kill the rich

иногда человек устает нести все то, что мир сваливает ему на голову. плечи опускаются, спина сгибается, мышцы дрожат от усталости. постепенно умирает надежда обрести облегчение. и тут необходимо решить, сбросить ли груз – или тащить его, пока не переломится хребет, как сухая ветка по осени. к такому состоянию я пришел в тридцать три года. хотя я заслужил весь ужас, что преподнесла мне судьба, и все мучения, которые ждали меня после смерти – телесную пытку, насилие и распад моей бессмертной души, хотя я заслужил все это и даже больше, я понял, что не могу более сносить бремени. понимаете, до меня вдруг дошло, что я не обязан терпеть. я осознал, что у меня есть выбор. Иисусу, вероятно, было трудно выдержать страдания на кресте – грязь, жажда, гвозди, впившиеся в опухшую плоть кистей, – зная, что у него есть выбор. а я не Христос. меня зовут Эндрю Комптон. между 1977-м и 1988 годом я убил в Лондоне двадцать три юноши или мальчика. когда я начал, мне было семнадцать, а когда меня поймали – двадцать восемь. находясь в тюрьме, я знал: если меня выпустят, я продолжу убивать. а еще я знал, что меня никогда не выпустят.

Поппи Брайт. Изысканный Труп

чудесный

Ганнибал: Уилл Грэм сказал, что вы помогаете ему в раскрытии дела. и как успехи?
Шерлок: думаю, мы близки к поимке убийцы

HanLock AU: Closing In

└ Шерлок Холмс помогает Уиллу Грэму поймать каннибала

[any thought that i have right now
isn't worth a shit because i'm totally
fucked up.]

самое большое мое желание - научиться вовремя затыкаться. жизнь станет в миллион раз проще, если я просто замолчу, а не начну огрызаться или оскорблять человека, как это всегда бывает. ненавижу себя за чертову гордость_гордыню, нежелание признать свою неправоту. раз за разом я впиваюсь ногтями в ладони и говорю "заткнисьзаткнисьзаткнись". причем, непонятно, кому я это внушаю: себе или окружающим.
представь, внутри тебя есть такая автоматическая кнопочка выкл. ссоришься ты с родителями, друзьями, с толстой продавщицей в магазине etc. и тут включается эта самая выкл. и тебя отпускает. ты замолкаешь, становится наплевать. не хочется больше разбить свои костяшки об стену, не хочется повыдергивать волосы продавщице. тебе на-пле-вать. ты счастлив.
ребят, научите меня молчать, а?

милостивые государи!
заштопайте мне душу,
пустота сочиться не могла бы.
я не знаю, плевок — обида или нет.
я сухой, как каменная баба.
меня выдоили.

Владимир Маяковский

у вас болезнь, которая, к сожалению, теперь в моде и которую ежедневно встречаешь у интеллигентных людей. врачи, конечно, ничего об этом не знают. она сродни moral insanity, ее можно назвать также индивидуализмом или воображаемым одиночеством. современные книги полны этим. в вас вселилась фантазия, будто вы одиноки, ни один человек вами не интересуется, ни один человек вас не понимает. тому, в ком уже сидит эта болезнь, достаточно нескольких разочарований, чтобы он поверил, будто между ним и другими людьми не существует вообще никаких отношений, разве что недоразумения, и что каждый человек, в сущности, шагает по жизни в абсолютном одиночестве, что ему никогда не стать по-настоящему понятным для других, нечего с ними делить и невозможно иметь что-либо общее. бывает даже, что такие больные становятся высокомерными и считают всех прочих, здоровых людей, которые способны еще понимать или любить друг друга, за стадных животных. если бы эта болезнь стала всеобщей, человечество неминуемо вымерло бы.

Герман Гессе. Гертруда

serial killer AU

“we want you to know we’ve been in your apartment.”

с вами бывало такое? переходишь дорогу и смотришь не в ту сторону. и вдруг, прямо возле тебя автомобиль. что ты делаешь? как правило, какую-нибудь глупость. ты замираешь. и твоя жизнь вовсе не проходит перед тобой, потому что ты настолько охуенно напуган, что думать не можешь. ты просто замираешь с глупой рожей.

