Это просто Вьюи блог

"Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится." Апостол Павел

я журналист. служил в городской газете. у меня два кредита и съёмная комната в двушке. я состарился на полжизни и не заметил, как слова меня превратили в большие уши. я писал обо всём - о насильниках и маньяках, поножовщине, наркоманах и дтп, о погоде: "сегодня +10, слякоть", и о том, как в детсадик приехал мэр. по ночам я писал о бывшей - но это в стол, сочинял стихи (без цели их в сеть сливать) был несчастен. разбит. и как сокол гол. и по венам моим вместо крови текли слова. просыпался - слова по радио и в метро, приходил на работу - словами писал про город. даже ночью слова залетали в открытый рот, застревая в горле. я не мог рассказать, как тошно - кругом клише, и в груде изнывал молчанья комок тугой. я не ведал, куда же податься моей душе, чтоб найти слова, не затасканные толпой. всё до нас рассказали, остался сплошной репит, да неважно о чём, говорят, а важнее - как!.. ненавижу слова. и тех, кто их говорит. я - огромная пишущая рука. но недавно я понял, что немы лишь лес и смерть и отправился в глушь, где деревья мне стали кров. отключил телефон и ноутбук, приобрёл мольберт, и с тех пор не писал и не слышал проклятых слов. я глазами в себя впускаю безмолвную красоту, я сбежал из тюрьмы глаголов, созвучий, букв. доверяю себя лишь молчанию и холсту, обучаю мир и без слов понять меня как-нибудь. я слова оставил влюблённым и подлецам: ну хоть что-то ведь этим несчастным пора иметь. как же сладко молчать - известно лишь мертвецам, сумасшедшим, Богу, и к счастью, отныне мне.

Я вас люблю. Как грозовая туча над вами-грех. За то что вы язвительны и жгучи. И лучше всех.

ты выбираешь женщину рассудком, не сердцем и не голосом души. от этого мне делается жутко: как так умеют люди, расскажи? она должна быть стройной и покорной, предельно ясной в мыслях и словах, и волосы, постриженные ровно, должны лежать покорно на плечах. она должна всегда вставать с рассветом, готовить чай и поливать цветы, и соблюдать любые этикеты, в любое время, как захочешь ты! но эта не пойдет к тебе босая, по снегу дожидаться у ворот! не будет мокнуть, стоя у трамвая, забыв в квартире курточку и зонт! не постучится в дверь в ночи глубокой, сказать, что без тебя нельзя дышать! и если надо станет очень строгой, и если надо - доброй, словно мать! и горько мне от этой дешевизны; набрав в ладонь посредственный букет, ты выбираешь женщину для жизни, как выбирают пищу на обед. #астахова

не исчезай пожалуйста не исчезай у Бога твои глаза у Бога твой запах, не исчезай, не нарушай заповедь "не убий, не убий, не убий" - трижды. не исчезай, меня ведь и так выжгло. ты высыхаешь по капле, внутри засуха, не исчезай, меня положи за пазуху буду лёгкая, как перо грустная, как пьеро, надоем, так скрутишь в бараний рог, стану упорна и зла - твердынь, и тогда из-за пазухи вынь, но не брось меня. не оставь. утопи, заморозь, расплавь - все что хочешь, только останься. не забывай мою станцию - это повод ее проехать, но узнать меня по цветным ботинкам, сигарете, пустому перрону и кофте с мехом. я вросла в перрон и вросла в "курить". я закрою глаза, открою - а ты не сон. ноль один два - /на ниточке/ три. ананасова

я устал, Арабелла. вчера обещали снег. вчера я курил две пачки, гулял по схеме и что-то читал. нещадно тянулось время. потом я уснул. и видел тебя во сне. вчера я сидел, кривляясь и хохоча. вчера я порвал твои письма. ну что, довольна? мне стало легко, потом нестерпимо больно. я снова ходил по барам и по врачам. я устал, Арабелла. мой дом не нашел уют. мой дом без тебя пустует, мой дом без крыши, когда тебя нет. и я ни черта не слышу ни реплик, ни слов. не чувствую, если бьют. я пробовал жить с другими, пускай не ты! их сотни стоят. красивы, умны, пригожи, но это не то. они на богинь похожи, а в мозге моем витают твои черты. не те голоса и руки, глаза пустуют. она обнимает нежно, а мне противно. я, губы сомкнув, целую ее картинно. потом ухожу и снова ищу другую. я полный кретин, но чувства к тебе впитал и их не отжать под краном, не высечь плетью. они обросли титаном, рудой и медью. я песни пишу. конкретно про это - третью. вернись, Арабелла. слышишь? я так устал. (с) Маша Штольц

и когда ты в её губы врастёшь, сталь твоё сердце проткнёт (помнишь? - хотел стать рок-звездой, космонавтом, долгих прожить сто, и уйти, полируя чьим-то бедром стол). но когда ты в её губы врастёшь, кольт нашпигует шестью пулями грудь. боль продерётся внутри с мачете наперевес. и покажется будто воздух исчез весь. потому что в губах её - яд, а глаза врут. потому что пьянеешь с ней - и уже труп. потому что она - тромб и она - рак. потому что она - главный в тебе брак. и когда ты прижмешь бедра её, стул будет выбит, ремень горло сожмёт. стук каблуков уходящих слух разорвёт. дверь закрываясь едва скрипнет. ещё две или три - и уже хрип перейдёт в стон. (помню, как я хотел стать… и прожить сто, помню парня из зеркала - крепко с ним дружил. … если б он меня слушал - был бы ещё жив). © Даниил Тихонов

