ну а с питером зачем? я все такие ее знала) в тюрьме то ясно
с ней ними.. я с тобой дружила мозгокрут
Кто из нас, продвинутой молодёжи 14 лет, не покупал в 2007 себе серию АЛЬТЕРНАТИВА в оранжевом переплёте? Ещё тогда, в такой далёкой эпохе чёрно-розовых ободков с черепами и выпрямленных утюжком чёлок у парней, была куплена книга«Параноики вопля Мертвого моря», написанная до сих пор никому неизвестным автором Гиладом Элбомом. Не знаю, я или книга томилась до этого момента, но снова попала ко мне в руки она только сейчас.
И, кажется, моё время читать подобное закончилось. Причём я не скажу, что книга плохая. Наоборот, весьма интересно узнать историю про молодого человека, работающего в израильской психиатрической тюрьме и разбирающегося в хардкорной музыке. Мне уже не интересны только так ярко описанные сексуальные фантазии его девушки. В остальном, что про жизнь в Израиле, что про психбольных читать было весьма увлекательно. Жаль, мне больше не 14.
Надеялась, что Буковски восстановит мою веру в оранжевую серию. Но нет. Впервые мне не понравилась его работа. Сборник рассказов «Первая красотка в городе» оказался весьма посредственным. Рискну предположить, что это самая слабая вещь у одного из моих любимейших авторов. Тут вроде всё на месте: алкоголь, очарование рассказчика, отсутствие желания жить; но на этот раз смысл от меня ускользал, да и опять всё та же пошлость меня больше не прикалывает. Я что, старею? А ведь раньше он буквально мотивировал меня писать самой! Всему своё время, получается.
а и все тебе пьется-воется, но не плачется, хоть убей. твои мальчики – божье воинство, а ты выскочка и плебей;
там за каждым такая очередь, что стоять тебе до седин, покучнее, сукины дочери, вас полгорода, я один;
каждый светлый, красивый, ласковый, каждый носит внутри ледник – неудачники вроде нас с тобой любят пыточки вроде них.
бог умеет лелеять, пестовать, но с тобой свирепеет весь: на тебе ведь живого места нет, ну откуда такая спесь?
стисни зубы и будь же паинькой, покивай Ему, подыграй, ты же съедена тьмой и паникой, сдайся, сдайся, и будет рай.
сядь на площади в центре города, что ж ты ходишь-то напролом, ты же выпотрошена, вспорота, только нитки и поролон; ну потешь Его, ну пожалуйста, кверху брюхом к Нему всплыви, все равно не дождешься жалости, облегчения и любви.
ты же слабая, сводит икры ведь, в сердце острое сверлецо; сколько можно терять, проигрывать и пытаться держать лицо.
как в тюрьме: отпускают влёгкую, если видят, что ты мертва.
но глаза у тебя с издевкою, и поэтому черта с два.
в целом, ты уже точно смертница, с решетом-то таким в груди. Но внутри еще что-то сердится.
значит, все еще впереди.
вообще, концовка достаточно утвердительная, на самом деле. но у меня всё равно много всяких вопросов.
например вот эта подмеченная долиным патриотичность. с одной стороны, фильм закончили в этом плане логично- не только майор гром всех раскидал и молодец, но город, который "болен" начинает свой путь к исцелению, потому что законодательные реформы- это очень важно. тем не менее, концовка не нивелирует других спорных сюжетных моментов. например разумовский, из которого вышел, в принципе, сырой в плане исполнения, но хороший в плане задумки герой — потому что это не тупое зло ради зла. но почему тогда майор гром кажется таким тупым и плоским в конце? понимая, что разумовский, затравленный ребёнок, которого, разумеется нужно судить по закону, он не испытывает к нему никаких сложных чувств. нет, его не надо оправдывать, но ему можно сожалеть и презирать его одновременно, например. можно хотеть, что бы он сдох, что бы его судили с максимальной строгостью, и сожалеть о том, как система калечит людей, ведь разумовский, как и джокер- порождение системных багов. именно сложности чувств не хватает героям, и поэтому кино такое слабое.
