Это просто Вьюи блог

- Ты собираешься начать войну, к которой не готова, мама, - взглядом, холоднее мрачно синих волн, что ласкали песчаный берег Темискиры, я скользнула по заостренным чертам матери, невольно восхищаясь ее выдержкой и умением принимать знаменосные решения; вероятно, более осторожное и выжидающее поведение не принесли бы ей славы великой воительницы, наводящей страх не только на исследователей и путешественников по морю, но и альтернативные города, возводящие свои стены как под водой, так и вне земной орбиты, - Стратегия Супермена признана правительством США, и они не собираются сдаваться, будучи лидерами в гонке мирового вооружения. Господство его идеологии распространяется быстрее, чем лидеры успевают подписывать пакты о ненападении, - смиренно сложив руки на белоснежной перекладине колонны, я задумчиво потерла золоченые браслеты, некогда формирующие Эгиду.
- Испокон веков амазонки жили особняком от мира мужчин, не потакали их низкой воле, - Ипполита опустила ладони на колонну, принимая более воинственную позу, чем ее задумчивая дочь, - Никакой сумасшедший диктатор, ни один забывшийся президент, ни один криптонец не смеет посягать на дипломатический статус Темискиры как независимого государства, - я чувствовала, как мудрые, небесного выцветшего цвета глаза мамы начали прожигать меня, принуждая к ответному зрительному контакту. Гера, неужели я в последний раз позволяю ненавязчивому теплому морскому ветру играться с волосами? Неужели вновь придется покинуть родной дом и сестер, чтобы попытаться восстановить справедливость, застрявшую на краю попасти патриархата? - Он уже начал войну, Диана. Все, чего я хочу — быть готовой к моменту, когда границы Темискиры начнут стирать.
- Ты прекрасно понимаешь, как могут расценить подобный ход, - прищурив глаза, я выдержала небольшую паузу, позволяя матери разумно воспользоваться этим временем и еще раз убедиться в правильности своих действий.
- Я прекрасно понимаю, что демоны не выползают из ада. Они спускаются с небес. Под угрозой не только храбрые амазонки, но и мирные граждане, которые еще не осознали, что великая сила сопровождается грандиозной ответственностью, к которой криптонец, объявивший Режим, вряд ли готов, - с этими словами Ипполита окончательно отвлекла меня от дикого морского пейзажа, извлекая из набедренных ножен меч, орудовать которым было великой честью для любого воина, и с присущей грозной серьезностью вручила его мне, ясно давая понять, что отступать она не собирается, - Мне нужны сторонники. Мне нужен тыл, который сможет оказать достойное сопротивление политике криптонца, когда тот перейдет дорогу.
- И Темискира найдет единомышленников. Обещаю, - стараясь спрятать ноты обреченности в голосе, я с гордостью приняла магический меч как символ силы, которой мать наделила меня с надеждой, что никто не сможет посягнуть на величие амазонок. Никогда.
***
Сердце Супермена наполнено добром и благими помыслами, отрицать это бесполезно, учитывая, что добрая половина штатов, да и весь мир в целом, признает его политику как «радикально правильную, максимально ограждающую мир от угрозы». Кларк всегда хотел помочь соотечественникам, так тепло принявшим его.
Аккуратно проведя кистью с румянами по скуле, я закинула ногу на ногу, оценивающе окидывая взглядом свое отражение в зеркале. Лицо молодой женщины, серьезной не по годам, было обреченно мрачным, тонкая морщина, залегшая между бровями, превращала девичий лик в удрученную жизнью серую маску.
Вряд ли Кал-Эл понимает, к чему ведет его диктаторство, принимающее значительные обороты с каждым днем; вряд ли осознает, почему все верящие в него однажды и сражающиеся за идентичные идеалы разошлись по разным анонимным углам мира, предпочитая забыть о дружбе с диктатором, нежели примкнуть к пиршеству его латентного тщеславия. Прежнее родство душ перешло в вежливые кивки на совместных дипломатических совещаниях, воспоминания, крепким лассом связывающие защитников справедливости — в пепел на излечившейся от ран коже.
Миру нужен антигерой. Нет, не в том кощунственном и вражеском смысле, а человек, который будет способен дать отпор наступающему на горло Режиму. Либо я стану этим героем, либо найду себе соратников, которые помогут мне.
Завершая образ тонким прикосновением помады, я растянула губы в ослепительной улыбке, преображая аккуратные черты лица. Кто знает, быть может, это был искренний жест?

