трёхбуквенный мой тотем

когда-нибудь я расскажу тебе все

Я – мальчик-король гнилой земли, ты - моё законное продолжение.
Я не могу касаться тебя, не могу целовать тебя, не могу трахать тебя, здесь, среди этого, или чуть дальше, в пространстве, где гниль становится темнее, превращаясь в нефть; я ничего не могу, кроме того, как питать тебя своей силой, одновременно отравляя. Я не могу даже сделать себе чёртову колесницу из костей и промчаться по всему, что здесь осталось вне времени, не могу взять тебя с собой, чтобы ты лежал головой на моих коленях, и я ощущал сквозь непроницаемую вторую кожу твоё настоящее тепло.
Я не могу почти ничего, и, в то же время, я могу почти всё.
Главное, что я могу сделать тебя бессмертным. Ты будешь вечно со мной, здесь, я буду с каждым вневременным днём касаться тебя чуть больше, чем раньше. Когда-нибудь, когда ядерное болото снова замёрзнет, я смогу провести ладонью по твоей спине.
Тебе понравится быть здесь, я клянусь, мои чёрные глаза не слишком отличны от твоих, я для тебя всё тот же, потому что ты – это то кое-что, для чего стоит быть.
Для чего стоило уничтожить всё.
Теперь я уже могу произносить большие и страшные слова «никто» и «никогда». Во-первых, потому, что они больше ровным счётом ничего не весят, во-вторых, потому, что они, наконец-то, буквальны. Не будет больше ничего, кроме нас.
Что?
Ты не можешь не хотеть этого.
И ты не можешь снять вторую кожу. Она в тебе намертво, ты во мне намертво. t

по крайней мере, это убьет нас быстро

Лучший откат после перехода, когда лицо замещается на другое, такое же чужое и желанное. И не смахнуть образ пристальным взглядом (глаза закрыты). Каждый раз кто-то из нас оказывается на коленях и пропадает на все времена.

часы захлебнутся, кашлем зайдутся лаем;
как же ветрено в дни, когда мы умираем.

Их можно было принять за пару не упокоенных душ, если бы наедине они не находили спокойствие и азарт друг в друге. Это мертвая петля расхождения реальности и обещаний. Обещания работают только шепотом-младшего или хрипом-старшего ночью, и они не касаются жизни после настоящего момента. Возможно, они в порядке. Следить за тем, чтобы просто идея не превратилась в идею-фикс становится все сложнее и тогда ему в любом случае придётся воплотить её в жизнь. Заморозка и последующее воскрешение его теплом не входит в обычную программу вечера.

Имена терпения, имена верности, имена улиц и мест

и все имена наших темных небес, высохших в котловине

Имена как порошок в стиральной машине.

Твое имя с двумя крестами, словно выбитыми глазами,

словно пьяный герой мультфильма, уснувший в канаве,

твое имя с двумя крестами, чтобы отметить, чтобы занять место,

чтобы знать, где будет спрятан клад.

Я зову твое имя в магазине у дома,

я зову твое имя на мосту на рассвете.

Твое имя как обледеневший зверь, твое имя как музыка уравнений,

одежда из шкур, доспехи из глины, удар ниже пояса,

глоток битого стекла,

паруса на ветру и звук волн,

бьющихся за бортом лодки, которая тонет,

пока русалки поют о любви, и простая неизбывная печаль

от того, что песня эта едва слышна.

Вот карта, где имя твое - столица, вот указатель, который покажет нам путь:

мы смеемся

и мир восстает против нас

мы смеемся, и нам нечего терять,

наши сердца становятся алыми,

и река полыхает до самых небес.

Я пришел сказать тебе, что мы поплывем под водой, будем сверкать и переливаться в струях .

Вот дрожь наших тел, и наше дыхание, берег, который так далеко.

Я возьму свое тело как лестницу и заберусь высоко,

распрощаюсь с плотью,

распрощаюсь со всем, что осталось валяться в пыли.

Ядовитые имена и имена оружия,

имена мест, где мы побывали вместе,

имена людей, которые были нами.

(1) (2) (3)

Я сделал это место для тебя.
Место, чтобы ты любил меня

Здравствуй, новый город. Ты поглотил меня до того, как я успела со всеми попрощаться должным образом.

рвутся наружу слова. я сдерживаюсь, разбивая твои стекла. ты в свою очередь стряхиваешь осколки с пассажирского кресла и открываешь заднюю дверь, уже не боясь, что легкие, лишь обозначая свое положение, руки необратимо превратятся в удавку.

Это не хождение по кругу. Это путь, который мы согласовали и неоднократно закрепили. Это яркие сны на твердой постели в уже знакомой квартире. Это не знать, где ты и не давать знать о себе, не скрываясь.

Хотела разложить часть этих месяцев, но зациклилась только на том, как я соскучилась. Может потому что ночь, может потому что завтра здесь уже не будет и мы пропустим что-то важное по части становления нас. Может потому, что я неделю не могу бегать, а ты слишком напоминаешь меня.

Можно же где-то сохранить черновик, чтобы потом понять, что ты вообще хотел написать

Чистилище, я серьезно вляпалась. [2]

Последние недели я исследую леса, горы и одного конкретного человека, который останется в моей жизни не дольше, чем на пару рассветов, которые мы постоянно пропускаем, хотя стоим на берегу всю ночь. Просторные поля с островком крапивы и берез, шум питбайка. Постройки из кирпича ночью, днем вывих ноги и 'не вздумай даже прыгать, я тебя спущу сам'. Сейчас я уезжаю на фестиваль найти старого друга, стиснуть его и подпевать за Александром Васильевым.

я не знаю, как нам с тобой быть, давай выпьем и станцуем все слова
How many bombs went off
между нами нет ничего общего, кроме отчаянной потребности вспомнить самих себя
Feels like the whole world is up on my shoulders

We are still alive

Корабли, имеют сердце и возможность выбирать
И погибая улыбаться

тебе лучше перестать улыбаться так чудесно
я так не умею, никому из нас не нужны сложности