если не смотреть на разумовского глазами громова, а глазами зрителя, то тоже не понятно, как реагировать на отношение авторов к нему. почему мы ему не можем сочувствовать, если это задавленный, изуродованный коррупцией и власть имущими голос народа?
вообще получилось странно, потому что разумовский- он и джокер, при этом обладающий состоянием бэтмена. (в этом плане я и вижу главное проявление "ответа западу", что разумовский- не столько русский раскольников, сколько западный (глазами создателей) ряженый фрик с синдромом бога, и, что самое парадоксальное, хотя это "супергеройское кино" главный злодей здесь- именно чувак в костюме с прибамбасами, которого побеждает просто "хороший мент", который вроде бы и понимает ущербность системы, тем не менее, будто имея стокгольмский синдром к ней, не испытывает ничего иного к разумовскому, и это очень паршиво)
взять например джокера- фильм про него получился отдельностоящим от супергеройских историй, получилась социальная драма.
тут же всё намешали в кучу, и из-за того, что никаких сложных чувств по отношению к разумовскому никто (разве что кроме брата убитой гречкиным девочки) не испытывает, я, как зрительница, чувствую, что меня где-то наебали, что что-то хорошее было попрано и несправедливо осуждено.
как будто авторы сами не заметили, что создали задел на какого-то серьёзного героя, с понятной, логичной мотивацией, при этом самого по себе противоречивого, короче, сочетающего в себе всё нужное для отличного драматического героя, и, соответственно, качественного антогониста, не заметили- и не смогли ничего с ним поэтому сделать, что бы это выглядело нормально. возможно потому, что антигерой вышел лучше, чем герой, и вся логика этого ебучего фильма.
ну, потому что, разумовский- куда более реальный, понятный и близкий зрителю, нежели несуществующий дядя стёпа майор гром.
ну и вообще вот это уплощение — что раскольников просто убийца и место его в тюрьме, это в принципе надругательство над "великим русским гуманизмом", это вообще кощунство какое-то над всеми ценностями, которые пытаются привить, например, все педагоги-филологи (и не их вина, что получается хуёво) и демонстрация пренебрежения или непонимания вот всех этих штук. именно отсутствие сложности чувств героев, лишение их какого-то психологизма и делает это кино плохим, и не понятно, чо именно хотели сказать создатели, есть ли у них вообще какая-то личная, человеческая и гражданская позиция, всё это вызывает непонимание, потому что они как будто сами не понимают, чо они несут.
Сегодня меня прям проперло на писанину. Мой роман(как громко сказано) нехило продвинулся вперед только за сегодня. 19 страниц, Карл. Целый день сижу строчу текст, сын бегает сам по себе, требует внимания, а у меня вдохновение. 19 страниц жууутко сырого текста, но я все равно довольна собой как человеком который исполняет свою мечту и дико недовольна собой в роли матери. Это состояние вообще постоянно, я все время думаю что мать из меня хреновая вышла, хотя я очень люблю этот статус, но мне кажется просто не тяну его. Я вот как то устала и теперь эта усталась не проходит. Когда сын плачет я слышу только этот ультразвук и все, жалости нет, только к себе. а потом чувствую себя дерьмом и это еще больше усукабляет ситуацию. Поэтому сегодня я просто позволила себе делать только что я хочу. При этом стирки вагон, еды готовой нет (но сын накормлен), везде все валяется. Еще у меня дико болят зубы, все разом, потому что надо идти к стоматологу, а денег нет, я уже неделю ледокоин в десна мажу. И это реальная проблема, а все остальное херня. Надо просто чтоб котик мой подрос, пошел в сад и я перестала быть в домашней тюрьме.
"я один здесь, почти как крузо
но скорей как единственный узник
в выкошенной чумой тюрьме
и из всех несозданных мною прекрасных музык
больше всего мне жаль ненаписанную тебе.." ©
этим утром, глядя в плачущий недовесенний январь, а может ещё вчера вечером, когда держала в руках по ошибке попавшую ко мне посылку с копошашимися в ней червями, я как никогда отчётливо поняла, что… волшебство умерло. как ни старалась откреститься от символизма, он проник в самые недры и стал четким отражением происходящего. всё моё волшебство превратилось в червей и тлен.