Через неделю президентом Америки единодушно был избран Лекс Лютор. Страна расцвела под его управлением, став самой богатой и благополучной державой в мире. В это время весь остальной мир сотрясали кризисы и конфликты. Еще через год Лютор выступил с инициативой преобразования ООН в Мировой совет человечества. Когда его поддержали, он стал первым в истории президентом Земли. После этого мир изменился до неузнаваемости, и останавливать изменения было некому.
По ночам Метрополис превращался в светоч, ярко сияющую жемчужину на восточном побережье. Президент Лютор сдержал свое обещание, сделав город одним из самых богатых и безопасных в мире. Впрочем, во всем мире безопасность была достигнута ценой свободы. Но вовсе не тиранией и страхом управлял Лютор всем миром. Общество потребления, где во главу угла были поставлены комфорт и богатство, стало рычагом управления для Президента. В мире, где было позволено все, кроме неподчинения власти, люди теряли себя, становясь рабами своих желаний. Все было можно за деньги - а деньги были у тех, кто служил целям Лекса Лютора.
Видя, каким стал мир без Супермена, Кал-Эл молчаливо признал поражение. Потеряв веру в людей, и не без оснований, он продолжал скитаться под вымышленными именами и скрываться от властей. Случайные заработки, как и в далеком прошлом, поддерживали его на плаву в бурном потоке жизни. Видя несправедливость, он и не думал бороться с ней, ведь порой жжертвами становились те самые люди, что проклинали имя Кал-Эла и жгли его чучела. Горечь и боль заливалась бутылками алкоголя и путешествиями по дну города в бесплодных поисках чего-то - возможно, собственной смерти.
Однажды ночью он пошел в бар на окраине города. По пути туда он с усмешкой смотрел на плакаты, которыми были оклеены стены домов. “Вступай в Силы мировой безопасности, стань настоящим героем!” - гласил один из них. “Если жизнь тебя гнетет, выпей “Гелос” - все пройдет!” - утверждал другой плакат. Словно в подтверждение этому, по другой стороне темной улицы прошла компания подростков, заливающихся нездоровым громким смехом. “Гелос” был легализованным наркотиком, распространившимся по всему миру в течение года. Одна таблетка заставляла мозг чувствовать эйфорию, последующая же “ломка” давала обратный эффект - затяжную депрессию или период раздражительного, агрессивного поведения. “Гелос” был спасением для людей, недовольных жизнью, а также и частой причиной преступлений, о которых не говорили по телевизору, ибо наркотик от ЛексКорп был одним из способов контролировать настроение масс.
Днями Джонатан Кларк работал на стройке, возводя очередной небоскреб в центре города. Однажды один из строителей упал вниз с большой высоты. Зацепившись рукой за балку, он в страхе ждал помощи от товарищей, глядя вниз, и никто не мог помочь ему. Будь у Супермена его силы, он смог бы взлететь и поймать человека еще до того, как тот с воплем рухнул вниз и превратился на его глазах в кровавую лепешку. Теперь он мог только смотреть на смерть, пока пролетающий над улицами новостной робот с большим экраном вещал жизнерадостным голосом:
“Благодаря Лексу Лютору каждый работник на любом предприятии застрахован от несчастных случаев! Могли ли мы надеяться на такое в век так называемых героев?”
Джонатан молча сжал кулаки. Может быть, семье упавшего строителя и заплатят. Может быть. Если сочтут этот случай страховым. Но спасти жизнь человеку и вернуть отца троим детям - на это не способен даже “великий президент Лекс Лютор”.
“Лучший способ не думать об этом - надраться” - решил Супермен, надвигая на глаза каску.
Ночью в баре гремела тяжелая музыка. Людей внутри было много, но одно место за барной стойкой было свободно. Женщины легкого поведения предлагали свои услуги прямо у входа. Отстранив их, Супермен прошел мимо столиков, сел за стойку и снял капюшон своей кожаной куртки, открывая покрытое легкой щетиной усталое лицо.
- Бутылку виски. Для начала. - сказал он, закрыв глаза и прислушиваясь к раскатам играющей музыки.
Здесь, по крайней мере, он не слышал лживой пропаганды. А скоро перестанет слышать и все остальное, забывшись до следующего утра.
* * *
После инцидента в Метрополисе я предпочла скрыться в самом мрачном и гнилом городе США, так как была так же объявлена вне закона. Но какой закон в Готэме, когда даже Темный Рыцарь покинул свой пост, предпочитая остаться в статусе «пропавший без вести»?
С каждый днем Америка превращался в мировой центр господства и роскоши, благодаря политике Лекса она выбралась на совершенной иной уровень, поработив все другие страны как в экономическом, так и в техническом плане.
Однако едва ли что-то поменялось в Готэме — разве что увеличилось количество стражей порядка; и если раньше люди радовались, что улицы Готэма хотя бы изредка, но патрулировались, то теперь город превратился в зависимую от решений неправедных судий маленькую ничью землю.
Альфред Пенниуорт был единственным, кто не отверг меня и принял, как родную дочь; все эти мучительные пять лет я скрывалась в Бэт-пещере, с мудрого решения дворецкого семьи Уэйн представляясь патрулирующим как мать Дэмиена Уэйна, сына Брюса Уэйна, след которого простыл и все, по правде говоря, давно считали его мертвым.
Кроме меня и Альфреда.
Потому что это было довольно в стиле Бэтмена — если он хотел спрятаться, то делал это безупречно и мастерски. Вероятно, где- то на другом конце света он организовывает восстание и сопротивление, возможно, уже просочился в ЛексКорп и делает свое правое дело — кажется, Альфред придумывал с десяток планов каждый вечер, попивая свежезаваренный чай с домашней выпечкой, кутаясь под пледом в пещере в то время, пока я пыталась поймать следы с компьютера Брюса хотя бы кого-то из Лиги. Спустя месяцы расследований, вылазок, вытрясывания информации едва ли не из каждого пленника лечебницы Аркхема и случайных отчаянных свидетелей, готовых поделиться информацией я создала небольшой отчет, который дворецкий жаждал подправить едва ли не каждый день.
«Супермен. Кларк Кент. Код 01. Статус — неизвестно, предположительно — мертв. Последние следы зарегистрированы в Метрополисе, однако подвергнуты сомнению. Статус требует уточнения. Предположительное появление — бар в нижней части города, седьмое января.
Бэтмен. Брюс Уэйн. Код 02. Статус — неизвестно, предположительно - жив. Следов не зарегистрировано.
Зеленый фонарь. Хэл Джордан. Код — 05. Статус — беглец, предположительно — планета Оа. Последние следы зарегистрированы в секторе 2814 четыре месяца назад.
Флэш. Барри Аллен. Код — 03. Статус — мертв, предположительная причина смерти — ловушка Лекса Лютора, подчинившего спидфорс обратному развитию. Статус требует уточнения.
Марсианский охотник. Дж'он Дж'оннз. Код — 04. Статус — схвачен корпорацией ЛексКорп, предположительно — для проведения исследования марсианской жизни и разработки возможности усовершенствования солдат. Статус требует уточнения».
Приятный, совершенно аэмоциональный женский голос закончил традиционный вечерний доклад, свернув файл с коротким отчетом; канун Рождества требовал подтверждение личности Супермена, засечь которую оказалось весьма непросто. Обнаружить личность рабочего оказалось весьма непросто, учитывая алогичную карту его перемещений по стране и смену имен. И в сегодняшний сочельник должен был наступить день икс. Или день провала. Потому что ответ требовал подтверждения статуса Супермена, которого уже все давно похоронили.
- Мисс Принс, уверен, что для поездки на окраину Метрополиса в, кхм, столь сомнительное заведение вам придется воспользоваться экипировкой мисс Гордон. В ее гардеробе вы найдете для себя много натуральной кожи и черного цвета, который изумительно подчеркнет аристократическую бледность и ваш изумительный природный цвет волос, - дворецкий почтительно склонил голову, протягивая руку к одному из многочисленных шкафов в просторной пещере, тут же галантно отклоняясь, дабы позволить мне выбрать.
- Что же, уверена, что все всадники на мотоциклах будут моими.
Остановив выбор на узких брюках и короткой куртке из углеродного волокна, который был мастерски перекроен под модную кожу, я продефелировала перед Альфредом, вызывая некий резонанс на его лице.
- Превосходно! Столь непривычно видеть вас в таком дерзком наряде, мисс, - заключил дворецкий, бросивший мне в руки ключи от спортивного автомобиля Брюса, - Пора понять, одни ли мы боремся за справедливость, или есть луч надежды, что господин Кент с нами.
Дорога в Метрополис оказалась неспокойной. Документы Кэрол Дейтерс, матери сына покойного Брюса Уэйна, проверили едва ли не трижды. Но это не задержало меня на пути к окраине Метрополиса.
Вероятно, именно Альфред не давал мне спуску и даже минуты, которая бы заставила свернуть с выбранного пути; мой выбор оставить диадему принцессы амазонок сохранил жизнь сестрам и матери, и это вселяло надежду, что однажды они окрепнут и смогут дать отпор алчным пришельцам, так нагло расположившимся на райском острове. Сердце каждый раз предательски сжималось, как только шторм воспоминаний восставал в сознании ужасающими картинами. Однако я научилась бороться с этим. Научилась видеть свет даже в самую мрачную ночь.
Местечко, выбранное Джонатаном Кларком, разнорабочим без прошлого и будущего, заставляло напоминать, что Альфред не зря остался следить за компьютером в поместье Уэйна. Музыка оглушала еще на входе, а компании пьяных подростков заставляли лавировать между ними, словно по реке против течения.
- Эй, красотка, я, конечно, не по этой теме, но ради тебя и твоих наличных смогу улучить момент, - женщина недостойного поведения обвила мою руку, словно плющ, и получила рефлекторную оплеуху за то, что посмела такое предложить. Кажется, нужно вести себя сдержаннее. Слиться с толпой. Быть толпой.
Тьма народа подергивалась под сомнительные звуки из масштабных колонок, не замечая никого и ничего; пробираясь сквозь толпы людей в знатном алкогольном опьянении, я пыталась делать это настолько естественно, насколько позволяли узкие брюки Барбары.
Предполагаемый Супермен сидел за барной стойкой с опустошенной наполовину бутылкой виски, сломленный и сонный.
- Могу я пригласить вас.., - знатно прокашлявшись, я постаралась привлечь внимание сложившего голову на руки мужчины, однако и это не дало эффекта, - Эй, малыш, я вижу, ты скучаешь? - голова заросшего Джонатана Кларка поднялась, и кажется, он хотел сказать что-то неприличное в ответ на призыв, но застыл, словно увидел призрака. Призрака прошлого.
А я была довольна своей работой в качестве детектива, ведь господином Джонатаном Кларком оказался никто иной, как Супермен. Заросший густой щетиной, с потухшими глазами и лишенный своего привычного шарма.
Перехватив поднявшуюся руку Кларка, [и, как ни странно, но сопротивляться моей силе, явно не превосходившей криптонскую, она не мог] я увлекла его в самый эпицентр танцпола, позволяя оглушающим волнам неизвестных странных песен затопить сознание.
- Прежде, чем я удушу тебя в объятиях, Джонатан Кларк, тебе придется мне кое-что объяснить. Хотя нет, подожди, я объясню тебе. Доходчиво, - прошептав эти слова ему на ухо, я крепко сжала массивные плечи в ладонях, что есть силы заряжая коленом в живот, возвращая крепкий стан Супермена к барной стойке, в результате чего большинство напитков полились рекой на гостей и бармена, - Пахнешь хуже, чем пол в пивном баре. Да и выглядишь так же.
Не в состоянии оказать достойную защиту, опьяненный Кларк пытался нанести ответные удары на мои выпады, однако все эти блокировки и удары кулаками выглядели хуже, чем у десятилетних амазонок, ни разу не видевших хорошей драки.
- Драка!!!
- Эй, детка, остынь, - кто — то посмел заломить мои руки за спиной, однако удерживать меня в таком состоянии долго не удавалось еще никому.
- Он должен мне.
С этими словами я утерла кровь со щеки, которую пустил Супермен одним из своих неосторожных ударов, и подтолкнула его ближе к выходу из гнилого помещения.
Его удары слабые и безвольные, и главным вопросом для меня оказалось то, что случилось с ним и его способностями криптонца.
* * *
На барной стойке находилось уже две пустых бутылки из-под виски. Вспышки цветных ламп под потолком отражались в стекле, и бутылки блестели, как лысина Лютора. Третья почти подошла к концу, и Кларк смутно мог различить на дне свою собственную тоску. Тоска всегда навещала его вечерами в баре, и алкоголь, как назло, только побуждал эту гостью говорить с Суперменом о его будущем, прежде чем бросить его в спасительный мрак забвения. Чтобы поскорее там оказаться, Супермен вылил виски в стакан и сделал молчаливый тост в сторону кривляющейся в танце толпы. Кал-Эл завидовал людям, не думавшим ни о чем, кроме диких плясок, наркотиков и выходящих каждую неделю обновлений онлайн-игры. Они были счастливы, хоть и по-своему, а он - нет.
" За что я сражался?" - подумалось Супермену, в котором ещё оставалась способность мыслить, - "Я много раз спасал жизни людей. Но где они были, когда со мной сделали это? Так что я хотел защитить? Их мечты… или свои собственные? "
Залпом осушив стакан, Супермен наконец-то почувствовал, как его голова опускается на руки, и уже хотел отключиться, как вдруг позади себя он услышал голос, смутно кажущийся знакомым.
- Могу я пригласить вас… Кхм! - обладательница голоса, что так нагло ворвался в мозг Супермена, явно хотела обратить на себя его внимание. Кларку же хотелось совсем другого - покоя, и чтобы никто ему не мешал.
- Эй, малыш, я вижу, ты скучаешь?
" Иди ты к черту" - хотелось сказать Супермену, но вместо этого он лишь пробормотал что-то неразборчивое. С огромным трудом подняв голову и повернувшись назад, в белой дымке перед глазами он различил лицо Дианы. Глаза его удивленно расширились. Одетая в кожаные штаны и куртку, девушка сверлила его недовольным взглядом.
" Не может быть. Это призрак." - твердо решил Кларк, вяло поднимая руку, чтобы попрощаться с прекрасным видением и продолжить свое путешествие в мир снов. Но у призрака были другие планы. Схватив Супермена за руку, девушка вытащила его из-за барной стойки и поволокла на танцпол, где вовсю дергались разгоряченные музыкой и алкоголем люди.
" Я не могу танцевать, дорогуша" - собирался сказать Супермен, с трудом протиснувшись мимо обнимающихся парочек, и уже открыл рот, дохнув парами спирта в лицо девушке-призраку, но та перебила его, крепко взяв за плечи:
- Прежде, чем я удушу тебя в объятиях, Джонатан Кларк, тебе придется мне кое-что объяснить. Хотя нет, подожди, я объясню тебе. Доходчиво.
Острое колено врезалось в живот Кларку, и мир завертелся перед его глазами, когда он, неловко взмахнув руками, упал на барную стойку. А девушка уже вновь была рядом в боевой стойке с крепко сжатыми кулаками и не самыми добрыми намерениями, которые отражались на ее суровом лице.
- Пахнешь хуже, чем пол в пивном баре. Да и выглядишь так же.
" Ди, это правда ты?" - слова застряли в горле Кларка, так и не вырвавшись наружу, вбитые в него назад ударом в челюсть. Попробовав защититься, он только раз смог задеть лицо девы-воительницы кулаком. Удары ее были очень знакомыми, так что, когда Кларк окончательно потерял точку опоры и шлепнулся на пол, у него не оставалось сомнений в том, кто нашел его. Чудо-Женщина. Живая и здоровая. И судя по всему, крайне рассерженная.

