птицы не плачут.

на набережной три часа ночи. все опустело, даже гуляки и пьяницы в это время уже исчезли с улиц. у меня в руке недопитая бутылка "jameson"а, в кармане пачка кента с зажигалкой, и все. вокруг тишина и шум волн с берега, ветра почти нет. небо усеяно звездами, здесь они так близко и так ясно видны. я напеваю себе под нос какую-то мелодию, что вертится в голове, и бреду вдоль берега по набережной. слева - узкий городской пляж и море до горизонта. справа - широкая набережная, за ней множество аллеек, уходящих в гущу закрытых кафешек и киосков. везде ни души.
я иду так примерно полчаса, дохожу примерно до середины длинной набережной и останавливаюсь у перил. просто на пляже у кромки воды замечаю человека, маленькая хрупкая фигурка, сидящая на песке, освещенная только луной и звездами. женская фигура, это можно понять с такого небольшого расстояния даже в темноте.
какое-то время я не решаюсь нарушать одиночество фигурки на берегу. стою на набережной и просто смотрю на нее и на море. но потом, подумав, что терять нечего, делаю глоток виски и спускаюсь к пляжу по ступенькам сбоку. из-за шума волн она, наверное, не услышала моего приближения. или же просто решила не обращать внимания, так как не повернула головы, даже когда я сел на песок в нескольких метрах справа от нее. она продолжала смотреть на море. в руке я заметил пустую бутылку из-под вина, кажется. пьет, как и я, в одиночестве, с усмешкой подумал я.
я решил не стараться привлечь внимание. пусть каждый остается в своем одиночестве, пока кто-то из двоих не захочет нарушить его.
я закурил. знаете, курить и пить виски ночью на морском берегу - особое удовольствие. запах моря смешивается с сигаретным дымом, легкий соленый бриз освежает все мысли и в то же время дурманит.
она повернулась и посмотрела на меня, я заметил боковым зрением.
- угостишь сигаретой?
голос тихий, хрипловатый, но приятный, будто шепчущий прямо на ухо, так странно. только тогда я на нее посмотрел. темные длинные волосы, то ли каштановые, то ли черные, в свете луны не разобрать. темные глаза, загорелая кожа. прямой нос, пухлые губы и пушистая тень от ресниц на почти впалых щеках. одежда - короткие шорты и ветровка, застегнутая под самое горло. ноги худые и длинные, босиком, и обуви рядом нигде не видно.
не понять, красива или просто немного симпатична, ночное освещение всему придает особенные формы и оттенки. но в тот момент незнакомка показалась мне красивой или хотя бы привлекательной. и, честно говоря, мне было все равно. плевать было на все, кроме того, что происходит прямо сейчас. море, пляж, странная встреча двух незнакомых одиночеств.
я молча протянул сигарету, она взяла её и зажала меж губами. я поднес зажигалку, вспыхнул огонек. в его свете я четче разглядел её лицо, но так и не смог понять, что думаю о её внешности.
она снова отвернулась от меня и смотрела на море. я тоже курил молча.
- один?
совсем тихий, короткий вопрос даже без взгляда в мою сторону.
- один. а ты?
я так же не смотрел на нее. только глотнул еще виски и докурил сигарету.
- ага.
она, кажется, кивнула. хоть я и не смотрел на нее. и снова молчание. какое-то время мы оба сидели, не шевелясь, неотрывно глядя куда-то за горизонт.
она докурила сигарету и медленно утопила окурок в песке. потом наконец повернула голову и посмотрела прямо мне в глаза. я не видел, но чувствовал этот взгляд.
- хочешь меня?
почему-то я не стал даже переспрашивать. в обычной ситуации подобный вопрос меня просто шокировал бы, я не привык к подобным предложениям на улице от незнакомых девушек. да и я привык всегда держать себя в рамках приличия, не поддаваясь мимолетным желаниям и безрассудству. но сейчас. сейчас уже почти четыре часа утра, я сижу на песке, передо мной до горизонта тянется море, а позади спит целый город. из звуков только шум волн, обнимающих берег. и на всем этом берегу, под светом луны и звезд, только я и эта незнакомая девушка, которая так же, как я, пьет в своем закрытом одиночестве и смотрит на ночное море.
поэтому я не стал переспрашивать. просто, не говоря ни слова, поднялся и подошел прямо к ней. она так же молча встала, расстегнула и сняла с себя ветровку, а затем стянула с меня футболку. под ветровкой её оказалась майка, яркая, с какими-то надписями, которых я не запомнил. майку уже снимал я. и чувствовал её взгляд прямо в глаза.
не буду описывать, что было дальше. думаю, все понятно и без слов. скажу лишь, что я не пожалел о сделанном ни тогда, ни сейчас, после осознания произошедших за ночь событий.
понемногу начало светать, из-за горизонта разливался по небу тусклый, но все набирающий силу свет.
незнакомка не сказала своего имени. не сказала ни слова больше, подобрала с песка одежду, поднялась и ушла. вдоль кромки воды, медленным шагом, не оглядываясь и даже не одеваясь. через метров сто она поднялась по лестнице на набережную и скрылась из виду. а я еще долго сидел и смотрел в ту сторону, до тех пор, пока не рассвело, и первые купальщики не стали появляться на пляже.

