трёхбуквенный мой тотем

"hey, Sammy"

" Сэм, папа никогда не разочаровывался в тебе.
Никогда…"

всегда хотелось по щекам надавать за такое выражение лица " отец во мне разочаровался. я никогда не был достаточно умен, или достаточно быстр, или достаточно храбр. Я не защитил вас, когда было необходимо. не следовал приказам. я плохой сын."

« Вокруг них что-то происходило — какая-то бестолковая суета. Снова и снова вспыхивали заклятия, но для Гарри все это было полностью лишено смысла, он не обращал внимания на сверкающие совсем рядом лучи — ничто на свете не имело смысла, кроме одного: пусть Люпин прекратит делать вид, будто Сириус, который сейчас стоит в двух шагах от них за этой старой занавеской, больше не появится оттуда. Нет — сейчас он выйдет, отбросит со лба свои темные волосы и снова ринется в схватку! »

Мистер Уэйн: Тебе разве не плевать, Альфред? Это же не твоя семья.

Альфред: Мне не плевать. Один хороший человек возложил на меня ответственность..

.. заботиться о том, что было ему дорого больше всего на свете.

Простите меня. Я подвел вас. Вы доверились мне, а я подвел вас..

Помните как вы покинули Готэм? До этих событий, до Бэтмена? Вас не было семь лет. Семь лет я ждал, надеясь, что вы не вернётесь. Каждый год я брал отпуск. Я ездил во Флоренцию, там есть кафе на берегу реки Арно. Каждый вечер я садился там и заказывал Фернет-Бранка. Я представлял себе, что вот я взгляну через столики и увижу вас вместе с женой и, может, с парой ребятишек. Вы ничего не скажете мне, я вам тоже. Но мы оба поймём, что вы справились, что вы счастливы. Я не хотел, чтобы вы возвращались в Готэм. Я всегда знал, что здесь вас не ждёт ничего, кроме боли и несчастья. И я желал вам совсем другой жизни. И сейчас желаю.

ДЖОН: Знаешь, когда… когда вы были детьми, я возвращался домой с охоты, и после того, что я там видел, я был… я был совершенно разбит. И ты… Ты подходил ко мне, клал руку на плечо, заглядывал мне в глаза, и… говорил: "всё хорошо, папа "

Дин… Прости меня.
ДИН: За что?

ДЖОН: Не ты должен был мне это говорить, это должен был говорить тебе я. Знаешь, я… я взвалил на твои плечи слишком тяжелую ношу. Я заставил тебя слишком рано повзрослеть. Ты заботился о Сэмми. Заботился обо мне. Ты делал все. И ты не жаловался… ни разу.

Я просто хочу, чтобы ты знал - я так горжусь тобой.
ДИН: Это действительно ТЫ говоришь?

..да, это действительно я..

" Очень немного требуется, чтобы уничтожить человека: стоит лишь убедить его в том, что дело, которым он занимается, никому не нужно.

Ф.М. Достоевский "

Ты чуть не умер, я имею ввиду..
Что бы я тогда делал?

— говори громче.
- все в порядке.. Это временно, но я влюблен в тебя.
- Сэм..
- Дин..
- Ты пьян, Сэмми.

«“It’s nothing, Dean…” “You’ve been walking back and forth for half an hour, Sam, mumbling some crap about how you, being God-knows-what, is going to destroy everything and you seriously expect me to just drop it? For God’s sake, Sammy! you’re practically crying! You keep telling me I won’t understand, well how about you just fucking try me? Try me!”

via:(pure-purgatory)

"Стив хорошо справляется со всеми изменениями, но ему больно. Они разбудили его и ожидали, что снова просто Капитан Америка. Его друзья, его семья, его единственная любовь, и все, кого он знал, больше нет. Он осталсь совсем один в мире, который стал жестоким и циничным. Его патриотизм и истинное добро существует только в нем, этому нет места в мире, в котором он проснулся. "

слишком много всего на дне.слишком… много агрессии, печали, скорби, чувств собственной ничтожности и бессмысленности. от всего этого хочется закрыться, но все рано или поздно вернется и в трехкратном размере. в голове слишком много правды от которой действительно плохо, но какая-бы она не была, она все равно лучше лжи, которой итак много.

− Отец ВЕРНУЛ меня, Бобби. Мне здесь вообще не место. А так, по крайней мере, от этого будет хоть какой-то прок. И от моей жизни будет хоть какая-то польза.

− Чего? А раньше что, не было? Ты себя вообще ни во что не ставишь? Что ты внушил себе?

− Я не мог допустить, чтобы он умер, Бобби. Просто не мог. Он же мой брат.

− А ты подумал, что будет с твоим братом, когда он узнает, что ты отправишься в ад? Что чувствовал ТЫ, когда узнал на что отец пошел ради тебя.

− Не вздумай ему сказать. Делай со мной что хочешь, хоть убей, только, умоляю, ничего не говори Сэму.

25 сентября 1970 года в возрасте 72 лет в городе Локарно скончался Эрих Мария Ремарк.

«- Сэмми – Дин никогда в своей жизни не заикался и не говорил так быстро – Сэмми, положи пистолет.
- Ничего не будет – говорит Сэм и приставляет Кольт к виску. Выстрел – это музыка. Бах.