" Не думай, что это будет просто, Дина. Возможно, грядет одна из сложнейших миссий в твоей жизни. Аманда Уоллер повидала на своем недолгом веку настолько отъявленные и заблудшие души, что вряд ли ее можно удивить метаспособностями или буйным нравом. Столько, сколько работает она в сфере…Руководства непростыми коллективами, не живут. Она не прославилась отвагой в сражениях, но поверь, именно благодаря умелым манипуляциям, обманам и грамотному контролю Уоллер может закончить любую битву, когда вздумается».
Это место можно было с натяжкой назвать уютным — крохотная комната для допроса совершенно не вписывалась в масштабы величественного здания, куда меня доставил экспресс Отряда Самоубийц — позволить нокаутировать себя, по тактическим рекомендациям Барбары, нужно было так, чтобы анонимные охотники верили, что их простые удары и давление количеством обладают преимуществом, и спланированное поражение не выдало бы своих истинных целей — ни одного окна, наверняка бронированные стены, ограждающие пленников от любой коммуникации с внешним миром, полумрак, от которого спасал небольшой источник света над головой — раздражающе пульсирующая лампа, в лучших традициях детективных фильмов. Я буквально чувствовала на себе обилие взглядов из многочисленных «скрытых» камер, развешанных по всему периметру и без того скромного помещения.
Распрямляя плечи, я сопроводила иллюзию пробуждения шипением, давая Уоллер понять, как неприлично встречать гостей наручниками на запястье, моим же скромным арсеналом, состоящем из коммуникатора Бэтгерл, заботливо уложенным перед глазами и полностью деактивированным, и испепеляющим взглядом карих глаз напротив. Где мой чай?
- Я наблюдала за тобой, Дина Лэнс. Достаточно долго.
- Любишь подглядывать? - подняв на женщину взгляд исподлобья, я постаралась выдержать проницательный, совершенно безразличный взор Аманды, которая терпеливо приняла на свой счет легкую иронию, горделиво поведя подбородком вверх.
« Уоллер попытается вдребезг разбить всю ментальную броню и добраться до самого сокровенного. Вероятно, это уже произойдет к моменту вашей первой встречи».
- Не пытайся выстреливать остротами наподобие своего дружка, Лэнс. У меня иммунитет к словесным атакам, уж поверь, - сцепив руки в аккуратный замок, Аманда осталась довольна произведенным эффектом своей осведомленности о самом ценном, расплываясь в подобие кривой улыбки, - Таких, как ты, я ем на завтрак.
- Это угроза?
- Это предупреждение, - тон руководящей худшими из худших приобрел металлические оттенки, и сконцентрированная Уоллер поднялась со своего раскладного стула, опустив жилистые руки на спинку. Очередная тактика психологического давления на пленника. Очередная демонстрация того, что она здесь главная.
«…Тебе придется дать ей понять, на что ты способна ради достижения цели. Или освобождения. В ее увлекательных играх есть пара простых правил, соблюдать которые так же сложно, как делать зарядку по утрам или пытаться не ввязываться в драку с уличными хулиганами, требующими даму отдать им ее сумочку. Первое. Не давай ей понять, что произнесенная сокровенная информация хоть как-то беспокоит тебя. Второе. Если ты попытаешься использовать оружие против нее, будь готова к войне».
- Если ты думаешь, что этот кусок металла остановит меня, то ты ошибаешься, Аманда. На моем горле нет излюбленных ошейников, блокирующих метаспособности. Если я повышу тон, твой мозг превратится в желе. Медленно. Медленнее, чем расколется наручник и я сломаю тебе нос, - сдув сбившиеся на лбу белокурые пряди, мои губы ответили на оскал Уоллер мягкой улыбкой, и мы оказались равными по счету вербальных предупреждений.
- Свою метаспособность ты используешь в крайних случаях. Крайне редких. Недооценивание разведки с твоей стороны заставляет задуматься в правильности выбора, - подобно сомневающемуся школьнику у доски, Уоллер задумчиво потерла подбородок.
Едва ли я хотела сказать ей что-то в ответ, медленно раскрывая рот и резко запасая воздух в грудную клетку — если неверующая хочет узнать границы «крайних случаев», то она удивится, насколько аморфны бывают угрожающие жизни ситуации.
Подобно разъяренному хищнику, Аманда Уоллер за доли секунды ухватилась ладонями за раскладной стул и прижала металлической перекладиной спинки мое горло, заставляя с болью глотать сформировавшийся крик. Легко впечатав отьъехавший стул в прохладную бетонированную стену, женщина с азартом продолжала давить на горло, контролируя тотальную гипоксию и неприкрытыю угрозу.
- Хорошая попытка, Канарейка, но я же предупредила тебя, что готова к любому раскладу событий. Не будь глупой, мы же обе знаем, что это взаимовыгодная сделка. У тебя есть свои цели здесь. У меня свои, - пылкий шепот стал обжигать мое лицо, а все еще сохранившийся нейтральным взор вынуждал поддерживать зрительный контакт, уверенный, равный, несмотря на то, что я оказалась не в самом лучшем положении. К тому же, в области затылка и шеи начало распространяться неприятное жжение, и я не могла связать его со сменой положения или тем, что Уоллер блокирует поступление кислорода, - Один мой приказ — и микробомба, заблаговременно вшитая в твой спинной мозг, оставит Зеленую Стрелу без верной напарницы.
«…Если все пойдет по плану, Аманда снабдит тебя излюбленной игрушкой в спинном мозге. Как только ты выберешься, я постараюсь установить связь с маячком и деактивировать его, когда Уоллер начнет переступать границы». Какого черта, Барбара? Недооценивание разведки с твоей стороны заставляет задуматься в правильности выбора — это не маячок, это бомба!
Обессиленно тряхнув руками с сопровождением сигнала металлического звона цепей, я дала новому начальнику понять, что готова к дипломатическим переговорам.
- Добро пожаловать в Отряд Самоубийц, Черная Канарейка. Внемли глас Божий, и не смей ослушаться указаний.

