на троих) - всё это только ради этого вечера.

Ради обнимающей на пороге мамы.

Ради безумно вкусного ужина.

Ради прогулок по сонному городу, залитому розовым.

Ради букета полевых цветов за 20 рублей, позже спрятанных за спину ("От сердца и почек дарим вам цвяточки!").

Ради того, чтобы курить сигариллы на двенадцатиэтажке и смотреть на самый прекрасный город в мире.

Ради того, чтобы болтать ногами в воздухе, лёжа на огромной кровати, и уплетать дыню.

Ради того, чтобы выспаться.

Ради того, чтобы никуда не спешить.

Ради того, чтобы этот безумный день под названием "лето" никогда не закончился.

А если уж совсем на чистоту, то эти пол года просто взяли и проехались по мне асфальтоукладочным катком.

Наверное, нет смысла рассказывать, да?

Но. Если ты видишь прежнюю Аню - значит ты либо был под катком с ней,

либо тебе врут.