#гори

"пусть пророчит мне ветер северный беду,

я пройду и через это, но себе не изменю.

ветер бей сильней, раздувай огонь в крови!

дух мятежный, непокорный, дай мне знать, что впереди!

чтобы жить вопреки!" ©

сепиевая даль за окном успокаивает и одновоеменно навевает тоску. неожиданная простуда вот уже третий день изводит головной болью и непроходящим ознобом, уводя вместе с тем в лёгкое состояние измененного сознания, с привкусом дзенской эйфории.

с нежной ностальгией и удивлением мне вспомнилась вдруг почти забытая, и случившаяся будто бы не со мной, а с кем-то другим история, в абсолютно чужой мне жизни.

все началось в далеком 2013-м, когда в порыве очередной музыкальной влюбленности, я поставила в голубенькой соцсети вместо имени и фамилии фразу Жить Вопреки. это была отсылка к недавно вышедшему одноименному альбому Кипелова, который зацепил своими мотивационными текстами, и присущими русскому року нотками особой эстетики и харизмы. наверное я сорвала бы сказав, что дело было лишь в музыке, потому что где — то на задворках сознания фраза отпечаталась девизом, равным моему вечному принципу "всему назло", с которым я упорно лавировала по жизни с самого рождения.

в тот год, как никогда я чувствовала острое желание высказаться, а оттого часами просиживала в той же соцсети, в группе с заворажившим названием "думающие", и писала комментарии к каждому философскому посту. зачастую кто — нибудь отвечал на мои рассуждения, и вот к концу дня под постами собиралась уже нехилая полемика, где все впрочем были друг с другом вежливы и до крайней степени дружны.

из этой — то группы ко мне и начали "стучаться в друзья" люди всех возрастов и геопозиций. у всех них, на удивление, складывалось обо мне единое впечатление, в равной степени забавляющее и вызывающее чувство неловкости.

все как один, они считали, что я мудрейшая, женщина под 40, с глубокими познаниями во всех областях, у которой случилось нечто трагическое, вследствие чего я познала всю суть жизни.

их удивление, когда они узнавали сколько мне на самом деле лет не имело границ. ещё большую шокированность вызывало то, что я слегка лукавила и не говорила о своей катастрофе. "обычная девчонка, которая просто много читает и проводит время в раздумьях" — именно так я позиционировала себя при всяком знакомстве с пришедшими. однако их интереса это не уменьшало. поудивлявшись пару дней моей юности и несоответствию их представлению, они снова начинали считать меня таинственно- мудрой и неизменно рассказывали о своих катастрофах.

первым был парень, старше меня лишь на пару лет. страдающий биполярным расстройством, агрессией и алкоголизмом, он искренне хотел свою семью и задыхался от одиночества. он звал меня своей сестрой и мы действительно были похожи, словно выходцы из одних условий. мы говорили ночами о всем на свете. он был чертовски несдержан, сам для себя опасен, и вместе с тем так запутан, что прекратить с ним общение у меня не возникало и мысли.

потом была девушка, сбежавшая из Киргизии, где ее бил отец. кочующая по квартирам друзей и знакомых, она тщетно пыталась найти без образования работу и скорбела по недавно погибшему в армии парню. у неё было красивое имя — Айгерим. утонченная, романтично — нежная и где — то все ещё остающаяся ребёнком, она располагала к себе как никто другой. неделями я звала ее к себе, обещала найти для нее работу и все разрулить, но однажды она просто пропала вникуда и это остро отдавало бедой. до сих пор я искренне надеюсь, что с ней все хорошо.

затем была женщина из Украины, чувствующая приближение войны и боящаяся за своих детей. ее муж, с которым она была разведена, кидал мне смешные песни и говорил, что не бросит бывшую жену и детей что бы ни происходило.

другая девушка ночевала в середине февраля в заброшенном здании, потому что ее был и выгонял парень…

их было много. разведенные, страдающие от несчастной любви, одинокие, потерявшие близких, глубоко несчастные на своих колеях…

все они летели мотыльками на светящуюся, словно маяк, обнадеживающую, монументальную фразу Жить Вопреки.

часами разговаривая с ними, стараясь кого — то утешить, кого — то отвлечь, кого — то просто выслушать, я сама того не ведая взращивала внутри Соприкосновение.

то чувство, когда между тобой и другим происходит откровение, магия и любовь. ты можешь не видеть собеседника, но знать о его катастрофе и помнить его всю жизнь. а он может запомнить навсегда твои в нужное время сказанные слова. и все это гораздо мощнее и глубже, чем беседы между клиентами и психологами, между священниками и прихожанами, потому что ты пропускаешь через себя чужую боль, прошиваешь ее светом, словами, которые вдруг приходят сами собой, будто нашептанные извне и возвращаешь этот ком обратно, но в значительно меньшем размере, в менее пугающей консистенции. ты говоришь "смотри, под этим углом не так уж и страшно, и здесь есть свет". и запутавшийся другой, сжавшийся в темноте, действительно его видит.

лишь раз я не нашлась что сказать и каким километражем света обмотать ту рану, с которой пришла ко мне одна из женщин.

"неделю назад у меня умер муж. я хочу вслед за ним. ты ведь не просто так зовешься Жить Вопреки? пожалуйста, сделай что — нибудь".