***

Залитый кровью ковёр он отогнул и свернул у кровати. Голые доски в светлой пыли. Дин уверен, что тело Сэма нельзя двигать, поэтому он крайне осторожно вытащил из-под него ковёр. Наверное, Сэму будет неприятно проснуться в собственной крови. Это единственное, что он себе позволил. Доводы фланируют в его голове как тени от птичьих крыльев. Доски чуть зеленоватые. Воздух холодный и монохромный. Дин открыл окно и зачем-то включил кондиционер. У Сэма очень удовлетворённое выражение лица. И три четверти развороченной черепной коробки. Он всё ещё слышит выстрел. Кто-то в его голове нажимает на одну и ту же клавишу. Бах. Музыка. Бах. Дин сворачивал ковёр так, чтобы ненароком не коснуться осколков костей и нежной кашицы мозга. Он ложится рядом с мёртвым Сэмом и снимает с его руки часы.
Время, около полуночи. Ему стоило задержаться с Бобби подольше. Поговорить с Бобби подольше. Возможно, Бобби рассказал бы ему что-то, чего он не знал о себе, мире или о Сэме. Бобби ведь имел обыкновение быть толковым. Дину кажется, что все его мышцы находятся в движении, будто он бежит. Но он не двигается, вытянувшись параллельно мёртвому телу брата. Он ощущает гладкие затёртые доски пола ладонями. Этими же ладонями вчера он проводил по мокрой от пота спине Сэма. Дин уверен, что всё не может произойти так. В полночь появится карета с окровавленной тыквой и мыши с горнами и трубами сыграют что-то мажорное. Сэм очнётся и его висок будет цел, как вчера, когда Дин что-то говорил ему на ухо. Что-то пошлое. И идиотское. Не вроде всех этих постельных разговоров. Что-то родственное. Вроде, того, а что, если бы так было, когда им обоим было бы до двадцати и они ни разу не были в аду. Дин разглядывает потолок. Проходит время, и часы Сэма выпадают из его пальцев. Он не может пошевелиться, а воздух в номере сгущается, и кровь поднимается воздух, танцующая, сплетаясь, образует будто кипящий комок тонких кровяных змей. Клубок, выбрасывая ловкие нити, цепляясь за воздух, плывёт к сэмову виску. Сэм улыбается ему холодным ртом. Он повторяет:
- Ничего не будет.
Дин открывает глаза в холодный номер. Его брат по-прежнему мёртв и на часах двенадцать тридцать.
Он ощущает, что рельефный рисунок слабо полированных досок пола отпечатывается на его ладони слишком сильно и испытывает острую боль в локтях. Открывается дверь, и в комнату входит Дьявол, такой, каким Сэм описывал его. Дьявол мексиканец и он весь в белом. Подошвы его ботинок чуть дымятся. В воздухе разливается запах пригоревшего шоколада, смешанный с резким запахом гудрона и гниющей плоти. Дьявол идёт, сгибая колени чуть сильнее, чем нужно, с каждым шагом он всё ниже и ниже опускается на корточки, и, наконец, он оказывается сидящим рядом с Дином. Дьявол многомерен, он видит его так, как будто тот не просто перед ним, а везде, со всех сторон, и как бы Дин не повернул голову, он всюду видит кровь брата и Дьявола. Дьявол постукивает тростью по полу три раза и говорит:
- Береги его получше. Зазвонят все колокола и станут падать птицы и самолёты. Я ничего не предсказываю, потому что я не гадалка. Хочешь снова в ад?
Дин открывает глаза в холодный номер. Его брат по-прежнему мёртв и на часах два сорок пять.
Дверь сносит с петель потоком вязкой жидкости. Номер заполняет кислотно-жёлтая вязкая масса, стеклянно поблёскивающая и бликующая на невидимом свету. Она поднимает их над полом, Дин замечает в ней новые цвета: костно-белый и кровяно-алый, оранжевый как плазма, яркий синий цвет медного купороса. Масса поглощает их. Он не чует Сэма рядом с собой и прежде чем погрузиться внутрь переваривающего их потока, замечает только нарисованную на потолке чьей-то быстрой рукой картину: серый берег со старым мхом на ноздреватых камнях и человека в чёрной куртке. В углу картины, вместо подписи художника – жёлтый смайл. Дин открывает глаза в холодный номер. Его брат по-прежнему мёртв и на часах около четырёх утра.
Он лежит на краю Гранд-каньона. Он слышит шум, на него то и дело падают гигантские тени. Он поднимает глаза к небу и видит огромных белых птиц с человеческими ртами. Птицы пикируют, и он открывает глаза в холодный номер. Его брат по-прежнему мёртв и на часах около семи утра.
Он рядом с угольно-чёрным, сгоревшим деревом, на котором растут яблоки цвета червонного золота. У корней дерева травой шевелятся зелёные и юркие безголовые змеи. Он видит Сэма, тот одет в чёрную куртку и пьёт кофе из помятого, будто сплющенного ударом металлического термоса. Вот Сэм допивает кофе, закрывает термос и снимает куртку. Внезапно оказывается, что он наг и змеи быстрой волной бросаются к его ногам, обвивая их. Дерево приходит в движение. Чёрные ветви удлиняются и прорастают сквозь акварельный, нежный воздух к лицу Сэма. Дерево обвивает его лоб ветвями как венец. Дин открывает глаза в холодный номер. Его брат по-прежнему мёртв и на часах ровно восемь.
Он и Сэм в машине, и они едут по сухому вельду, справа рычат львы, но вот они выходят и оказывается, что у рыжих камней лежат скелеты и охряная пыль. Рык раздаётся из чёрного магнитофона. Дин открывает глаза в холодный номер. Его брат, как он считает, по-прежнему мёртв и на часах двенадцать по полудни.

(c) "Solstice Deposit"

любимый фф и сократить не посмею
via:(pure-purgatory)

Позвольте мне вернуться домой

" Я на самом деле выгляжу сегодня здорово, спасибо, что заметили это"

а я думала, он собирается растегнуть рубашку, чтобы доказать нам, что Дженсен Эклз при желании может быть еще сексуальнее.. Песни Bad Company – Ready For Love и Мелисса Ferrick - Drive You All Night уже заиграли в моей голове.