#гори

сверкающий цветными бликами парад планет рождает звук, похожий на перезвон колокольчиков. хочется верить, что планеты и правда поют свою колыбельную в этом непостижимом безумном хаосе.

спустя двадцать минут в показанном на проекторе фильме скажут, что мы лишь звёздная пыль, и это окажется самой близкой мне теорией возникновения человечества. а пока я брожу среди космических кораблей планетария и завороженно слушаю гида, каждое слово и движение которого — рождение новой галактики. приближаясь и разглядывая его украдкой, я жадно пью жизнь, сквозящую в каждом жесте. бывают же люди-факелы. люди — фейерверки.

"вы можете подойти ближе" — говорит он своим фонтанирующим жизнью голосом и все мы делаем шаг вперёд. включается мини — фильм. наши взгляды встречаются. закадровый голос рассказывает, как в космический унитаз вставляется трубка и вакуумный пакет, а после всех дел нужно оставить новый пакет для товарища: таковы правила этикета.

я смотрю в удивительного, пылающего человека. он смотрит в меня. мы звездная пыль. бездна, смотрящая в бездну. незримой ментальной связи плевать на аккомпанемент о космических санузлах.

мне вдруг хочется заговорить с ним о чем угодно. о том, какая дрянная за окном погода. как космонавтам приходится несладко с этими вакуумными пакетами. или о том, как вчера в ресторане грузинской кухни, глотая рыдания у совсем некосмической раковины, я всерьез думала о том, чтобы прекратиться.

хочется заговорить о чем угодно, но я так и стою обездвиженная в центре зала. бездна смотрящая в бездну.

экскурс по космическим уборным заканчивается всеобщим смехом и его смущённо отведенным взглядом. с группой туристов мы переходим в зал с потолочным проектором. человек — факел остается среди экспонатов ракет.

уже у раздевалки, закончив смену и попрощавшись с коллегами порцией искр и пороха, он вдруг подходит ко мне, будто зная моё желание: коснуться словом.

пробегается жгучим взглядом, отмечает красоту амулета-феникса. будто бы нарочно, мол 'помни, кто ты. пылай'. и тут же вихрем уносится прочь, а я так и остаюсь сидеть сожженной спичкой, тоскующей по огню. и снова дурацкая надежда на то, что 'всё ещё будет хорошо' прогрызает стену смирения. танатос отодвигается на полшага. я всё еще тянусь к жизни, из последних сил, как трава сквозь брусчатку на мостовой. сквозь бетонные, неотпускающие кошмары. сквозь темноту. может когда-нибудь я всё же смогу донести до собственного сознания: мы все — звёздная пыль.

и станет гораздо легче.

а может все бросить и больше не искать дверей. не пытаться ловить потоки. постричься совсем коротко. начинать день с сигареты и йоги. похудеть до 45 кг. носить платья бохо, винтажные пальто и рисовать в кафешках на обрывках блокнота монстров, которые в голове. уехать туда, где по-настоящему дом. смириться с тотальным одиночеством, слушать звон колоколов из под воды и писать все, что вокруг. не буквами. нежностью акварели.

а может купить мотоцикл, бороздить бездорожья с кричащей голосом Меркьюри беспроводной колонкой. носить шлем с цветастым хвостом из макушки и быть городским призраком.

или вовсе ничем не быть. раствориться в застенках квартиры. выходить раз в неделю в продуктовый. смотреть в потолок и все больше уходить от мира, который почти не цепляет, в зигзаги галлюцинаций. растаять как мартовский снег. исчезнуть с радаров. перечеркнуть остатки иллюзий малярной краской. написать поверх новое матное слово и сделать его личной мантрой.

а может уверовать хоть во что — то. слепо идти, убаюканной руками Кали, Будды, или кого угодно, кто трижды свят. начинать рассветы с поклонений, и ими заканчивать эпилоги дней. смотреть на все сквозь причудливый калейдоскоп судьбы и высшего замысла.

писать книги, которые никто никогда не прочтет, перебирать слова, как льдинки, выкладывая из них "вечность" и дымить в потолок, лежа в сапогах на постели, как Пропащее Лето из маленькой глупой сказки.

а может придумать чужое прошлое, сцену без зрителей, красивый образ. вжиться в него так, чтобы не верить в прежнее "я". стереть себя в пыль. научиться играть хоть на чем — то кроме нервов, полюбить феврали и пообещать себе никогда не открывать своего сердца.

"и ко мне подходит бог, единственный продавец

я брожу между стеллажами,

за крюком крюк

он говорит мне «выберешь что-нибудь

наконец?»

