tru dreams cum tru

Не гадайте на любовь
Дайте сердцу подсказать
С кем делить все тайны снов
С кем парить, кому отдать
Небо на ладони

Очень осторожно
Если только тронуть
Все разрушить можно
Если кто не верит
Глупому разврату
Если сердце бредит
Значит так и надо

Не гадайте на любовь
Если счастливы в глазах
Не гадайте на любовь
Все решают небеса

сумасшедшее время
замещаю старшую, работы дофигище, времени ни на что нет
после работы, почти сразу, на тренировку
на тренировке просто все силы, до изнемождения

но чёрт, все это такой кайф
просто нереальный

я получаю столько удовольствия, от того что я тупо устаю, что у меня нет практически времени
идиотка..)

упаду на колени перед родными, с просьбой о прощении.
но, никогда не согнусь пред неверными.
не слушаю, а лишь прислушиваюсь к близким,
добра ведь мне только желают.
завистливые люди давно уж из списка вычеркнуты -
этим людям не место подле меня.
любовь подарю недостойному,
а достойному сына.
такая уж жизнь – тут не угадаешь.
любовь подарю недостойному,
а достойному сына.
эта фраза не покидает мою и без того светлую головку, всё чаще с ней ложусь спать,
в пустую кровать, с ней и со своей гордостью…
надеюсь и верю, что встречу любовь и опровергну свою же цитату.

ведь занять место жопой - принцип подземки, занять место сердцем - путь любви.

"Мои мечты и чувства в сотый раз
Идут к тебе дорогой пилигримов"

В. Шекспир

Мимо ристалищ, капищ,
мимо храмов и баров,
мимо шикарных кладбищ,
мимо больших базаров,
мира и горя мимо,
мимо Мекки и Рима,
синим солнцем палимы,
идут по земле пилигримы.
Увечны они, горбаты,
голодны, полуодеты,
глаза их полны заката,
сердца их полны рассвета.
За ними поют пустыни,
вспыхивают зарницы,
звезды горят над ними,
и хрипло кричат им птицы:
что мир останется прежним,
да, останется прежним,
ослепительно снежным,
и сомнительно нежным,
мир останется лживым,
мир останется вечным,
может быть, постижимым,
но все-таки бесконечным.
И, значит, не будет толка
от веры в себя да в Бога.
…И, значит, остались только
иллюзия и дорога.
И быть над землей закатам,
и быть над землей рассветам.
Удобрить ее солдатам.
Одобрить ее поэтам.
1958

В вечерней тишине звонят колокола
И звезды светят мягким светом.
За окном, по рельсам, шагают поезда
И спешат нам сообщит об этом.

Спокойствие, уют и тишина.
Хруст переплета новой книжки.
Спасибо, осень, за золотые времена.
За вновь построенные вышки.

устала от самой себя

люблю дни, когда в офисе человека 2-3

работы много, но это кайф

уже забыла что такое учеба

знаю к чему идти, знаю чего добиваться

не знаю, одного, чему радоваться

борьба с самим собой.
две сущности.одна я.

одна желает добиваться целей самостоятельно, достигать высот своим трудом и не быть никому обязанной. возводить свои стены своим трудом.
другая, наиболее женская, хочет быть той самой глупой дурнышкой, которой на все это плевать, потому что у нее есть своя стена.

много борьбы, много музыки.
много ностальгии.
много меня.

в своих мыслях я терзаю себя.

грустно

"Слепые блуждают

ночью.

Ночью намного проще

перейти через площадь.

Слепые живут

наощупь,

трогая мир руками,

не зная света и тени

и ощущая камни:

из камня делают

стены.

За ними живут мужчины.

Женщины.

Дети.

Деньги.

Поэтому

несокрушимые

лучше обойти

стены.

А музыка — в них

упрется.

Музыку поглотят камни.

И музыка

умрет в них,

захватанная руками.

Плохо умирать ночью.

Плохо умирать

наощупь.

Так, значит, слепым — проще…

Слепой идет

через площадь."

