running on air

Ты заходишь в комнату, а за тобой ледяной ветер — двойник моего сердца. У меня внутри два отчаяния, пять сожалений, одна надежда и несколько сотен острых ножей-слов, заржавевших, забытых. Стараюсь не размениваться на негатив, но в нынешних реалиях это не так то просто. Один шаг и ты летишь в пропасть. А там на дне мысли тянут свои руки, чтобы поймать и начать шептать на ухо слова о безразличии, ущербности и безысходности, да и вообще мир охуел в край. Давно же уже хочется отречься от всех пустяков, что мешают рациональности и холодному уму. Однако, там не найти утешения.

Одна улыбка, пара фраз и смешок в ответ. В один миг кристальная глыба льда обращается во всепоглощающий огонь. Но ты не расслабляйся — это замкнутый круг.

Пора достать ножи, почистить от ржавчины и начать отсекать чужие улыбки и собственные слабости. Наточить язык и бросить вызов небу. В конце концов живем один раз, правда? Не время тратиться на пиздострадания. Их можно закопать поглубже, оставить там, где были сотни ржавых слов.

Плевать на людей, их мысли, мы здесь и сейчас, живем и вдыхаем.

Побежишь со мной по воздуху?

Хочется всего и сразу и в то же время ничего. Тревожность долбит с частотой в хулион ГЦ.

Из подо дна стучат, мир все дальше впадает в радикальное мракобесие, а тебе просто хочется громко жить. Проваливаться в мириады звёзд. Притягивать людей в безумные танцы ума. Дарить все и взамен не требовать ничего. Опустошать себя до дна бокалов и наполнять, вдыхая прохладный воздух. Игнорировать рамки и правила. Подмечать незаметное, философствовать и делать выводы, порой неутешительные, но значимые.

Пока думаешь об этом, реальность теряется где-то в промозглом тумане, теряется связь.

Находишь себя с красными от бессоницы глазами, вздыхаешь в пустоту и идешь дальше по неистоптанным тропам и молишься, чтобы в этот раз все прошло и отпустило.

(Пусть отпустит, пожалуйста.)

Буквально вот на днях размышляла о том, что все люди настолько разные, что действительно интересно раскрывать каждого по отдельности. И в каждом человека намешано столько всего, в разных ситуациях мы всегда ведем себя по-разному. Невероятное количество переменных и практически ни одной константы.

На эту тему можно долго и подробно говорить, но это маленькая прелюдия. Рассказать хочу вот о чем.

Сегодня на меня наехала соседка по совершенно субъективной и неаргументированной причине. Это было настолько глупо, что я даже не заволновалась, как это обычно бывает, а развеселилась. Даже смеялась ей вслед, когда она яростно открывала подъездную дверь. Говорила что-то о том, что позвонит моей маме и «никаких проблем не будет».

Лично у меня-то проблем изначально никаких не было. А зачем моей маман она собиралась звонить – вообще непонятно. Как будто бы мне 12 лет, ей-Богу. (кстати номера маман у нее тоже нет, как потом оказалось)

Так вот к чему я это веду. Если вдруг вы попадете в подобную ситуацию и кто-то начнет обвинять вас в чем-то без причины, не кричите в ответ. Возможно у человека был плохой день. Или он просто злой дурак по жизни. Дело не в вас, а в нем самом. Улыбнитесь в ответ, пожелайте хорошего дня и идите дальше.

Ведь как это обычно бывает. Скажем, один человек встал не с той ноги. Пришел на работу, наорал на подчиненных. Те тоже расстроились, и давай орать на еще кого-нибудь. И таким образом начинается эта «цепочка зла».

Найдите в себе силы остановить ее. Не поддавайтесь на провокации грустных и злых. И, может быть, мир станет чуточку добрее, а человек остановится и задумается.

P.S.: Работая с людьми вот уже лет 5, могу сказать, что когда отвечаешь добротой на крики, чаще всего люди реально впадают в ступор. Так что стоит попробовать, правда.

