жаль зимнее время отменили...

Я читал много книг, но тебя я прочесть не смог. Я писал много строк, но тебя написать нельзя. Просто ты каждый раз появлялась под эпилог, Независимой тенью сквозь строчки мои скользя. Я чертил на стене путь от комнаты до тебя, Рисовал твои руки на жёлтых страницах книг, И ужасно боялся нечаянно потерять Эту хрупкую связь, Возникающую на миг. Снова выучив буквы, я тщетно слагал слова: Получалось лишь имя, Звучащее как табу. Видно, формулу счастья случайно настиг провал, Ибо счастье моё умещалось в цепочке букв. Я любил тебя? Боже, конечно же, Я любил. Но не так, как народ любит музыку и вино. Если я был ранением, ты была – белый бинт, Между жизнью и смертью связующее звено. И от этой любви можно было сойти с ума. От себя самого навсегда совершить побег. И я дал себе слово: за месяц создать роман, Где не будет ни строчки, Написанной о тебе. Я творил день за днём, Я писал обо всем подряд, Мой роман превращался в бессмертную ленту слов. Так прошло сорок дней. И однажды под вечер я Окончательно понял: роман, наконец, готов. Но когда я открыл его, сделав глубокий вдох, Залегла сеть морщин в уголках потемневших глаз. Ведь на каждой странице, Исписанной от и до, Было имя твоё, повторенное сотни раз. Владимир Листомиров

Я обменял спокойный сон на невесомый поцелуй. Пока ты в комнате со мной - целуй меня, целуй, целуй. Целуй меня, пока темно, пока зашторено окно, под звуки старого кино, под всепрощающей Луной. Когда на нас глазеет мир, в троллейбусах, такси, метро, под осуждением людским, под брань старушек, гул ветров. Под визг клаксонов, вой сирен, под грохот скорых поездов, прижав ладонь к дорожкам вен, не позволяя сделать вдох, к моим обветренным губам прильнув и затопив собой. Пускай в висках гремит тамтам, я знаю: так звучит любовь. Целуй меня, когда я слаб, когда я болен и простыл, когда тоска из цепких лап не отпускает, и нет сил. Когда я выхожу на след, когда выигрываю бой, под шёпот старых кинолент, под песни, что поет прибой. Пусть за порогом бродит чёрт, пусть порт покинут корабли, пусть будет хлеб и чёрств, и твёрд, и гравитация Земли исчезнет, мир затянет льдом, застынут стоки медных труб, мы будем греть друг друга ртом, дыханием с замерзших губ. Пусть солнце плавит небосвод, и пусть болит, и пусть грызёт. Я поцелую - всё пройдет. Ты поцелуешь - всё пройдет

"девочка, слушай, зачем тебе эти фокусы? ты ведь давно уверена, что не выгорит. может быть, стоит последним ночным автобусом, а не скандалить, пока он тебя не выгонит? не дожидаться "он все же к весне изменится", не искать по карманам пачки и зажигалки? ты так уверена - он никуда не денется. глупая девочка, глупая… очень жалко. девочка, знаешь, пора прекращать истерики. "хватит, продолжишь завтра - сегодня пятница". ты превратишься к осени в неврастеника. или к зиме - здесь, по сути, уже без разницы. будешь рыдать, обвиняя весь мир в измене, близких - в предательстве, мир - в недостатке света. а все очень просто - когда мы живем не с теми, рано иль поздно разводит пути планета. в жизни - увы и ах - тормоза отсутствуют, и до финала не все доберутся в целости… он не сможет сказать, что ко мне ничего не чувствует. дело даже не в фактах - банально не хватит смелости. Анна Кулик”