что-то, будто включающееся прежде с приходом каждого из них в этот раз не сработало. будто машина супергероя, за рулем которой я бороздила их приоткрытые жизни, дала дикий сбой, чихнула мотором и не завелась. впервые я не сумела пропустить это сквозь себя и ощутила острую нехватку опыта. у меня не было мужа, я не представляла что может значить его наличие, и отчего — то казалось, что смерть второй половинки невыносима настолько, что действительно можно отправиться вслед.

собрав все силы, я постаралась сказать ей что — то глубокое и в то же время поверхностно — эфемерное. разговор был нелёгким, и после того как он завершился, я думала, что она больше не вернется. ещё больше я боялась, что она что — нибудь с собой сделает. но через 2 недели она написала снова, и я поняла что период опасности прошел. беда миновала. ей все ещё было дичайше больно и плохо, но больше не сквозило предсмертной безысходностью и единственностью выхода.

спустя несколько месяцев группу "думающие" взломали самым отвратительным образом, выложив там непристойные вещи. вернуть ее не было возможности. я и ее обитатели сделались ещё ближе. пытаясь компенсировать отсутствие группы, я сделала свою страничку тем местом, куда мог придти и найти себе место каждый. пронизанные теплом утренние приветствия, маленькие философские размышления и написанные друг другу километры Соприкосновений.

я не знала, зачем мне это нужно. казалось, внутри что — то расцвело и открылось, и мир распахнулся навстречу. упиваясь чувством ложного всесилия, я верила в то, что они приходят не случайно. что никто кроме меня им не поможет и не освободит от гнетущих чувств. лишь годы спустя, я поняла какая глубокая травмированность пряталась за всеми этими актами спасения. не сумевшая спасти в детстве близкого человека, я пыталась спасти всех и каждого, кто хоть на мгновение откроется или покажется слегка раненым. но скольких бы ни случалось вытащить из неприятных ситуаций, путаниц в головах и скорби, Бездна была ненасытна. спасение людей плавно перекочевало на уличных собак, брошенных котят, и даже горшки с цветами, коим угрожала помойка. я не могла пройти мимо любого живого существа, если видела что ему угрожает хоть что — то. но всё это не закрывало внутри дыры. она пожирала все, громко сглатывала и тут же требовала ещё.

слишком долго я не могла осознать тот факт, что я ничего не могла сделать в детстве, чтобы спасти человека. не могла принять неоспоримую истину, что иногда у нас нет выбора, хоть и каждый трубит на всяком углу завлекающей искусительной иллюзией об обратном.

именно сейчас я понимаю откуда столько ярости к людям и почему у меня не сложилось практически ни с кем дружбы. я не умею дружить. я умею только спасать, и спасаю в каждом отражение человека, который засел на всю жизнь той самой ненасытной бездной.

для того, чтобы приблизиться к правде и стать откровеннее себе самой, мне пришлось ликвидировать внутри остатки агонизирующей "Жить Вопреки", тянувшейся годами сквозь всякий контакт с миром нервным иссушающим маревом.

для того, чтобы научиться принимать факт, что я всего лишь человек, который не властен ни над чьей жизнью, кроме своей, да и то лишь отчасти, я отказалась от всяческого спасения всего живого и стала закрытой и чёрствой. от этого не легче, но все, что казалось я делала прежде с искренним посылом, кажется теперь лишь хорошо завуалированным от себя обманом.

обманом, к которому я никогда не вернусь.

p. s. одна из девушек, мечтающая о семье, во времена "Жить Вопреки" пару лет назад вышла замуж. другая много путешествует и живёт вполне счастливо.

парень, страдающий биполярным расстройством сдал позиции на фоне алкоголизма и был замешан в мелких преступлениях. сознательно он поставил на своей жизни крест и не пожелал выбираться.

судьба остальных неизвестна.

p.p.s. никто не властен ни над чем кроме собственной жизни.

"тяжелым грузовиком, стирая шины,

она летит в свое завтра по дороге,

на обочинах отдыхая белой птицей Весны…" ©

ещё каких — то несколько часов, и выхваченные взглядом в полумраке комнаты узоры на окнах растают под прицелом февральского солнца. "а пока всего 4 утра" — думаю с тоской и начинаю отмерять полудремами получасья, мечтая скорее подняться и выпить кофе с оставшейся с вечера пиццей.

ловлю себя на том, что даже скучаю по недокошмарам, в духе лучших экранизированных катастроф, которых нет вот уже несколько недель благодаря нейролептикам, и снова проваливаюсь в недорисованный кем-то, едва отчетливый полусон.

наконец — то 7. словно подорванная, мчусь в ванную, путаясь в одеяле и мыслях, которые хорошо бы сесть и выписать, пока свежепришедшие и острые. из зеркала смотрит нелепая растрепанная девчонка. новая прическа никак не желает доживать до утра в презентабельном виде, хоть и радует днем, придавая задора, который так оттеняет потухший взгляд.

оставшаяся с вечера пицца холодная и невкусная. впервые жалею о своём хобби взрывать микроволновки и уныло смотрю на февраль за окном. столбик термометра угрожающе висит на — 20, будто отметая этим всякую возможность существования в природе апреля.

уставшая от горы дурацкой одежды и курток, тоскую по любимым воздушным платьям, кедам, и сквозящему в прозрачных рукавах ветру. немыслимо хочется быть принцессой хотя бы снаружи, раз уж внутри превратилась в ведьму.