Любящие родители всегда защищают своих детей. Они пойдут на все, лишь бы их чадо не пострадало и продолжало вести размеренную тихую жизнь, со своими сложностями и неудачами, но не лишенную радости и мира. Понимающие родители принесут добротную жертву к алтарю справедливости, чтобы судьба осветила путь главному герою их жизни.
Поистине заботливые родители никогда не допустят того, что произошло с безразличного кивка Зевса.
Он направил меня по тропе войны против тех, кого я считала своими верными боевыми товарищами, надежными друзьями и борцами за правду.
« Видят мудрые боги, мама, им нужны защитники. Мы будем для людей героями, которых они так долго ждали. На которых они так искренне надеялись », - до сих пор в памяти моей теплится жар сердца, с которым я покинула райский остров в надежде расправиться с алчным Аресом. И если тогда я верила, что поступаю априори правильно, то сейчас, отмечая, что моя рука не дрогает в нанесении жестоких ударов мечом Аквамену, я не была уверена в правомерности своих поступков.
Я не была уверена в том, что выбрала верную стратегию, которой придерживался Супермен. Но игнорировать здравый смысл намерений Кал-Эла относительно более надежной защиты мирных граждан и предупреждение угрозы, а не борьбы с последствиями, как того желал Бэтмен, было бы преступлением.

Я не преступница. Я повторяла себе это столько раз, что это начинало походить на самовнушение.

И потому неуверенность в своих действиях, сомнение, пыл сердца, а не мудрость — треть контракта на заведовый проигрыш, а я не привыкла проигрывать. Никогда.

Неоднократно мы доказывали человечеству — доказывали себе — что вместе сильны, как титаны. Но сейчас яро старались доказать друг другу, что все годы совместной борьбы со злом привели к тому, что настоящей панацеей от несправедливости является жестокое истребление разногласий между теми, кто « знает, как правильно и как нужно ».
- Я не хочу сражаться с тобой, Артур, - усталым голосом я сопроводила простой, лишенный всякого подвоха и мастерства удар мечом напролом в грудную клетку Короля Атлантиды, который был так же легко заблокирован при помощи трезубца.
- Лассо правды не прожигает насквозь твою кожу от безумного количества лжи только потому, что ты так яро веришь в неё. Ты ослепла, Диана , - слова Аквамена воспламеняли мой гнев все больше и больше, но кажется, что и для него самого подобные речи были альтаиром в сражении с принцессой амазонок, - И я остановлю тебя, остановлю этот бессмысленный бой, битву, которую мы начали со словами «Это не наша война».
Раненый, в пробитых местами доспехах, гневный морской правитель предпринял отчаянную попытку агрессивного боя, не давая мне и шанса занести меч для контратаки; первые раны от острия трезубца появились и на моей коже. Артур не дал мне шанса добраться до лассо и после непродолжительной схватки холодным оружием выбил меч богов их моих рук.
- Посмотри, к чему мы пришли , - все еще не веря в то, что мне пришлось склонить колено и защищаться лишь скрещенными браслетами от звонких ударов Аквамена, я поддалась слабоволию. Мне тяжело дышать, я проигрываю, - Сдайся. Прими верное решение.

И я сделаю это.

— Н и к о г д а! - пускай это слово будет последним, которое услышит Артур.
Наручни, дарованные Зевсом, прежде формировали щит Эгиды, пробить который было не под силу ни одному, даже самому мощному, оружию на свете. В руках воина, ведомого истинным порывом и чистым сердцем, они были феноменально-фатальным оружием.
Звериным рычание сопроводился финальный аккорд нашей скорбной песни; оглушающие молнии заискрились смертельным сиянием, ведь весь гнев Аквамена и древнейшего оружия в его руках были отражены.
Раскрыв глаза, я готова была собственноручно накинуть на себя лассо правды и убедиться, что я все еще в своем уме: Артур не менее непонимающе пытался адекватно воспринять электрические разряды, которых прежде не источал трезубец Посейдона. Электрические разряды, которые источали мои руки. Молнии, дар Зевса, не причинявшие вреда ни мне, ни Аквамену, соединявшиеся в единый поток разрушающей все вокруг силы.

- Я не вижу конца это жестокой войне…Брат.

Прервав, наконец, испытание собственных потенциалов на прочность, я разъяренно подняла глаза к небесам, объятых свинцовыми мрачными тучами.

Поистине заботливые родители никогда не допустят того, что произошло с безразличного кивка Зевса.

