- Кто с тобой? – Никого. Я, моя персона и я сама

меня увозили в больницу, просили встать, дотронуться пальцем до носа, что-то еще. а я объяснял, что птицы должны летать. что птицам, по сути, без неба нехорошо. (с) Превзойти Всех

Мы сидим впятером и о жизни мечтаем.
Мы сидим впятером, кипятим воду к чаю.
Мы сидим впятером, мы одни во вселенной.
Мы сидим впятером.
Мы сидим. Я и стены.

Наши странности

• Мы говорим: "Это — не главное", когда знаем, что у нас нет иного выбора, как примириться.

• Мы говорим: "Я не поднимал трубку, потому что был занят", когда нам стыдно признаться в том, что слышать этот голос больше не доставляет нам радости.

• Мы говорим: "Мне от тебя больше ничего не надо", когда не можем получишь то, что хотим.

• Мы говорим: "Здесь холодно", когда нам необходимо чье-нибудь прикосновение.

• Мы говорим: " Мне незачем больше жить", когда хотим, чтобы нас разубедили в этом.

• Мы говорим: "Спасибо тебе за то, что ты есть", когда не можем сказать: "Я люблю тебя".

• Мы говорим: "Я никому не нужен(нужна) ", когда мы в действительности не нужны одному-единственному человеку.

• Мы говорим: "Я справлюсь", когда стесняемся попросить о помощи.

• Мы говорим: "Ты хороший друг", когда забываем добавить: "…но тебе не стать для меня кем-то большим".

• Мы говорим: "Я доверяю тебе", когда боимся, что мы стали игрушкой.

• Мы говорим: "Навсегда", когда нам не хочется смотреть на часы.

• Мы так много всего говорим, что когда на языке остаются три последних неизрасходованных слова, мы поджимаем губы, смотрим в пол и молчим.

• Мы смеёмся над смертью и покупаем килограммы таблеток в аптеке.

• Мы говорим, что жизнь прекрасна и идём в магазин за ещё одной бутылкой водки.

• Нам не важно общественное мнение, и мы постоянно спрашиваем: "как я выгляжу?".

• Мы любим одиночество и крепко сжимаем в руке мобильник.

Лежали в больнице в палате одной
Два тяжко больных человека.
Один у окошка лежал, а другой —
У двери, где не было света.

Один постоянно в окошко глядел,
Другой — лишь на краску дверную.
И тот, что у двери узнать захотел
Про жизнь за окошком — иную.

С готовностью первый больной рассказал,
Что видно ему из окошка:
Там тихая речка, дощатый причал
И ходит по берегу кошка.

По синему небу плывут облака
Причудливые, как зверушки,
Сидят на причале там два рыбака
И с внуком гуляет старушка.

И так каждый день — то про сказочный лес
Рассказывал, то про влюблённых,
Другой же сосед перестал, даже, есть,
Считая себя обделённым.

Он мучился злобой, и зависть росла,
Его постепенно съедая.
Не мог он понять, почему же была
Тут несправедливость такая.

Однажды сосед у окна занемог,
Что не было сил разогнуться.
Он стал задыхаться и, даже, не мог
До кнопки своей дотянуться.

У двери сосед мог на кнопку нажать
И вызвать сестру милосердия.
Но он не нажал, а остался лежать,
Глаза закрывая усердно.

Наутро сестра милосердия пришла
Постель поменять за покойным,
Сосед попросил, и она помогла
Занять эту самую койку.

Когда ж он в окно, наконец, посмотрел,
На шее задергалась вена:
Увидел он вместо того, что хотел,
Глухую высокую стену.

Он был потрясён и сестре рассказал
Про тихую чистую речку,
Про сказочный лес, про дощатый причал
И небо в кудрявых овечках.

«Ах! Если б он видел — сказала сестра —
Всю жизнь он слепым оставался…»
«Зачем же тогда?!» — тут больной прошептал…
— «Да он Вас утешить старался»…

Лес, утро, зной. То зелень изумруда,
То хризолиты светят в хрустале.
На кованом из золота столе
Сидит она спокойная, как Будда,
Пречистая в раю и на земле.
И взгляд её, загадочный и зыбкий,
Мерцает всё бесстрастней и мертвей
Из-под косых приподнятых бровей,
И тонкою недоброю улыбкой
Чуть озарён блестящий лик у ней.

