expecto patronum

Он приедет послезавтра, а завтра у меня экзамен, а я могу думать только о его высокомерном подбородке, о его красивых губах, о его шее, о ключицах, о плечах…

Но я по-прежнему друг.

Тяжело писать, но надо. Иначе боюсь забыть эти мысли.

Уже и не понять, кто от кого ушёл. Он от меня или я от него. Кажется, мы оба друг от друга.

Мальчик, я предлагаю тебе всё, и хочу, чтобы ты был счастлив, но нет, ты хочешь валяться на летней траве, страдать и слушать гитарные рифы. Хорошо. Вперёд. Подкину тебе пару-тройку треков. Убегай.

Никогда у меня не случалось так, чтобы я нравилась такому, как Андрей. Он невероятно красив, бородат, начитан, музыкален, и он поэт. Вокруг него вьются девушки стаями, а он кайфует от моей едкой ироничности, от моего вечно насмешливого взгляда.

Он жуткий ребёнок, с глубоким серьёзным взглядом.

Когда встречаются 2 поэта, неважно, хорошие или плохие, просиходит что-то странное. Это знание, что он писал другим и о других, вообще не радует. И я тоже писала, а ему каково?

Их 2 добрых, светлых, лёгких, а я стою и не знаю, что делать. Меня всё время рубит, сон - хороший способ уйти от размышлений и решений.

В голове туман, ничего конкретного.

Я теряю себя и свою способность отдавать. После его "ты мне не нужна" я даже не плакала. Все чувства притупились. Я могу улыбаться, смеяться, но внутри всё равно чувствую пустоту и равнодушее.

Я иду утром к метро и с сожалением думаю о том, что мне жить ещё очень долго. Я знаю, что проживу достаточно много. Чувствую это. И каково это - осозновать, что ты не имеешь воли к жизни, но и убить себя не можешь.

Самоубийство - геройство в равной степени, как и способность жить.

Я далеко не герой.

У меня ровная, хорошая жизнь. На все потрясения я смотрю со стороны. Я на всё смотрю со стороны и на этой планете, даже занимаясь любимым делом, чувствую себя лишней.

Отче ушёл с поста.

С тем человеком я была счастлива, была добра, была такой, какой была раньше, какой хочу быть сейчас, но он не любит меня. Он мне это сказал, а на следующее утро его будто не стало в моём мире, будто его никогда не было, будто бы я его выдумала.

Я в глубокой заднице.

Я перестала любить эту скованность сердца, мучимого неразделённой любовью. Кажется мне, что нет ничего более незкого и унижающего в человеке добрую сильную волю, чем подобное чувство, которое не даёт дышать, хотеть чего-то, отупляет фантазию, делая человека живым трупом.

Во многом я так зло обрушиваюсь на это чувство, потому что оно стоит преградой между мной и человеком, который мне нравится. Но не только поэтому. Этот человек ужасно со мной схож, потому я смотрю на него как на себя и теперь только понимаю как я была не права в своей 3годичной печали.

Человек целен. И он начинает себя дробить только тогда, когда пытается отдаться другому человеку. Это некий акт саморазрушения, один из вариантов, очень поэтичный и излюбленный. Что с этим делать? - Я не знаю.

Сейчас подобные вещи кажутся мне почти противоестественными.

_________

Негодование вызывает у меня эта чудесная картинка, где даются цитаты Есенина и рядом Маяковского, и написано: "Люди делятся на 2 типа". Давайте же всё-таки помнить, что оба они закончили жизнь самоубийством.

_________

Люди чувствуют себя такими ничтожно маленькими, таким раздробленными, нивелированными, что смерть одного или 20 уже почти ничего не значит. Мы маленькие и нас много. Люди перестают чувствовать значимость собственных поступков, самоценность, вес. Люди уже перестают быть людьми, быть личностями. Толерантность = равнодушию. Это какое-то мерзкое болото, трясина, в которую затягивается всё на свете. Так больно.

Он был совсем такой, каким я его видела в своей голове.

Наглый, бессовестный мальчишка. Он думает, что можно вламываться в чужую жизнь, переворошить всего человека и уехать. Зачем было это делать, если он всё равно уехал?

А мне больно. Он говорит: "Не бойся, дыши, люби!". А я не помню как.

Я себя не помню.

Когда хорошее настроение, становлюсь таким типичным Есениным, что даже стыдно.

слова, которые я от тебя ждал: приезжай

Никто никому ничего не должен.

Мне то радостно, то противно.

Мне первый раз снился Даня. Сказал мне, что не хочет, чтобы я была его женой. И строго на меня посмотрел. Я вздрогнула и проснулась.

sorrow found me when I was young

Сухо, скучно и досадно! Душа просит воли, ум пищи, любовь предмета, жизнь деятельности! И на все мир отвечает: нет, или подожди!

Бог похож на меня и похож на тебя. И как я не могу спасти всех, так не можешь и ты, и Он тоже не может.

Как мать не может дать все желаемые блага своим 10 детям, так и Он не может. Но как и мать, Он может дать своим детям Знание, указать путь, но не может выбирать за детей, что они усвоят и как поступят. И при любом выборе, мать не перестаёт любить своего ребёнка, и Он не перестаёт.