Бесконечные, необъятные горизонты райского острова всегда манили меня своей запретностью, недосягаемостью; поддаваясь вероломным ментальным играм несправедливых богов я верила, что подаренная храбрым женщинами благославленная богинями Темискира скрывает за своими отливающими чистым золотом вратами мир гораздо лучший, нежели тот, где я провела всю сознательную жизнь. С юношеским азартом я преодолевала тернистый лес, вечноцветующей зеленью застилающий неприкосновенные и каменистые просторы острова; солнце настойчиво разбавляло темно-изумрудный мрак, играя сочными мазками на лоне природы и превращая привычные летние виды в живописные отрывки, приковывающих даже самый изощренный взгляд. Недовольные возгласы побеспокоенных нежданным гостем тропических птиц разбавили мягкий шум листвы, добавляя картине ту мелодичную лирику, о которой так вдохновленно пытаются поведать поэты.
Я была рождена из песка, глины и крови храбрейшей женщины Ипполиты; семь дней и семь ночей боги испытывали амазонку на стойкость и терпение, послав томительное ожидание собственного благославления. Храбро перенесла Ипполита бесконечную неделю, в смиренных молитвах и искренних просьбах, пока молния мудрого Зевса не поразила глиняный слепок, озаривший жизнь всех женщин на райском острове; мое тело обладает величайшей силой, завидной выносливостью и смертоносностью. Королева амазонок просила о дочери, но получила в ответ универсальное орудие войны.
И она еще никогда не была столь горда.
Мудрая Ипполита знала, что горькая цена любого мира — кровопролитная война, от которой не защищены даже отрекшиеся от мужского мира женщины. Мать посеяла во мне мысль, что нет большего блага, чем правда. Нет большей отрады, чем храбрость, чтобы сказать правду. Нет более проникновенной мудрости, чем осознанная и правдивая жизнь как перед богами, так и перед самим собой.
Максималистическое стремление к истине должна была погубить меня за границами Темискиры, но явная уязвимость стала броней, надежнее щита, дарованного Зевсом.
Я была рождена из песка, глины и крови, чтобы не бояться. Я пришла в этот мир, ведомая божественными покровителями с мирной миссией, чтобы сделать его лучше. Или нет.
***
Невозможно выбраться из плена насыщенно-зеленых джунглей; освежающая утренняя прохлада обжигает легкие, работающие на износ. Красота родных просторов завораживает, опьяняет, постепенно укрывая шелестом свежей листвы и низвергая в самое сердце тропического леса, подбрасывая все больше препятствий на моем стремительном пути. Кажется, чем дольше я бегу, чем больше усилий прикладываю для того, чтобы приручить тернистый путь, тем упрямее откликается природа на жестокость.
Я редко прибегаю к просьбам о помощи у богов, несмотря на то, что они взяли на себя бремя ответственности за жизнь амазонок, но сегодня все иначе. Милостивые боги, вы смогли создать землю, дали начало прекрасной, удивительно жизни, так помогите мне достойно устоять на ней.
Мое тело неуязвимо и божественно сильно, однако тонко переплетено хрупкими человеческими нитями, являясь симбиозом плоти Зевса и некогда смертной женщины Ипполиты. Я не была желанным ребенком, но тем не менее, судьба позволила мне жить, назло Гере, назло всем детям Зевса судьба распорядилась так, что огонь, горящий внутри меня, намного ярче вероломного костра аморальных родственников.
Я была рождена для справедливой войны и защиты амазонок; с каждым днем божественное начало во мне набирает силу, укрепляя не только стойкость и праведность духа и тела, но и те принципы, которые вразрез идут с политикой Олимпа, ведь греческие боги не защищают людей. Я же избрала иной путь.
Однажды боги принудят ответить меня за свой выбор, но я всегда буду готова сказать им то, чему настойчиво обучала Ипполита. Я скажу им правду. Или нет.
***
«История никогда не уважала женщин. История называла меня рабыней, повелевающей народом-рабынями. История обещала, что мои отпрыски будут жить и умирать по милости мужского кулака. Но история научила меня, что жизнь — привелегия. История дала мне терпение и тебя, милая Диана».
Голос Ипполиты оглушающим эхо отдавался в моем сознании; слова складывались в затейливый паззл, паззл раскрывал дикую жизненную историю, которую мама рассказывала настолько часто, что ее монолог был изучен мною вдоль и поперек, и эти слова я одними лишь губами повторяла за ней в минуты наибольшего отчаяния. Словно молитву.
Но это было моим проклятием.
Зачатая Гераклом, который и был той самой кровавой историей, забытой и ушедшей, выращенная женщиной, обозлившейся на весь мир мужчин и зачарованной тайной жаждой мести и справедливости, я верила, что однажды настанет день, когда хрустальные границы Темискиры разобьются, жалящими осколками вопьются в закаленную солнцем и морскими водами кожу женщин и позволят им дышать полной грудью, почувствовать себя полноценными, завершенными.
Плен густого леса, наконец, развел передо мной увесистые ветви, оставляя наедине с бушующим морским ветром и скалистым берегом, обрывом уходящим в пучину мрачных вод. Подобно утомленному закату я жадно вдыхала соленый воздух, не желая даже на минуту нарушить священную связь с природой, такой нагой и беззащитной предо мной.
Я не была желанным ребенком, не была посланницей богов или наградой за долгие муки. Я была местью, изощренной и коварной, ибо на веки вечные прервала род легенды древнегреческих мифов, которые с любовью и трепетом воспевали подвиги Геракла.
Запреты, зависть и молчаливые обиды сестер подобно Тессея провели меня через лабиринт длительных рассуждений и осмысления собственного бытия, ведь теперь я точно знала, что даже если правда и ранит, то наделяет ноющие шрамы грандиозной неуязвимостью, едва ли сравнимой с божественной. И если это оружие острее, чем дарованные богами доспехи, то мне придется использовать его, чтобы защищать тех, кому не хватает сил сказать правду в полный голос. Или нет.
***
Отчаянный прыжок — и теплые пенистые волны, постепенно сменяющиеся прохладной темной мглой, с довольным шипением погрузили меня в свои крепкие объятия, оглушая беспросветной тишиной; невесомость, очередной испытание дыхания и яркие образы, последовательно сменяющие друг друга подобно кадры старого, неумело снятого фильма бередили старые раны и отрывки, погруженные на дно памяти.
Рожденная от брака прекрасной и любящей невесты в семье почитаемого и храброго вождя, я стала позором для семьи, ведь слепые дети были обузой, от которой избавлялись расчетливо и навсегда; вырощенная отбросами племени и закаленная изгнанием, я стала сильнейшим воином, о котором ходили легенды. Стала самым рьяным и безудержным защитником слабых и униженных, вождем, о котором искалеченные даже и не мечтали. Ведь я обратила их недостатки в сильнейшие доспехи, которые не смог разбить ни один меч.
***
Пласты воды, подвластные Посейдону, не желали выпускать меня из-под своих смертельных покрывал; появившись на свет на невольном судне у пленной женщины, отнятой у семьи и пхищенной для продажи в рабство, я застала момент расцвета ее злости, отчаянно сразившись с захватчиками в смертельном танце восстания. Превратив тюрьму в оружие, огрубевшие и разозленные женщины начали вести отчаянную борьбу против рабства со всеми путешественниками до тех пор, пока их сердце не перестанет биться. Они шли сначала за моей матерью, потом за мной. Шли, не подвергая сомнению истину о том, что делают правильные вещи.
Шли на морское дно с верой в справедливость и правду. Или нет.
***
Палящие лучи солнца заботливо заскользили по влажной коже, прижигая соль и отражаясь бликами на черных смоляных волосах. Мое прошлое скандально, обсуждаемо, таинственно и многогранно, но я точно знала, зачем пришла в этот мир. Точно знаю, что буду нести свой крест до самого конца.
Я - не история. Мое сильное и неуязвимое тело — оружие, стремление к правде — альтаир. Я не обычная женщина.
Они назвали меня Чудом.