а я отвечаю

«да нет,

просто так смотрю»"

©

"через поле иду, а стрелы летят

и в каждом звуке над миром

висит война

где не бьёт огонь

а каждый сам

у себя внутри

не найдя зерна

чинит бой, горстями черпая тьму…" ©

безликая остановка, холод грызущий до костей. раздолбанная до последнего синапса, гоню прочь мысли о запретном полусладком, пытаюсь дышать. молю себя не пачкать липким мраком светлую песню, убрать с репита, не вспоминать до весны. беззвучно останавливается 68 маршрутка, конечная которой там, где был когда-то наш дом. в нем не было домофона и газа, но был огромный балкон и надежды. мы писали друг другу письма, оставляли на крохотном советском холодильнике, который при разморозке затапливал соседа снизу. мы рисовали стенгазеты, как в детском лагере, клеили на них смешные фотоснимки и писали сто поводов жить. сколько из них осталось теперь? насчитается ли десяток?

ты больше не читаешь мои письма и дневники. вычеркнул их из жизни вместе с призраками юных и светлых нас.

все стало иначе. лишь соседей мы затапливаем с прежним постоянством.

трясущиеся ноги от холода и накатывающего приступа машинально делают шаг к двери. мне хочется уехать на семь лет назад. туда, где мы ещё живы внутри и полны огня. туда, где всё ещё можно выбрать другие дороги и не стать теми, кем мы клялись никогда не быть. но нет. невозможно. мы там где мы есть, те, кем выбрали являться. саркастически подмигивая фарами приходит 46-я. холод не отпускает. приступ достигает пика за пару остановок до нынешней жизни.

пустой, к счастью лифт. полуобморочность. сползаю по двери, долго не еду: забыла нажать этаж. брошенная на пол в коридоре куртка, теплый пол в ванной. запрещенный прием для прихода в себя, разрушительный и дрянной. очередное обещание так не делать.

песня… такая прекрасная песня за пару часов превращена в отчаянный триггер. тщетно теплится надежда на то, что ее спасет и очистит весна.

хотя бы ее. о большем и не прошу.

теперь я знаю, что среди всех степеней тоски, отчаянее всего та, в которой не ждется больше апреля с остервенело бьющимся пульсом и верой в то, что он всё поправит и всё срастит. когда не летят больше мольбы к необъятной магии мая, медленно ползущего к нам с другой стороны земного шара.

вооружившись большим стаканом попкорна, я смотрю на безумный артхаус, называемый реальностью, и больше всего хочу встать и выйти в разгаре сеанса.

всё чаще и яростнее накрывает среди дня неизъяснимой скорбью по чему — то, не то ушедшему, не то и вовсе не существующему. терзает, подолгу сжимая свои тиски. сквернее всего, что я не знаю о чем эта боль. о желанном штиле, глади и бесстрастии? или о избавлении от сокрушительной развинченности и заржавелых недосказанностях, лежащих между нами неподъемным якорем? а может о том, что блуждает неотпущенным из прошлого призраком, дорисованным и усовершенствованным предательской памятью. я не хочу верить во всё, что помню. ведь даже то, что казалось когда — то чернейшими днями, по-прошествии лет сглаживается, обрастает как опухолью больным искусственным счастьем и опьяняет, отравляя существование в настоящем.

ночь приходит как всегда внезапно и бескомпромиссно. приносит густую, разбавленную домашними звуками тишину, и мысли, которые хочется задвинуть в дальний угол комода. третий год, или больше, я мечтаю о том, чтобы проговорить с кем — то до рассвета, на подсвеченной тусклым светом вытяжки кухне, и к утру, вопреки всем жанрам не разойтись навсегда по-жизням, городам, и собственным головам. остаться и быть. неважно друг другу кем. главное без натянутых струн и тошнотной вязкой недосказанности. подобных желаний с пару десятков, и скорей я слетаю в космос, чем сумею воочию оказаться в эпицентре того, что насочинялось будто вовсе без моего участия и теперь постоянно фонит несвершённостью. может оно и вовсе категорически несовместимо с этим миром. как два вещества, при смешении рождающих взрыв или нейтрализующих друг друга до бездействия.

очередное утро, которое как лишь не переиначивай, а переписать его между строк не под силу. заливаю озноб горячим кофе, смотрю в бесстрастное белое лицо января, ничего не жду. делаю громче музыку, зарываюсь в нее, как в уютный плед и смотрю на рябящий экран дня, где сколько ни переключай каналы, а всё одно:

"на распашку глаза

и стрелы летят через

чёрный зрачок

да в самую тьму

откуда приходят

к нам голоса

где давно заблудились

в сером дыму

наши детские сны…"

#неотправленныеписьма