Улыбайтесь и смотрите на небо, господа и дамы. Небо прекрасно в любую погоду.

Ну все, я, кажись, кончилась. Тяжело выходить из зоны комфорта, но еще сложнее не заходить обратно и оставаться там, где суета сует и никакого покоя.

Тут два варианта, либо накопительная усталость берет свое, либо я превратилась в амёбу. Другого не дано.

Ни желания, ни сил. Ни-че-го. А, ну, настроение неплохое, относительно. Но толку от него особо никакого.

В который раз будем переступать через себя, делать то, что не хочется, жить так, как уже тошно жить. Ну, все, надо перестать ныть. Собралась и пошла. Все будет хорошо.

Сегодня на мою голову свалилось столько информации, что я сижу и не знаю, что и думать. Столько мыслей в голове и надо все это каким-то волшебным образом уложить, да только времени на это нет.

Не очень хорошо понимаю, что я делаю и правильно ли. Но спросить особо не у кого.

Хотя, я считаю, что понятия «правильно/неправильно» сильно переоценены. Хорошо бы делать так, как сердце велит, но оно разводит руками и выдает что-то на подобии «нуу, мать, я хз».

Хочется поднять голову, взглянуть на небо и спросить у того, кто смотрит на меня сверху, на верном ли я пути. Но ответа не будет, так что это будет бессмысленно.

Остается только тревожиться, вновь собирать себя по кусочкам и бросаться в бой. Вот только вопрос, стоит ли вообще начинать?

Жалеть я, конечно, ни о чем не буду в любом случае.

Стоя на перепутье, принять решение сложно. Но ты примешь его в любом случае.

Отдохнула три ленивых, медленных дня, набралась сил и вроде как готова дальше ебошить. В ближайшие дни скорее всего наступит очередной поворотный момент в жизни и как-то страшновато. В любом случае, первый шаг вперед сделан и повернуть назад уже невозможно.

Жизнь постепенно закручивается в интереснейшую спираль. Самое главное не потерять голову, да и самой не потеряться во всей этой круговерти.

А там и до свежей, живой весны рукой подать.

Как же хочется дышать…

omg, I’m sooo in love with this song

Running on control
The missions of the astronaut we came for
Losing all we know
The broken outer souls

Waiting in a daze
All for nothing
Take me to a place
Just give me something
Faded to a Face
All a notion
Running out of space
We’re running out of time

Are we running out of time?
For something new
We’re running out of time?
We missed our cue
Are we running out of time?
For something new
We’re running out of time?
We’re running out of time
Are We Running out of time?
We’re running out of time?
Are We Running out of time?
We’re running out of time?
We’re running out of time

All for nothing
Is it true?
Just destruction
What do we do?
All a notion
Uncontrolled
No emotion
Are we cold?

Waiting in a daze
All for nothing
Take me to a place
Just give me something
Faded to a Face
All a notio
Running out of space
Were running out of time

Are we running out of time?
For something new
We’re running out of time?
We missed our cue
Are we running out of time?
For something new
We’re running out of time
We’re running out of time

Ну что, прошло почти 2 недели «по распорядку» и что-то как-то усталость начинает накатывать. Я так здорово вымоталась из-за всего, что навалилось и, как следствие, стала более восприимчивой и чувствительной ко всему. И к хорошему, и к плохому. Проблема только в том, что плохого, конечно же, больше.

Остро на все реагирую, хотя умом понимаю, что по большей части все это пустяки. Смотрю на себя в зеркало и в иной раз не узнаю.

Не знаю, откуда брать силы в этот раз. Обычно они как-то сами приходили раньше, а сейчас похоже где-то заплутали. Буду надеяться, что придут попозже, с опозданием. Ха.

Надо напомнить себе, что жизнь, на самом-то деле, прекрасна. Чем сложнее, тем интереснее. Вспоминается сестра, которая всегда сама создавала себе проблемы на ровном месте и, улыбаясь, говорила: «Иначе было бы скучно жить».