перечитываю, что написал, и самому как-то с трудом верится в то, что это произошло со мной, сегодня ночью, прямо на пляже. будто это был какой-то сон или дурман. но несомненно, это была правда. в моих шортах полные карманы песка, а на спине отпечатки её пальцев.
я не вернулся домой раньше рассвета. и не жалею об этом.

странно помнить события и дни из самого раннего детства. времени, когда у меня еще была полноценная семья и я был по-настоящему счастлив. мне было года три-четыре, когда мы ходили с мамой и папой(так я его еще называл тогда) гулять в ботанический парк. крот рыл норки на газоне, а я с какой-то девочкой, которая гуляла там же с бабушкой, выслеживал этого крота. мы клали кусочки яблоки и груш на верхушку норки и тихо ждали на расстоянии нескольких метров. один раз наша приманка зашевелилась, и мы почти увидели маленький черный нос. я радостно хвастался маме и папе и просто был счастлив этим летним прогулкам.
а по вечерам папа рассказывал мне германские сказки - о Гензеле и Гретель, Бременских музыкантах и безобразной Эльзе. а еще мифы о нибелунгах, драконах, Одине и Торе.
у него была маленькая потрепанная книжечка, подаренная ему еще его бабушкой-немкой. он смотрел в книжечку, пролистывал страницы и рассказывал мне сказки. иногда читал по-немецки. хоть я и не понимал и страшно удивлялся звучанию этого незнакомого языка, но мне безумно нравилось его слушать. а книжечку эту я держал в руках словно сокровище. рассматривал черно-белые древние иллюстрации и немецкие буквы, вдыхал запах страниц и книжной пыли, бережно гладил пальцами пожелтевшую. уже тогда я влюбился в книги. как ни неприятно признавать мне это сейчас, но с самого детства любовь к книгам привил мне отец.
еще он много рассказывал о самой Германии. о Берлине, Франкфурте, Кельне. о том, как красиво светятся ночью паромы на Рейне. о том, какой неимоверно крутой аквапарк есть недалеко от Берлина, и что мы обязательно побываем там. о том, что ежегодно в Мюнхене проводится осенний фестиваль, на который люди приходят семьями, с детьми, и там я смогу поиграть на волшебных аттракционах и найти новых друзей…
когда мне было пять или шесть, я стал испытывать страх и чаще расстраиваться. я слышал крики, и они пугали меня. мама и папа ругались, но тогда я даже не понимал, что это значит. мне просто было страшно. я все реже был счастлив на прогулках с семьей. и все чаще стал слышать, как кричит и плачет мама. и я не понимал, почему она плачет, почему папа ничего не делает, неужели это он обидел маму? но нет, я не мог тогда понять, что происходило между родителями. когда ты очень мал, ты ничего не понимаешь, тебе неведомы все эти сложные взрослые проблемы, и ты только чувствуешь, что что-то не так, и тогда становится страшно. ты только веришь каждому слову любимых родителей, потому что безоговорочно веришь, что мама и папа никогда не сделают тебе плохо.
в семь лет я пошел в школу и начал понимать намного больше в ругани и душевной боли. иногда мама с папой особенно сильно ругались, и тогда у меня что-то внутри сжималось в стальной комок и болело. мне все еще было не понять всей сути происходящего, но я уже стал понимать, кто был в нашей семье источником негатива.
папа стал часто злиться и уходить из дома вечером. мама не хотела разговаривать со мной, закрывалась в спальне. а когда я однажды спросил, где папа, она так крепко меня обняла, и беззвучно зарыдала. я почувствовал её слезы на волосах и шее, и больше ни о чем не спрашивал. я так не хотел, чтобы мама плакала. чем чаще это повторялось, тем чаще я стал злиться на папу. мама все плакала и плакала, так редко смеялась и радовалась, лишь когда я очень-очень старался её рассмешить, и то, не всегда.
а через какое-то время папе стало все равно, что я злюсь. я его разочаровал, еще в самом детстве. уже тогда он каким-то невероятным образом понял, что я очень похож на маму, и совсем не такой как он. как он это понял - я не знаю до сих пор. то ли по тому, как я играл детскими игрушками, то ли по тому, как рисовал, то ли по тому, как держал ручку и учился писать в первом классе, то ли по еще какой-то неведомой мне чепухе или мелочи.
я привык, что мы перестали гулять в ботаническом саду, а папа больше не рассказывал историй о Германии, забрал книгу моей прабабушки-немки и не приходил домой. привык, что мама плакала, и я ничего не могу с этим поделать. единственным утешением для потерянного ребенка тогда стали книги. множество старых советских книг, которые в ящиках пролеживали в кладовке. я доставал их и читал одну за одной. русские/украинские сказки, рассказы, повести, "все обо всем", даже энциклопедии. позже стал брать книги в школьной библиотеке. экзюпери, кэрролл, диккенс, прочие, прочие, прочие. я становился все более замкнут, все больше погружался в мир книг, все меньше разговаривал с кем-либо. из радостного некогда ребенка я превратился в тихого и незаметного. даже в школе я был просто тихоней, ни с кем особо не общался и не дружил. надо мной стали подшучивать из-за имени и фамилии, для других детей мое фио звучало и правда смешно. из-за этого я закрывался все больше.
только пару человек относились ко мне нормально, и с ними в будущем мы стали друзьями.