навсегда канули в водоворот времени те дни, когда я могла находить целительные успокаивающие слова и прятать в междустрочье десятков писем весь свет и любовь. я собирала тёплые посылки и выкладывала в обычные вещи тонкую, едва осязаемую магию, а потом исходила дрожью от того, как в точности другой ее считывал. рассказывала о красивом, живом и хрупком, зажигая внутри других струящийся лёгкий свет творчества, радости и любви. ездила по городам, чтобы не спать ночами, передавая друг другу зажженную искру на маленьких тесных кухнях. объятия на перронах, запальчивые речи, каштаны в карманах, любовь во всем.
мой дом был пристанищем для каждого, кто хотел тепла.
словно заядлый хиппи я до безумия была влюблена в мир. верила в то, что всякий прохожий — мне друг, что каждому под силу спастись самому и протянуть руку другому. что вся наша планета не место для страданий и искуплений, но место для радости, творчества и взаимопомощи. это было прекрасное время. все началось с зелененького сайта. да, все переосмысление выросло оттуда и поструилось дальше во все прочие сферы. впервые в жизни я чувствовала себя принятой, принадлежащей к социальной группе, нужной, полезной и хорошей. по-настоящему хорошей. светлой и сильной. исцеляющей от темноты. генерирующей катастрофы в свет. все дыры срастались под животворящей силой слов. именно тогда я и полюбила их. да, именно тогда. и свои, приложенные к ранам других. и чужие, нежно приклеенные к моим трещинам. я верила в слова. в них была потрясающая сила, волшебство, та неосязаемая магия, которую теперь я вспоминаю с тоской и скорбью невозвратимости.
всё ушло вместе с развалом того самого сайта, расзросшейся темной болезнью и уходом Дженни. волшебство иссякло ещё пару лет назад, и все это время не желая смиряться, я дёргала за шиворот отсылки к прошлому, будто возлюбленного, упавшего замертво на поле боя. "вставай. вставай. живи." — отчаянно кричала я в эпицентре кровопролитных дымных сражений и не могла поверить в то, что это конец. что все имеет свое время, свой период, и у всего есть своя смерть.
слова больше не работают. теперь это просто слова. а вещи просто вещи. и нет больше никакого водоворота добра. и нет больше никакой магии. и я не знаю, из чего создать ее заново и дико скучаю по всей своей армии света, кто также как я был чутким к волшебству. скучаю по той себе, сильной, светлой и смелой, и не знаю среди каких руин отыскать ту себя заново, и стоит ли вообще искать.
теперь от меня за версту разит цинизмом и злостью. междустрочья пронизаны надтреснутостью и вязкой чернотой. я не знаю зачем пишу, кроме того, чтобы хоть немного освободиться от давящих, разрывающих чувств. не знаю, зачем все ещё отправляю открытки и вещи без магии. не знаю, зачем отчаянно пытаюсь поверить в то, что всё ещё можно вернуть. может к черту уже иллюзии и стоит научиться отпускать отмершее, даже сильно любимое, и искать что — то дальше. может стоит оставить все слова лишь для бумажного дневника, спрятанного в шкафу между красной и фиолетовой простыней, ровно как и все помыслы о магии, смирясь с тем, что верить в нее будучи взрослой — сущая пошлость.
быть может стоит смириться с миром, как он есть и с собственной беспомощностью перед ним. быть может стоит сжечь все дотла и больше не возвращаться. поклясться себе никогда не влюбляться ни в концепции, ни в людей, и не оседать ни в каком из выдуманных миров, более чем на сутки. не привыкать ни к чему, не врастать, не плавиться в зыбком счастье. просто идти. всегда идти. ведь жизнь это глагол, движение.
по всем моим дневникам плачет кнопка "delete", по письмам истосковался огонь.
по мне — колокол смирения. пусть это будет последним мостом, что я уничтожаю.
пожалуйста, пусть отпустит — молю не зная кого, и зажигаю факел.