Рождаясь свободными, люди делают первые уверенные шаги в этот мир, громко оповещая окружающих о своем человеческом потенциале, о грядущих переменах, о нарушении баланса амбиций и доступных возможностей. Каждый день их жизни посвящен неумолимой борьбе против последствий совершенного выбора за права и веру в то, что каждое их решение было верным, неизбежным, единственным. Тонкие нити альтернатив, ошибок и взлетов переплетаются в искусное полотно, местами истонченное, временами стертое и подшитое, но в итоге этот уютный и родной плед согревает теплой и приглушенной историей многие поколения.
Однако некоторые холсты гораздо лучше предавать огню, позволяя единицам наблюдать за тем, как расплавляются пропитанные железом нити с запеченной кровью. Кровью невинной жертвы, побежденной жертвы, собственной жертвы. Как правило, эти полотна принадлежат людям, издавна познавшим одну тонкую, но такую очевидную мудрость: выбора нет. Есть только правильные и неправильные поступки, истинный путь и тропа, ведущая к заблуждениям. Львиная доля личностей имеет право сделать должное или оступиться, но у меня никогда не было подобной прерогативы.
Все сознательное существование такой естественной функцией, как принятие решения в моей жизни обладал некто более могущественный и жестокий, выстраивающий кадры событий на свое усмотрение, превращая стандартный сценарий в собственную пьесу, извлекая из чужих ошибок и мрачных фрагментов немалую выгоду. Ведь гораздо проще нарушать протокол чужими руками, окуная их по локоть в кровь, нежели в дальнейшем судорожно очищать свои собственные от алого обжигающего яда.
Любой повседневный обыватель взбунтовался бы, будь его стандартизированный механизм зверски перекроен посторонним, но вряд ли хотя бы одна обитательница Красной Комнаты могла предположить, что помимо беспрекословного подчинения и неумолимый веры в истинность приказов есть свобода воли, альтернатива и мысль в неограниченном полете.
Совершенно случайно судьба одарила меня возможностью сделать шаг против указа, и таким образом низвергла на самое дно социального рабства Советов, сделав неуязвимой к вопиющему диктаторству, больше напоминающему удушающие порывы, нежели попытки контролировать все и вся.
Удушье. Легкое, но такое приятное стягивающее в легких ощущение давал порог ниже уровня моря, когда мое тело безмятежно и бесшумно погружалось в прохладные воды моря, укрываемое пенной приглушающей волной от радаров следящих яхты, на которой отдыхает моя цель. Моя жертва. Человек, совершивший слишком много несправедливых и грязных вещей с невинными жертвами, в том числе и распоряжался судьбой других и злоупотреблял этим настолько сильно, что начал задевать других кукловодов, менее скромных в своих потребностях контроля.
Плавные движения, растекающиеся по темному морю маслянистыми кругами, напоминали оттачивание движений к очередной партии для Большого Театра, в котором мне приходилось укрываться достаточно долгое время, дабы политические фигуры не имели повода заподозрить искусную танцовщицу – любовницу Шостакова во владении жестокими навыками охоты на волков.
Перед глазами мутным силуэтом начал вырисовываться темный профиль яхты, мирно покоящейся на привале, а изумительная приглушенная мелодия партии черного лебедя кружевным воспоминанием отразилась мягкой улыбкой на губах, сполна ощущающих солоноватый вкус начинающей холодить каждый сантиметр тела воды, напоминающей о нелегкой ноше костюма и огнестрельного оружия на запястьях.
Едва ли можно найти различия между настолько удачно выбранным прикрытием в прошлом и истинной операцией настоящего времени, тяжелым крестом лежавшей на моей спине: вступление произведения из далекого прошлого начинало глухими нотами восставать со дна памяти, стряхивая снежные покрывала забытья, пока чуть онемевшие от холода ладони аккуратно перебирали балки металлической лестницы, специально оставшейся неподнятой одним из внедрившихся в доверие сотрудников мой жертвы.
Но едва ли этого человека можно назвать жертвой.
Иван Петрович Безухов. Надежда. Опора. Яд. Цель.
Упоительной наградой для злости, тлеющей в самой душе, послужил оказавшийся не в том месте и не в то время охранник Безухова, который не успел поделиться с миром прощальным криком перед тем, как оказался лишенным пульса на сонной артерии; внимание более проворного наблюдателя на палубе привлек приглушенный плеск тела за бортом, и совершенно опрометчиво покинул единственное освещаемое место на судне, увлекая меня в более жестокую схватку. Орудуя поистине железными кулаками, мужчина совершенно не работал головой, предоставляя безграничное количество возможностей для коварной атаки с захватом бедрами; его крик заглушался развитием партии Одиллии в голове. Лишившись сознания после взаимодействия с шокером, юнец поднял слишком много шума, привлекая внимания всего экипажа к моей скромной персоне, вынуждая сменить план скрытой атаки на агрессивный штурм главной цели.
Иван ждал меня. Ждал, так как оставил приоткрытой дверь своей каюты, непозволительно вальяжно расположился с оружием наготове спиной к потенциальному врагу, наверняка наслаждаясь каждой мнимо продуманной минутой. Опрометчиво с его стороны было думать, что перевес силы на стороне мужчины сможет сломить волю женщины со сгнившим по его вине будущим, окровавленным настоящим и рваными ранами напоминающим о себе прошлом.
- Наташа. Как же я долго ждал тебя, как радовался, когда увидел изумительную грацию расправы с моими лучшими людьми. Но к чему это все? – деревянный трон неприятно скрипнул в момент, когда наставник покинул свой пост, угрожающе наводя огнестрельное оружие на свою цель. Ничто не изменилось в его мужественном облике, разве что в покрасневших глазах обыденное спокойствие и невозмутимость сменились нездоровым блеском с искрами помешательства.
Но это моя партия. Мой тщеславный момент великолепия, подогреваемый ненавистью и закипающей в крови волей к жесткой схватке с учителем не мог быть испорчен неотрепетированной речью сумасшедшего, в глазах которого разливались реки отобранной крови невинных людей. Предвкушая длительную прелюдию и значимую роль в моем импровизированном боевом танце, Иван вновь просчитался и получил пули в коленные чашки; развивающееся и набирающее громкость оркестровое сопровождение как нельзя лучше подчеркивали растянувшиеся пересохшие губы в горькой, полной боли, противоречия и ненависти улыбке.
Без сожаления и сомнений я всадила еще одну пулю в его лоб, запечатлев помешано-радостное выражение лица навсегда.
Дыхание сбилось. Финальное па Черного Лебедя вызвало бурный ажиотаж публики, аплодисменты, восклицания и восхищение.
Я не знала точно, сколько времени пришлось потратить на детальное запечатление ужасающей расплавляющейся в крови картины, но постепенно голоса в голове умолкли вместе с классическим произведением, оставляя опустошенность и бездонность сознания. Кристальную чистоту. Облегчение. Безмятежное, детское спокойствие.
- Агент Романофф, статус? – монотонный, тихий голос директора Фьюри эхом добрался до меня совсем внезапно, вынуждая сосредоточиться на ответе.
- Миссия закончена, - незаметно для себя я поднялась с колен возле бездыханного тела Безухова, утирая проступивший на лбу пот и устало потирая переносицу. Выдержав небольшую паузу, я прекрасно знала, каких именно слов ждет директор, - Красная Комната дала мне много возможностей. Достаточно много, чтобы расквитаться со всеми, кто меня туда посадил.

—Никогда не видел Вас здесь прежде, - неоднозначный взгляд постового возле входа в центральную научно-исследовательскую лабораторию Гидры по разработке аналоговой сыворотки Супер-солдата рентгеном прошелся по всему моему телу, и судя по легкому намеку на довольную улыбку некрасивых пухлых губ проверку новый внештатный сотрудник прошел с блеском.
-Ко мне всегда относились предвзято, считая, что женщина не может двигать науку вперед, - мое лицо преобразилось, когда я туго затянула маску доброжелательности на лице, прикладывая искусно преобразованный украденный бейдж к небольшому металлическому квадрату на стене стеклянной лаборатории, за дверями которой люди в чернильных халатах увлеченно занимались химическими опытами и синтезом.
-Женщины с хорошеньким личиком, как правило, заняты чем-то другим, а не наукой, - мускулистая рука медленно провела путь кончиками пальцев от воротника халата к карману на талии, значительно задерживаясь там. Мои губы инстинктивно растянулись в кривой улыбке, и перед глазами, прямо за невзрачным лицом охранника, воображение пустило краткий отрывок из фильма о том, как я достала этот мужской халат у одного из неосторожных и невнимательных лаборантов. Кажется, где то на спине даже не до конца подсохло пятно крови.
- Вы правда считаете, что я хорошенькая? - невинно вскинув брови, я чуть нагнула голову набок, и не сводя взгляда с очарованного постового зашла внутрь помещения лаборатории, оставляя бестолкового юношу со скудно просигналившим металлическим блоком об ошибке допуска. Вот что бывает, когда женщина остается недооцененной.
Сигнал из приемника должен был дойти центрального информационного блока через четыре минуты сорок семь секунд, и поэтому тратить время было нельзя, пускай моим заданием и был параграф 38.1 протокола Щ.И.Т.а — вербовка во вражеский стан посредством добровольной сдачи и соглашением на все условия освобождения, дабы вызвать доверие к своей персоне.
Без каких-либо прелюдий и объяснений я вежливо кивнула псевдоколлегам в знак приветствия, и быстро зашагала к одному из свободных компьютеров, извлекая на пути флеш-карту из потайного кармана на своем костюме под халатом. Фьюри дал мне некоторые пароли и информацию по поводу быстрого взлома скрытой базы данных, этим я и занялась немедленно, активно перебирая пальцами по клавишам, сохраняя необходимые файлы о прогрессе разработки сыворотки на съемный носитель, который дал мне Старк — эта малышка могла быть уничтожена сразу после использования, ведь пока компьютер находится в сети, она служила не накопителем, а лишь средством передачи данных с одной машины на другую. Волнение начало возрастать в геометрической прогрессии в просторном здании лаборатории, и зашептавшиеся ученые начали активно и очень шумно покидать помещение — видимо, наконец сработали датчики блока липового входного удостоверения — конечно, ведь хозяина пропуска не видели уже с неделю. Мне удалось передать директору даже больше информации, чем планировалось, и поэтому пока я торжественно решила прихватить еще пару блоков информации, база данных уже начала сигнализировать о сливе, таким образом, закрывшись от потусторонних вмешательств.
Штурм-оружие Гидры прибыло с минуты на минуту, и все же, это слишком большой перерыв для организации, по уровню техники и подготовки агентов способной посоревноваться со Щ.И.Т.ом. Согласно протоколу, я должна была дать короткий бой с проигрышом со своей стороны, и таким образом оказаться в пункте назначения операции — комнате для допроса.

Для некоторых подобный план действий мог показаться манной небесной, ведь все, что нужно делать — позволить сопернику ослепнуть от собственного великолепия. Но я не привыкла проигрывать даже в случае, если это мое задание. Но не сегодня.
Спустя несколько минут агрессивной атаки, стрельбы травматическим оружием на поражение и безуспешных попыток вести со мной кулачный бой, я намеренно допустила стратегическую ошибку и позволила одному из агентов обезоружить себя, сдавшись, таким образом, на честный суд врагу. Пока мои руки по локоть были закованы в оковы из очень тяжелого металла, офицеры Гидры забрали на анализ мои браслеты, пояс и пару запасов на черный день в ногах, а так же успели внедрить в зону шейных позвонков микроэлеткродный датчик, который за долю секунды мог вырубить меня, как только я окажу сопротивление. Очень умно, хоть какой-то прогресс в задержке лазутчиков.
Гордая, статная молодая женщина с чернильно-мрачным цветом локонов, как и говорил Фьюри, незамедлительно пожаловала в опустошенное здание лаборатории со своей скромной свитой персональной охраны, которая своевольно подхватила меня под руки, едва ли позволяя касаться пола носочками.
- Хайль Гидра! - вновь мои губы растянулись в нечто подобие улыбки, и я позволила сбившимся во время боя рыжим локонам на лбу рассыпаться по плечам, встречаясь, наконец, прямыми взглядами с Пересмешницей, которую Фьюри не соизволил предупредить о продуманном плане, иначе вся интрига и искренность пропала бы, даже несмотря на то, что Бобби была изумительной актрисой. Непреклонное и озлобленное выражение лица Морс совершенно невыгодно подчеркивало её аккуратные, тонкие и женственные черты лица, превращая хорошенькое личико в концентрированное адское создание. Свита Морс без прелюдий сильно стиснули мои плечи, начиная вышагивать в неизвестном направлении.

