running on air

Как там нынче говорят дофига умные и всезнающие? Чтобы был порядок в голове, надо навести в порядок в комнате?

Точно не помню, но порядок начала наводить. Сначала в делах, в потом уже в голове. Комната и рабочее место вроде как и так сойдет.

Вернулась к своему планеру, забытому еще в универе. Решила возобновить свой дневник, в котором пишу раз в полгода, когда совсем накрывает.

Особо легче не стало, но все эти мелочи здорово приземляют сознание, которое постоянно рвется в мечты. Заставляю себя смотреть реалистично на окружающие вещи и дела, иначе точно скачусь и пропаду.

Но все равно позволяю себе перед сном закрыть глаза и отправится туда, где нет ни проблем, ни людей, ни дел, ни войны, но боли. К бескрайнему морскому горизонту, полям с овечками, водопадам, северному сиянию и чистому свежему воздуху…

Время идет, но ничего не меняется. Вернее меняется все, но сама я стою на месте.

Бывают моменты, когда вообще шагаю назад. Как сейчас, например. Сколько там прошло, почти год? А я все ещё здесь, топчу под ногами ту же землю. Уже и мир успел перевернуться вверх дном, уже и парочка близких людей ушли из этого мира, а я все ещё здесь.

Пытаясь найти себя, узнать себя, глотнуть свежего воздуха.

Но все это время просто задыхалась и не видела выхода. До сих пор не вижу.

Возможно обманываю себя и знаю, куда идти. Но до того страшно, что, замерев на месте, не смею шагнуть.

Морали здесь нет, просто мысли, которые устала гонять в голове из угла в угол.

— Нет, что ни говори, Саша, а слава твоя идет на убыль!.. Любить тебя любят, конечно, но народ охладевает к тебе. И повторяться ты стал, и в жизни у тебя есть моменты… ну, словом, не всем нравится… Еще немного и ведь могут найтись соперники, которые тебя затмят! Подумай! Надо срочно что-то предпринять.

Петр Андреевич Вяземский закончил свою речь столь решительно, что из чашечки, резко поставленной им на столик, выплеснулся кофе и попал на галстук доктора Даля.

— Я попросил бы!.. — возмутился Владимир Иванович Даль.

— Но Петр прав! — поддержал в это время Вяземского Жуковский: — У тебя, Саша, слишком много врагов. Ты умеешь их наживать. Твои эпиграммы, письма, замечания… Сначала всем нравились, а нынче-то поднадоело… Нет, надо, надо как-то спасать положение — нельзя же допустить, чтобы при жизни тебя постигло забвение и бесславие!

Великий русский поэт Александр Сергеевич Пушкин слушал своих друзей с немалым унынием. Легко сказать: воздвиг себе человек нерукотворный памятник, а ему пророчат забвение! И кто? Свои же… Добро бы завистники…

— Ну и что вы мне посоветуете предпринять да еще срочно? — с грустной иронией спросил он.

— Срочно нужно какое-то событие, которое заставило бы всех о тебе заговорить и притом громко, и притом только о тебе! — сверкая глазами за стеклами очков возопил Вяземский. — Пусть тобой восхищаются, пусть тебе сочувствуют, пусть тебя оплакивают.

И он в волнении хлопнул по плечу доктора Даля.

— Я попросил бы!.. — отпрянул от него Даль.

— То есть… как оплакивают? — изумился Пушкин.

— Да очень просто! Нужен случай… Дуэль, скажем.

— Правильно, — подхватил Жуковский. — Но не просто дуэль, дуэль роковая. И ты должен быть ранен. И притом тяжело.

— А почему не убит? — рассердился Пушкин — Друзья называется!

— Но, Саша, — резонно заметил Василий Андреевич Жуковский, — пойми же, иначе ты падешь в глазах народа, а дуэль и ранение возвысят тебя вновь и враги твои будут посрамлены. Не забудь, милый, что ты еще и в долгах запутался изрядно… А ранение мы устроим. Рассчитаем так, чтобы серьезно, но не смертельно. А? Вот Владимир Иванович рассчитает. Он же доктор!

— Я попросил бы! — испугался Даль.

— А что? — задумчиво улыбаясь проговорил Пушкин. — А в этом что-то есть!.. Даже интересно! В конце концов натура у меня авантюрная, я ведь южных кровей! Ну, ну… И с кем же мне стреляться? А главное, из-за чего?