Мне тебя одного стало мало Слишком долго мы были вдвоем, Я тебя и ругала как мама Я и радости приносила в дом. Ты так часто бываешь и рядом, Я так часто вижу твое лицо. И порой я думаю-хватит! Надо что-то менять и все. Я твои наизусть знаю руки, Знаю как они ждут, как любят. Я тебя наперед перебью, Просто знаешь что я скажу. Мы друг друга меняли, прощали, ругали. Ты такой же как был, и остался, Я теперь не хочу оправданий, Надоела однообразность, Все что есть-это все что было, Все что было-обыденно стало. И насколько же я тебя полюбила? Если мне тебя одного стало мало. Знаешь, пусть с нами будет кто-то. Она будет тебя любить, Рисовать твое имя в блокнотах, И тихонечко рядом быть. Она будет плакать сначала, Отворачиваться и просить чтоб укрыл ты ее одеялом. Верно сердце не станет стыть… Она, она будет носить мои бусы, Мои туфли и красить глазки, Она будет тихонечко слушать твои теплые на ночь сказки. Я вообще-то любить ее буду тоже, Может больше даже чем тебя. Только оба мы на нее похожи, Оба скажем-она моя. И роднее ее и прелестней В целом свете с тобою не сыщем. Это общая наша принцесса, Разделенная нашими жизнями. Пока ножки ее будут топать по полу тихонько, Пока глазки ее все в тебя Будут нежно моргать веселясь, Мы друг друга обнимем с тобою, Зная малышка у нас родилась… Мне тебя одного стало мало Слишком долго мы были вдвоем, Я тебя и ругала как мама, Хочешь, я стану мамой ее?

Я старомодна.
Я считаю, что мужчина должен уступать мне место в транспорте, даже если я не беременная и без огромных пакетов.Да, он должен открывать дверь передо мной и подавать мне руку, когда я выхожу из автобуса.
Я - женщина, а значит, я слабее.

Я старомодна.
Я уверена, что мужчина должен платить за меня в ресторане или в кино - и у меня даже не должно возникнуть вопросов, а кто сегодня платит.

Я старомодна.
Я думаю, что мужчина должен заботиться обо мне - спрашивать, надела ли я теплый шарф и не забыла ли я покушать.

Я старомодна.
Если я встречаюсь с мужчиной - значит, я вижу в нем своего будущего мужа и отца своих детей.Да, он должен позвать меня замуж, если наши отношения действительно серьезны, и познакомить меня с родителями, собакой и лучшим другом.

Я старомодна.
Я считаю, что готовить еду, стирать белье и
гладить рубашки моего мужчины - моя историческая обязанность, и я вижу в этом истинное женское счастье - заботиться о своем мужчине.

Я старомодна.
Я считаю, что мужчина должен быть грубоватым, смелым и сильным. Чтобы я могла быть нежной, слабой трусишкой, о которой так приятно заботиться.И даже если я сильная, я должна быть слабой.

Я старомодна.
Я думаю, что мы должны быть честны друг с другом.Мы вместе, а значит, мы должны уважать друг друга и уважать свой выбор.

Я старомодна.
Я не лягу спать, если он задерживается с работы, рыбалки или футбола.Я буду ждать у окна и греть ужин, пока он поднимается по лестнице.

Я старомодна.
Я хочу выглядеть хорошо ради него, чтобы он оценил и подумал, какая же я у него красивая, поэтому я трачу и буду тратить столько сил, чтобы нравиться ему.

Я старомодна.
Я хочу быть только его женщиной, и ничьей больше.Вчера, сегодня и всю жизнь.
Даже если его сошлют в ссылку и назовут врагом народа.

Без тебя душе моей тревожно,

Не нужны подруги и друзья.

Почему без миллионов можно?

Почему без одного нельзя?

Я брожу по комнате устало.

Ко всему потерян интерес.