большой куш

« до того как я приехал сюда, я долго думал, что лучший способ выбраться из лабиринта — это делать вид, будто его и нет. построить в дальнем уголке самодостаточный мирок и жить с мыслью, что я не заблудился, что это мой дом. но в этом уголке у меня была очень одинокая жизнь, полная предсмертных высказываний людей, которые уже покинули лабиринт. и я отправился сюда — искать Великое „Возможно“, настоящих друзей и более полную жизнь. а потом я облажался, и Полковник облажался, и Такуми облажался, и мы ее не удержали, она ускользнула, как песок между пальцев. и приходится признать: она заслуживала друзей понадежней.
когда она сама облажалась, много-много лет назад, перепугавшаяся насмерть девчонка, она сломалась, превратившись в непостижимо загадочное существо. я тоже мог бы пойти по этому же пути, но я видел, куда он привел Аляску.
поэтому я все еще верю в свое Великое „Возможно“, я могу сохранить веру, несмотря на потерю. потому что да, я ее забуду. то, что появилось между нами, будет незаметно исчезать, и я все забуду, но она меня простит, как и я прощаю ее за то, что она в последние минуты своей земной жизни забыла обо мне, о Полковнике, да и обо всем мире — за исключением самой себя и мамы. и я теперь знаю, что она простила мою тупость и трусость, мой тупой и трусливый поступок. я знаю, что Аляска прощает меня, точно так же, как ее мама простила ее. и вот почему.
сначала я думал, что она просто умерла. ушла во тьму. что теперь от нее осталось лишь тело, поедаемое червями. я очень часто воображал именно это — как она стала чьей-то пищей. от нее — от ее зеленых глаз, полуухмылки, соблазнительных ног — скоро ничего не останется, только кости, которых я никогда не увижу. я думал о том, как она потихоньку превратится в скелет, он окаменеет, станет углем, который через миллионы лет выкопают люди будущего и останками Аляски обогреют чей-то дом, а она дымом вырвется из трубы и накроет атмосферу пленкой углекислого газа. я до сих пор считаю, что… иногда думаю о том, что загробную жизнь люди придумали лишь для того, чтобы облегчить себе боль потери и чтобы время, проведенное в лабиринте, казалось хоть сколько-то сносным. может быть, она — просто материя, участвующая в вечном круговороте.
но все же я не хочу верить, что Аляска была исключительно материальна. душа тоже должна куда-то попасть. сейчас я считаю, что человек больше суммы своих составных частей. если вы возьмете генетический код Аляски, добавите к нему ее жизненный опыт, отношения с людьми, очертания и массу ее тела, она у вас все равно не получится. есть что-то еще, что-то совершенно другое. есть еще какая-то часть, более значимая, чем сумма измеримых составляющих. и эта часть тоже во что-то преобразуется, потому что она не может просто так исчезнуть.
хотя меня не заподозришь в превосходном знании законов физики, один я запомнил: энергия не может взяться ниоткуда и не может исчезнуть в никуда. если Аляска действительно наложила на себя руки, я сожалею о том, что вовремя не дал ей надежду. то, что она забыла о маме, подвела и ее, и друзей и изменила себе — это все, конечно, страшно, но не нужно было замыкаться в себе, убивать себя. эти страшные вещи можно пережить, потому что мы неразрушимы, пока верим в это. когда взрослые с характерной глупой и хитрой улыбкой говорят: „а, молодые думают, что будут жить вечно“, они даже не представляют, насколько они правы. терять надежду нельзя, потому что человека невозможно сломать так, чтобы его нельзя было восстановить. мы считаем, что мы будем жить вечно, потому что мы будем жить вечно. мы не рождаемся и не умираем. как и любая другая энергия, мы лишь меняем форму, размер, начинаем иначе проявлять себя. когда человек становится старше, он об этом забывает. взрослые боятся потерять и боятся оставить кого-то. но та часть человека, которая значит больше суммы составных его частей, не имеет ни начала, ни конца, и она не может уйти.