и вот, когда мне было девять лет, папа окончательно разочаровался в нас с мамой. помню, тогда был самый страшный скандал из всех. мама громко плакала, папа злобно кричал. я прятался в комнате, сидел на полу возле кровати и готов был забиться под нее в любой момент, потому что мне казалось, что мир скоро весь рухнет, что стены задрожат, зацветут тысячами трещин и упадут мне на голову.
я не знаю, сколько прошло времени, пока все стихло. но я слышал, как папа несколько раз ходил туда сюда мимо двери моей комнаты, гремел и шумел чем-то(собирал вещи), снова коротко что-то говорил или кричал, щелкнул замок, хлопнула входная дверь, и все стихло. с того вечера я не видел папу. и с того года перестал называть его так.
он укатил в свою Германию, высылал деньги, как полагается, но при этом никогда не звонил и не писал. он позвонил мне лишь когда мне исполнилось 14 лет. ну и дальнейшую историю вы уже знаете.
давно я не писал таких длинных постов.

только что сегодня стало шестнадцатым мая, на часах 00:00.
"он смертельно устал, разные неназываемые чувства не могли найти себе места и пропадали непонятно где."
это точно про меня сейчас.
смертельная усталость, тяжесть в теле, нет сил ни на крик, ни даже на шепот, а ведь так нужно закричать, ведь я просто…
я все пытаюсь понять, неужели у некоторых людей действительно меняется жизнь с приходом весны? я имею ввиду, сама жизнь, что-то кроме погоды и смены одежды на более легкую.
но если да, то как? самовнушение? настрой? игра гормонов(у некоторых такое вполне возможно) ?
а я ведь просто увяз. какая-то трясина все никак не отпустит, несмотря на довольно разнообразные и новые события последнего месяца, что-то внутри меня давным-давно щелкнуло, какой-то выключатель, и никак не желает щелкнуть обратно.