открываю заметки и медленно продолжаю историю о том, о чем никогда не рассказывала. строка за строкой растет полотно о пугающем и дрянном, становясь внутри чуть менее угрожающим и липким.

в список раритетных вещей, в которые я влюблена /проигрыватель пластинок и полароид/ добавляется печатная машинка /помнится в школе я их ненавидела, но что я тогда знала о писательском хюгге/. впрочем, поставить ее все равно некуда, ведь я по — прежнему живу в духе самых заядлых хиппи и не имею ни мебели, ни стола. и может даже сама не очень — то существую.

на обочине зимы, отдающей непоправимостью, я мечтаю о хмельных объятьях апреля, о пальто нараспашку, нежных тюльпанах, пушистых пионах и танцах на мокром от ручьёв асфальте.

но кажется, что и сама весна лишь выдумка февраля…

а может все бросить и больше не искать дверей. не пытаться ловить потоки. постричься совсем коротко. начинать день с сигареты и йоги. похудеть до 45 кг. носить платья бохо, винтажные пальто и рисовать в кафешках на обрывках блокнота монстров, которые в голове. уехать туда, где по-настоящему дом. смириться с тотальным одиночеством, слушать звон колоколов из под воды и писать все, что вокруг. не буквами. нежностью акварели.

а может купить мотоцикл, бороздить бездорожья с кричащей голосом Меркьюри беспроводной колонкой. носить шлем с цветастым хвостом из макушки и быть городским призраком.

или вовсе ничем не быть. раствориться в застенках квартиры. выходить раз в неделю в продуктовый. смотреть в потолок и все больше уходить от мира, который почти не цепляет, в зигзаги галлюцинаций. растаять как мартовский снег. исчезнуть с радаров. перечеркнуть остатки иллюзий малярной краской. написать поверх новое матное слово и сделать его личной мантрой.

а может уверовать хоть во что — то. слепо идти, убаюканной руками Кали, Будды, или кого угодно, кто трижды свят. начинать рассветы с поклонений, и ими заканчивать эпилоги дней. смотреть на все сквозь причудливый калейдоскоп судьбы и высшего замысла.

писать книги, которые никто никогда не прочтет, перебирать слова, как льдинки, выкладывая из них "вечность" и дымить в потолок, лежа в сапогах на постели, как Пропащее Лето из маленькой глупой сказки.

а может придумать чужое прошлое, сцену без зрителей, красивый образ. вжиться в него так, чтобы не верить в прежнее "я". стереть себя в пыль. научиться играть хоть на чем — то кроме нервов, полюбить феврали и пообещать себе никогда не открывать своего сердца.

"и ко мне подходит бог, единственный продавец

я брожу между стеллажами,

за крюком крюк

он говорит мне «выберешь что-нибудь

наконец?»

а я отвечаю

«да нет,

просто так смотрю»"

©

живи. вдыхай глубже кислород и дым. ходи по квартире голой, слушай на всю "ту самую песню" и пританцовывая пеки черничный пирог, оставляя на щеках смешные ягодные разводы.

живи. будь яростной и негасимой. корми внутренних демонов, пей полусладкое, роняй бокалы о стену и пой в 3 утра о том, как бог устал нас любить.

живи. провожай закаты на крыше мира, болтай ногами над пропастью и смейся над бедами. покупай самые прекрасные платья, играй, влюбляйся и ненавидь. чувствуй, выражай, дыши.

этот мир твой.

живи.

"я один здесь, почти как крузо

но скорей как единственный узник

в выкошенной чумой тюрьме

и из всех несозданных мною прекрасных музык

больше всего мне жаль ненаписанную тебе.." ©

этим утром, глядя в плачущий недовесенний январь, а может ещё вчера вечером, когда держала в руках по ошибке попавшую ко мне посылку с копошашимися в ней червями, я как никогда отчётливо поняла, что… волшебство умерло. как ни старалась откреститься от символизма, он проник в самые недры и стал четким отражением происходящего. всё моё волшебство превратилось в червей и тлен.

навсегда канули в водоворот времени те дни, когда я могла находить целительные успокаивающие слова и прятать в междустрочье десятков писем весь свет и любовь. я собирала тёплые посылки и выкладывала в обычные вещи тонкую, едва осязаемую магию, а потом исходила дрожью от того, как в точности другой ее считывал. рассказывала о красивом, живом и хрупком, зажигая внутри других струящийся лёгкий свет творчества, радости и любви. ездила по городам, чтобы не спать ночами, передавая друг другу зажженную искру на маленьких тесных кухнях. объятия на перронах, запальчивые речи, каштаны в карманах, любовь во всем.

мой дом был пристанищем для каждого, кто хотел тепла.

словно заядлый хиппи я до безумия была влюблена в мир. верила в то, что всякий прохожий — мне друг, что каждому под силу спастись самому и протянуть руку другому. что вся наша планета не место для страданий и искуплений, но место для радости, творчества и взаимопомощи. это было прекрасное время. все началось с зелененького сайта. да, все переосмысление выросло оттуда и поструилось дальше во все прочие сферы. впервые в жизни я чувствовала себя принятой, принадлежащей к социальной группе, нужной, полезной и хорошей. по-настоящему хорошей. светлой и сильной. исцеляющей от темноты. генерирующей катастрофы в свет. все дыры срастались под животворящей силой слов. именно тогда я и полюбила их. да, именно тогда. и свои, приложенные к ранам других. и чужие, нежно приклеенные к моим трещинам. я верила в слова. в них была потрясающая сила, волшебство, та неосязаемая магия, которую теперь я вспоминаю с тоской и скорбью невозвратимости.

