Shades of gray

— Иди сюда, — сказал Гидеон и потянул меня к другой стороне стола. Наконец он отпустил мою руку. Но только для того, чтобы двумя руками обнять меня за талию и притянуть к себе. — Как прошел твой разговор с графом?

— Он был очень… содержательным, — сказала я. Призрачное сердце трепетало в груди, как маленькая птичка, и я проглотила комок, застрявший в горле. — Граф мне объяснил, что ты… что ты и он придерживаетесь странной точки зрения, что влюбленную женщину легче контролировать, чем любую другую. Наверное, очень досадно, проделать всю сложную подготовительную работу с Шарлоттой, а потом оказаться перед необходимостью начать со мной все сначала. Или?

— Что ты только что сказала? — Гидеон смотрел на меня, наморщив лоб.

— Но ты отлично справился, — продолжала я. — Граф, между прочим, тоже так считает. Конечно, я не была таким уж сложным заданием… Боже, мне становится так стыдно, когда я думаю о том, насколько я легко тебе поддалась.

Я больше не могла смотреть на него.

— Гвендолин… — Он замолчал. — Сейчас начнется. Давай перенесем этот разговор. Мы продолжим позже. Спокойно. Я хоть и понятия не имею, что ты хочешь сказать…

— Я только хочу знать, правда ли это. — сказала я. Конечно, это была правда, но надежда, как известно, умирает последней. В моем животе появились предвестники предстоящего прыжка во времени. — Действительно ли ты запланировал, влюбить меня в себя, точно так же, как раньше ты это проделал с Шарлоттой?

Гидеон отпустил меня.

— Это дурацкий момент, — сказал он. — Гвендолин. Мы сейчас продолжим. Я обещаю тебе.

— Нет! Сейчас! — Комок в моем горле разорвался и сразу потекли слезы. — Достаточно, если ты скажешь «да» или «нет». Ты всё запланировал?

Гидеон потер лоб.

— Гвен…

— Да или нет? — всхлипнула я.

— Да, — сказал Гидеон. — Но ради бога — не плачь.

И во второй раз за этот день рухнуло мое сердце — на этот раз второе издание, призрачное сердце, выросшее от невозможной надежды — в бездну и разбилось на мелкие осколки.

— Окей, собственно это было всё, что я хотела узнать, — прошептала я. — Спасибо за твою откровенность.

— Гвен, я бы хотел тебе объяснить…

Blair Waldorf and Chuck Bass.

«— I love you!
— Well, that's too bad.»

Чак , дьявол во плоти, надменный сын миллиардера, который тратит деньги отца направо и налево. Он циничный, самовлюбленный, но чертовски обаятельный.

Блэр , королева Би, избалованная эгоистичная девочка, которая привыкла во всем добиваться своего, она жаждет власти и признания.

Две сильные личности, два противоречия! Они могли уничтожить друг друга, но они полюбили. Полюбили так сильно, что изменились до неузнаваемости. Любовь сделала их лучше, сильнее, умнее и милосерднее. Эта любовь научила их по-настоящему жить.

Chuck: Please don't leave with him.

Blair: Why? Give me a reason… and "I'm Chuck Bass" doesn't count.

Chuck: 'Cause you don't want to.

Blair: That's not enough.

Chuck: 'Cause I don't want you to.

Blair: That's not enough.

Chuck: What else is there?

Blair: The true reason I should stay right where I am and not get in the car. Three words. Eight letters. Say it… that I'm yours.

Chuck: I… I…

Blair: Thank you. That's all I needed to hear.

Нельзя сдаваться, если ты встретил настоящую любовь, даже если объект твоей страсти просит об этом.

Блэр: Тебе нечего скрывать от нас.

Нейт: Она права, Серена. Никто из нас не святой.

Блэр: Да, я занималась сексом с Чаком в лимузине…

Чак: Несколько раз…

Нейт: Я занимался с тобой сексом на свадьбе, когда встречался с Блэр . Однажды…

*все смотрят на Чака*

Чак: Я - Чак Басс.

Я вообще не понимаю, кому нужен этот XXI век?
Тут же все пошло и скучно.
Верните сухой закон и джаз.
Будем пить и веселиться тайком.

Я слегка помешана на фэнтези. В общем, чтобы быть моим парнем надо быть волшебником, трибутом, джедаем, сумеречным охотником, вампиром, королем Нарнии, чуваком с числом вместо имени, оборотнем, пиратом, Мерлином, ангелом, кем-то из Винчестеров, ну или следующим Доктором.
Да, я умру одинокой.

