ni désirer, ni refuser

Люди страдают, а я тут, видите ли, по театрам с барышней разгуливаю, пошлые спектакли смотрю да еще и на ваньку одалживаюсь. Безобразие. Стоило моим бесам отвлечься, как я уже забыла о бренности бытия и творческих кризисах, постерегающих меня на каждом углу. Но разве остался на этом свете хоть один человек, не знающий, какое я наивное и легкомысленное дитя? Всего моего благоразумия хватило только на то, чтобы не есть предложенный пирожок с яблоками - и это я, яяяяя, да я ведь взрослая особь человека! Как такая ерунда, как спектакль и встреча с Флорестаном могла меня отвлечь от грустных дум о своих и не своих проблемах?! О боже, ощутите весь ужас произошедшего, я ведь больше не умна и не интересна, я еще могу радоваться жизни и херить мировую скорбь ради мелких примитивных удовольствий!

Вдруг Чернолюбов хипежит на весь наш крысиный забой:
- Товарищи! Опасность слева! Приготовить кандалы к бою!
Я ведь, Коля, совсем забыл тебе сказать, что мы были закованы. Тяжесть небольшая, но на душе от кандалов железная тоска. Повоевали с крысами. Побили штук восемь. Норму на две крысы перевыполнили. Цепочки погремели. От работы повеселели все. Шумят. Лыбятся. Разложили крыс на камешках и стали им фамилии присваивать: Мартов, Аксельрод, Бердяев, Богданов, Федотов, Мах, Флоренский, Авенариус, Надсон, а самую большую крысу окрыстили, извини за каламбур, Вышинским. Чернолюбов тут же предложил товарищам встать на трудовую вахту в честь Дня учителя и взять на себя повышенные обязательства покончить с неуловимым вождем каторжных крыс самцом Жаном Полем Сартром ко дню рождения Сталина. Зэки мне легенды о крысином вожде тискали. Огромен был и хитер. Нападал бесшумно. Кусал исключительно за лодыжки и любил хлестаться, убегая, холодным длинным хвостом. Видел в полной темноте прекрасно, хотя имел, по слухам, бельмо на глазу.

Юз Алешковский, "Кенгуру"

Вчера вечером я поужинала таблетками. Они оказались настолько путевыми, что за ночь во сне сами собой сочинились два стихотворения (которые с пробуждением я благополучно забыла). А пришла в школу - под конспект об экзистенциализме отлично написался томный верлибр, напоминающий Бальмонта, как если бы тот был Элюаром. (Не зря только что пальцы выбили Больмонт)

Существует такая примета: если ваш день начинается с темы экзистенциализма и Кафки, добра от него не жди. Едва заслышав: "Слово длинное, записывайте по слогам: эк-зиии…" - бегите, куда-нибудь подальше бегите, прячьтесь под стол, прикидывайтесь насекомым и на все вопросы нечленораздельно урчите. Вопросы, как правило, могут задавать такие: б-жэ, за что ты его любишь?! Я сразу не сориентировалась и урчать не стала. А вокруг продолжают вешаться на мой инструмент интуитивного познания: я Кафку не читал, но судя по биографии… (ага, съязвила я, "пастернака не читал, но осуждаю") и, воздев палец горе, толково объяснила, что, блять, Кафку надо ощутить.

А потом стало понятно, что толковость моих объяснений очень субъективна.

А вообще, мы ладим, да.

— Леша, возьми пакет. Не забудь его в кабинете. Гер, напомни ему.

— Саша, напомни мне, чтобы я напомнила ему.

— Леша, напомни мне, чтобы я напомнил Гере, чтобы она напомнила тебе.

— Замееетано.

— А о чем?

Пожалуйста, когда я стану большой и скучной теткой-позитивисткой, разыщите меня и напомните

первое:

— я собиралась стать министром образования и наделать кучу полезных реформ, одной из которых непременно будет отмена всеобщего бесплатного обучения. Делаем 7 классов общей школы и адью. Отсеивать мусор просто: отличникам платить, освобождать от платы "в фонд школы", хорошистов просто освобождать от оплаты, троечники и двоечники должны платить дофига. Вот и стимул.