всё ушло вместе с развалом того самого сайта, расзросшейся темной болезнью и уходом Дженни. волшебство иссякло ещё пару лет назад, и все это время не желая смиряться, я дёргала за шиворот отсылки к прошлому, будто возлюбленного, упавшего замертво на поле боя. "вставай. вставай. живи." — отчаянно кричала я в эпицентре кровопролитных дымных сражений и не могла поверить в то, что это конец. что все имеет свое время, свой период, и у всего есть своя смерть.

слова больше не работают. теперь это просто слова. а вещи просто вещи. и нет больше никакого водоворота добра. и нет больше никакой магии. и я не знаю, из чего создать ее заново и дико скучаю по всей своей армии света, кто также как я был чутким к волшебству. скучаю по той себе, сильной, светлой и смелой, и не знаю среди каких руин отыскать ту себя заново, и стоит ли вообще искать.

теперь от меня за версту разит цинизмом и злостью. междустрочья пронизаны надтреснутостью и вязкой чернотой. я не знаю зачем пишу, кроме того, чтобы хоть немного освободиться от давящих, разрывающих чувств. не знаю, зачем все ещё отправляю открытки и вещи без магии. не знаю, зачем отчаянно пытаюсь поверить в то, что всё ещё можно вернуть. может к черту уже иллюзии и стоит научиться отпускать отмершее, даже сильно любимое, и искать что — то дальше. может стоит оставить все слова лишь для бумажного дневника, спрятанного в шкафу между красной и фиолетовой простыней, ровно как и все помыслы о магии, смирясь с тем, что верить в нее будучи взрослой — сущая пошлость.

быть может стоит смириться с миром, как он есть и с собственной беспомощностью перед ним. быть может стоит сжечь все дотла и больше не возвращаться. поклясться себе никогда не влюбляться ни в концепции, ни в людей, и не оседать ни в каком из выдуманных миров, более чем на сутки. не привыкать ни к чему, не врастать, не плавиться в зыбком счастье. просто идти. всегда идти. ведь жизнь это глагол, движение.

по всем моим дневникам плачет кнопка "delete", по письмам истосковался огонь.

по мне — колокол смирения. пусть это будет последним мостом, что я уничтожаю.

пожалуйста, пусть отпустит — молю не зная кого, и зажигаю факел.

обожженные воском пальцы пахнут ванилью и розмарином. капель за окном шепчет о не/близкой весне и навевает нелепые скомканные желания, застревающие между "ещё не время" и "сейчас или никогда".

отрезая пути отступления, я учусь признаваться себе в затаенном и вытесненном, не пряча и не взрывая им всякого, кто шел ненароком мимо.

тонкие страницы дневника исписаны нервным почерком. я не обязана никого любить и прощать, ненавидеть, спасать и оправдывать. не обязана нанизывать на чужие катастрофы километры эмпатии и запальчивых "ты тоже не сдохнешь, обещаю". ровно как и мне этот мир ничем не обязан.

в карманах рюкзака рецепты на нейролептики, в мыслях изумрудная рубашка в черный горох, красующаяся с витрины бутика, в сердце холодность и застылость.

что-то внутри захрясло и я разучилась плакать, думать о сложном и воскресать под песни Нооры Лоухимо в 4 утра. но что — то и взрастилось. впервые я жду февраля и мечтаю раскрасить его оттенками праздника и любви всему назло.

на щеках северное сияние. в плеере сказки Карелии. я рисую по стенам призрачной акварелью растущих рассветов и знаю, что всё будет хорошо.

когда-то тонкая манера жить

зажжёт весну,

и мятая постель,

полна тревог

о выдумках нетленных,

оплавит нить,

к которой прикоснусь…

©

след от тинта на краешке стакана с розмариновым рафом похож на кровавый торнадо. кружевные снежинки оседают на подаренном солнечно-желтом шарфе, отдающим маленькой революцией среди зимнего монохрома. на дне сумки ждёт своего часа нераспакованный флакон "табака и ванили" — дьявольского аромата, проникающего глубоко в самую кожу остервенелой нежностью и кинжалами.

за моменты, когда отпускает, я готова отдать пол царства. да хоть целиком. если хоть что — то осталось после всех кровопролитных битв и пожаров. пусть только чаще будут эти неторопливые редкие часы, когда призрак штиля путает этажи, вползая через порог нежданным теплом, в котором пирожные с голубикой, светлые фильмы и острый, как халапеньо мир. когда кажется, что проснешься и оно не вернётся

смотрю в зеркало, улыбаюсь. чувствую себя принцессой. вся такая не то Алиса из неверленда, не то безумный Шляпник. огненные волосы, белые ресницы, синие губы. кролик где — то роет норы сквозь глубины апреля. ещё пару недель назад так явственно казалось, что никакая весна больше не высветит лучом прожектора унылую нить, на которую выцветшими четками нанизаны будни

и вот уже жду ее как одержимая, исступленная. представляю долгие посиделки с блокнотом в любимой кофейне, дурманящие прогулки по блестящим ручьями улицам и первые платья. неисправимая.

световой день все длиннее. слова короче. для самого важного их так тягостно подобрать, но упорно пытаюсь, будто от этого зависит судьба всего моего полузаброшенного королевства. слова на обрывках бумаги. слова, раскрошенные по заметкам. слова, нерожденные вслух.