Золотые огни Верхнего Ист-Сайда приветственно освещали летящих на пестрые огни театра элитных мотыльков; весь город находился в сладостном предвкушении великолепного зрелище на сцене Королевского театра. Долгожданная премьера классической интерпретации «Гамлета» обещала сорвать занавес равнодушия с сердец зрителей, и запечалится в их душе навсегда. Но, разумеется, наиважнейшим аспектом этой премьеры являлось то, что соберутся все самые желанные и знаменитые личности. Спасительная соломка для тех, кто пытается вырваться из грязи в князи, ведь даже самые опасные хищники сегодня так элегантно припрятали свои коготки в парадные перчатки; очередной вечер для тех, кто, стискивая зубы, терпит впивающиеся в голову шпильки и натирающую обувь от Prada, расхаживая по длинному полотну театра под руку с одним из ведущих дизайнеров в мире моды.
-Доброго Вам времени препровождения, мисс Блэр, - вечно-улыбающийся и несколько пугливый водитель подал мне руку, дабы помочь выбраться из машины. Все его существо чуть дрогнуло, едва мои губы растянулись в приятной улыбке, предназначенной для него. Какой чувствительный мальчик. Жаль, что его хрупкие надежды разобьются вдребезги о граненый холод в моих глазах. Впрочем, как и его сердце.
Подобрав подолы своего темно-вишневого закрытого платья, я медленно направилась в сторону парадного входа, который был уже буквально испещрен элегантными шляпками и обилием черно-белых одежд. Лица людей сверкали великолепием, как и драгоценности на их шеях. Увлеченный разговор лился, словно струи горячего летнего ветра, заполняющие собой все пространство; мне великим трудом далось пробраться в самую гущу событий, неминуемо угодив в объятия старого знакомого моей мамы, с которым она так увлеченно беседовала. Единственным вопросом с моей стороны было невербальное обращение к каждому лицу в холле – где Арчибальд, из-за которого я вынуждена вот уже более нескольких минут находится в плену внимания едва знакомых мне людей? Он же не мог взять и бросить меня на таком ответственном мероприятии?
«Прости, моя милая Б. Финансовые партнеры моего отца потребовали мое присутствие на ужине. Сегодня тебе придется сидеть на нашем излюбленном балконе в одиночестве» - в этот момент мне хотелось сжать телефон в своей маленькой ладошке и сплющить его, словно это была шея Нейта.
Сегодня был слишком важный день для таких печальных новостей. Он не мог себе позволить подобного. Придется сидеть в одиночестве? Неужели он настолько уверен в том, что после публичного позора я буду вынуждена что-то делать ради него?
«Сплетница» не меньше недели трубила о том, как сладка вновь состоявшаяся пара Натаниэля Арчибальда и Блэр Уолдорф; о том, как долгожданна их пара на не менее долгожданной премьере. Это катастрофа. Просто катастрофа.
Все мое существо теперь было занято тем, чтобы утешить себя в коротких и бессмысленных разговорах со знакомыми, незнакомыми и официантами. До премьеры оставались считанные минуты, и я не могла позволить себе грустить.
- Блэр, до нас дошел слушок, что вы с Нейтом вновь объявите о вашей паре официально. Но он, кажется, задерживается? – едким, словно щелочь, тоном пропела одна из многочисленных копий Уолдорф, подхватив меня под руку, и не позволяя более совершить каких-либо движений. «Этот обруч ни к чему на вечере. Полная безвкусица!», - была бы моя воля и ступеньки музея вместо светского общества, я бы с радостью применила метод угроз и унижения для непослушницы.
- Он не задерживается. Мы пришли не вместе. И вряд ли придем когда – либо, - на моем лице была затянута ржавыми лентами маска обольстительной улыбки и совершеннейшего спокойствия. Мягко пожав плечом на округлившиеся глаза девушки, рука которой уже истошно нащупывала мобильный в сумочке, я постаралась сдерживать хаос злости, творящийся в моей голове и планировавший перебраться на язык.Уже собираясь выкрутиться из цепких объятий незнакомки, я почувствовала прохладную руку на своей талии, которая без особых усилий переманила меня из плена очередной незнакомки с неудачной пародией дьявольской улыбки.

К слову, о нечисти.
Моему мягко сказать ошарашенному взору предстал Мрачный Король Басс, весьма довольный произведенным на меня эффектом.
- Ну же, давай, наслаждайся своим триумфом. Пусть вся твоя дьявольская свита отметит мою неудачу бокалом мартини, - одарив Чарльза своей самой неискренней и приторной улыбкой, я, однако, позволила ему увлечь себя подальше от начавшей рассылать сплетни простушки.

— Вот, к чему привели ваши героические попытки доказать свое паршивое мнение. Они завели вас в настоящий ад, уж поверьте, агент Романофф.
Пауза. Громкая. Но откуда-то издалека моего сознания доносился хриплый смешок всех тех людей, через огонь и испытания которых мне пришлось проползти, стиснув зубы, чтобы выжить. И столь забавное описание обычной тюрьмы с чуть более внимательными наблюдателями, трехразовым питанием и социальной изоляцией как ада достаточно своеобразно разрядило атмосферу, созданную Старком.
За паузой с моей стороны последовал незначительный кивок. Я достаточно вальяжно восседала на металлическом стуле, не сводя глаз со своего оппонента, на ярко освещаемом лбу которого уже показалась тонкая вена и капли пота. Он нависал над моим телом, словно коршун, прилетевший на пир несправедливости; для ее восстановления нужно было всего лишь освободить руки от железных оков на столе и хорошенько врезать шестерке Старка, однако, оставив весь свой гнев для самого виновника торжества. Воистину, что-то здесь было не так.
- Неужели?
-Слишком много крови невиновных было пролито из-за того, что граждане своей страны не желают жить в законе и порядке, - внезапно сократив расстояние между нашими лицами до непозволительного, уверенный в себе офицер возжелал произвести угрожающее впечатление на преступника, ожидая наверняка не той реакции, которая последовала на такое заявление.
В мгновение наши лбы соприкоснулись в негромком треске, в результате чего офицер мгновенно закинул голову назад, начиная победоносно завывать.
-Недостаточно много для того, чтобы утопить в ней Вас, офицер, - позволив себе короткую улыбку, тут же покинула почетное сидение под руководством двух громил, что за долю секунды раскрыли железные наручники и заломили руки за спину; Старк все это время наблюдал за происходящим со стороны, прямо за дверью, и пока меня провожали до нового места обитания, я успела увидеть его удрученное, серое лицо и даже выкрикнуть то, что еще долгим эхом проносилось по пустому, тонкому коридору.
-О, неужели это то, к чему ты стремился?
***
Кажется, я провела достаточно долгое время, прислонившись к стене спиной, внимательно разглядывая прозрачное пространство вместо двери, которое так и манило обманчивой свободой. Изумительно подобранная голограмма с микроэлектродной сеткой, которая в раз испепелит все, что окажется на её пути. Возможно, предварительно даст мощный электрический разряд непослушному гражданину. Да, Тони, прежде, чем заключать бывших соратников в собственноручно спроектированную тюрьму, убедись, что прежде друзья не распивали пиво, сидя на чертежах. Возможно, там и есть кое-какие дополнения и обновления, но начинка остается прежней. Безвкусной.
Перед тем, как позорно запустить в замкнутую комнату, служащие с ног до головы обезоружили меня, лишив элементарной кожаной обуви, за которую я готова была вырвать им глотку. Они забрали все: пояс, браслеты, оружие разной масти, пару припасов на черный день, вшитые в костюм. Однако перед тем, как пробежать пальцами по экрану блокировки камеры, один из охранников довольно неоднозначно и подозрительно провел рукой по моим волосам и в области шеи. Автоматически закатившиеся глаза с моей стороны заставили его молча втолкнуть меня в камеру, оставив напоследок в памяти кривую ухмылку.
Опустив голову, я позволила огненно-рыжим локонам рассыпаться перед лицом, скрашивая мрачный, сероватый пейзаж перед глазами хотя бы на мгновение. Мне было неинтересно, кого еще упрятали на этом этаже, а, вероятно, и в этом здании. Возможно, первобытный, плохо контролируемых страх закрытых пространств потихоньку начинал подкатывать к горлу, но что-то внутри начинало автоматически и на корню душить это чувство.
В камере напротив меня что-то мелькнуло, и с каждой секундой мои глаза начали приспосабливаться к различению движения во тьме. Сероватый полумрак сменился на чернильный ночной, однако эти резковатые движения и точеный профиль я узнала бы из тысячи.
- Бартон? - приглушенный шепот моего голоса разбил стекло тишины, что парализовала окружность коридорного типа, заставляя передвигающийся профиль остановиться.
Какого черта?! Это же технологии Старка, он не мог упустить из виду возможность переговоров? Но как бы там ни было, он слышал меня, и, вероятно, сейчас тоже недоумевал. Сосредоточившись, я даже невольно сощурилась, пытаясь осознать, откуда поступают волны звука.
За ухом. Нечто за ухом выдавало мне шум в камере напротив.
Место, куда нагло залез неприметливый охранник, лицо которого уже уплыло из моей памяти.