— Из-за чего, найдем! — бодро бросил Петр Андреевич. — У тебя жена красавица. Допустим, кто-то станет ее домогаться…

— Что?! — взвился Пушкин. — Моя жена — ангел! Во всяком случае, я хочу, чтобы все так думали…

— Так вот и будут думать! — не смутился Вяземский. — Представляешь: какой-то негодяй порочит доброе имя этого самого ангела, ты вступаешься, проливаешь кровь… А?

— И кого мы пригласим на роль негодяя? — чуть-чуть остывая, спросил Александр Сергеевич.

— Да любого из наших приятелей! — пожал плечами Вяземский.

Но Жуковский возразил:

— Нет, нет, господа, это должен быть человек сторонний. И желательно иностранец, чтобы трагедия приобрела политическую окраску и желательно еще послужила правому делу: скажем, борьбе с революционерами. Где у нас сейчас революционная ситуация? Во Франции! Опять брожение, вот-вот грянет! Надо бы француза… И тогда общественное мнение вместе с ним осудит и это их фрондерство!

В это самое время в кондитерскую Вольфа и Беранже, где происходил весь разговор, вошли в обнимку старый приятель Пушкина господин Данзас и блестящий молодой офицер мсье Дантес.

— А вот и француз! — хором возопили Жуковский и Вя-земски/ и ринулись к юноше.

— В чем дело, господа? — не понял Дантес. — Сейчас не двенадцатый год, так чем вам не нравится мое происхождение?

— Мсье, мы хотим вас просить, чтобы вы послужили славе русской поэзии! — закричал пылко Вяземский.

— Я и во французской поэзии мало разбираюсь!.. — смутился Дантес. — Я…

— Тем лучше!

И Жуковский объяснил юному вояке, в чем суть дела. Дантес даже пошатнулся.

— Но послушайте! А… если я его нечаянно убью? Что скажет история?

— История вас не забудет! — пламенно заверил Вяземский.

— Мсье, помогите, прошу вас! — вмешался в разговор Пушкин. — Понимаете, я их всех хочу проучить… И царя — пусть покусает локти, и общество — оно меня травит. Ну, всех, словом. А стреляете вы, слыхал, отменно, а место, куда попадать, наш милый доктор Даль высчитает до миллиметра. Если, конечно, — тут же ехидно прибавил Пушкин. — он не желает моей смерти!.. А, Даль?

— Я попросил бы! — чуть не плача, взмолился доктор.

…Вечером 27 января было прохладно и ветренно. На пустыре, у Комендантской дачи, как и ожидали, ни души.

Дантес ходил взад и вперед по притоптанному секундантами снегу, кусал губы, нервничал.

— И зачем ты в это ввязался? — сухо спросил его секундант, мсье д’Аршиак. — Ты его продырявишь, а русские будут лить грязь на наше отечество. Скажут, что ты не мог ценить их славы, не понимал, на что руку поднимал, и так далее. Не понимаешь?

— Я дал слово! Теперь поздно! — уныло отрезал Дантес.

В это самое время Пушкин скинул шубу, отважно расстегнул фрак, жилет, рубашку и подставил Далю правый бок.

— Вымеряй, друг! Доверяю…

Даль, внутренне содрогаясь, ползал вокруг него на коленях с линейкой и слуховой трубочкой.

— Я попросил бы… Саша, стой прямо! Так… три сантиметра от желудка, два от печени… О, господи, тут ведь еще селезенка! Ага… Пять сантиметров от позвоночника… Тут мочевой пузырь… Саша, а может в ногу, а?

— Раскроют! — возразил Данзас, приглашенный по случаю в секунданты. — Раскроют, Володя! Поймут, в чем дело!..

— Вымеряй, Даль, быстрее! — не выдержал Пушкин, у которого на лбу начала выступать легкая испарина. — Слушай, а больно будет?

— Сначала нет, — успокоил Даль. — Будет шоковое состояние, оно снижает болевой порог. А потом я тебе чего-нибудь дам. Вот! Нашел! Семь миллиметров от почек, два от селезенки! Ставлю кружочек! Мсье Дантес, попадете?

— Постараюсь! — выдохнул Дантес обреченно. Стойте! А… а как же одежда-то?! Нельзя ее застегивать, я же не увижу отметины!

— Одежду продырявим потом! — заверил Данзас. — Саша, держи поля фрака. Стой прямо… Будь умницей. Ради славы Отечества!!! На место, мсье Дантес!

Дантес про себя прочитал «Pater nostra» и на негнущихся ногах отбрел на десять шагов…

Несколько часов спустя, лежа на уютно застеленном диване в своем кабинете, упиваясь негодующим ревом потрясенной толпы, доносившимся с набережной Мойки, Пушкин всерьез задумался о будущем.