поэтому я знаю, что Аляска меня прощает, как и я прощаю ее. вот последние слова Томаса Эдисона: „там восхитительно“. я не знаю, где это место, но я полагаю, что оно есть , и надеюсь, что там действительно восхитительно».

Джон Грин. "В поисках Аляски"

сейчас в популярном есть пост о "поисках". я не говорю, что он плохой, нет. это очень хороший пост, сделанный по всем правила этого самого "популярного". но я не думаю, что вы поймете о чем книга, если прочитаете его. книга вовсе не о "просто ты куришь, потому чт о тебе это доставляет удовольствие. а я — потому что хочу умереть." нетнетнет. даже не думайте об этом. для меня вся прекрасность этой книги заключена именно в этом отрывочке, именно в словах Майлза о выходе из лабиринта. . может быть, вы просто пролистнете этот пост, даже не прочитаете это. но я все же надеюсь на обратное.

"я вернулся в сорок третью, но Полковника еще не было, так что я положил письмо на его полку, сел за комп и написал, как выйду из лабиринта"

Джон: подружки у вас нет?
Шерлок: подружки не моя сфера, простите, Джон.
Джон: понятно. а дружок есть? это теперь нормально.
Шерлок: сам знаю.
Джон: так дружок есть?
Шерлок: нет.
Джон: ладно, хорошо. вы как и я - одиноки. понятно.
Шерлок: Джон, вам следует знать, что я повенчен с работой, мне конечно приятен ваш интерес, но я не ищу никаких…
Джон: стоп. я вовсе не желаю, нет. я просто сказал "это нормально".
Шерлок: хорошо. спасибо.

Залечь на дно в Брюгге. Лучшее.

— ты говнюк. ты говнюк и всегда им был. и единственное, что когда-либо изменится, так это то, что ты станешь ещё большим говнюком. ну, может ещё таких же нарожаешь
— не трогай моих детей, они тут ни при чём! забери свои слова про моих родных мелких говнюков!
— хорошо, про мелких говнюков забираю.
— оскорблять моих сраных детей! да ты все границы переходишь!

Кен, я вырос в Дублине, я люблю Дублин. если бы я вырос на ферме и был дебилом, мне бы в Брюгге понравилось. но не сложилось

— ты меня собирался убить?
— нет, Рэй, нет. ты себя хотел убить?
— мне можно
— нет, нельзя.
— мне нельзя, а тебе значит можно?!



— на колокольню поднимались?
— ага, дерьмо полное!
— а путеводители рекомендуют.
— не стоит тебе идти.
— не понял, почему?
— там винтовая лестница, она будет узковата…
— ты на что это намекаешь?
— на что я намекаю?! да вы стадо бегемотов!

— как себя чувствуешь?
— так, будто только что убил маленького мальчика…
— забавно, что на священника нам вообще плевать.
— я тут так подумал, раз уж решил стать священником— принимай всё, что тебе посылает Господь.



чистилище как бы посередине. ты как бы и не совсем говно, но и до вершин ты не добрался. как Тоттенхем.



— а почему ты мне не помахал, когда я помахал тебе с утра?
— я был под очень суровым транквилизаторам для лошадей. я никому не махал. кроме, разве что, лошадей.



— не уверен, что это в его вкусе.
— что значит — не в его вкусе? Это ещё что такое? это ещё какого хрена?
— да ничего, Гарри.
— город, как в сказке, мать вашу! как может быть сказочный город не в его вкусе?! каналы, мосты, церкви! долбаная сказка, и не в его вкусе?!
— я хотел сказать, что…
— лебеди там плавают?
— да, лебеди плавают.
— там сраные лебеди плавают и они, мать их, не в его вкусе?!

