Рождаясь свободными, люди делают первые уверенные шаги в этот мир, громко оповещая окружающих о своем человеческом потенциале, о грядущих переменах, о нарушении баланса амбиций и доступных возможностей. Каждый день их жизни посвящен неумолимой борьбе против последствий совершенного выбора за права и веру в то, что каждое их решение было верным, неизбежным, единственным. Тонкие нити альтернатив, ошибок и взлетов переплетаются в искусное полотно, местами истонченное, временами стертое и подшитое, но в итоге этот уютный и родной плед согревает теплой и приглушенной историей многие поколения.
Однако некоторые холсты гораздо лучше предавать огню, позволяя единицам наблюдать за тем, как расплавляются пропитанные железом нити с запеченной кровью. Кровью невинной жертвы, побежденной жертвы, собственной жертвы. Как правило, эти полотна принадлежат людям, издавна познавшим одну тонкую, но такую очевидную мудрость: выбора нет. Есть только правильные и неправильные поступки, истинный путь и тропа, ведущая к заблуждениям. Львиная доля личностей имеет право сделать должное или оступиться, но у меня никогда не было подобной прерогативы.
Все сознательное существование такой естественной функцией, как принятие решения в моей жизни обладал некто более могущественный и жестокий, выстраивающий кадры событий на свое усмотрение, превращая стандартный сценарий в собственную пьесу, извлекая из чужих ошибок и мрачных фрагментов немалую выгоду. Ведь гораздо проще нарушать протокол чужими руками, окуная их по локоть в кровь, нежели в дальнейшем судорожно очищать свои собственные от алого обжигающего яда.
Любой повседневный обыватель взбунтовался бы, будь его стандартизированный механизм зверски перекроен посторонним, но вряд ли хотя бы одна обитательница Красной Комнаты могла предположить, что помимо беспрекословного подчинения и неумолимый веры в истинность приказов есть свобода воли, альтернатива и мысль в неограниченном полете.
Совершенно случайно судьба одарила меня возможностью сделать шаг против указа, и таким образом низвергла на самое дно социального рабства Советов, сделав неуязвимой к вопиющему диктаторству, больше напоминающему удушающие порывы, нежели попытки контролировать все и вся.
Удушье. Легкое, но такое приятное стягивающее в легких ощущение давал порог ниже уровня моря, когда мое тело безмятежно и бесшумно погружалось в прохладные воды моря, укрываемое пенной приглушающей волной от радаров следящих яхты, на которой отдыхает моя цель. Моя жертва. Человек, совершивший слишком много несправедливых и грязных вещей с невинными жертвами, в том числе и распоряжался судьбой других и злоупотреблял этим настолько сильно, что начал задевать других кукловодов, менее скромных в своих потребностях контроля.
Плавные движения, растекающиеся по темному морю маслянистыми кругами, напоминали оттачивание движений к очередной партии для Большого Театра, в котором мне приходилось укрываться достаточно долгое время, дабы политические фигуры не имели повода заподозрить искусную танцовщицу – любовницу Шостакова во владении жестокими навыками охоты на волков.
Перед глазами мутным силуэтом начал вырисовываться темный профиль яхты, мирно покоящейся на привале, а изумительная приглушенная мелодия партии черного лебедя кружевным воспоминанием отразилась мягкой улыбкой на губах, сполна ощущающих солоноватый вкус начинающей холодить каждый сантиметр тела воды, напоминающей о нелегкой ноше костюма и огнестрельного оружия на запястьях.
Едва ли можно найти различия между настолько удачно выбранным прикрытием в прошлом и истинной операцией настоящего времени, тяжелым крестом лежавшей на моей спине: вступление произведения из далекого прошлого начинало глухими нотами восставать со дна памяти, стряхивая снежные покрывала забытья, пока чуть онемевшие от холода ладони аккуратно перебирали балки металлической лестницы, специально оставшейся неподнятой одним из внедрившихся в доверие сотрудников мой жертвы.
Но едва ли этого человека можно назвать жертвой.
Иван Петрович Безухов. Надежда. Опора. Яд. Цель.
Упоительной наградой для злости, тлеющей в самой душе, послужил оказавшийся не в том месте и не в то время охранник Безухова, который не успел поделиться с миром прощальным криком перед тем, как оказался лишенным пульса на сонной артерии; внимание более проворного наблюдателя на палубе привлек приглушенный плеск тела за бортом, и совершенно опрометчиво покинул единственное освещаемое место на судне, увлекая меня в более жестокую схватку. Орудуя поистине железными кулаками, мужчина совершенно не работал головой, предоставляя безграничное количество возможностей для коварной атаки с захватом бедрами; его крик заглушался развитием партии Одиллии в голове. Лишившись сознания после взаимодействия с шокером, юнец поднял слишком много шума, привлекая внимания всего экипажа к моей скромной персоне, вынуждая сменить план скрытой атаки на агрессивный штурм главной цели.
Иван ждал меня. Ждал, так как оставил приоткрытой дверь своей каюты, непозволительно вальяжно расположился с оружием наготове спиной к потенциальному врагу, наверняка наслаждаясь каждой мнимо продуманной минутой. Опрометчиво с его стороны было думать, что перевес силы на стороне мужчины сможет сломить волю женщины со сгнившим по его вине будущим, окровавленным настоящим и рваными ранами напоминающим о себе прошлом.
- Наташа. Как же я долго ждал тебя, как радовался, когда увидел изумительную грацию расправы с моими лучшими людьми. Но к чему это все? – деревянный трон неприятно скрипнул в момент, когда наставник покинул свой пост, угрожающе наводя огнестрельное оружие на свою цель. Ничто не изменилось в его мужественном облике, разве что в покрасневших глазах обыденное спокойствие и невозмутимость сменились нездоровым блеском с искрами помешательства.
Но это моя партия. Мой тщеславный момент великолепия, подогреваемый ненавистью и закипающей в крови волей к жесткой схватке с учителем не мог быть испорчен неотрепетированной речью сумасшедшего, в глазах которого разливались реки отобранной крови невинных людей. Предвкушая длительную прелюдию и значимую роль в моем импровизированном боевом танце, Иван вновь просчитался и получил пули в коленные чашки; развивающееся и набирающее громкость оркестровое сопровождение как нельзя лучше подчеркивали растянувшиеся пересохшие губы в горькой, полной боли, противоречия и ненависти улыбке.
Без сожаления и сомнений я всадила еще одну пулю в его лоб, запечатлев помешано-радостное выражение лица навсегда.
Дыхание сбилось. Финальное па Черного Лебедя вызвало бурный ажиотаж публики, аплодисменты, восклицания и восхищение.
Я не знала точно, сколько времени пришлось потратить на детальное запечатление ужасающей расплавляющейся в крови картины, но постепенно голоса в голове умолкли вместе с классическим произведением, оставляя опустошенность и бездонность сознания. Кристальную чистоту. Облегчение. Безмятежное, детское спокойствие.
- Агент Романофф, статус? – монотонный, тихий голос директора Фьюри эхом добрался до меня совсем внезапно, вынуждая сосредоточиться на ответе.
- Миссия закончена, - незаметно для себя я поднялась с колен возле бездыханного тела Безухова, утирая проступивший на лбу пот и устало потирая переносицу. Выдержав небольшую паузу, я прекрасно знала, каких именно слов ждет директор, - Красная Комната дала мне много возможностей. Достаточно много, чтобы расквитаться со всеми, кто меня туда посадил.