Когда миссис Корстон встречает во сне покойного сэра Корстона, Она вскакивает, ищет тапочки в темноте, не находит, черт с ними, Прикрывает ладонью старушечьи веки черствые И тихонько плачет, едва дыша. Он до старости хохотал над ее рассказами; он любил ее. Все его слова обладали для миссис Корстон волшебной силою. И теперь она думает, что приходит проведать милую Его тучная обаятельная душа. Он умел принимать ее всю как есть: вот такую, разную Иногда усталую, бесполезную, Иногда нелепую, несуразную, Бестолковую, нелюбезную, Безотказную, нежелезную; Если ты смеешься, - он говорил, - я праздную, Если ты горюешь – я соболезную. Они ездили в Хэмпшир, любили виски и пти шабли. А потом его нарядили и погребли. Миссис Корстон знает, что муж в раю, и не беспокоится. Там его и найдет, как станет сама покойницей. Только что-то гнетет ее, между ребер колется, Стоит вспомнить про этот рай: Иногда сэр Корстон видится ей с сигарой и «Джонни Уокером», Очень пьяным, бессонным, злым, за воскресным покером. «Задолжал, вероятно, мелким небесным брокерам. Говорила же – не играй».

когда я остался один - метался по всей квартире. четырежды ставил чайник. четырежды забывал. метался потом по кухне, мишенью в забытом тире. под вечер звонил начальник. хотел закатить скандал. по городу вечерело. по ящику возмущались. стреляли по чьим-то детям, по северным городам. я вспомнил - не повидались. и даже не попрощались. она говорила "едем", и бегала к поездам. потом в новостях молчали. молчали, молчали, молчали. а после заговорили. уныло, как патефон. нарыли видеозапись, и долго о ней кричали, и долго ее крутили. заснято на телефон, как поезд уходит с рельсов, сгибается, подлетает, скрипит на вагонных стыках, ломается на ходу. ее девятнадцатый номер несильно совсем мотает, - и сбрасывает, сметает в горящую пустоту… не надо кричать от боли, когда от нее уходишь. не надо стонать и плакать, - "она навсегда с другим". быть может, что против воли уже навсегда запомнишь не горечь от расставанья, а только огонь. и дым. (с) Арчет

вот со школы я скоро домой побегу вприпрыжку, в мои светлые волосы пальцы запустит ветер. мне сегодня семь лет, мама с папой подарят книжку и я стану самым счастливым на этом свете. мне сегодня двенадцать, я знаю, что стану старше, что у ярких цветов бывают темней оттенки, что любить - это отдавать свои кепсы Даше и что больно - это когда ты разбил коленки. мне пятнадцать. сейчас все стало совсем иначе. вчера снова подрался с парнем, он думал, струшу, а в последние дни мама часто кричит и плачет, говорит, что я стал слишком грубым и непослушным. восемнадцать. уже больше шрамов на юной коже, я теперь не хожу во двор, не играю в прятки. говорят, что взрослым плакать совсем негоже и поэтому я просто вру им, что все в порядке. двадцать два. универ за спиною, успех все ближе, у меня есть мечта, есть идеи, еще - удача, я хочу изменить целый мир, покорить все крыши, но пока не совсем понимаю, что это значит. на кровать сквозь открытые ставни сочится утро, наконец-то свой дом, где хотелось бы встретить старость. тридцать два - я опять стану старше, но почему-то это больше не вызывает былую радость. видел Дашу, она вышла замуж. все то же солнце в ее взгляде, меня согревающем даже в стужу; это чертово правило жизни - мы остаемся совершенно не с теми, кому подарили душу. сорок лет. я большой начальник, мой голос важен, я тут понял - вокруг все шатко и эфемерно. я женился на голубоглазой девчонке. каждый говорил, что пора, это правильно. да, наверно. сорок пять. вместо праздничной party абсент и ящик. я пропах дорогими духами, табачным дымом. это утро станет последним из настоящих, состоящих из мусора стимулов стать счастливым. шестьдесят, семьдесят два - я устало считаю годы, собирая свой опыт в разорванные карманы. я всегда и во всем так упорно искал свободу, но тем самым себя все сильней запирал в капканы обещаний, надежд, обязательств. какого черта я загнал себя в рамки, пытаясь стереть границы, я мечтал поздно ночью добраться пешком до порта и уплыть далеко, начиная с пустой страницы. ________________________________________________ мне опять восемнадцать. мир соткан из проходящей мимо вечности, тиканье стрелок стирает память. это утро станет последней из настоящих, состоящих из веры возможностей все исправить.

слушай, слушай, слушай, я расскажу о чём-то, это почти что сказка, просто с плохим концом. только у стен есть уши, буду шептать негромко, чтобы на этот раз её знали лишь мы вдвоём. знаешь, а этим летом я залезал на крыши, пойман был лишь однажды, но убежать успел. и засыпал я где-то, где только волки рыщут, и просыпался утром на удивленье цел. улочки, закоулки - ветры меня носили так, что едва касались ноги мои земли. и я летел, как птица, даром что был без крыльев, чтобы ни боль, ни скука взять меня не смогли. вроде бы получилось, нет позади погони, есть лишь твоя улыбка, запах твоих волос. лёд твоих тонких пальцев греют мои ладони, всё, о чём мне мечталось, здесь и сейчас сбылось. я расскажу о ветре и расскажу о лесе, чтобы опять услышать звонкий знакомый смех. только вот почему-то взгляд твой совсем не весел, голос твой еле слышен, словно сквозь шум помех. … просто тебя здесь нет и быть не могло бы вовсе. "она умерла" - два слова помню я наизусть. кажется, ты мне снишься, и наступила осень, и остаётся верить, что больше я не проснусь. (с) Анна Луганская

не вижу смысла говорить и спорить пламенно, опровергая сплетни. без сомнения, я помню зло не потому, что я злопамятна, скорее, в целях самосохранения. © Любовь Козырь, 2014