— Послушай-ка, Вяземский, — заметил он, обращаясь к сидевшему подле него зачинщику всей истории, — а мне, пожалуй, кажется, что дело это можно закончить еще эффектнее…

— Каким образом? — не понял Вяземский.

— А очень просто. Что если мне умереть? А?

— Ты с ума сошел! — испугался Вяземский.

— Да нет же! — улыбнулся Пушкин. — Не по настоящему, разумеется! Смотри-ка: врачей у меня было аж трое! Рану все нашли тяжелой — где ж им знать, как точно Володенька все высчитал! Ну, а теперь я денька два поболею, а там и… Сам посуди — таким образом бессмертие мне обеспечено! Долгов нет как нет! Похороните меня для вида, а потом я потихоньку за границу, и… Свободен! Сбрею бакенбарды, сменю имя и начну новую жизнь! А вы тут клеймите позором моих гонителей и убийц! А? И Николай Павлович попляшет у меня! Народ ему нипочем не простит, вот увидите! Жуковский, ты как на это смотришь?

— Дантеса жалко, — резонно заметил Василий Андреевич. — Он будет опорочен навеки. И могут быть дипломатические осложнения с Францией.

— А ты, братец, скажи, то есть уверь народ, что Франция тут не при чем! — не унимался Пушкин. — Допустим, Дантеса подкупили. Скажем, польские революционеры! За то, что я поддерживал русское самодержавие в его борьбе с освободительными движениями! Представляете? И либералам сказать будет нечего! А Дантесу — поделом! Между прочим, за женой моей он принялся ухаживать с самым искренним рвением!

Окончательный план был разработан уже поздним вечером, и вконец успокоенный Пушкин уснул с мыслями о грядущем величии.

За окнами дома на Мойке выла метель. Толпа разного люда стояла перед деревянными воротами и с тоской глядела на слабо освещенные окна. Одураченный народ, в то время еще не имевший прозорливых и искушенных лидеров, сведущих в уловках слуг тоталитарного режима, искренно скорбел… И, как всегда, безмолствовал.

Я сижу за столом. Сколько времени прошло? Слишком много.

На столе лежит книга. Книга, которую я хотела прочитать на протяжении всей своей сознательной жизни. Я тянусь к ней, пытаюсь достать, но все время что-то мешает. Или чего-то не хватает.

Но я знаю, что когда-нибудь я достану её. Возьму её в руки, открою и начну новую часть жизни.

Книга – моя цель, мечта.

А потом в комнату заходит человек. Я не знаю его, но он кажется смутно знакомым. Он встаёт напротив стола и меня. Берет книгу в руки и поджигает её, с усмешкой смотря мне в глаза. Уходит, запирает за собой дверь.

Я остаюсь одна. Наедине со своими мыслями и пеплом на столе. Вероятность того, что эта книга как феникс возродится из пепла ничтожно мала.

За один момент рушится абсолютно все.

Я остаюсь одна. Теперь у меня нет цели. И выйти из комнаты я не могу. Остаётся только сидеть в этой ненавистной комнате и просто существовать.

Путь потерян.

Уловили параллель?

Сегодня я очень плохо спала. От силы насчитала 3 часа. Приснилось, что рядом со мной взорвалась бомба, а потом меня пытались убить и везде вокруг горел огонь.

Разбудил меня муж со словами: "Началась война".

Давно я так быстро не просыпалась.

Вот вам и мирное небо над головой. Ха-ха. И свалить некуда. А потом ещё и сирены за окном завыли. Проверяют исправность. На всякий случай.

Мы все так или иначе росли на фильмах об Отечественной войне. Я боялась этого всю свою сознательную жизнь. А теперь молюсь за мирных жителей.

Даже не представляю, каково им там.

А я ещё недоумевала, чего это моя кошка третий день подряд как не своя, ходит орёт. А они то чувствуют, все понимают. Котеньки умные. А некоторые люди — нет.

Нет, ну надо же было так обосраться! Решила залить постец с телефона, ибо ноутбук уже на последнем издыхании и тревожить старца ради одной заметки негоже.

Вдхновилась такая, написала огромнейший пост и случайно обновила страницу. И все слетело.

Я ж эти мысли рожала несколько дней и все так точно отобразила их в тексте…

Яростно негодую и иду варить кофе.