нелепая девочка — текст, разложенная на полуобразы и несбыточное.

весна ничего не поправит, но заострит вдохи. перечеркнет удушья.

весну стоит ждать. любовь стоит жить.

это всё, что нам остается среди пожаров.

здесь конечно не полигон для рекламы, но мне очень хочется поделиться любимым делом… вдруг кому откликнется.

инст. phoenix_flamme

"и разве не может что — то хорошее явиться в нашу жизнь с очень чёрного хода?" ©

остросюжетность на маленьком матовом экране книги врывается под кожу, ловко вскрывает мембраны и двери, дырявит остатки бронежилетов, проникает в запретные комнаты. опасаясь пошевелиться и не обращая внимания на неудобное положение и затекшие мышцы, я хватаюсь за строки с остервенелой жадностью погибающего в пустыне, что набрел на источник.

последняя страница и точка, завязывающая в узел поток магии. все внутри пульсирует, грохочет, дышит. не сразу понимаю, что плачу от чудовищной и восхитительной наполненности. что сижу с открытым приложением заметок и весь лист исписан беспорядочными фразами, словами героя и его мыслями. строками, которые цепляют, словно рыболовные крючки, рвут наживо и тут же сшивают.

невероятно. невероятно. — крутится заевшая внутри пластинка и я не могу поверить, что так бывает. годами я искала среди живых хоть одну единственную душу, кто видел бы мир хоть отчасти так, как вижу его я, и нашла в книжном герое.

такие разные, но такие чудовищные катастрофы сломали нас одинаково под корень. мир заело в одной точке.

дети, которые видели то, чего нельзя, пережившие неправильное, противоестественное, темное, срослись неправильно, в потерянных для общества взрослых.

нигилизм, душевная клаустрофобия и бесконечное чувство вины — всё, что нам осталось.

но… "разве не может что — то хорошее явиться в нашу жизнь с очень чёрного хода?" — пишет герой в своём дневнике и я замираю. сколько бессонных ночей я перекатывала эту мысль по ошпаренному градусом горлу, сколько повторяла как молитву и вырисовывала на руках канцелярским ножом, чтобы помнить, всегда помнить о том для чего живу, и почему всё так, как оно есть. и вот я почти верю.

синхронно с ним презираю несправедливое мироустройство, людские игры и своды правил. синхронно пытаюсь назло не сдаться и принять то, что дано. можно найти миллион причин не жить, перестать звучать, закончиться. но есть ведь и то, ради чего стоит остаться. закаты. рассветы. море. искусство. есть в этом измазанном смертью существовании вечное и прекрасное. есть такое, рядом с чем не вспоминается о катастрофах и боли.

беда героя, и моя, в том, что нам не объяснили как быть с этим. как жить таким как мы среди светских раудов, красивых сценариев и конвейера эталонности. в мире, построенном для тех, кто не изгажен до сердевины. нам не объяснили. никто не знает. но ведь можно придумать. что если правда можно. положить жизнь на изобретение выходов, чтобы стать тем, кто сможет объяснить. стать тем, кто успеет вовремя показать, как срастить разлом. потому что сумел срастить его в себе. ведь можно, правда?

"нам не дано выбирать себе сердца." — говорит мой "книжный брат", и я чувствую как падает с грохотом тяжелая навесь вины за сделанные вопреки устоям выборы, за непокорность, за то, что как бы ни пыталась, не смогла полюбить то, что якобы нужно любить, и не смогла охладеть к тому, что мир держит на привязи в темном подвале.

нам не дано выбирать себе сердца. я не виновата, что чувствую так, как чувствую. никто не виноват. все, что мы можем — решать собственное уравнение, не заглядывая в чужие тетради и не списывая неподходящие нам ответы. все, что мы можем — доверять себе и своим желаниям. своим любовям и ненавистям. так просто и так глубоко. так сложно и так свято.

закрываю книгу и плачу, обещая себе перечитать ее через время. не так запальчиво и жадно. более рассудительно и неспешно. открываю глаза и вижу мир на мгновение без пелены морока.

в нем, прошитом смертями и катастрофами, мне хочется стать той, рядом с кем светло и наполненно. рядом с кем можно забыть о смерти. ведь ничто ещё не потеряно. я слышу торопливые шаги хорошего. за пару переулков до шального апрельского волшебства, тягучих бессонниц, череды влюблённостей в запретное..

и… открываю черный ход настежь.

"через поле иду, а стрелы летят

и в каждом звуке над миром

висит война

где не бьёт огонь

а каждый сам

у себя внутри

не найдя зерна

чинит бой, горстями черпая тьму…" ©

безликая остановка, холод грызущий до костей. раздолбанная до последнего синапса, гоню прочь мысли о запретном полусладком, пытаюсь дышать. молю себя не пачкать липким мраком светлую песню, убрать с репита, не вспоминать до весны. беззвучно останавливается 68 маршрутка, конечная которой там, где был когда-то наш дом. в нем не было домофона и газа, но был огромный балкон и надежды. мы писали друг другу письма, оставляли на крохотном советском холодильнике, который при разморозке затапливал соседа снизу. мы рисовали стенгазеты, как в детском лагере, клеили на них смешные фотоснимки и писали сто поводов жить. сколько из них осталось теперь? насчитается ли десяток?