Однажды на жёлтом листе бумаги с зелёными строчками он написал стихотворение.
И назвал его «Пасть», потому что так звали его собаку.
О ней и был весь стих.
И его учитель поставил ему высший балл и наградил золотой звездой.
И его мама повесила стих на кухонную дверь и зачитала его тётушкам.
Это был год, когда Отец Трейси повёл всех детей в зоопарк.
И разрешил им петь в автобусе.
И его маленькая сестра родилась с крошечными ногтями и без волос.
И его мать и отец много целовались.
И девушка, живущая за углом, отправила ему валентинку,
внизу неё поставив ряд букв «х», и он спросил своего отца, что это означает.
И его отец всегда по ночам поправлял ему одеяло.
И всегда был рядом.
Однажды на белой бумаге с синими строчками он написал стихотворение.
И назвал его «Осень», потому что тогда было это время года.
О ней и был весь стих.
И его учитель поставил ему высший балл и попросил его писать разборчивее.
И его мать не повесила стих на кухонную дверь, потому что она была недавно покрашена.
И ребята сказали ему, что Отец Трейси курит.
И оставляет окурки на скамейках.
И иногда они прожигают дырки.
Это был год, когда его сестра стала носить очки с толстыми линзами и чёрной оправой.
И девушка, живущая за углом, рассмеялась, когда он позвал её смотреть Санта Клауса.
И ребята рассказали ему, почему его мать и отец так много целовались.
И его отец больше не поправлял ему одеяло.
И его отец рассвирепел, когда он попросил его сделать это.
Однажды на бумаге, вырванной из своей записной книжки, он написал стихотворение.
И назвал его «Невинность: вопрос», потому что это был вопрос о его девушке.
Об этом и был весь стих.
И его учитель поставил ему высший балл, одарив странным взглядом.
И его мать не повесила стих на кухонную дверь, потому что он не показал его ей.
Это был год, когда Отец Трейси умер.
И он забыл, чем заканчивается текст Апостольского Символа веры.
И он застал свою сестру целующейся у заднего выхода.
И его мать и отец больше никогда не целовались и даже не разговаривали.
И девушка, живущая за углом, стала слишком много краситься.
Из-за этого он закашлялся, когда целовал её, но всё равно продолжал это делать, потому что был должен.
И в три часа утра он сам поправил себе одеяло под громкий храп своего отца.
Поэтому на клочке коричневого бумажного пакета он написал другое стихотворение.
И назвал его «Абсолютная пустота».
Потому что стих был именно об этом.
И он сам поставил себе высший балл и порезал чёртовы запястья.
И он повесил стих на дверь ванной, потому что подумал, что не сумеет дойти до кухни.

— Я хочу сказать, это не как в кино, где глупые придурковатые девчонки и тому подобное. В жизни всё сложнее. Девушкам нужен тот, кто сможет дать им цели.

— Цели?

— Точно. Не понимаешь? Девушкам нравятся парни, которых нужно добиваться. И это даёт им цели, поддерживает в тонусе. Как мама. Что бы ты делал, если бы мама перестала суетиться вокруг тебя, не заставляла убираться в комнате? И что бы ты делал, если бы она не суетилась и не заставляла тебя всё это делать? Каждому нужна мама. И мама знает это. И это даёт ей чувство цели. Уловил?

— Ага, — сказал я, хотя это было не совсем так. Тем не менее, я понял достаточно, чтобы сказать «ага» и не соврать.

— Дело в том, что некоторые девушки верят, что реально могут изменить парней. И, что забавно, если бы у них это и правда получалось, они бы заскучали. Стало бы нечего добиваться. Просто нужно иногда делать вид, что ты меняешься, как им того хочется, вот и всё. Некоторые из них поймут это сразу же. Некоторые позже. Некоторые никогда. Не нужно особо беспокоиться об этом.

1. Всем, кто спрашивает, действительно ли Джейс и Клэри брат и сестра, всегда говори ДА.
2. Если кто-нибудь говорит, что не хочет слышать спойлеры, всё равно спойлери ему. Но только неправду.
3. Джейми - наш Джейс.
4. Люби и уважай своего парабатай, как будто вы Уилл и Джем.
5. Когда Клэри и Джейс будут целоваться в кино, кричи ИНЦЕСТ. Пусть люди офигевают.
6. Когда кто-то умирает, говори Ave Atque Vale.
7. Всегда поддерживай группу Саймона, как бы отстойно она ни играла.
8. Всегда выгляди в чёрном лучше, чем вдовы твоих врагов.
9. Всегда спрашивай Джейса, можно ли потрогать его манго.
10. Ничего меньше 17 сантиметров.

