to whom it may concern

Уже второй год Лана с точностью до мельчайших деталей описывает моё состояние. Весь 2014 - это Ultraviolence во всей красе психологического насилия; нынешний 2015 - Honeymoon, причём чужой, немой, за которым мне приходится наблюдать и затыкать себе рот.

Ультранасилие прошлого года началось в апреле с океанской West Coast. Всё захлёстывало небывалой лёгкостью, как волной. Я верила, что справлюсь, что всё будет отлично. I'm alive, I'm a lush your love. I can see my baby swinging, his Parliament is on fire when his hands are up. И я действительно верила, что всё закончится нами. После - Shades of Cool. Все слова, что я слышала, стали для меня этой песней. Обещания "потерпи, всё будет", "мне нужна ты и никто больше". And when he calls, he calls for me and not for you. But I can't fix him, can't make him better, and I can't do nothing about his strange weather. Потом всё разбилось, разлетелось вдребезги. Лето стало отвлечением от разочарований, поэтому были только ненавязчивые Florida Kilos, Black Beauty и безумная Cruel World. Shared my body and my mind with you - that's all over now. And I'm so happy now that you're gone! Put my little party red dress on, everybody knows that I'm the best(a mess), I'm crazy. Сентябрь и октябрь стали отголосками океанической West Coast, а после вечера в машине я пела дома Sad Girl, потому что это почти шло из моего сердца к другому, наплетаясь на красную ниточку судьбы словами but you haven't seen my man, you haven't seen him: he's got the fire and he walks with it, he's got the fire and he talks with it. А всем вокруг хотелось петь watch what you say to me, careful who you're talking to, ибо с ним я чувствовала себя самой красивой, самой необходимой миру, самой важной.

Медовый месяц, а вместе с ним и крах моей жизни начался с августовской High By The Beach. Now you're just another one of my problems. Baby, baby, bye-bye. Я жила и не знала бед тогда, всё было по плечу. Когда два месяца не видишь человека, из-за которого через себя не можешь переступить, словно от оков освобождаешься. Всё легко, ты готов жить наконец. А затем пришла осень и Honeymoon. Эта песня заставила меня оцепенеть и перестать дышать. Вся она - тяжкий груз на грудь. Вся она - напряжение и вселенская печаль, будто песня не о медовом месяце, а о похоронах большого чувства. We both know that it's not fashionable to love me. Everything you do is elusive too even for you, honey dew. Я похоронила, сожгла, а теперь оплакиваю. Honeymoon - песня моего траура. После появилась Music To Watch Boys To. Оторванная от земли, погружает тебя под толщу воды, но внезапно на глубине появляется возможность дышать. Открываешь глаза, и мир становится ярче. I know what only the girls know: lies can buy eternity. I see you going so I play my music, watch you leave. А теперь ночная Salvatore. Басистый недосмех/недоплач на заднем фоне, убаюкивающее пение Элизабет, тихие звуки фортепиано в проигрыше. Everything looks better from above my king. And I've been waiting for you all this time. I adore you, can't you see, you're meant for me? Dying by the hand of a foreign man happily. Умираю в агоническом смехе, а это - моя последняя успокоительная колыбельная. Меня гладят по голове, и я медленно засыпаю и пропадаю.

Не ешь мясо, хлеб, яйца, масло, кексы, каши.

Не ешь яблоко.

Не ешь.

Много ли нас на свете таких? Неспящих до самого рассвета, (не) пьющих, слушающих грустную музыку?

Я вот, например, сегодня сражалась с ВДВшником, он назвал меня матёрой бабой, из-за которой приходится применять силы, чтобы удержать. А пару часов назад я резала вены в его ванной. Матёрая баба. Всё вынесу. Только не себя, не монстров в своей голове. Мы около часа обзывались, мешая другим спать, я вырывалась из его цепких рук, а перед сном он, назло мне, громко врубил музыку на всю квартиру. А сейчас, когда он сладко спит, я иду и тихонечко выключаю музыку и ноутбук. Знаете, каково искать кофе в чужой квартире? Знаете, каково не спать в одиночестве, будучи чужим Хранителем снов? Ледяной Джек мне бы позавидовал. Хотя мы в похожих ситуациях: в меня никто не верит, меня никто не видит, я сильна лишь в холоде.

Все дороги безвозвратно разбиты, нет надежд, а я сижу на пороге очередного бомжатского романтизма. Чужой кофе, чужая квартира, чужая водка, чужое пиво. И нет ничего моего. Будто оторвана от земли, будто меня здесь нет. Я умру, не оставив даже такой нищенский, тоненький след. Песчинка, не ставшая песчинкой. Не оправдавшая надежд суши. Ничто. Никто. Вещь размером с атом.

Возьми меня, бабушка, к себе под крыло, нет мне здесь наставника.