И ведь помимо всего прочего надо работать. Нет, работу я люблю, правда. Перегорела только чутка. Надоело.

Но деваться некуда. Надо жить, дышать и стараться наслаждаться. Потому что я точно знаю, что спустя пару лет буду с улыбкой вспоминать эти времена.

Недолго просидев у книжного шкафа, я остановилась на книге «Завтрашний день кошки» моего любимого француза Бернара Вербера.

Я, конечно, зачитываюсь больше по зарубежной классике 19-20 веков. Из современных авторов мне практически никто не заходит. Еще когда училась в школе, почти каждый день заходила в книжный, иногда просто посмотреть, а иногда и купить, если были деньги. И вот в один весенний день мой взгляд упал на «Книгу путешествий» Вербера. Ну, и понеслась.

Все его вселенные уникальны. Его очень сложно причислить к какому-либо жанру, потому что пишет он действительно своеобразно. В хорошем смысле этого слова, естественно.

Помню, как-то раз купила сборник его рассказов «Рай на заказ». И он начинал писать каждую историю, задаваясь вопросом: «А что, если…?»

В нем можно найти мистику, фантастику, юмор, тончайшую иронию, неприкрытый реализм. И, конечно же, я в восторге от его слога. Я бы с радостью читала в оригинале, но до французского языка у меня так руки и не дошли. А жаль.

В общем, буду учитываться, преисполняться, находить покой и строчить цитаты себе в дневник.

Если использовать язык с умом, то он никогда не станет тебе врагом.

Вот так выйдешь на улицу, послушаешь, что нынче люди говорят и хочется пойти обратно домой. Благо, работаю удаленно и причин каждый день выходить особо нет.

Но если говорить не о части артикуляционного аппарата, а о «великом и могучем» или любом другом языке, то в голове происходит маленький диссонанс от того, как одни используют речь, чтобы злословить, а другие – чтобы творить.

Вот так в иной раз прочитаешь что-нибудь на просторах сети и хочется в один момент удариться в слезы от невообразимо прекрасного слога, а мгновение спустя кусаешь руки от спонтанного «хочу также, а может быть даже и лучше».

Впрочем, нет ничего невозможного, верно? По крайней мере в таком случае, как саморазвитие. Да и чего кривить душой – не так уж и сложно это.

Да, это оправдание, но последний год я представляла собой горелый (выгоревший) кусочек хлеба, не способный вдохновиться и замотивироваться даже на самые примитивные вещи.

А сейчас чутка накрыло, будто вдохнула свежего воздуха и вдруг захотелось.

Вывод сюда напрашивается единственный и неумолимый – надо больше читать, дорогая моя. Сегодня зароюсь в кипу купленных, но так и не прочтенных книг, и подберу что-нибудь под настроение.

Говорят, что беда не приходит одна. На моей практике это фраза иногда касалась не бед, а в принципе каких-либо событий.

Бывает, живешь, ничего не происходит, плывешь по течению. А потом все резко начинает меняться. События, никак не связанные между собой, начинают происходить и порой, единственное, что ты можешь делать это недоуменно хлопать глазами и гадать, что именно привело к движению.

Я там недавно жаловалась, что все стоит на месте? Вот допизделась. Сейчас не знаю, то ли за голову хвататься, то ли за все дела, которые посыпались.

Самое интересное, что именно в такие периоды сердце замирает и кажется, что воздух тоже другой. По факту, конечно же, воздух такой же и люди такие же, и обстановка вся та же. Но сердцем чуешь, что что-то сдвинулось с места и вот-вот, уже сейчас, все изменится.

Как люди, которые просыпаются с утра и решают начать жизнь с чистого листа. Только здесь все происходит без моей воли, самостоятельно и более искренне.

Пойду выпью кофе, схвачусь за голову и начну разгребать дела.