я познакомился с очень красивой девушкой. мы с ней гуляли в парке и я даже дарил ей цветы. странное забытое чувство, я так давно не дарил цветы. просто так, красивой девушке, как комплимент или знак внимания. я думал, что уже не умею всего этого, встреч, свиданий, прогулок в парках и разговорах обо всем и ни о чем. появлялась время от времени какая-то грустная гнетущая ностальгия, но я подавлял её как мог и старался быть как можно более нормальным. но знаете, у меня не совсем получилось, наверное. куда более нормальные, чем я, заслуживают куда большего внимания таких девушек, как она. наверное, я слишком много говорил о музыке, книгах, чем-то душевном, слишком много молчал в паузах, слишком тихо молчал, быть может. слишком мало шутил, слишком мало делал банальных, и в то же время оригинальных, комплиментов, слишком мало говорил о чем-то легком. но, в общем, я не сильно и не долго-то переживал, потому что с самого начала подсознательно знал, что так будет. ведь так бывало всегда(не так много раз, но всегда).

ко мне приехал очень хороший друг, с которым мы не виделись ужасающе давно, и теперь оба не понимаем, какого черта не могли увидеться намного раньше, ведь 300 км - это не такое уж непреодолимое расстояние.
он приехал и будто стряхнул с меня пыль. в нем есть столько черт, напрочь противоположных моим чертам, и это настолько удивительно и здорово. противоположности притягиваются, и это сущая правда. в нем что-то такое дикое и прорывное, чего нет во мне. он как ветер, вперед и только вперед, и если и остановится - лишь по собственному желанию. если сменит направление - только так, как захочет, и тогда, когда захочет. и ветру нет дела до других природных обстоятельств, нет дела ни до шляп на головах людей, которые он бессовестно срывает и уносит, ни до зонтов, которые он в порыве ярости ломает или выворачивает, ни до, собственно, людей, идущих внизу. но иногда он ласков и нежен, ласкает кожу, красиво развевает шарфы и юбки из легкой ткани, спасает от знойного солнца. мой друг именно такой, и этого всего совершенно нет во мне. и когда он дает мне частичку этой свободы и безумства, бездумности, я становлюсь чуточку живее. но когда его дикость зашкаливает и выходит из-под контроля, мне под силам обуздать её и успокоить его пыл. в нем нет моего спокойствия и терпения, и когда я даю их ему, ему становится легче.
вот и получается, противоположности притягиваются. и сейчас мне лучше просто от присутствия его рядом. потому что сколько бы он ни молчал, ни кричал, ни бесился, да что угодно. я все равно буду знать, что он сделает на самом деле, если станет совсем плохо.

но тем не менее, я почти ни на шаг не сдвинулся с того места, на котором застрял. сейчас погружаюсь с головой в учебу, потому что время предательски быстро бежит, а сессия угрожающе близится. нет времени даже читать, только в транспорте по пути в универ/домой, да дома перед сном 15 минут(практика хождения по дому с книгой и чтения на ходу закончилась провалом). когда выкарабкаюсь из-под завалов учебу, буду учиться дышать немного иначе. так, как пытается учить меня дышать Ян.

не о чем писать. просто ничего нет. ни чувств, ни эмоций, ничего. лучше бы были взрывы, лучше бы срывы и тяжести, но хоть какие-нибудь эмоции. а я, получается, бесчувственный сейчас какой-то совершенно. день за днем, из серости в серость, меняются лишь мелкие детали, а дни все те же.
так странно, еще месяц назад мне думать было сложно о каких-нибудь чувствах, любви, влюбленности.
а сейчас мне захотелось влюбиться. даже полюбить. так, чтобы сильно и надолго. так, чтобы необязательно взаимно, но чтобы по-настоящему. так, чтобы было ради чего и ради кого жить, ради кого просыпаться каждый день, ради кого делать все, что в моих силах.
я устал жить ради себя. я не могу жить ради себя. зачем это вообще и как это? как люди так живут, ради самого себя и больше не ради кого?не знаю и не понимаю, я так устал.
" Пока любишь кого-то всем сердцем - хотя бы одного человека, - в твоей жизни ещё остается надежда. Даже если вам не суждено быть вместе." - да, именно так.

