странно помнить события и дни из самого раннего детства. времени, когда у меня еще была полноценная семья и я был по-настоящему счастлив. мне было года три-четыре, когда мы ходили с мамой и папой(так я его еще называл тогда) гулять в ботанический парк. крот рыл норки на газоне, а я с какой-то девочкой, которая гуляла там же с бабушкой, выслеживал этого крота. мы клали кусочки яблоки и груш на верхушку норки и тихо ждали на расстоянии нескольких метров. один раз наша приманка зашевелилась, и мы почти увидели маленький черный нос. я радостно хвастался маме и папе и просто был счастлив этим летним прогулкам.
а по вечерам папа рассказывал мне германские сказки - о Гензеле и Гретель, Бременских музыкантах и безобразной Эльзе. а еще мифы о нибелунгах, драконах, Одине и Торе.
у него была маленькая потрепанная книжечка, подаренная ему еще его бабушкой-немкой. он смотрел в книжечку, пролистывал страницы и рассказывал мне сказки. иногда читал по-немецки. хоть я и не понимал и страшно удивлялся звучанию этого незнакомого языка, но мне безумно нравилось его слушать. а книжечку эту я держал в руках словно сокровище. рассматривал черно-белые древние иллюстрации и немецкие буквы, вдыхал запах страниц и книжной пыли, бережно гладил пальцами пожелтевшую. уже тогда я влюбился в книги. как ни неприятно признавать мне это сейчас, но с самого детства любовь к книгам привил мне отец.
еще он много рассказывал о самой Германии. о Берлине, Франкфурте, Кельне. о том, как красиво светятся ночью паромы на Рейне. о том, какой неимоверно крутой аквапарк есть недалеко от Берлина, и что мы обязательно побываем там. о том, что ежегодно в Мюнхене проводится осенний фестиваль, на который люди приходят семьями, с детьми, и там я смогу поиграть на волшебных аттракционах и найти новых друзей…
когда мне было пять или шесть, я стал испытывать страх и чаще расстраиваться. я слышал крики, и они пугали меня. мама и папа ругались, но тогда я даже не понимал, что это значит. мне просто было страшно. я все реже был счастлив на прогулках с семьей. и все чаще стал слышать, как кричит и плачет мама. и я не понимал, почему она плачет, почему папа ничего не делает, неужели это он обидел маму? но нет, я не мог тогда понять, что происходило между родителями. когда ты очень мал, ты ничего не понимаешь, тебе неведомы все эти сложные взрослые проблемы, и ты только чувствуешь, что что-то не так, и тогда становится страшно. ты только веришь каждому слову любимых родителей, потому что безоговорочно веришь, что мама и папа никогда не сделают тебе плохо.
в семь лет я пошел в школу и начал понимать намного больше в ругани и душевной боли. иногда мама с папой особенно сильно ругались, и тогда у меня что-то внутри сжималось в стальной комок и болело. мне все еще было не понять всей сути происходящего, но я уже стал понимать, кто был в нашей семье источником негатива.
папа стал часто злиться и уходить из дома вечером. мама не хотела разговаривать со мной, закрывалась в спальне. а когда я однажды спросил, где папа, она так крепко меня обняла, и беззвучно зарыдала. я почувствовал её слезы на волосах и шее, и больше ни о чем не спрашивал. я так не хотел, чтобы мама плакала. чем чаще это повторялось, тем чаще я стал злиться на папу. мама все плакала и плакала, так редко смеялась и радовалась, лишь когда я очень-очень старался её рассмешить, и то, не всегда.
а через какое-то время папе стало все равно, что я злюсь. я его разочаровал, еще в самом детстве. уже тогда он каким-то невероятным образом понял, что я очень похож на маму, и совсем не такой как он. как он это понял - я не знаю до сих пор. то ли по тому, как я играл детскими игрушками, то ли по тому, как рисовал, то ли по тому, как держал ручку и учился писать в первом классе, то ли по еще какой-то неведомой мне чепухе или мелочи.
я привык, что мы перестали гулять в ботаническом саду, а папа больше не рассказывал историй о Германии, забрал книгу моей прабабушки-немки и не приходил домой. привык, что мама плакала, и я ничего не могу с этим поделать. единственным утешением для потерянного ребенка тогда стали книги. множество старых советских книг, которые в ящиках пролеживали в кладовке. я доставал их и читал одну за одной. русские/украинские сказки, рассказы, повести, "все обо всем", даже энциклопедии. позже стал брать книги в школьной библиотеке. экзюпери, кэрролл, диккенс, прочие, прочие, прочие. я становился все более замкнут, все больше погружался в мир книг, все меньше разговаривал с кем-либо. из радостного некогда ребенка я превратился в тихого и незаметного. даже в школе я был просто тихоней, ни с кем особо не общался и не дружил. надо мной стали подшучивать из-за имени и фамилии, для других детей мое фио звучало и правда смешно. из-за этого я закрывался все больше.
только пару человек относились ко мне нормально, и с ними в будущем мы стали друзьями.
и вот, когда мне было девять лет, папа окончательно разочаровался в нас с мамой. помню, тогда был самый страшный скандал из всех. мама громко плакала, папа злобно кричал. я прятался в комнате, сидел на полу возле кровати и готов был забиться под нее в любой момент, потому что мне казалось, что мир скоро весь рухнет, что стены задрожат, зацветут тысячами трещин и упадут мне на голову.
я не знаю, сколько прошло времени, пока все стихло. но я слышал, как папа несколько раз ходил туда сюда мимо двери моей комнаты, гремел и шумел чем-то(собирал вещи), снова коротко что-то говорил или кричал, щелкнул замок, хлопнула входная дверь, и все стихло. с того вечера я не видел папу. и с того года перестал называть его так.
он укатил в свою Германию, высылал деньги, как полагается, но при этом никогда не звонил и не писал. он позвонил мне лишь когда мне исполнилось 14 лет. ну и дальнейшую историю вы уже знаете.
давно я не писал таких длинных постов.