Нам никогда не будет 60, а лишь четыре раза по 15

Мой двухметровый ВДВшник сказал очень мудрую мысль:

ни с одной девушкой нельзя расстаться по-доброму. Даже если очень хочешь. Просто невозможно. Всегда потом будут разговоры "он козёл/у него маленький член/он скупердяй/он требовательный/он такой-сякой". Либо сопли. Которые впоследствии заканчиваются теми же разговорами. С девушкой можно расстаться, выйдя из ситуации сухим из воды, только в двух случаях: либо ты уходишь на войну, либо в армию. Третьего не дано.

Деньги хочется зарабатывать как минимум потому, что сможешь покупать любые вещи где только захочешь. Вещи хотя бы не предают и не делают больно.

Кожаная куртка не разобьёт тебе сердце, фетровое пальто не уйдёт от тебя со словами "мы слишком разные", огромная удобная футболка с изображением любимого персонажа не заставит тебя почувствовать себя ненужной, платье с открытой спиной не станет смеяться над твоими чувствами, теплейший свитер не заставит тебя плакать, из-за джинс с высокой талией ты не будешь не спать ночами, отличные туфли не променяют тебя на первую шлюху.

Шопоголизм - болезнь, появляющаяся от недостатка любви и разочарования в ней.

Я не красотка с инстаграмов, у меня не ноги-палочки, лицо не блещет индивидуальностью, но мне очень нравится эта фотография, уж простите.

Лето - не лето, если я хоть раз не вернусь домой промокшая насквозь.

Первая шарлотка в году.

Доказывает, насколько я люблю сладкое. И пироги. И тесто. Пусть огнь, вода и лютый пиздец, пусть температура в 37.9, предобморочное состояние и желание сдохнуть, но встану и сделаю пирог. Который даже съесть не смогу. Ни кусочка. Зато пирог. Который потом, как оказалось, оценили даже продавщицы в магазине(бабушка извинялась, что отнесла им два кусочка без моего разрешения, простихоспади).

К тому же нелегко впасть в депрессию, когда рядом не умолкает Линда: то пытается уговорить меня купить огромную фиолетовую меховую шапку, то возмущается по поводу жутко невкусного ужина, который нам как-то подали. «Это были подогретые рыбные палочки?». Линда — как светлячок. В Средние века в Венеции была такая профессия — codega: человек с зажженным фонариком шел впереди по ночам и показывал путь, отпугивая воров и демонов и вселяя чувство уверенности и защищенности на темных улицах. Вот это и есть Линда — мой временный маленький codega, доставленный по спецзаказу.

Если жизнью ты обижен, слушай группу Joy Division!

Простите. По радио играет Love Will Tear Us Apart, я не могла это не написать.

Когда мне становится одиноко, я говорю себе: ну и пусть, Лиз, побудь немного в одиночестве. Научись быть одна. Прочувствуй, каково это. Хоть раз в жизни задержись в таком состоянии. Радуйся новому опыту. Но никогда, никогда больше не используй другого человека физически и эмоционально, наваливая на него груз своей неудовлетворенности.

Тут я стала объяснять Айве свое отношение к молитве. Что неудобно мне требовать от Бога чего-то конкретного — как будто моя вера недостаточно сильна. Ну не по нутру мне просить: Бог, будь добр, измени то-то и то-то, потому что очень уж сложно жить. Как знать, может, Он нарочно подстроил мне такие трудности, чтобы я их преодолела? Я больше люблю молиться о том, чтобы Он дал мне мужество справиться с любыми неприятностями, и неважно, как все обернется.

Айва вежливо меня выслушала и спросила:

— И кто вбил тебе в голову такую глупость?

— Почему это?

— Откуда ты взяла, что нельзя просить о чем-то конкретном? Ты сама — часть Вселенной, Лиз. Ты — ее составляющее и имеешь полное право участвовать в том, что происходит в мире, и высказывать свои чувства. Выскажи свое мнение. Изложи проблему. Гарантирую, тебя по крайней мере выслушают.

— Правда? — Вот это новость так новость.

— Правда!

Мы с Дэвидом расстались насовсем. Или не совсем насовсем. Трудно припомнить, сколько раз мы расставались и воссоединялись за эти месяцы. У нас образовалось нечто вроде ритуала: я уходила от Дэвида, ко мне возвращались силы и уверенность, а потом его прежняя страсть вдруг вспыхивала с новой силой (когда он видел, какой сильной и уверенной я снова стала). Уважительно и рассудительно мы обсуждали, не стоит ли нам «попробовать снова», и каждый раз придумывали новый, вполне здравый план, как преодолеть нашу очевидную несовместимость. Мы твердо вознамерились решить эту проблему. Ведь разве бывает такое, что двое людей, настолько влюбленных друг в друга, не могут жить долго и счастливо? Не может быть, чтобы у нас ничего не вышло. Просто не может. Воссоединившись и вдохновившись новыми надеждами, мы проводили вместе несколько самозабвенно счастливых дней. Иногда даже недель. Но в конце концов Дэвид опять замыкался в себе, а я начинала требовать его внимания (или наоборот — я липла к нему, а он уходил в себя: так мы и не выяснили, что за чем следует), и мое сердце снова было разбито. А Дэвид уходил.

Он был моей приманкой и отравой.