где-то в Лондоне стоит ёлка, а под ней подарки, которые ник то никогда не откроет. я думал, что если выберусь из этой заварушки, то пойду в тот дом, извинюсь перед его матерью и приму наказание, которое она мне выберет. тюрьма… смерть… не важно. потому что если я сяду в тюрьму, то по крайней мере смогу выбраться из этого Брюгге. а потом на меня снизошло озарение, и я понял: «чёрт, парень, может это и есть ад?! целая вечность в Брюгге…». и я очень надеялся, что не умру. я очень, очень надеялся, что не умру.

а я почти не помню своего детства. и уж совсем не помню, чтобы меня кто-то обнял или поцеловал. меня не наказывали, но и не ласкали. и отец, и мать не проявляли ко мне ни любви, ни тепла. не было у нас духовной близости. понимания. только музыка мне дала возможность выразить всё то, что накопилось в душе. когда меня одолевает бессонница, я размышляю над тем, как жила, как живу. и пытаюсь понять, происходит ли то же самое у других. или же бывают люди, обладающие как бы талантом жить. очень многие, кого я знаю, и не живут вовсе. а существуют. и тогда меня охватывает страх. я оглядываюсь на себя, и картина не слишком привлекательна. я не повзрослела. мои руки, лицо, фигура состарились. я приобрела воспоминания, опыт. но, несмотря на это, я как бы и не родилась. я не помню ничьих лиц. даже своего. я пытаюсь порой вспомнить собственную мать. тщетно. не выходит.

это лучшее из всего, что я смотрела за последнее время

Джон: так это была ложь? каждое слово, каждая минута, которую мы провели вместе. все было ненастоящим.
Мэри: ты милый, Джон. и мне даже понравилось кольцо. но я должна признаться, мой взор был прикован только к твоему лучшему другу. он убил моего босса. извини, свадьба отменяется.

AU Мэри, как Моран

вауваувау. это просто потрясающе.
такой чертовски неожиданный поворот мог бы быть.

Ричард Бротиган

у всех нас своя роль в истории. моя — облако.

и как потом не верить в судьбу, когда все Ричарды обречены становиться чудесными писателями (Бах, Райт, Йейтс, Бротиган). конечно, этого Ричарда нужно читать в оригинале. хотя, забудьте. он прекрасен в любом виде

еще не

если люди готовы
полюбить ваш ум,
это еще не означает,
что они захотят
точно также
и ваше тело.

сумасшедший дом

Бодлер пришел в сумасшедший дом
и переоделся психиатром.
он пробыл там два месяца
и когда ушел,
сумасшедшие так сильно
его полюбили,
что последовали за ним
через всю
Калифорнию,
и Бодлер громко смеялся,
когда толпа сумасшедших
терлась о его ногу
будто диковинная кошка.

в калифорнийском технологическом институте

меня не волнует насколько эти ребята
умны: мне здесь чертовски скучно.

похоронные кущи

мистер Вильям Льюис - гробовщик,
и ему нездоровится нынче,
ведь люди стали реже
умирать.

мистер Льюис покупает новый дом,
и новую машину, и кучу техники
в рассрочку, так что деньги ему
нужны позарез.

мистер Льюис страдает мигренью, а ночью
не может заснуть, и жена говорит:
" Билл, что стряслось?" - а он отвечает:
" да так, ничего, родная" - но всю ночь
не смыкает глаз.

он в кровати лежит и жаждет,
чтобы умерло больше людей.

последняя поездка

умирать -
это как автостопом
приехать ночью
в незнакомый город,
где холодно,
льет дождь,
и ты опять
один.

внезапно
все фонари на улице
гаснут,
и наступает
кромешный мрак,
такой,
что даже здания
боятся
друг друга.

30 центов, два билета, любовь

думая лишь о тебе,
сел в автобус,
30 центов отдал за проезд,
попросил два билета,
но вдруг обнаружил,
что еду
один.

о любви

приятно
просыпаться утром
одному:
не надо никому твердить,
что любишь,
когда на самом деле
всё прошло.

— вы ведь не верите в бога?
— не верю.
— если бога нет, для меня всё на свете бессмысленно.
— а для меня всё бессмысленно, если он есть.

Грэм Грин. Тихий американец