— Не оставляй меня одну.
— Я должен.

Томящее полуденное солнце в последний раз скользнуло краснеющими лучами по могущественным остриям утеса Кастерли, растворяясь в порозовевшем вечернем небе, заливая его алеющим светом, словно на белоснежные снега облаков выплеснули всю кровь, что была пролита бушующими кланами, борющимися за Железный Трон. Размеренность и относительное спокойствие во всей природе нарушал лишь слабый ветер, приятно касающийся кожи нагретыми за день струями, стекающими с самого неба. С западной стороны величественного замка открывался вид на Закатное море, волны которого лишь изредка подгонялись ленивым потоком ветра, вследствие чего путешествия кораблей как из Утеса, так и в него затягивались. К моему счастью.

Я прекрасно знала, что Он должен. Присягнув на веру рыцарству и богам, Джейме был верен данной клятве и мечу. Безукоризненно исполняя свою службу, брат добился неприкосновенного уважения и доверия со стороны отца; сплетающиеся в особом узоре тонкие полосы шрамов, расцветающие на его груди, являлись свидетельствами грандиозных побед в турнирах и первых вылазках в Королевский лес, которые не остались незамеченными воспитателем Джейме, лордом Кракехоллом.

Каждое его движение, вольное или невольное, будь то мановение рукой или учтивый кивок головой - все это говорило о том, кем он являлся. Настоящим Ланнистером. Львом. Наследником Отца.

Даже сейчас, опираясь мускулистыми руками на мраморную ограду величественного балкона в солярии Тайвина, где мы обычно встречали закат и провожали счастливые юные дни, он с некой дерзкой гордостью вскинул голову, позволяя непослушным, песочного цвета волосам рассыпаться по лбу и шее, приковывая все мое внимание к его персоне. В это дивное мгновение, переводя светло-зеленые, по-детски чистые глаза, таким образом, что головы наши повернулись друг к другу одновременно, губыДжейме растянулись в кривой, одному лишь ему присущей обезоруживающей улыбке. Как и мои. Одновременно с его. Как-то Нед Старк охарактеризовал его улыбку "режущей, словно нож". Для меня это был настоящий меч, поднимавший целое восстание теплоты в душе, и с каждым разом восстание окончательно разрушало меня до основания. Без Джейме я более не чувствовала себя целой.

Мы пришли в этот мир вместе. Мы принадлежим друг другу.
Ветер усиливался с каждой секундой, опасливо предвещая ночной шторм и улучшение погоды для мореплавателей. Наверное, мы провели достаточно долгое время, внимательно разглядывая друг друга, так как едва я нехотя прервала наш молчаливый разговор, как солнце уже устало скрылось за одним из возвышений Кастерли, однако продолжая распространять алые реки по небу, позволяя первым вестникам сумерек покрывать израненные облака.

Кажется, он знал, о чем я думала.

Я слышала, как участилось дыхание брата, чувствовала, как отчетливо и яро начало биться его сердце. Проступившие вены на молочной, заметно огрубевшей коже рук, от напряженного сжатия прохладного мрамора поигрывали на его суставах, и ладони медленно заскользили к моим, что были аккуратно сложены в замок, покойно сжатые на грациозном, аккуратно подточенном изгибе перил.

Сама природа жаждала приближения заветного дня моей свадьбы с Робертом Баратеоном. Дня, когда Утес Кастерли останется лишь призрачным воспоминанием, а безлунные ночи, проведенные за бесконечными разговорами и молчаливыми объятиями с Джеймебудут заживо похоронены в каменистой септе Утеса. Как и юная и прекрасная леди Серсея, дочь Тайвина и Джоанны Ланнистеров.

С самого, казалось, рождения меня готовили к тому, что я стану Королевой. В дальновидных планах отца сначала родилась именно Королева, а потом уже белокурая девочка, навечно связанная со своим братом.

Мне не нужен был Роберт Баратеон, Корона Семи Королевств, Железный Трон и роскошные владения Королевской Гавани в придачу без человека, который являлся неотъемлемой частью меня самой. Как бы ни готовила меня септа, как бы ни учила достойно принимать разочарования и боль, с такой мощной волной горя я не могла справиться самостоятельно. Тошнотворная боль прохладной и скользкой рукой скрутила мои легкие, едва аккуратные пальцы Джейме опустились на мои ладони; я чувствовала, как он приблизился, как сожалеющее закрылись его веки, как глубоко он задышал, теперь возвышаясь за моей спиной, все ещё удерживая теплой рукой мою. Мы делили горе, что мощным потоком леденеющего ветра навеяло с моря, как я и предположила, теперь уже с азартом поигрывающим беспокойными волнами. Вместе. Я ощущала привкус соленой воды, и этот вкус вкупе с разрывающим горем был самым ужасным, что только может быть на свете.

Небо прощально расцветало самой сочной гаммой кровавых оттенков, воцарившаяся тишина в момент триумфа заката с завидной скоростью успокаивала шум волн; надежные рукиДжейме опаляли мою кожу, становилось невыносимо мучительно терпеть его невинные, робеющие прикосновения к моим волосам, то, с какой сдерживаемой жадностью он прильнул к моему плечу. Печальная улыбка коснулась моих губ, едва в алеющем мраке прикрытых глаз восстал образ воинственного Ланнистера, облаченного в золоченые доспехи, мужественные руки гордо сжимали валирийскую сталь, что грозно и победоносно сверкала в его руках. Высившийся стан вселял юношескую неуверенность в его противников, смягчающим бальзамом обливая мое сердце. Но сейчас он был таким смиренным. Покорным. Моим.

— Оставь меня.
— Я не должен.

Скользнувшая по моей щеке теплая, заметно напряженная ладонь заставила вновь раскрыть глаза и встретиться взглядом искрящимися реками золота в глазах насыщенно – зеленого цвета, потемневшими с приближением ночи. Не в силах остановить желание впитать в себя всего его без остатка, я, подобно ему, покорно склонила голову, прислонившись лбом ко лбу. Этот жест был гораздо интимнее неприкрытого влечения и изобилующей страсти, гораздо значимее бесчисленного количества слов, важнее даже героических поступков, что Джейме считал неотъемлемой, преимущественной частью свой жизни. Ничего на свете в это мгновение не имело больше значения, чем наше единое сердце, бьющееся в отчаянном и идентичном ритме; мы перехватывали вздохи друг друга, подобно расстающимся юнцам, с неимоверной жаждой сжимали наши руки. Мы были единым целым.

— Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя.

Каждое его признание тупым, ржавым лезвием проходилось по моему израненному сердцу, в ту же секунду омывая терпким, целительным бальзамом. Джейме заживо жег мою душу, вынуждая задыхаться собственной любовью к нему.
И это разъедающее изнутри чувство, старательно и медленно убивающее, терзающее мысли, гордость, мораль было самым прекрасным, на какое только способен живой человек.

Оно заставляло с каждым прожитым мигом вожделеть необъемлемой власти и собственной покорности.