#Провал

Four to the floor
Was the answer
Me on my knees
Like a dancer
Heartbreaker, you match me

You see the minds on the air
Call him mister vain
Fever, catch me

Four to the floor
In the state of the art
Our feet come down in pattern

And do you feel the rage?
I’m so glad you came
Oh, feelings are natural

When you’re flying low over cities of love
Over cities of dreams, yeah
When you’re watching the waves in country towns

That are amazing
When you get in the vibe
When you’re moving inside
When you know what I mean, yeah
When you getting the vibe
When you’re moving inside

And, oh, let it go
What you know
What they say
Fall in love with the world over again
Eating alone and in tribes tastes amazing
Eating alone, watch it grow

Только наступают сумерки и сразу все меняется.

Я люблю ночь. В темноте все сразу становится проще. Ночь очаровательна тем, что тебе кажется, что время остановилось, но на самом деле оно идет еще быстрее. И я очарована этим настолько же сильно, сколько и напугана.

Но ночью все становится искренним, даже интимным. Намного проще открывать себя, когда на часах 3:28, а не, скажем 12:54. Проще копаться в себе, вскрывать старые раны и вылечивать их.

Тихо. Никто не мешает и не шумит. Ты остаешься наедине с собой и можешь делать все, что захочешь. Можешь мечтать, признаваться себе в чем-то, открывать что-то новое для себя, ловить вдохновение, дышать свободно.

Но время неумолимо, и вот небо начинает светлеть. Наступает новый день. Но ты все равно знаешь, что…

Ночь искренна.

Все в мире циклично. И когда человек сбегает от какой-либо ситуации, а не пытается ее решить, она настигнет его потом в любом случае. Проверено на собственной шкуре не один раз.

После окончания ВУЗа, у меня все внезапно стало рушиться. Оказалось, что семья была не так счастлива, как мне казалось все мое детство и юношество. Оказалось, что я уже достаточно взрослая, чтобы обеспечивать себя, поэтому можно начать ругаться, устраивать скандалы каждый день и разводиться.

Оказалось, что мир не такой уж и радужный. Я бы хотела узнать об этом раньше и не посредством разоблачения многолетней лжи от самых близких людей. Но так получилось. Ну, отрицательного опыта не бывает, поэтому фиг с ним.

Хотелось уехать. Чтобы больше никто не пытался заставить меня выбрать чью-то сторону. Чтобы жить самостоятельно и ни от кого не зависеть. Чтобы начать элементарно высыпаться.

Собственно, как только представилась возможность, я упаковала свой маленький чемодан и свалила в другой город на границе с Европой. За 10 месяцев пребывания там много чего произошло и хорошего и плохого и это, наверное, было самое крутое время в моей жизни.

Но тут реальность вновь решила напомнить о себе и вернуть меня с небес на землю. И вот опять я в своем родном городе. В бетонной коробке в небе. Дышу воздухом и вдыхаю напряжение. Время от времени слушаю, что я живу как-то не так и все еще пытаюсь найти себя.

Но это ничего. Отрицательного опыта не бывает.

Узнаю следы прежнего огня.

#истории

Несбывшихся мечт больше, чем людей на этой планете.

Я знаю не одну, не пять и даже не пятнадцать историй о том, как человек мечтал о чем-то, а потом определенный случай или стечение обстоятельств перечеркивали абсолютно все планы.

Да и я сама пример такой истории. Я могла бы уже давно уехать из этой страны куда-нибудь подальше и не вспоминать про все дерьмо, что здесь было. Не дышать этим тяжелым воздухом, не видеть эти знакомые лица.

И один раз у меня даже почти получилось. Но "произошел случай или обстоятельства так сложились" и вот я все еще здесь. В небольшом городе с угрюмым видом из окна. В бетонной коробке в небе. И не могу никуда дернуться. К сожалению, от меня здесь ничего не зависит. Это не отмазка и не покровительство своим слабостям или лени. Просто так сложилось.

Почему? Люди мечтают, верят в лучшее, строят планы, начинают их реализовывать чтобы в один момент все рухнуло.

Но я еще молодая, у меня есть время сделать то, что хочу всей душой.

Интересно, все эти грустные люди с разбитыми мечтами тоже в начале так думали?

Вы не подумайте, я не пессимист и не специально развожу тут сопли. Просто подумалось. Сколько еще у меня времени осталось на мечту?

Желаю, следовательно существую.

Нет, ну, вы видели как выглядят Фарерские острова?

Пока я пытаюсь найти себя и разобраться, кто я и что мне нужно в этой жизни, я путешествую. Конечно, не так, как хотелось бы, но… Спасибо, Google Maps.

Ну так вот, Фареры выглядят как рай. Это архипелаг из 18 островов с ничтожным населением в 50 с хвостиком тысяч человек. 37,1 человек на 1 квадратный километр. На одном из островов живет всего 1 человек. Счастливый, наверное.

