11 september

В двадцать лет, в сознательном состоянии, я учу стихи, потому, что я хочу этого. Как много лет я металась среди всего мне столь чуждого и пыталась разыскать осколки себя. Как часто я наталкиваюсь, с шальным ударом, на другие части других, других потерявшихся девочек и мальчиков.

Сейчас на короткий промежуток или на отрезок в целые недели, я вновь утрачиваю желание делать хоть какой-то вид, что мне есть до чего-то дело. Меня утомляет всё, что не повинуется мне. Я устала контролировать, читать чужие намерения, случать советы и вопросы. Я износилась. Одно лишь желание, верно, со мною всегда, я до одурения хочу быть только с собой.

Недавно я познакомилась с "литературным соратником", назовем его так. Он умен невпроворот, и близок мне. Мне нравятся его мозги и желание познать весь мир, но сколько бы хорош он не был, даже пусть, порой, я сравниваю с ним кого-то, но никто не может заместить мне столь дорогой глупости Хитклифа.

Когда я думаю о нём, то сразу всплывают сотни недочётов: безграмотность, порой, воровство шуток, жуткая самовлюбленность, нахальство, надменность, уклончивость, желание доминировать над всеми, неразборчивость, изменчивость и сотни других глупостей, но для меня это всё не важно. То, что я возненавидела или высмеяла бы в другом, восхищает в нём. Все его нелепицы, это части столь дорогого пазла. Меня огорчает осознание этого. Мне надоело разбирать свои поступки и понимать, что я обычный человек и, что мною движет страх.

Я хочу свободы.

Нет ничего страшнее, чем память. Потому что просыпаясь утром и вновь ложась в постель, тебе одной в целой комнате становится ясно, что это не возможно, не возможно забыть.

Я обычный человек, и я не хочу никого, кроме тебя.

Какой у меня сволочной характер, и перекроить его я не желаю. До чего же я считаю всех своей собственностью. Порой, как сегодня, я смотрю на себя со стороны и понимаю, что это грех, иметь мои мысли. Порой я обижаюсь на кого-то, сугубо из-за собственной неспособности принять.

1. Стадия отрицания. «Это не может происходить со мной!» – таков лейтмотив данной стадии. Человек, например, подсознательно ищет в квартире и ждет ушедшего супруга, а в случае смерти близкого, человек по-прежнему воспринимает его как живого, продолжая готовить ему ужин и стирая вещи. Нет слез, как нет и принятия и признания утраты.

2. Стадия ярости, гнева, жгучей обиды. «Почему я? Почему это происходит со мной?» – это основная мысль второй стадии. В случае развода возникает желание отомстить или причинить боль ушедшему супругу. В случае смерти появляется обида на покойного за то, что он ушел, оставив своих близких.

3. Стадия сделки. Это стадия просьб, стадия торговли. «Я сделаю все, я изменюсь, только не оставляй меня!» – по отношению к уходящему супругу. «Боже, сделай так, чтоб он/она выжил! Спаси его!» – в случае с умирающим близким. На этом этапе человек готов на все, чтобы изменить ситуацию, чтобы все снова стало как и прежде.

4. Стадия депрессии. Стадия ощущения безнадежности, безысходности, отчаяния, горечи, жалости к себе. Приходит осознание реальности, а вместе с ним и понимание утраты. Стадия прощания с надеждами, мечтами и планами. Стадия оцепенения и утраты интереса к жизни. Именно на данном этапе чаще всего происходят попытки суицида.

5. Стадия принятия. Между первой стадией отрицания и последней стадией принятия лежит огромная пропасть. На стадии принятия человек воспринимает потерю как неизбежную реальность, осознает и осмысливает её. Человек принимает ситуацию и смиряется с утратой, какой бы она ни была. Начинается процесс морального исцеления и возврата к обычной жизни.

Чем больше я с кем-то общаюсь, тем больше убеждаюсь в том, что мне не следует. Почему люди считают, что я должна исполнять слова, которых даже не давала, если они сами непостоянны сильнее ветра?

С таким успехом я могу вспомнить сотни обещаний которые мне так нормировано выдавались, но не были сдержаны.