Будто без Тебя меня не стало,

Мир вдруг из реальности исчез.

Мне тоска заламывает руки,

Некуда саму себя девать.

Как мне пережить эту разлуку?

Как, скажи, мне без Тебя дышать?

Время долго тянется, безбожно,

По запястьям лезвием скользя.

Почему без миллионов можно?

Почему без одного нельзя?

А человеку нужен крепкий чай…
А не меха, какие подороже.
И просто слышать: — Как же я скучал!
И улыбаться: — Я скучала тоже…
А человеку нужен дом и сад,
И два окна, и старенькие двери.
И просто слышать: — Как тебе я рад!
И отвечать: — Ах, как тебе я верю!
Нужна заря… И в окна тихий стук.
И верный пес, который скрасит вечер.
И просто слышать: — Что с тобою, Друг?
И отвечать: — Хочу расправить плечи.
Чтоб наши чувства — не свели к нулю,
И, кто далек — стал ближе и роднее.
И просто слышать: — Я тебя люблю.
И отвечать: — А я тебя — сильнее!

То ли секса хочу… То ли туфли новые..
Правда, как-то все лень совсем.

И погода опять за окном хреновая…
Ну и ладно. Пойду поем.

Объясни мне папа, как мужчина,
Почему я до сих пор одна?
Может быть, во мне самой причина?
Может быть, в том есть моя вина…

Я веду себя довольно скромно,
Не бросаюсь к первым же ногам,
Кто-то смотрит дерзко, курит томно…
Видно разным молимся богам…

Я из тех, кто угощает чаем,
И стыдится откровенных фраз,
Я из тех, кто пишет, что скучает,
И при этом честно, каждый раз!

Объясни мне папа, что им надо?
Как себя мужчине преподать?
Может ярко-красная помада,
И колготки сеткой в минус пять?

Неужели нужно быть фривольной?
Ты меня иначе воспитал…
Знаешь, пап, мне, правда, очень больно,
Мир каким-то непонятным стал…

Ничего мне папа не ответил,
И не смог ни капельки помочь,
Для него я – лучшая на свете!
И, как прежде, маленькая дочь…

заведу кота. буду знать, что дома меня кто-то ждет. привет, кот. мне плохо, кот. дай мне тебя обнять. так теплей. ты голоден кот? котлет/ бутерброд? кот, ты ближе друзей. Кот, ты лучше людей.

— Что-нибудь ещё будете заказывать?
- А что у вас из сладкого?
- Ложь.
- На ложь у меня аллергия. Давайте правду.
- Но она горькая…
- Тем лучше! В наше время так и пытаются напи… «насластить». А сладкое, между прочим, вредно! Портит фигуру, зубы, веру в людей… И отношения с ними.

В 17 лет серьёзность не к лицу,
И как-то вечером оставьте свои полные бокалы,
И шумные кафе и свет слепящих люстр
Под липами пора гулять настала.

Июньскими ночами так дышится легко
И всё вокруг красиво.
Гул города доносится, ведь он недалеко
Приносит ветер запах виноградников и пива.

Июнь, 17 лет, и кругом голова,
Шампанское туманит ваши речи..
И вы мечтаете, и на губах у вас
Горячий поцелуй, как бабочка трепещет.

В плену робинзонад душа томится
И тут, под фонарем, напротив вас
Одна мадемуазель садится
И для себя решив, что вы наивны,
Она отводит взгляд от вас картинно,
Чтобы потом уйти…
А на губах у вас не распустившись, вянет каватина.
Она над вашими сонетами хохочет,
Друзья вас бросили, вам плохо одному.
Она письмом вас осчастливить хочет…

В тот вечер вы в кафе, где свет слепящих люстр,
И перед вами полные бокалы.
В 17 лет серьёзность не к лицу -
Под липами пора гулять настала…

Ну и какого же хуя
ты у меня такая хорошая?
Дай я тебя испорчу,
моя девочка, жизнью брошенная.

Дай я тебе прибавлю
этих ярких искр в глазах.
Ты была такою хорошей,
а теперь ты — ну просто Ах!