прихожу домой, снимаю пальто лжи и устало сажусь нагая перед зеркалом. время расчесывать старые раны, чтобы уродливые шрамы тихо шептали проклятия телу, которое их носит
есть полное ощущение шизофрении, но это я, конечно, утрирую. (поставить запятые там, где надо, в эпоху интернета — целый квест (три раза набираю букву у вместо к)). с пишущей машинкой себе такого позволить было нельзя. роскошь возможностей, которая у нас есть, переходит все границы — это хорошо. а плохо — депрессия тоже.
летов щекочет моё ушко своей хтонью. хрустящий хрящ грусти переламывается внутри. (или это метафора моего позвоночника)
порыв души скончался от полученных травм в вербальной тюрьме
Выступления обэриутов проходили повсеместно: в Кружке друзей камерной музыки, в студенческих общежитиях, в воинских частях, в клубах, в театрах и даже в тюрьме. В зале развешивались плакаты с абсурдистскими надписями: «Искусство — это шкап», «Мы не пироги», а в концертах почему-то участвовали фокусник и балерина.
а и все тебе пьется-воется, но не плачется, хоть убей. твои мальчики – божье воинство, а ты выскочка и плебей; там за каждым такая очередь, что стоять тебе до седин, покучнее, сукины дочери, вас полгорода, я один; каждый светлый, красивый, ласковый, каждый носит внутри ледник – неудачники вроде нас с тобой любят пыточки вроде них.
бог умеет лелеять, пестовать, но с тобой свирепеет весь: на тебе ведь живого места нет, ну откуда такая спесь? стисни зубы и будь же паинькой, покивай ему, подыграй, ты же съедена тьмой и паникой, сдайся, сдайся, и будет рай. сядь на площади в центре города, что ж ты ходишь-то напролом, ты же выпотрошена, вспорота, только нитки и поролон; ну потешь его, ну пожалуйста, кверху брюхом к нему всплыви, все равно не дождешься жалости, облегчения и любви.
ты же слабая, сводит икры ведь, в сердце острое сверлецо; сколько можно терять, проигрывать и пытаться держать лицо.
как в тюрьме: отпускают влёгкую, если видят, что ты мертва. но глаза у тебя с издевкою, и поэтому черта с два. в целом, ты уже точно смертница, с решетом-то таким в груди.
но внутри еще что-то сердится. значит, все еще впереди.
Женщина постоянно требует внимания. Так уж нормальная женщина устроена. Ей необходимо, чтобы любимый мужчина был рядом. И она лезет с вопросами, красивый ли у неё маникюр, прическа, помада, одежда… И спрашивает: "Ты меня любишь?". И заставляет вместе идти в кино или в гости, хотя вполне может одна сходить или с подругой. И лезет обниматься в неподходящий момент, как у Мопассана, когда граф тащил вязанку дров для камина, а жена повисла на шее. И чуть калекой его не сделала… Хочет все время быть вместе - это утомительно и мешает работать. Сидела бы, как Пенелопа, и ткала или вышивала. Смирно ждала в отдалении, чтобы отношения были психологически правильными… Так-то оно так. Только именно потому, что любящей женщине надо быть рядом с любимым, она с ним на каторгу едет. Как декабристки вот. В тюрьме навещает. И в больнице сидит рядом и за руку держит. И в блокаду везёт исхудавшего мужа на саночках, на себе… И не бросает в горе, в болезни и бедности - потому что так устроена любящая женщина. Ей надо быть рядом всегда. Так что не особо сердитесь, мужчины, что мы вам звоним, шлем сообщения, тащим на глупый фильм и садимся на диван, когда вы увлечённо играете в "танчики". Или дрова несёте, а мы вас хвать за шею… Эти глупости и неудобства означают одно - мы за вами пойдём куда угодно. Или повезём на саночках по вымершему городу… Не сердитесь и не слушайте критиков - они не понимают этой особенности женской души. Мопассан, кстати, умер один, в сумасшедшем доме. Может, надо было позволить хватать себя за шею и лезть с вопросами? И ласково отвечать: "конечно, люблю!".. Анна Кирьянова