Все люди лгут.

Каждый день я стараюсь устать на столько, чтоб придя домой позаниматься, съесть салат из огурцов, упасть лицом в пол и прекратить дышать до семи утра следующего дня. Я люблю это, но порой мне так хочется просто прекратить стараться. Думать, чувствовать и отвергнуть всех. Я так устала. Я так хочу говорить только правду.

Знаешь, среди всего прочего

и всех прочих,

ты был самым устойчивым,

самым везучим.

Самым уверенным,

самым умным.

Среди сотен идиотов

почти безумным.

Одинаково чутким

и почти хорошим.

Достоверно лживым

и совсем жестоким.

Совершенно ясным,

но надменно лживым.

Искрометно близким

к истощенным жилам.

7. 04. 13.

Мне грустно на тебя смотреть,
Какая боль, какая жалость!
Знать, только ивовая медь
Нам в сентябре с тобой осталась.

Чужие губы разнесли
Твоё тепло и трепет тела.
Как будто дождик моросит
С души, немного омертвелой.

Ну что ж! Я не боюсь его.
Иная радость мне открылась.
Ведь не осталось ничего,
Как только желтый тлен и сырость.

Ведь и себя я не сберег
Для тихой жизни, для улыбок.
Так мало пройдено дорог,
Так много сделано ошибок.

Смешная жизнь, смешной разлад.
Так было и так будет после.
Как кладбище, усеян сад
В берез изглоданные кости.

Вот так же отцветем и мы
И отшумим, как гости сада…
Коль нет цветов среди зимы,
Так и грустить о них не надо.

Есенин

Удивительно, что я ещё кому-то мешаю, ведь я легче птичьего пера. Я не болтаю о том, что меня хоть немного волнует и не засоряю чужих мыслей жестокой реальностью. Обо всем серьезном и дорогом, я бессовестно молчу. Мне плевать на драмы и "крик души". Я готова врать всем и каждому. Мне безразлично.

А кто-то удивляется моему нахальству быть столь желанно радостной в потоке грязи и боли. Нескончаемо, плавно, вечно.

Я знаю, чего я хочу. Я знаю, что я буду делать. У меня есть планы и амбиции. Я нахожусь в истерике моей сущности, отвергая привычную угрюмость, но шлюхой себя больше не мыслю, только не из-за этого. Возможно потому, что вокруг слишком много реальных шлюх.

Сказки, я бы писала сказки.

Через пять лет я не буду здесь, лучше умереть, чем продолжить оставаться везде, где привычно.

Иногда мы не мыслим кого-то больше, мы оставляем его, в мыслях, все в той же комнате, с теми же вещами. А все от того, что сами мы уже её покинули.

Все слишком важно.

никакого счастья, понимаете, никакого.
любовь естественна как списки патологоанатома.
вы летаете, чувствуете себя раскованно,
а на самом деле распадаетесь на атомы.

вы грешите на позднюю осень, авитаминоз,
на отсутствие денег, депрессию, мягкое сердце.
вы такой, что волшебнику из великой страны оз
при всём желании автора не отвертеться.

вы из себя представляете ничего такого,
обычного человека, курящего, много пьющего,
и пахнете вы не лучше трико
какого-нибудь чемпиона по фамилии плющенко.

разлагаетесь на отдельные части слова,
не думает голова, не делают руки, не ходят ноги.
никакого счастья, понимаете, никакого…
надо отдать должное одиноким.

Дмитрий Артис

…Я бы хотела жить с Вами
В маленьком городе,
Где вечные сумерки
И вечные колокола.
И в маленькой деревенской гостинице -
Тонкий звон
Старинных часов — как капельки времени.
И иногда, по вечерам, из какой-нибудь
мансарды -
Флейта,
И сам флейтист в окне.
И большие тюльпаны на окнах.
И может быть, Вы бы даже меня любили…

Посреди комнаты — огромная изразцовая печка,
На каждом изразце — картинка:
Роза — сердце — корабль. -
А в единственном окне -
Снег, снег, снег.

Вы бы лежали — каким я Вас люблю: ленивый,
Равнодушный, беспечный.