— Иосиф Бродский

хочу, готова и буду благодарить Всевышнего! ты слышишь меня! люблю

последний день лета в Хаджоке. командировка. наверно это было самое верное завершение. последние минуты сгорали в костре, как и все то, о чем нужно было сожалеть. и когда огонь погас, стал очевиден переход к новому. более разумному, холодному

Августовские любовники,
августовские любовники проходят с цветами,
невидимые зовы парадных их влекут,
августовские любовники в красных рубашках с полуоткрытыми ртами
мелькают на перекрестках, исчезают в переулках,
по площади бегут.

Августовские любовники
в вечернем воздухе чертят
красно-белые линии рубашек, своих цветов,
распахнутые окна между черными парадными светят,
и они всё идут, всё бегут на какой-то зов.

Вот и вечер жизни, вот и вечер идет сквозь город,
вот он красит деревья, зажигает лампу, лакирует авто,
в узеньких переулках торопливо звонят соборы,
возвращайся назад, выходи на балкон, накинь пальто.

Видишь, августовские любовники пробегают внизу с цветами,
голубые струи реклам бесконечно стекают с крыш,
вот ты смотришь вниз, никогда не меняйся местами,
никогда ни с кем, это ты себе говоришь.

Вот цветы и цветы, и квартиры с новой любовью,
с юной плотью входящей, всходящей на новый круг,
отдавая себя с новым криком и с новой кровью,
отдавая себя, выпуская цветы из рук.

Новый вечер шумит, что никто не вернется, над новой жизнью,
что никто не пройдет под балконом твоим к тебе,
и не станет к тебе, и не станет, не станет ближе
чем к самим себе, чем к своим цветам, чем к самим себе.

Bсе равно ты не слышишь, все равно не услышишь ни слова,
все равно я пишу, но как странно писать тебе снова,
но как странно опять совершать повторенье прощанья.
Добрый вечер. Kак странно вторгаться в молчанье.

Bсе равно ты не слышишь, как опять здесь весна нарастает,
как чугунная птица с тех же самых деревьев слетает,
как свистят фонари, где в ночи ты одна проходила,
распускается день - там, где ты в одиночку любила.

Я опять прохожу в том же светлом раю, где ты долго болела,
где в шестом этаже в этой бедной любви одиноко смелела,
там где вновь на мосту собираются красной гурьбою
те трамваи, что всю твою жизнь торопливо неслись за тобою.

Боже мой! Bсе равно, все равно за тобой не угнаться,
все равно никогда, все равно никогда не подняться
над отчизной своей, но дано увидать на прощанье,
над отчизной своей ты летишь в самолете молчанья.

Добрый путь, добрый путь, возвращайся с деньгами и славой.
Добрый путь, добрый путь, о как ты далека, Боже правый!
О куда ты спешишь, по бескрайней земле пробегая,
как здесь нету тебя! Tы как будто мертва, дорогая.

B этой новой стране непорочный асфальт под ногою,
твои руки и грудь - ты становишься смело другою,
в этой новой стране, там где ты обнимаешь и дышишь,
говоришь в микрофон, но на свете кого-то не слышишь.

Cохраняю твой лик, устремленный на миг в безнадежность, -
безразличный тебе - за твою уходящую нежность,
за твою одинокость, за слепую твою однодумность,
за смятенье твое, за твою молчаливую юность.

Bсе, что ты обгоняешь, отстраняешь, приносишься мимо,
все, что было и есть, все, что будет тобою гонимо, -
ночью, днем ли, зимою ли, летом, весною
и в осенних полях, - это все остается со мною.

Принимаю твой дар, твой безвольный, бездумный подарок,
грех отмытый, чтоб жизнь распахнулась, как тысяча арок,
а быть может, сигнал - дружелюбный - о прожитой жизни,
чтоб не сбиться с пути на твоей невредимой отчизне.

До свиданья! Прощай! Tам не ты - это кто-то другая,
до свиданья, прощай, до свиданья, моя дорогая.
Oтлетай, отплывай самолетом молчанья - в пространстве мгновенья,
кораблем забыванья - в широкое море забвенья.

27 января 1962