Колледжи и высшие учебные заведения будут платные и с высоким проходным баллом. /Сама бы сперва наскребла хоть 180 за один предмет/

второе:

— мои собственные дети в школу ходить не будут.

Размахайчик мой, Размахайчик. Тебе безумно идет военный мундир.

Мы хотим, чтобы нам сочувствовали, чтобы нас одобряли на избранном пути. В общем, нам хотелось бы избавиться от греха, не сделав ни единого усилия для очищения. Нам в равной степени не хватает энергии и для Добра, и для Зла. (… ;) Данте допускал существование ангелов, сохранявших нейтралитет в ссоре между Богом и Сатаной. Он поместил их в предверии Ада – в Лимбе.

Альбер Камю, "Падение "

Марфа. Почему ты не ходишь в церковь?

Федор. Уйди, пишу.

Марфа. Я иду, иду. Пойдем со мной.

Федор. Не пойду. Строчку, строчку!

Марфа. *Затягивает Ave Maria*

Федор. Сгинь, сгинь, нечисть! Ритм ломаешь! *Крестится, валит Марфу на пол и протыкает ее осиновым колом. Он тяжело дышит. Марфа ворочается в луже березового сока*

Марфа. Эх, дурак. *Набожно крестится, стряхивая с руки капли березового сока*

Федор. Эх, береза русская. Пошли, что ли, в церковь, бревно православное.

*Марфа встает и ласково гладит Федора по голове*

Заметила за собой сегодня три вещи:

— Стала хуже учиться. Нет, не просто хуже: просто пиздец куда скатилась. Такими темпами я быстро перевоплощуюсь в нашу любимую героиню Марфутку, но у меня действительно нет сил прикидываться умной, да и ЗНО я не сдам как следует. Уйду в монастырь к чертовой матери, ну, или улицу утюжить. Хотя и на улице свой кодекс и своя наука имеется.

— Я еще способна поддерживать дружеский контакт с людьми, но чем больше меня хвалят как сочинителя (сказать поэта - много о себе сказать), тем менее я симпатична как человек. Я не ядовита, как Гиппиус и не самоуверена, как Набоков (хаханьки: куда мне), просто мой кругозор и мировосприятие ограничивается словами и их звучанием. Все остальное кажется ненужной волокитой, сырьем, которое необходимо преобразовать в нормальную, стихотворную форму. Насколько безосновательно это суждение? Стоило высунуться наружу, как схлынуло ощущение спокойствия. Пока я одна со своими мыслями, я могу прислушиваться к звучащему во мне голосу без постороннего шума. Если этот шум - и есть "музыка мира", я готова проглотить свои четки.

— Я оставила в школе свой черновик. Ослица рассеянная.

…Я умирал во сне бессчетное количество раз, до одурения, до скуки, и самоубийство наяву кажется какой-то досадной, но обязательной мелочью – необходимой деталью, знакомой во всех подробностях, а оттого такой же скучной.

…Верьте: вам даже в голову не приходили те мысли, что я держу в себе постоянно. Я бесконечно болен ими, но бесконечно этим счастлив – сам свой крест выбрал, самому его и нести. Мне одному мой ужас поручен. Я вас только об одном хочу просить: берите боли, сколько унесете – это уж беспременно, иначе нельзя – но не зовите ее чужим именем. Вы на своем кресте мое имя выжгли. Я слишком хорошо знаю эту раскаленную боль и прошу не повторять моих ошибок.

Стасин жизненный путь с самого начала отмечен пистолэтом, что как-то неспроста. Я прямо-таки завидую твоему детству, у тебя были хотя бы приличные (по сути своей) игрушки. В какие игры вы играли в детстве? Так как меня в три года отправили в детсад, чтобы глаза не мозолила, я была неизменной участницей коллективных ролевых игр (тоже свой отпечаток наложило) Больше всего мне пришлась по душе роль трагического героя. Во всех играх я сперва бегала спасать остальных, благополучно нарывалась на решительных негативных персонажей (или неблагодарных спасенных) и падала умирать. Как правило, умирала самой первой; остальные ребята нашей детсадовской группы были не японской, а европейской ментальности и, чтобы дело не доходило до дохлятины, прерывали игру, едва дело пахло смертоубийством.