— Вот и боюсь: заведешь привычку обжиматься с учителями — и загуляешь с тем, другим тренером.
— Ах ты сексист! Мне могут прислать учителя-женщину.
— Ну, с учительницей обжиматься разрешаю. При условии, что мне можно смотреть.
— Смешно. — Улыбнувшись, Клэри начала складывать плед. — Опасаешься, как бы новый инструктор не оказался красивей тебя?
Джейс выгнул брови:
— Красивей меня?
— Почему нет? Теоретически, все возможно.
— Теоретически, планета может расколоться, и мы с тобой окажемся по разные стороны разлома. Вечно скорбящие, без возможности соединиться. Правда, и о подобном я не беспокоюсь. Некоторые вещи, — Джейс, как обычно, криво усмехнулся, — не стоят даже того, чтобы о них заикаться.

В дверях эдема ангел нежный
Главой поникшею сиял,
А демон мрачный и мятежный
Над адской бездною летал.
Дух отрицанья, дух сомненья
На духа чистого взирал
И жар невольный умиленья
Впервые смутно познавал.
«Прости, — он рек, — тебя я видел,
И ты недаром мне сиял:
Не всё я в небе ненавидел,
Не всё я в мире презирал».

Жителей британского города терроризирует похожий на персонажа книги Стивена Кинга клоун
Жителей британского города Нортгемптон запугал разгуливающий по улицам клоун, который похож на персонажа из книги Стивена Кинга "Оно", пишет The Telegraph.
Клоун в гриме и рыжем парике просто стоит на улице и машет прохожим. Местные жители считают его поведение "странным и пугающим", отмечает газета.
Одна из жительниц Нортгемптона рассказала, что клоун как-то раз позвонил ей в дверь, предложив покрасить ей подоконник, правда никаких приспособлений для этого у него с собой не было.
Дополнительное опасение, пишет The Telegraph, у прохожих вызывает подозрительная схожесть "циркача" с персонажем книги Стивена Кинга Оно.
По словам самого клоуна, единственное, чего он хочет — это чтобы его видели. При этом он не понимает, почему его все не любят.

— Скажи мне, — сказала она между поцелуями, пока их мокрые лица скользили друг о друга. — Скажи мне, что не так… О, — она охнула, когда он отстранился от нее, только чтобы обвить руками ее талию. Он поднял ее и поставил на сломанную колонку, благодаря чему они стали практически одного роста. Затем взял руками ее голову и наклонился вперед, так что их тела почти касались друг друга — но не совсем. Это нервировало. Она ощущала лихорадочный жар, исходящий от него; ее руки все еще лежали на его плечах, но этого было не достаточно. Она хотела, чтобы он обнял ее и крепко держал. — П-почему, — выдохнула она, — ты не можешь говорить со мной? Почему ты не можешь смотреть на меня?

Он наклонил лицо вниз, чтобы посмотреть ей в глаза. Его глаза, обрамленные потемневшими от дождя ресницами, были невероятно золотистыми.

— Потому что я люблю тебя.

Она не могла больше сдерживаться. Она убрала руки с его плеч, просунула пальцы в петли на его ремне и притянула его к себе. Он позволил ей сделать это без малейшего сопротивления, его руки опирались о стену, держа его тело против ее, пока они не оказались прижаты повсюду — в груди, бедрах, ногах — как элементы мозаики. Его руки скользнули к ее талии, и он поцеловал ее, долго и медленно, заставляя ее вздрогнуть.

Она отстранилась.

— Это не имеет никакого смысла.

— Не имеет, — сказал он, — но мне плевать. Меня тошнит от попыток притвориться, что я могу жить без тебя. Разве ты не понимаешь? Разве ты не видишь, что это убивает меня?

Она уставилась на него. Она видела, что он говорил правду, видела это по глазам, которые знала, как свои собственные, по темным кругам под этими глазами, пульсе на его шее. Ее желание получить ответы столкнулось с наиболее примитивной частью ее мозга и проиграло.

— Тогда поцелуй меня, — прошептала она, и он прижался губами к ее губам, а их сердца заколотились вместе, разделенные тонкими слоями мокрой ткани. И она тонула в этом, в ощущении его поцелуя; от дождя, стекающего с ее ресниц; от его рук, скользящих свободно по мокрой, смятой ткани ее платья, которая стала тонкой и липкой от дождя. Это походило на ощущение его рук на ее голой коже, груди, бедрах и животе. Когда он дошел руками до подола ее платья, то схватил ее ноги, прижимая ее сильнее к стене, пока она обхватила ими его талию.

Он издал удивленный низкий звук и вцепился пальцами в тонкую ткань ее колготок. Вполне ожидаемо, они порвались, и внезапно его мокрые пальцы оказались на обнаженной коже ее ног. Чтобы не отставать, она скользнула руками под край его промокшей футболки, и позволила ее пальцам изучать то, что было под ней: упругую, горячую кожу поверх ребер, его рельефный живот, шрамы на его спине, уголки тазовых костей над поясом его джинсов. Это была неизученная область для нее, но, похоже, это сводило его с ума: он тихо застонал, продолжая целовать ее все сильнее и сильнее, будто этого было недостаточно, совсем недостаточно…