По ночам я слышу море
По ночам я слышу больше, чем ты
Можешь рассказать
Только море не ответит
Кто я
Да откуда морю знать

Все закаты пахнут кровью
Юный месяц режет небо насквозь
Будто острый нож
И рассветы пахнут тоже
Кровью
Если их так долго ждёшь

Каждый день и ночь
Вокруг другая правда
И в ней нет места для меня
Давай проснёмся завтра
Сегодня просыпались зря

В наши чашки льются слёзы
Притворишься, что не помнишь их вкус
Любишь поиграть
Но играть с тобой мне слишком
Поздно
Мне давным-давно пора

Все равно куда
Вокруг другая правда
И в ней нет места для меня
Давай проснемся завтра
Сегодня просыпались зря

Ухвачусь за птичьи крылья
Руки-реки вьются, тянутся вслед
Тают в облаках
Мы летим пока хватает силы
Мы летим встречать рассвет…

Как там нынче говорят дофига умные и всезнающие? Чтобы был порядок в голове, надо навести в порядок в комнате?

Точно не помню, но порядок начала наводить. Сначала в делах, в потом уже в голове. Комната и рабочее место вроде как и так сойдет.

Вернулась к своему планеру, забытому еще в универе. Решила возобновить свой дневник, в котором пишу раз в полгода, когда совсем накрывает.

Особо легче не стало, но все эти мелочи здорово приземляют сознание, которое постоянно рвется в мечты. Заставляю себя смотреть реалистично на окружающие вещи и дела, иначе точно скачусь и пропаду.

Но все равно позволяю себе перед сном закрыть глаза и отправится туда, где нет ни проблем, ни людей, ни дел, ни войны, но боли. К бескрайнему морскому горизонту, полям с овечками, водопадам, северному сиянию и чистому свежему воздуху…

Время идет, но ничего не меняется. Вернее меняется все, но сама я стою на месте.

Бывают моменты, когда вообще шагаю назад. Как сейчас, например. Сколько там прошло, почти год? А я все ещё здесь, топчу под ногами ту же землю. Уже и мир успел перевернуться вверх дном, уже и парочка близких людей ушли из этого мира, а я все ещё здесь.

Пытаясь найти себя, узнать себя, глотнуть свежего воздуха.

Но все это время просто задыхалась и не видела выхода. До сих пор не вижу.

Возможно обманываю себя и знаю, куда идти. Но до того страшно, что, замерев на месте, не смею шагнуть.

Морали здесь нет, просто мысли, которые устала гонять в голове из угла в угол.

— Нет, что ни говори, Саша, а слава твоя идет на убыль!.. Любить тебя любят, конечно, но народ охладевает к тебе. И повторяться ты стал, и в жизни у тебя есть моменты… ну, словом, не всем нравится… Еще немного и ведь могут найтись соперники, которые тебя затмят! Подумай! Надо срочно что-то предпринять.

Петр Андреевич Вяземский закончил свою речь столь решительно, что из чашечки, резко поставленной им на столик, выплеснулся кофе и попал на галстук доктора Даля.

— Я попросил бы!.. — возмутился Владимир Иванович Даль.

— Но Петр прав! — поддержал в это время Вяземского Жуковский: — У тебя, Саша, слишком много врагов. Ты умеешь их наживать. Твои эпиграммы, письма, замечания… Сначала всем нравились, а нынче-то поднадоело… Нет, надо, надо как-то спасать положение — нельзя же допустить, чтобы при жизни тебя постигло забвение и бесславие!

Великий русский поэт Александр Сергеевич Пушкин слушал своих друзей с немалым унынием. Легко сказать: воздвиг себе человек нерукотворный памятник, а ему пророчат забвение! И кто? Свои же… Добро бы завистники…

— Ну и что вы мне посоветуете предпринять да еще срочно? — с грустной иронией спросил он.

— Срочно нужно какое-то событие, которое заставило бы всех о тебе заговорить и притом громко, и притом только о тебе! — сверкая глазами за стеклами очков возопил Вяземский. — Пусть тобой восхищаются, пусть тебе сочувствуют, пусть тебя оплакивают.

И он в волнении хлопнул по плечу доктора Даля.