Фареры выглядят как то самое место, где хочется потеряться для всего остального мира. Просто взять и исчезнуть. У всех ведь хоть раз в жизни было такое чувство, правда же? Бросить все и всех, купить билет в один конец и потеряться. (Звучит слишком пафосно и очень по книжному, но тут, кажется, по другому не скажешь.)

Фареры выглядят как то самое место, куда ты прилетаешь и время для тебя останавливается. Ты просто застреваешь где-то среди маленьких домов, культурных фестивалей…

Теряешься среди мужчин, которые собираются вместе, чтобы забить кита, женщин, которые по пятнышкам на ногтях расскажут твою судьбу, бабушек, которые продадут тебе шаль из овечьей шерсти в виде бабочки…

Пропадаешь среди портов, скал, маленьких водопадов и бесконечных степей, в попытке догнать солнце и свои несбывшиеся мечты.

Когда-нибудь я брошу все и исчезну. Среди домов, скал и водопадов.

Таков путь к звёздам.

Ещё в студенческие годы я часто испытывала вдохновение. Вот просто так, из ниоткуда. И сразу хотелось что-то делать, куда-то идти, просто жить изо всей дурной силы.

А иногда это чувство возникало из-за чего-то. Книга, песня, пейзаж, человек. Что-то такое, что трогает твои струны души и тебя начинает трясти. Такая вот позитивная тревожность.

Со временем это стало приходить все реже и реже.

И буквально на днях накрыло. Как огромная морская волна, с головой, туда, в глубину.

Муж, конечно же заметил и давай выпытывать, что такое. Я начала объяснять и в процессе поняла, что это чувство намного глубже чем просто вдохновение.

Наверное, самое близкое понятие будет "желание жить". Но и тут все намного сложнее. Это не просто жить, каждый день ходить на работу и готовить ужин.

Это желание дышать полной грудью, замечать красоту в мелочах, любить мир, узнавать что-то новое, упиваться закатами и рассветами, плакать из-за красивых мелодий и счастливых концов… и многое другое.

Жаль, что теперь это чувство приходит редко. Но так я ценю его ещё больше.

Все прекрасное редко.

Ты странная.

Слышала эту фразу бесчисленное количество раз за всю свою жизнь.

Знала об этом еще до того, как люди начали все чаще повторять эти слова.

Еще в далеком детстве когда я что-то говорила друзьям, бывало такое, что все замолкали и не понимали, что я имею ввиду. Время прошло, ничего не поменялось. Разве что, теперь я понимаю, когда стоит молчать, дабы не подрывать свою репутацию/отношения с людьми/моральные устои и т.д.

Помню, как то раз мы гуляли с друзьями, я пошутила о чем-то и все замолчали и мы шли еще минуты две, не проронив ни слова. И тут один из друзей говорит: "Ебать у тебя юмор тонкий".

Нет, я не горжусь этим, чем бы это ни было. Но и не презираю. Как-то свыклась с тем, что нужно принимать все, как оно есть. Как минимум — проще жить.

О некоторых моих странностях не знает никто. О некоторых знают только близкие. О других — знают все, кто-то принимает, кто-то открещивается.

Но все эти странности — маленькие части меня. Их нельзя отрицать. Иначе это затянет в такую бездну, из которой я уже выбралась и возвращаться не хочется от слова "совсем".

Самый близкий друг, который у тебя есть — это ты сам.

Быть причиной себя.

Начало. Все с чего-то начинается. Но если копнуть глубже, то для каждого начала были предпосылки. Так произошло и в этот раз.

Уже не помню, как я натолкнулась на этот сайт. Но идея начать здесь что-то писать мне понравилась. Я смаковала ее около недели, время от времени смотря на строчку в закладках и чувствовала, что вот-вот — и я буду готова.

Почему так долго? Когда-нибудь дойду и до этого, но не сейчас.

Так вот, я наткнулась на этот сайт и открыла рандомный пост рандомного человека. Оказалось, что этот человек очень близок мне по духу в плане мыслей и частично душевного состояния. Но меня зацепил один единственный абзац.

В нем этот человек говорил, что изливать душу на малопопулярных сайтах стало чем-то особенным. Ведь никто из знакомых никогда не узнает и не прочтет. Safe space, как говорится.

Прочитав эти слова, я поняла, что вот оно. То, что мне было нужно. Просто изливать свои мысли куда-то, не боясь, что кто-то узнает, кто я и о чем думаю/мечтаю/страдаю/болею.

Так начинается эта история.