у меня в кармане немного серебряной мелочи,
билет на автобус до дальних тех горизонтов,
куда не доехать никак до самой глубокой ночи.
и полные пригоршни рассказанных мне тобою снов.
я их храню. и всегда ношу с собой.
ну а кто бы хранил очень бережно и мои сны?
я твои берегу, трепетно, как преданный часовой.
а мои? ты прости и забудь, они ведь как те мосты,
что сожглись той весною, будто бы сами собой.
и вот я отдал из кармана свой помятый билет.
вот я еду в старом и громком дрожащем автобусе.
за окном здесь глубокая ночь, а дороге конца нет.
а где ты? в какой из ста точек огромного глобуса?
где-то там, затерявшись в артериях этого мира,
ты не вспомнишь, наверное, даже, о тех своих снах,
что доверила мне, рассказала и просто забыла.
ну а я? я храню их.
наступила по счету уже четвертая весна.

https://stihi.ru/2013/03/15/683

беспроглядная тьма внутри.
и прожженное дымом "нечего".
" забери меня, забери",
всё скулит под луной каждый вечер,
как побитый палкою пес,
иль потрепанный ветром голубь.
" дотяни, дотяни до весны.
и до лета, пожалуйста, тоже. "

" без тебя не прожить, не вдохнуть".
ну а выдохнуть, значит, сможешь?
на лице мимолетный испуг.
шутка правды бывает дороже.
не смотри на меня, будто лгу.
не смотри сквозь ухмылку кривую.
знаю, в спину вонзишь иглу.
знаю, будут слова впустую.

знаешь, просто, прошу, уходи.
не дели мою тьму со мною.
мне не нужен союзник в пути,
и не нужно вести под конвоем.
твои иглы уже аж в груди,
не вдохнуть, и не выдохнуть тоже.
потому что так дико болит,
твое имя под моей кожей.

https://stihi.ru/2013/03/13/487

мне сейчас не страшны никакие войны.
любая пуля в сердце станет подарком
я исчерпал себя, до дна, полностью.
может быть, поневоле, но увы, без остатка.
это не суицид, не желание просто сдохнуть.
и о помощи я никого не прошу, не стоит.
мои раны должны немного подсохнуть,
а пока - каждая из них слегка кровоточит.
меня не окружает то, что мне в грезах снилось.
это все вокруг так далеко от идеальности.
я просил бы забрать меня отсюда, такая вот милость,
забрать подальше, подальше от этой реальности.
мне здесь кажется всё искаженным до боли,
сделанным кем-то как будто карикатурно.
я отказываюсь от всех побуждений своей воли
и стараюсь вести себя тихо, спокойно, культурно.
я просил бы забрать меня отсюда, такая вот милость.
да забрать только некому будет, да и я не хочу.
ну и ничего, не надо, понимаешь, так сложилось.
поезда ушли за горизонт и больше не вернулись.
я опять же, всего лишь птица, и я уже не летаю.
или дерево осиновое, сломанное изнутри ствола.
я больше ничего стоящего собой не представляю.
и вряд ли представлю, внутри меня одна пустота.
ты прости меня за твои попытки сделать меня лучше,
я остался таким же, я неизменно с чем-то НЕ борюсь.
у меня не хватает сил на такую борьбу за будущее,
я и прошлое свое уже так давно победить не могу.
если честно, во мне нет уже никаких надежд на тепло.
я пытался и я разбивался в лепешку, так было.
мне потом уже, позже, все же стало-таки все равно.
но за новыми ранами/шрамами/болями сердце ныло.
я оставил попытки достать туда, куда мне не дотянуться.
и ничего, я смирился, нормально справляюсь и, видишь, живу.
без понятия, сколько еще эти ржавые рельсы будут тянуться,
но смотри, я живой, я почти, я… прости, я увы ничего не могу.