Теперь только задумываюсь: что меня так привлекало в умирании? Быть может, я, лежащая ничком в песочнице, среди бегающих и орущих детей в сравнении с ними выглядела более выигрышно? Или сказывается моя природная виктимность? Каждый раз, собираясь падать, я громко выкрикивала: "Я умерла, все!", но как на это отреагируют прочие участники игры, мне было практически безразлично. Большинство из них было так же равнодушно, только некоторые друзья подходили, дергали за руку: "Вставааай, давай играть, так нечестно", потому что за час игры ничто не мешало мне "умереть" три-четыре раза.

Я и теперь продолжаю играть, хотя правила (неважно какой) игры изменились; кричу "Я умерла!", черт знает сколько кричу, и все бестолку, потому что обязательно подходят, теребят за руку, и все это вообще понарошку.

Ложилась спать - все было хорошо, спала - все было хорошо, проснулась - все стало плохо. Кто еще может лечь здоровым и наутро встать больным?

Но твое, да, твое состояние как-то беспокоит меня больше.

Думаю об еще не существующем человеке Артеме Сорокине.

Несмотря на его не-существование, я знаю о нем больше, чем о живущих. Но знание мое ограничивается интуитивным предчувствием и в словах не передается. Странная жизнь будет ждать этого человека - одаренный аналитическим умом и способностью к рисованию, он будет проталкиваться вперед, но однажды опустит руки - потому что родился в глупой и равнодушной семье. Сестра будет ему едва ли не единственной опорой, потому что и по возрасту, и по сформировавшимся душевным качествам годится ему в матери.

Но это все, конечно, мои выдумки. Странно, когда в окружении вот-вот появится новый человек с новой судьбой. Хотелось бы встретиться с Артемом, когда он подрастет. Увы, вряд ли это случится

Сегодня во сне кто-то громко возмущался: "Ничего она не любит! Никого она не любит! Ей бы только послушать этого умного и талантливого…" И тут я как-то сразу поняла, кого имели в виду, и стало отчего-то стыдно.

Вчера в маршрутке я стала случайной свидетельницей одного в высшей степени примечательного разговора между двумя мальчишками лет восьми-девяти.

Стася, можешь перечитать и умилиться еще разок.

Я начала слушать с фразы одного: "Я умирать не хочу".
Другой отвечает:
- Ну подерешься ты и тебя покалечат. А ты живешь! Постареешь, надоест - а ты все равно живешь! Превратишься в землю - и живешь. На кусочки рассыпешься, и продолжишь жить. Потом на молекулы…
- Как на молекулы?
- Ну молекула же самая маленькая часть… А потом превратишься в воздух, и зачем тогда жить?

Хочется найти и объяснить, что начиная с этапа "превращения в землю", наступает состояние, которое и известно под названием смерти, т.е. физическое уничтожение организма. А все остальное - вплоть до "воздуха" - жизнь и есть, от которой никогда и ни за что не отвертишься, но которая никогда и ни за что не надоест)

И все-таки, лучше не говорить об этом.

И тут я поняла: господи б-же, я же не уеду отсюда одна, хоть на узел меня вяжи, а я сложусь в один большой кукиш самой себе и своим мечтам о светлом будущем.

В последнее время все повадились рассказывать мне о тяготах студенческой жизни в другом городе, а я послушно разворачиваю уши и с содроганием внимаю. 50% речей сводится к "там же все такие националисты, ты говори только по-украински, иначе из универа выгонят и побьют", остальное - "ой подождиии, в общаге повеселишься. спать не будешь, есть не будешь, учиться не будешь, зато так увлекательно и бухла много" И я не успеваю заикнуться, что на моем факультете будут учиться только толстые девочки-психологи, загадочные мальчики-политологи и не менее загадочные (но наверняка совершенно тождественные мне по образу жизни бесполые, но ужасно умные философы), и что "много бухла" с учетом моего мертвецкого состояния равносильно мучительной смерти.