Будь то начличие или отсуствие Его - что есть суть одного - мне важен этот вопрос.

Когда-то в моей голове был огромный дом на острове. Дом был кривой и деревянный, там было много этажей, коридоры которых напоминали гостиничные коридоры с большим количеством дверей. Двери были все разные. За каждой дверью таился свой маленький комнатный мирок. Там обитали люди, воспоминания, странные существа. Все, что душе угодно. Это был мой личный мир. Когда Полина ушла, этот дом стал таять на глазах и я забыла про этот дом, потому что там всё было её, но вчера ночью я думала о Паше, о котором я думаю постоянно, и я вспомнила про дом, и про комнаты… и пошла туда, и дом появился вновь, уже немного другой, но такой же волшебный.

А Паша ещё стоит в одном из коридоров.

22 июля 1831 г. Из Царского Села в Петербург
" Письмо твое от 19-го крепко меня опечалило. Опять хандришь. Эй, смотри: хандра хуже холеры, одна убивает только тело, другая убивает душу. Дельвиг умер, Молчанов умер; погоди, умрет и Жуковский, умрем и мы. Но жизнь все еще богата; мы встретим еще новых знакомцев, новые созреют нам друзья, дочь у тебя будет расти, вырастет невестой, мы будем старые хрычи, жены наши — старые хрычовки, а детки будут славные, молодые, веселые ребята; а мальчики станут повесничать, а девчонки сентиментальничать; а нам то и любо. Вздор, душа моя; не хандри — холера на днях пройдет, были бы мы живы, будем когда-нибудь и веселы."

Постепенно многие вещи становятся неважными. Не с той степенью неважности, когда тебе действительно всё равно, когда этого чего-то уже и не существует в твоём мире, а с той степенью неважности, когда это что-то начинает медленно вымываться, переходит в категорию "обидно, но не вернуть". И ты ещё имеешь к этому какое-то отношение, и это отношение вызывает в тебе чувство жалости и досады, посему лучше оставить это что-то исчезать, постаравшись как можно реже обращать свой мысленный взор на умирающее нечто в своей голове.

Научно доказано, что депрессивное состояние влияет на весь организм целиком. Мой организм тому достойный пример. Моё тело так неотделимо от меня, что все душевные переживания перестают быть только душевными и выходят в тело, в мясо, из которого я состою, а порой и за его пределы. Я переживаю вся, целиком.

Состояние моё, которое я никак не могу назвать, вновь напомнило мне о "Норвежском лесе". Когда-то этот роман появился на моей полке очень вовремя. К несчастью, я потеряла печатный экземпляр, подаренный мне Н на день рождения. Да, обидней всего, что это был подарок Н. Проблематика романа никак не связана с вопросом, который я задаю себе каждый день, но туманная атмосфера книги - самое оно.

Если всё время задавать себе вопрос "зачем", то недолго и с ума сойти. И я задаю себе этот вопрос, потому что он кажется мне главным, и главным, чего я действительно не понимаю. Я не понимаю зачем я.

Жизнь кажется мне такой страшной, что иногда я ловлю себя на мысли - "поскорей бы это всё закончилось", будто я прохожу через какую-нибудь неприятную медицинскую процедуру.

Никогда-никогда не быть мне одной из этих лёгких, сказочных девочек. Я могу притвориться, сыграть, но не больше.

Я - колодец, я музыка florence, я совершенно бедовая тётка. There's no salvation for me. Я всегда-всегда буду a heavy heart to carry.

И с этим никак не смириться.

Я ему нравлюсь. Может иначе, чем хотелось бы, но насколько это возможно - нравлюсь. Теперь это понятно совершенно.

Мне всегда нравились такие холодные, почти безэмоциональные, рассудительные люди. И все эти люди, в действительности, никогда и ничего мне не давали. Во мне всё появлялось "вопреки", а я уверяла себя в том, что это они мне что-то такое дают так, чтоб я и не заметила процесса.

И теперь я поняла, что дело в нём постольку-поскольку, а вообще дело во мне. Я тупой механизм, который действует от обратного.

Первый человек, которого я полюбила, женился в сентябре.

Мой самый первый лучший бывший друг женится летом.

Люди умирают.

Люди умирают и это нормально. Да, это грустно. Особенно грустно, когда умирают молодые, которые много чего ещё могли сделать, но смерть - это нормально, и с этим надо жить. Мне кажется, за умерших стариков вообще надо радоваться, они бы сами за себя порадовались, если бы могли, потому что им уже правда тяжело и больно.

Скоро неделя как он мне не пишет. Я чувствую себя отвратительно одинокой и ненужной. Если месяц назад я радовалась, что я одна и мне никто не нужен, то сейчас всё поменялось, и кто-то мне таки нужен. С другой стороны, я как представлю всякие знакомства и встречи, меня аж дёргает, потому что я устала от предсказуемости. Старые знакомые, новые знакомые - всё одно.

Не могу больше уговаривать себя верить в то, что всё хорошо. Всё не хорошо, всё так, как всегда.

Женя после Паши, как Петя после Вани - вздох облегчения и свободное дыхание. Но он пишет диплом.

Так хочу спать. Зачем вообще просыпалась.