ты больше не читаешь мои письма и дневники. вычеркнул их из жизни вместе с призраками юных и светлых нас.

все стало иначе. лишь соседей мы затапливаем с прежним постоянством.

трясущиеся ноги от холода и накатывающего приступа машинально делают шаг к двери. мне хочется уехать на семь лет назад. туда, где мы ещё живы внутри и полны огня. туда, где всё ещё можно выбрать другие дороги и не стать теми, кем мы клялись никогда не быть. но нет. невозможно. мы там где мы есть, те, кем выбрали являться. саркастически подмигивая фарами приходит 46-я. холод не отпускает. приступ достигает пика за пару остановок до нынешней жизни.

пустой, к счастью лифт. полуобморочность. сползаю по двери, долго не еду: забыла нажать этаж. брошенная на пол в коридоре куртка, теплый пол в ванной. запрещенный прием для прихода в себя, разрушительный и дрянной. очередное обещание так не делать.

песня… такая прекрасная песня за пару часов превращена в отчаянный триггер. тщетно теплится надежда на то, что ее спасет и очистит весна.

хотя бы ее. о большем и не прошу.

теперь я знаю, что среди всех степеней тоски, отчаянее всего та, в которой не ждется больше апреля с остервенело бьющимся пульсом и верой в то, что он всё поправит и всё срастит. когда не летят больше мольбы к необъятной магии мая, медленно ползущего к нам с другой стороны земного шара.

вооружившись большим стаканом попкорна, я смотрю на безумный артхаус, называемый реальностью, и больше всего хочу встать и выйти в разгаре сеанса.

всё чаще и яростнее накрывает среди дня неизъяснимой скорбью по чему — то, не то ушедшему, не то и вовсе не существующему. терзает, подолгу сжимая свои тиски. сквернее всего, что я не знаю о чем эта боль. о желанном штиле, глади и бесстрастии? или о избавлении от сокрушительной развинченности и заржавелых недосказанностях, лежащих между нами неподъемным якорем? а может о том, что блуждает неотпущенным из прошлого призраком, дорисованным и усовершенствованным предательской памятью. я не хочу верить во всё, что помню. ведь даже то, что казалось когда — то чернейшими днями, по-прошествии лет сглаживается, обрастает как опухолью больным искусственным счастьем и опьяняет, отравляя существование в настоящем.

ночь приходит как всегда внезапно и бескомпромиссно. приносит густую, разбавленную домашними звуками тишину, и мысли, которые хочется задвинуть в дальний угол комода. третий год, или больше, я мечтаю о том, чтобы проговорить с кем — то до рассвета, на подсвеченной тусклым светом вытяжки кухне, и к утру, вопреки всем жанрам не разойтись навсегда по-жизням, городам, и собственным головам. остаться и быть. неважно друг другу кем. главное без натянутых струн и тошнотной вязкой недосказанности. подобных желаний с пару десятков, и скорей я слетаю в космос, чем сумею воочию оказаться в эпицентре того, что насочинялось будто вовсе без моего участия и теперь постоянно фонит несвершённостью. может оно и вовсе категорически несовместимо с этим миром. как два вещества, при смешении рождающих взрыв или нейтрализующих друг друга до бездействия.

очередное утро, которое как лишь не переиначивай, а переписать его между строк не под силу. заливаю озноб горячим кофе, смотрю в бесстрастное белое лицо января, ничего не жду. делаю громче музыку, зарываюсь в нее, как в уютный плед и смотрю на рябящий экран дня, где сколько ни переключай каналы, а всё одно:

"на распашку глаза

и стрелы летят через

чёрный зрачок

да в самую тьму

откуда приходят

к нам голоса

где давно заблудились

в сером дыму

наши детские сны…"

#неотправленныеписьма

"она летела как молния, рассекая густую тьму, мимо квазаров, черных дыр и чужих, неведомых галактик. сквозь яркое холодное зарево пульсаров и теплый огонь одиноких звезд." ©

сумбурно танцующие за окном хлопья бессовестно притворяются тополиным пухом в разгаре летнего марева. мой январь крошится в полуявь. мажется по будням черничным джемом с привкусом беды.

бегство в преддверии Обнуления в город холмов не спасло. не укрыло защитной мантией, как случилось много лет назад.

показавшийся тогда осанистым, преисполненным величества и грандиозности, в этот раз он вызвал сочувствие, граничащее с разочарованием.

перепачканный кашей из снега и соли, дождевой грязью и несбывшимися мечтами, он походил на обиженного жизнью подростка-бродягу в оборванной одежде, месяцами не видевшей стирки.

мой единственный друг детства, Ватрушка, всегда смешливая и легкая, стала тяжеловесной и до изнеможения уставшей от свалившегося на нее с появлением дочери быта. за последние годы я не видела никого

̶к̶р̶о̶м̶е̶ ̶с̶е̶б̶я̶ от кого бы за километры так разило отчаяньем и виной.

впервые мне хотелось поскорее вернуться из путешествия в свой иллюзорно-безопасный маленький мир. к магии в баночках, тарталеткам с бананом и голубикой на завтрак, к легкомысленному написанию историй с сюжетами на минорной ноте и круглосуточно играющему рок радио.

ночной рейс, уединенный СВ, и молчание, разреженное стуком колес. мой город встречает метелью и привычным миропорядком.

на третьи сутки в стенах дома, я ощущаю странное желание попасть домой, будто настоящая моя крепость где — то в другом месте ̶у̶ ̶м̶о̶р̶я̶, а в этой квартире лишь перевалочный пункт.