— Я попросил бы!.. — отпрянул от него Даль.

— То есть… как оплакивают? — изумился Пушкин.

— Да очень просто! Нужен случай… Дуэль, скажем.

— Правильно, — подхватил Жуковский. — Но не просто дуэль, дуэль роковая. И ты должен быть ранен. И притом тяжело.

— А почему не убит? — рассердился Пушкин — Друзья называется!

— Но, Саша, — резонно заметил Василий Андреевич Жуковский, — пойми же, иначе ты падешь в глазах народа, а дуэль и ранение возвысят тебя вновь и враги твои будут посрамлены. Не забудь, милый, что ты еще и в долгах запутался изрядно… А ранение мы устроим. Рассчитаем так, чтобы серьезно, но не смертельно. А? Вот Владимир Иванович рассчитает. Он же доктор!

— Я попросил бы! — испугался Даль.

— А что? — задумчиво улыбаясь проговорил Пушкин. — А в этом что-то есть!.. Даже интересно! В конце концов натура у меня авантюрная, я ведь южных кровей! Ну, ну… И с кем же мне стреляться? А главное, из-за чего?

— Из-за чего, найдем! — бодро бросил Петр Андреевич. — У тебя жена красавица. Допустим, кто-то станет ее домогаться…

— Что?! — взвился Пушкин. — Моя жена — ангел! Во всяком случае, я хочу, чтобы все так думали…

— Так вот и будут думать! — не смутился Вяземский. — Представляешь: какой-то негодяй порочит доброе имя этого самого ангела, ты вступаешься, проливаешь кровь… А?

— И кого мы пригласим на роль негодяя? — чуть-чуть остывая, спросил Александр Сергеевич.

— Да любого из наших приятелей! — пожал плечами Вяземский.

Но Жуковский возразил:

— Нет, нет, господа, это должен быть человек сторонний. И желательно иностранец, чтобы трагедия приобрела политическую окраску и желательно еще послужила правому делу: скажем, борьбе с революционерами. Где у нас сейчас революционная ситуация? Во Франции! Опять брожение, вот-вот грянет! Надо бы француза… И тогда общественное мнение вместе с ним осудит и это их фрондерство!

В это самое время в кондитерскую Вольфа и Беранже, где происходил весь разговор, вошли в обнимку старый приятель Пушкина господин Данзас и блестящий молодой офицер мсье Дантес.

— А вот и француз! — хором возопили Жуковский и Вя-земски/ и ринулись к юноше.

— В чем дело, господа? — не понял Дантес. — Сейчас не двенадцатый год, так чем вам не нравится мое происхождение?

— Мсье, мы хотим вас просить, чтобы вы послужили славе русской поэзии! — закричал пылко Вяземский.

— Я и во французской поэзии мало разбираюсь!.. — смутился Дантес. — Я…

— Тем лучше!

И Жуковский объяснил юному вояке, в чем суть дела. Дантес даже пошатнулся.

— Но послушайте! А… если я его нечаянно убью? Что скажет история?

— История вас не забудет! — пламенно заверил Вяземский.

— Мсье, помогите, прошу вас! — вмешался в разговор Пушкин. — Понимаете, я их всех хочу проучить… И царя — пусть покусает локти, и общество — оно меня травит. Ну, всех, словом. А стреляете вы, слыхал, отменно, а место, куда попадать, наш милый доктор Даль высчитает до миллиметра. Если, конечно, — тут же ехидно прибавил Пушкин. — он не желает моей смерти!.. А, Даль?

— Я попросил бы! — чуть не плача, взмолился доктор.

…Вечером 27 января было прохладно и ветренно. На пустыре, у Комендантской дачи, как и ожидали, ни души.

Дантес ходил взад и вперед по притоптанному секундантами снегу, кусал губы, нервничал.

— И зачем ты в это ввязался? — сухо спросил его секундант, мсье д’Аршиак. — Ты его продырявишь, а русские будут лить грязь на наше отечество. Скажут, что ты не мог ценить их славы, не понимал, на что руку поднимал, и так далее. Не понимаешь?