Ну да ладно. До общаги с националистами еще дожить надо. Этому может препятствовать ЗНО, к которому я готовлюсь настолько избирательно, что со стороны может показаться, что я нихуя не готовлюсь. Программа всемирной литературы твердо поставила на место мою самонадеянность, ехидно подмигнула разделом "античная литература" и пообещала обеспечить как минимум месяц запойного чтения всякой ерунды. Гомера я еще как-нибудь переживу, а вот что делать с чумовым Камю - я не знаю, но попробую помолиться доброму боженьке, чтобы кошмар моего детства не воплотился в тестах.

Что такое "интертекстуальность" и почему я не технарь?

Сидела сегодня в школьной столовой и думала под булку с маком (мне под мак всегда интереснейшие бизнес-прожекты приходят в голову): у меня в кармане лежит двадцатка. Я хотела отложить ее на случай кризиса, но могу скупить весь поднос булочек с повидлом и стать монополистом. А так как этот товар наиболее востребован в столовой, то школьникам не останется ничего другого, кроме как давиться жесткими кулебяками или покупать булки с повидлом у меня - по цене, продиктованной мной (есть еще булочки с маком, но я купила последнюю). А суть вот в чем: я в последнее время жру как не в себя и постоянно думаю о еде, пусть даже в предпринимательском контексте.

Я думаю, что порой бывает опасно иметь чересчур гениальных друзей - кто помнит о Поликсене Соловьевой, кроме задротов по литературе (и только то, что она была непростовдружеских отношениях с Зинаидой Гиппиус) ? Личность Белой Дьяволицы оказалась настолько яркой, что заслонила когда-то модную талантливую поэтессу Allegro - незаслуженно забытую, на мой взгляд.

Хотя, напиши два стихотворения - Гиппиус и Соловьевой - одно за другим, и с первого прочтения вряд ли можно сказать, где чье. Уже потом ощущается противоположность настроений и позиций - Соловьева, хотя и пишет от мужского лица, остается поэтессой, лириком. Для Гиппиус характерен более резкий тон стихотворений, меньшая мелодичность. Несмотря на декадентский налет, речь обеих строго выдержана в границах того, что принято считать хорошим вкусом и умеренной сдержанностью. Поликсена Соловьева и Зинаида Гиппиус словно рисуют акварелью, уводя метафорические детали в глубину сердца, увлекая за ними читателя.

В своем творчестве они часто перекликаются друг с другом:

Ты ведаешь, что день был шумно-зноен
И горный путь - тяжел,
Что плакала душа, но дух мой был спокоен,
Как в вышине орел…

тверд голос Поликсены. О том же пишет Гиппиус:

Мы слабы и очень устали,
Но вверх все идем мы послушно.
Под кленами мы отдыхали,
Но было под кленами душно…
Мы слабы и очень устали.

И с той же уверенно-усталой твердостью завершает:

Я бросил ее на пути.
Я знаю: я должен идти.

Соловьева окончила стихотворение со свойственным ей лиризмом:

И так же для меня горит огонь вселенной
Во тьме любимых глаз.

Далее, перечитывая стихотворения о Петербурге, понимаешь, что это - два совершенно различные и неповторимые явления в русской женской поэзии.

Сравним ли скорбный вздох Allegro с обличительным яростным шипением Зинаиды Гиппиус? -

Я узнаю тебя с прежней тоской,
Город больной,
Неласковый город любимый!

—… И не сожрет тебя победный
Всеочищающий огонь, —

Нет! Ты утонешь в тине черной,
Проклятый город, Божий враг!

Но значительная ценность и особость творчества Соловьевой и Гиппиус заключается в различных, одинаково убедительных взглядах на один и тот же предмет. Их необходимо изучать в сравнении, познавать, опираясь на противоположный чувственный опыт того или другого поэта, -хотя, нет, несмотря ни на что, я не способна назвать Соловьеву поэтом. Она была действительно великой - но не достигла возможной высоты в глазах других благодаря своей гендерной неоконченности (?) в поэзии. Но если взглянуть на ее творчество с другой точки зрения, то именно женская тонкость при общей строгости тона и речи от мужского лица и делает его неповторимо-очаровательным.