очередное несчастье с мамой вводит в смятение. между сочувствием и глубокой обидой натянут стальной канат, на котором я неумело балансирую в сторону первого. мне кажется, будто запас моей сострадательности иссяк вместе с верой в то, что близкие наша опора, и неоспоримая твердыня. вместо объятий, поддержки и важных слов, произнесенных вслух, я прячусь от чувства бессилия в километры текста и зарываюсь в сомнительные сублимации.

по злорадным законам вселенной на ресепшене клиники, в соседнем окне оказывается девушка, с которой меньше всего хочется пересекаться. закутавшись, словно марокканская дева в платок и старательно делая вид, будто поглощена созерцанием гардеробной, я молюсь чтобы она меня не узнала. крупицы прошлой жизни удаляются на невидимом экспрессе к самому горизонту без обратного билета. поймав в отражении стекла растерянный взгляд девушки, я не чувствую ни сожаления, ни вины.

в замерзших пальцах стакан первой в этом году матчи. из витрин, унизанных огоньками улыбается девчонка в задорной шляпке и цветастом платке на шее. зимой очень легко предать минимализм, оправдывая покупки новой одежды желанием быть принцессой, а не горой из пуховика и безынтересной шапки. зимой легко предать и себя, оправдывая это отсутствием солнца, бесконечных прогулок до поздней ночи и светящейся нутряной невесомости.

впереди встреча с заклятым врагом — февралем. от него не укутаться в платок и не нырнуть в подворотню. он настигнет повсюду, как смерть или наводнение. свернется комком в подреберье, вытащит острую финку из сапога.

но пока живём.

… нам только б расправить крылья!

нам отдрожать бы дрожи,

пока нас еще не зарыли. ©

что мне делать в этой безмолвной яви? чем украсить эти немые дни?

пялюсь в пропасть, а там в пустоте сияет саркастичное «сочини». ©

смотрю на мигающий курсор и не знаю с чего начать. когда долго не пишешь, то будто садишься весной на старенький велосипед, а у него заржавела цепь и разболтались гайки. и даже после того, как на славу поработал ключом и отверткой, едет он первое время со скрипом и натужно. и лишь через какое — то время становится будто твоим продолжением. не задумываясь, ты отпускаешь руки, раскидываешь их в стороны и смеясь мчишь, рассекая потоки ветра.

я смотрю на мигающий курсор и не знаю с чего начать. быть может с самого мая, когда вспыхнуло внутри незримое, упорно негасимое "иначе". а может с августовского путешествия, которое сорвало замок с моего пожизненного, освободив вопреки всем законам досрочно… а может с того, что иметь своё дело, даже совсем крохотное — чертовски сложно, но в то же время это… не сравнимо ни с чем. а может с того, что смотреть без иллюзий — порою очень мучительно, но привыкаешь, как известно, ко всему.

я не знаю с чего начать, но чувствую, что снова могу здесь свободно писать, дышать, и быть открытой.

странный год не перестаёт удивлять. чем ближе к концу, тем более похож он на финишную прямую, приближаясь к которой каждый обретает своё. правдивое. заслуженное. /хочется верить, что заслуженное/. я вижу как изменил он многих и многое до неузнаваемости и испытываю странное благоговение, несмотря на всю обрушившуюся вкупе с переменами нелегкость. что — то, впрочем, остаётся неизменным. например, упорство туманных ноябрей, любящих прятать по утрам улицы и превращающих меня в лютого моргенмуффеля. или жадная любовь к странствиям, которую не останавливает даже суровое ковидло.

как закономерный эпилог этого правдивого года, я воспринимаю и то, что мои единственные стабильные отношения по кирпичику, основательно и упорно разваливаются. процесс этот начался уже давно, но лишь сейчас заострился так сильно, что игнорировать это стало невыносимо. забавно, как ещё год назад я представляла это в страшных фантазиях, непременно рассматривая в качестве виновника себя. теперь я знаю, что не виноват никто. такое просто случается, когда разные по своей природе люди, видят в самом начале друг в друге иллюзии на спасение от самих же себя. как выяснилось, это абсолютно непригодный фундамент для серьёзных социальных ячеек.

что-то большее должно соединять людей. что в отношениях, что в дружбе. большее, чем эгоцентризм, страхи одиночества и негласные общественные "так надо". большее, чем больное желание запихнуть в ненасытную, кровоточащую бездну своей недолюбленности живого другого, чья бездна также саднит.

я не знаю, чем всё закончится и допуская любые исходы, буду рада, как взаимному освобождению, так и нахождению совместного выхода из. /надеюсь не из окна/

больше всего мне хочется, чтобы каждый из нас был на своём месте. а уж вдвоем или порознь, не имеет в сущности, никакого значения.

я не знаю что ждёт впереди, но точно знаю, что способна теперь при любом жизненном вираже держаться на плаву безо всяких лишних драм.

совсем скоро, /если ничего не сорвётся/, я буду пить с авантюрной леди полусладкое на берегу места силы, петь пьяные песни и вдыхать запах морского ветра.

мысли об этом способны спасти даже от тысячи осеней.

в очередной раз печалюсь, что никак не приобрету полароид и крепкий термос. но будет прекрасно и без того.

при всех раскладах. в любых вероятностях.

