я журналист. служил в городской газете. у меня два кредита и съёмная комната в двушке. я состарился на полжизни и не заметил, как слова меня превратили в большие уши. я писал обо всём - о насильниках и маньяках, поножовщине, наркоманах и дтп, о погоде: "сегодня +10, слякоть", и о том, как в детсадик приехал мэр. по ночам я писал о бывшей - но это в стол, сочинял стихи (без цели их в сеть сливать) был несчастен. разбит. и как сокол гол. и по венам моим вместо крови текли слова. просыпался - слова по радио и в метро, приходил на работу - словами писал про город. даже ночью слова залетали в открытый рот, застревая в горле. я не мог рассказать, как тошно - кругом клише, и в груде изнывал молчанья комок тугой. я не ведал, куда же податься моей душе, чтоб найти слова, не затасканные толпой. всё до нас рассказали, остался сплошной репит, да неважно о чём, говорят, а важнее - как!.. ненавижу слова. и тех, кто их говорит. я - огромная пишущая рука. но недавно я понял, что немы лишь лес и смерть и отправился в глушь, где деревья мне стали кров. отключил телефон и ноутбук, приобрёл мольберт, и с тех пор не писал и не слышал проклятых слов. я глазами в себя впускаю безмолвную красоту, я сбежал из тюрьмы глаголов, созвучий, букв. доверяю себя лишь молчанию и холсту, обучаю мир и без слов понять меня как-нибудь. я слова оставил влюблённым и подлецам: ну хоть что-то ведь этим несчастным пора иметь. как же сладко молчать - известно лишь мертвецам, сумасшедшим, Богу, и к счастью, отныне мне.