6/02/2012

странно захлебываться старыми прошлогодними строчками, но все повторяется. когда писал, не знал, что строки эти будут предначертанием на будущее.

у меня по вечерам жар.
и я, кажется, снова скучаю.
давай, бери свой чай,
свет выключай,
садись поближе и слушай,
как я умираю.

мне каждый раз
давали надежду на жизнь,
а потом отбирали,
как детский каприз.
и это вовсе не послание,
чтоб обвинить.
исповедь.
всего лишь истина.

каждый день
с пулей у виска.
знаешь, я всегда знал
что мне никак не дожить
до ста.
или даже до девяноста.
и продолжал лететь на огонь
к самым большим звездам.

и когда ты приходишь
и мне говоришь о будущем,
я хватаю ртом сдавленно воздух,
чувствуя,
что останусь ни с чем.
зачем? обездвиженный, сломанный,
псих.
только совсем не об этом стих.
о тебе.

ты приходишь и обнимаешь меня
самым сильным теплом,
я теряюсь в поступках и мыслях,
боюсь.
потерявший себя однажды,
никогда не найдется в рифмах.
полюбивший однажды - уже
никогда не перестанет любить.

ты меня собираешь в целое,
вместе с тем, раздирая на части.
я то падаю вниз,
то рывком поднимаюсь ввысь.
лишь не мучай меня, я прошу,
мое счастье.
оставь мне мой каприз,
раздели со мною мои два вдоха
и надежду на жизнь.

у меня по вечерам жар,
и я, кажется, снова скучаю.
оставляй свой чай.
свет не включай.
садись еще ближе и чувствуй,
как я оживаю.

28/01/2013.

здравствуй, мой сон.
такой далекий и такой безумно близкий.
такой притягательный и одновременно настолько же пугающий.
такой внезапный и такой ожидаемый.
такой родной и такой чужой.
здравствуй, мой сон.
мой первый, третий, трижды десятый, сотый и последний сон.
болезнь и спасение.
радость и грусть.
счастье и мука.
дьявол и бог.
сон и явь.

здравствуй, мой сон.
я не буду с тобой прощаться.

oh, you're in my veins,
and I cannot get you out.
oh, you're all I taste
at night inside of my mouth.
oh, you run away,
cause I am not what you found.
oh, you're in my veins,
and I cannot get you out.
no, I cannot get you out.

и кажется, что нормально всё, но внутри что-то гложет,
ведь образ твой у меня выжжен, высверлен, выстрадан
черными буквами под мертвенно-бледной кожей.
а ты плачешь так, что скоро самые пресные из мелководий
наполнятся солью. и море живое навечно
станет самым мертвым морем.
во мне.

под твоим взглядом замерзают даже вулканы.

он таким был для всех хорошим и добрым,
лучезарным, казалось бы, мальчиком.
у него в душе раньше росли цветы
и никогда не было чувства паники.
и казалось что все хорошо, всем,
что он сильный, он со всем справится.
к сердцу близко не принимай, зачем,
все равно у тебя всё наладится.
только вот изнутри - глубокая трещина,
и в душе уже просто пропасть.
упадет - и, считай, пропал уже.
и не словишь уже, и не трогай.
показали врачам, упекли в больницу.
и хирург собрал инструменты.
" мы разрез, вот здесь, соберем по краям,
и сошьем с помощью жесткой ленты".
" он же выживет, доктор, правда?
есть ведь, правда, ведь есть спасение? "
все толпились у его палаты,
все кричали о каком-то излечении.
от чего и лечить-то толком не знали,
не понять никому той пустотности,
что у мальчика растет глубоко внутри,
убивает душу его и ломает кости.
он уже изнурен до крайности,
и довел себя почти до заключения.
пару глав осталось - всем на радости,
а потом - не имеет значения.
он в больнице теряется среди стен,
задыхается этими медикаментами.
убегает от хирургов и врачей,
боится лишних людских сантиментов.
все отчаянно хотят его спасти,
только есть ли вообще спасение?
пациенту операции не перенести,
и не стоит продлевать лечение.
пациент не болен совсем, его просто нет.
так стоит ли тратить ваши лекарства?
на сердце и душу его наложен запрет,
и никто вам не будет благодарствовать.
у пациента в палате слишком светло,
у пациента кожа до жути белая.
пациент незаметно сливается с окном,
и пытается умереть очень неумело.
пациенту операции не перенести,
и не стоит продлевать лечение.
вы поймите, пациента уже не спасти,
пациент сам себе прописал назначение.