чаще всего, лучшие перемены случаются с тобой тогда, когда ты перестаёшь быть хорошими для всего мира.

когда вместо покорного пути на голгофу ты выбираешь то, до чего всю жизнь казалось, что не дотягиваешь. когда посылаешь к черту всех, кто причиняет боль, не боясь более остаться в одиночестве.

когда вместо "мне всё равно" находишь силы признаться в "я ненавижу." когда вообще в чем угодно можешь не дрогнув признаться. когда вместо неоправданных жертв ради других появляется взвешенное спокойствие, рациональность, и если угодно, – холодный расчёт.

когда вместо пресмыкания перед агрессором — на губах ледяная ухмылка. вместо зова о помощи — бутылка хереса, тихая ярость и нежелание ни одной живой душе показывать ни минутную слабость, ни почти смертоносную надломленность.

когда вместо привлечения внимания и затыкания внутренних дыр другими, ты находишь в себе такую силу, что способна зацементировать дыры в десятках таких как ты.

когда более не ищешь в каждом встречном друга навеки, потому что уже обрёл его. и он улыбается тебе по утрам из зеркала. когда прекращаешь следить за страницами тех, кто тебя оставил в самый ненастный час, когда вообще неделями не заходишь в соцсети, потому что научился жить в этой реальности и даже находить в ней что — то прекрасное.

когда оставшись с собою наедине не мечтаешь выбраться из собственной шкуры, не орёшь как черт на сковороде, расцарапывая снова и снова нутро до мяса, а позволяешь всему зажить и относишься к себе бережнее, чем к фамильному хрусталю.

… только тогда случаются лучшие перемены.

"ты будешь думать, что ты испортился и усох. тебя однажды закоротило, но всё обман — так глючит тех, в ком закончился фейерверк. не хорони себя, это не ссылка и не тюрьма. в тебе был фейковый бог и ты его нынче сверг." ©

ветер треплет обветшалую накидку качелей, яблоневые ветви и непослушные волосы. недочитанная книга об образе жизни, который вызывает теперь раздражение вместо былого романтического трепета, заброшена в угол. впервые мне безразлично, что лето закончилось. нет ни тоски, ни сожалений, ни воспоминаний о нем, которые хотелось бы ностальгически перебирать октябрьскими вечерами, сжимая в ледяных пальцах горячий грог.

в телефонной папке не разобраны и никому не показаны десятки фотоснимков из города, которого я боялась больше всего на свете. внутри не облеченные в слова, разложены по ветхим полкам десятки мыслей, выводов и колящих ощущений, привезенных в полупустом вагоне оттуда же с сувенирным багажом.

с тех пор как вернулась, я чувствую, как зарастает с каждым днем внутри та дыра, которую я без устали ковыряла ржавой иглой с пяти лет.

всё еще опасаясь произнести это вслух, но всё ярче и ощутимее я чувствую вкус долгожданного терпкого: "я победила"

и… не испытываю ничего из того, что хотелось бы и что казалось должна испытывать.

это случилось совсем не так, как я представляла. без триумфального ликования, ощущения "просветления" и грандиозности происходящего. без пафосных речей в соцсетях, и всеобъемлящего чувства счастья. без всепрощения, дзенской мудрости, нирваны и кристально-четкого осознания, как жить дальше.

просто оно случилось. тихо и незаметно. также, как подкрался сентябрь. наверное, самое важное в нашу жизнь именно так и проникает.

о всём, произошедшем за последний месяц можно было бы рассказать столько, что не хватит десятков страниц, но…я научилась и полюбила молчать.

наверное очень не вовремя, потому что сейчас, как никогда прежде, мне есть что сказать миру.

но как бы там ни было, всякое обнародование отчего — то стало казаться до одури глупой пустой забавой.

"это только моё." — пульсирует настойчивая острая мысль, – другим оно также ни к чему, как облезшая выгоревшая страница из порножурнала на фонарном столбе.

впрочем, ведь и мне ни к чему больше холодные, тактично — фальшивые и обезличенные: "все будет хорошо", "держись там" или "какая ты молодец!". к черту.

всю жизнь я хотела услышать хоть от кого — то одну лишь единственную фразу, произнесенную искренне и всерьез.

ее не сказал никто. /кроме одного человека, сбежавшего сразу же как представился шанс быть верным своим словам/

пожалуй, я слишком многого ожидала всегда от людей и упрямо видела в них неугасимый свет, которого во многих отродясь не водилось. я придумывала его раз за разом сама, летела на него как мотылёк и в каждом финале погибала в чужой паутине.

я вообще, как оказалось, многое придумывала. никогда не хотела мириться с миром, таким как он есть и верить в то, что всё устроено так, как устроено. отторжение реальности самый отвратительный способ защитить себя от неминуемой боли. но никто не показывает нам в нужный момент других вариантов. никто не учит нас самому главному.

маленькие торнадо дорожной пыли взвиваются вверх. на плечи, словно плед опускается мягкая темнота последнего вечера лета.

странного лета, которое очень многое изменило и перевернуло. вытряхнуло из и втряхнуло за.

быть может однажды, дождливым осенним вечером я обязательно расскажу обо всем миру и даже сделаю вид, что верю, будто нам с ним действительно есть друг до друга дело. а пока…

не цепляясь и не держась ни за что из того, что казалось опорой прежде, я выхожу из игры в этот неиллюзорный сентябрь и ни о чем не жалею.

p.s. я больше не боюсь.