— Я дал слово! Теперь поздно! — уныло отрезал Дантес.

В это самое время Пушкин скинул шубу, отважно расстегнул фрак, жилет, рубашку и подставил Далю правый бок.

— Вымеряй, друг! Доверяю…

Даль, внутренне содрогаясь, ползал вокруг него на коленях с линейкой и слуховой трубочкой.

— Я попросил бы… Саша, стой прямо! Так… три сантиметра от желудка, два от печени… О, господи, тут ведь еще селезенка! Ага… Пять сантиметров от позвоночника… Тут мочевой пузырь… Саша, а может в ногу, а?

— Раскроют! — возразил Данзас, приглашенный по случаю в секунданты. — Раскроют, Володя! Поймут, в чем дело!..

— Вымеряй, Даль, быстрее! — не выдержал Пушкин, у которого на лбу начала выступать легкая испарина. — Слушай, а больно будет?

— Сначала нет, — успокоил Даль. — Будет шоковое состояние, оно снижает болевой порог. А потом я тебе чего-нибудь дам. Вот! Нашел! Семь миллиметров от почек, два от селезенки! Ставлю кружочек! Мсье Дантес, попадете?

— Постараюсь! — выдохнул Дантес обреченно. Стойте! А… а как же одежда-то?! Нельзя ее застегивать, я же не увижу отметины!

— Одежду продырявим потом! — заверил Данзас. — Саша, держи поля фрака. Стой прямо… Будь умницей. Ради славы Отечества!!! На место, мсье Дантес!

Дантес про себя прочитал «Pater nostra» и на негнущихся ногах отбрел на десять шагов…

Несколько часов спустя, лежа на уютно застеленном диване в своем кабинете, упиваясь негодующим ревом потрясенной толпы, доносившимся с набережной Мойки, Пушкин всерьез задумался о будущем.

— Послушай-ка, Вяземский, — заметил он, обращаясь к сидевшему подле него зачинщику всей истории, — а мне, пожалуй, кажется, что дело это можно закончить еще эффектнее…

— Каким образом? — не понял Вяземский.

— А очень просто. Что если мне умереть? А?

— Ты с ума сошел! — испугался Вяземский.

— Да нет же! — улыбнулся Пушкин. — Не по настоящему, разумеется! Смотри-ка: врачей у меня было аж трое! Рану все нашли тяжелой — где ж им знать, как точно Володенька все высчитал! Ну, а теперь я денька два поболею, а там и… Сам посуди — таким образом бессмертие мне обеспечено! Долгов нет как нет! Похороните меня для вида, а потом я потихоньку за границу, и… Свободен! Сбрею бакенбарды, сменю имя и начну новую жизнь! А вы тут клеймите позором моих гонителей и убийц! А? И Николай Павлович попляшет у меня! Народ ему нипочем не простит, вот увидите! Жуковский, ты как на это смотришь?

— Дантеса жалко, — резонно заметил Василий Андреевич. — Он будет опорочен навеки. И могут быть дипломатические осложнения с Францией.

— А ты, братец, скажи, то есть уверь народ, что Франция тут не при чем! — не унимался Пушкин. — Допустим, Дантеса подкупили. Скажем, польские революционеры! За то, что я поддерживал русское самодержавие в его борьбе с освободительными движениями! Представляете? И либералам сказать будет нечего! А Дантесу — поделом! Между прочим, за женой моей он принялся ухаживать с самым искренним рвением!

Окончательный план был разработан уже поздним вечером, и вконец успокоенный Пушкин уснул с мыслями о грядущем величии.

За окнами дома на Мойке выла метель. Толпа разного люда стояла перед деревянными воротами и с тоской глядела на слабо освещенные окна. Одураченный народ, в то время еще не имевший прозорливых и искушенных лидеров, сведущих в уловках слуг тоталитарного режима, искренно скорбел… И, как всегда, безмолствовал.