решил вот что-то немного автобиографии сюда подкинуть. либо просто выговориться, ибо мысли же. либо просто чтобы избежать вопросов "расскажи о себе". никогда не мог полно и конкретно на этот вопрос ответить. о себе ведь можно рассказать что угодно. о чем мысли, как провел летние каникулы, когда последний раз был на море, как прошло детство, или как вчера заваривал чай на кухне и думал о том, как надоело всё.

я не сопливое дерьмо, я просто ничтожество, в самом деле.
мои мать и отец разошлись, когда я был еще маленьким. отец уехал к себе в Германию, там и живет поныне. мама осталась одна, со мной. ей сложно было, было сложно и мне.
из-за моего имени и фамилии меня все детство все дразнили в школе. я только позже стал понимать, что не стоило еще тогда начинать ломаться.
мой отец звонил мне иногда из Германии, спрашивал, чего я успел достичь за это время. еще в детстве он мне обещал, что когда я вырасту и добьюсь успехов, стану сильным и достаточно взрослым, он заберет меня в свой чудесный дом у озера в Германии, и там мы будем жить прекрасно и счастливо, втроем, он, мама и я.
я должен был стать лучшим, лучшим во всем. я должен был быть авторитетом у одноклассников, предметом обожания у девочек, самым умным учеником во всей школе, любимчиком учителей, любимчиком для всех. заниматься спортом, занимать призовые места в школьных и спортивных олимпиадах. быть вежливым, пунктуальным, веселым, остроумным. первым.
а я же… я же летал где-то в облаках, погружался в книги с головой. не мог ответить одноклассникам на все их дерзости и оскорбления в мою сторону. часто прогуливал школу, чтобы не видеть их, чтобы не попадаться на глаза никому. закрывался в комнате с книгой, пока мама была на работе, и читал, читал, читал. я был белой чайкой среди серых голубей, я всегда тянулся к морю, к океану. я находил его в книгах, там и жил, там и создавал свои миры. я не стал первым.

когда мне было 13, или, может, 14, отец позвонил мне из Германии, и спросил, чего я добился. стал ли я лучшим?
он сказал, что я разочаровал его, что я ничего не добился и не добьюсь, а значит, я просто ничтожество, и незачем рожден на свет. он полагал на меня большие надежды, а я не оправдал его ожидания, надежды на меня нет никакой, я просто пустое место, и не более.
с того дня я не слышал его голоса по телефону. с того дня я только слышал его голос в голове, повторяющий все одно и то же.

мать встретила моего нынешнего отчима, когда ей было очень плохо и сложно. не было денег, не было сил. он помог ей, выручил, дал надежду, опору, тепло, обеспечил деньгами, поддержал за руки, когда она падала. за это она и полюбила его. за это она и любит его до сих пор, за это она и закрывает глаза на всё. на все его ссоры, на всё его неуважение, на его ненависть и презрение ко мне.
я просто нелеп для него, в своей замкнутости, в своих слабостях, мыслях и любви к книгам.
каждый раз, когда я пытаюсь помешать ему обидеть мать, когда я пытаюсь хоть высказать ему, как он поступать с ней не должен, я ломаюсь, он физически ломает меня. и мне не хватает сил ответить ему, никак не хватает. он бьет всегда по ребрам, и душит. почему именно так? я не знаю, как узнал он мои слабости. слышал ли, как я говорил матери, что очень часто задыхаюсь во сне, или просто увидел еще когда-то в моих детских глазах страх задохнуться. или он держит так мои слова, которые пытаются вырваться. мысли мои, и мою мнимую свободу загоняет обратно в меня, не давая вырваться из легких наружу. каждый раз, да и сегодня было так же.
вот и хожу, как снятый с виселицы живой труп, с синяками на шее и под кожей.

а сегодня мне позвонил мой отец. сказал, что в этом месяце ведь мой день рождения. он не помнит, какого числа. "тебе исполняется 18, чего же ты добился?". он не помнит, что мне уже было 18, в прошлом году.
я лишь ответил, что изменюсь и стану сильнее всего.
а на самом деле, мне все это так надоело.
я где-то в тумане, в холодном, и не слышу морского запаха, который вел бы меня туда, куда зовет сердце. мне нужен маяк, такой, чтобы вывел.

голова болит от всего этого, что внутри раздирает, режет глотку, пытаясь вырваться через легкие наружу.
устал, я устал быть обманутым, глупым, бьющимся.одним.
утопать это всё в алкоголе и забываться сигаретным дымом. всё как всегда, и всё как-то глупо и ванильно.
ты мне говорила, что я совсем другой, и я найду еще свои миры. где они, миры мои?
я все еще, бывает, тебя вспоминаю. все те ужасные минуты, которые меня поднимали с дна и ломали заново, всё то, что заживо похоронено там, за нашим поездом.
я до сих пор не могу пить тот ужасный чай, мне ужасно дурно от запаха тех духов.
но не о том я, не о том.
я знаю, мне нужно, мне стоит меняться и быть сильнее. не подпускать так всех в свою жизнь, не давать ломать себя как сухие осенние ветки, что чаще всего и случается. что было и с нами, когда ты впервые надломала меня у самого корня. кем я был тогда? осиновый дрожащий мальчик, ты так смеялась над этим, а мне было так больно и кричаще внутри.
я не ною, нет, ни в коем случае. накрывает такими волнами, когда вижу подобное у других людей. ты будешь всегда в моей памяти, но большего нам не дано, ибо я ничтожество, и мир мой слишком мал и жалок, слишком много там камней и грязи. ты меня научила видеть себя открыто, и я вижу. только другим показывать себя не умею. из идеала я для них резко превращаюсь в жалкое ничто.
я не пишу записи о прошлом, я здесь пытаюсь себе напомнить о том будущем, которое строил тогда, когда видел перед собой твои глаза. того уже нет и не будет, пусть то будущее останется чудесным воспоминанием, со времен твоих глаз.
я не люблю тебя больше, но ты остаешься самой кровоточащей артерией в моем сердце, в моем теле. через тебя все мои мысли и страхи пропущены, разрезаны на куски и выкинуты тобой в помойную яму. я благодарю тебя за это, теперь я не думаю больше так, как думал тогда.
сколько раз я видел влюбленные в себя глаза с тех времен, слышал эти слова и читал эти признания о любви. сколько раз после того перед моим носом хлопали дверьми, били посуду, кидаясь в меня осколками её, говоря, что я ужасен, не понимая, как можно было влюбиться в меня, ведь я совсем не то. сколько раз, я не считал, но я всегда предупреждал всех. я помню все твои слова о моей дерьмовости, это как урок и опыт мне, но почему же он не срабатывает, почему ранит всё так же?
я не могу спать, я не могу дышать сейчас. господи, да ведь это никто не прочитает, ну и слава богу, что так. множество не понимают, множество не поймут.
а знаешь, сейчас есть люди, которым я, кажется, важен. но я все же испорчу всё глупостью своей, как делал это всегда. я даже представляю, как ты сейчас смотрела бы на меня, как качала бы головой и немного поджимала губы, будто собираясь ударить меня. я хотел бы, чтобы ты ударила меня, может, тогда я не сходил бы с ума и не писал бы сейчас здесь весь этот бред.

я узнаю поезда, в которых ездил к тебе, и сразу же лихорадочно убегаю от них. настолько тонки те детали внутри меня, боюсь сломать, случайно столкнув прошлое с настоящим.

пора заканчивать, пора меняться.
кажется, что я даже голос твой сейчас слышу. который говорит мне "Тиша, всегда держись на ветру, держись на южном ветру".
только я забыл, как звучит твой голос, я забыл твои интонации.
как измениться мне? как жить мне со всем этим холодом под кожей, когда зимой никто даже не предложит чаю, и не захочет поделиться теплым пледом.