Изредка резкий треск
Спички.

Папироса горит и гаснет,
И долго-долго дрожит на ее краю
Серым коротким столбиком — пепел.
Вам даже лень его стряхивать -
И вся папироса летит в огонь.

Марина Цветаева

Последние стихи, 1941

Эти стихи, наверное, последние,
Человек имеет право перед смертью высказаться,
Поэтому мне ничего больше не совестно.
Я всю жизнь пыталась быть мужественной,
Я хотела быть достойной твоей доброй улыбки
Или хотя бы твоей доброй памяти.
Но мне это всегда удавалось плохо,
С каждый днём удаётся всё хуже,
А теперь, наверно, уже никогда не удастся.
Вся наша многолетняя переписка
И нечастные скудные встречи —
Напрасная и болезненная попытка
Перепрыгнуть законы пространства и времени.
Ты это понял прочнее и раньше, чем я.
Потому твои письма, после полтавской встречи,
Стали конкретными и объективными,
как речь докладчика,
Любознательными, как викторина,
Равнодушными, как трамвайная вежливость.
Это совсем не твои письма. Ты их пишешь, себя насилуя,
Потому они меня больше не радуют,
Они сплющивают меня, как молоток шляпу гвоздя.
И бессонница оглушает меня, как землетрясение.
… Ты требуешь от меня благоразумия,
Социально значимых стихов и весёлых писем,
Но я не умею, не получается…
(Вот пишу эти строки и вижу,
Как твои добрые губы искажает
недобрая «антиулыбка»,
И сердце моё останавливается заранее.)
Но я только то, что я есть, — не больше, не меньше:
Одинокая, усталая женщина тридцати лет,
С косматыми волосами, тронутыми сединой,
С тяжёлым взглядом и тяжёлой походкой,
С широкими скулами, обветренной кожей,
С резким голосом и неловкими манерами,
Одетая в жёсткое коричневое платье,
Не умеющая гримироваться и нравиться.
И пусть мои стихи нелепы, как моя одежда,
Бездарны, как моя жизнь, как всё
чересчур прямое и честное,
Но я то, что я есть. И я говорю, что думаю:
Человек не может жить, не имея завтрашней радости,
Человек не может жить, перестав надеяться,
Перестав мечтать, хотя бы о несбыточном.
Поэтому я нарушаю все запрещения
И говорю то, что мне хочется,
Что меня наполняет болью и радостью,
Что мне мешает спать и умереть.
… Весной у меня в стакане стояли цветы земляники,
Лепестки у них белые с бледно-лиловыми жилками,
Трогательно выгнутые, как твои веки.
И я их нечаянно назвала твоим именем.
Всё красивое на земле мне хочется называть
твоим именем:
Все цветы, все травы, все тонкие ветки на фоне неба,
Все зори и все облака с розовато-желтой каймою —
Они все на тебя похожи.
Я удивляюсь, как люди не замечают твоей красоты,
Как спокойно выдерживают твое рукопожатье,
Ведь руки твои — конденсаторы счастья,
Они излучают тепло на тысячи метров,
Они могут растопить арктический айсберг,
Но мне отказано даже в сотой калории,
Мне выдаются плоские буквы в бурых конвертах,
Нормированные и обезжиренные, как консервы,
Ничего не излучающие и ничем не пахнущие.
(Я то, что я есть, и я говорю, что мне хочется.)
… Как в объёмном кино, ты сходишь ко мне
с экрана,
Ты идёшь по залу, живой и светящийся,
Ты проходишь сквозь меня как сновидение,
И я не слышу твоего дыхания.
… Твоё тело должно быть подобно музыке,
Которую не успел написать Бетховен,
Я хотела бы день и ночь осязать эту музыку,
Захлебнуться ею, как морским прибоем.
(Эти стихи последние и мне ничего больше
не совестно.)
Я завещаю девушке, которая будет любить тебя:
Пусть целует каждую твою ресницу в отдельности,
Пусть не забудет ямочку за твоим ухом,
Пусть пальцы её будут нежными, как мои мысли.
(Я то, что я есть, и это не то, что нужно.)
… Я могла бы пройти босиком до Белграда,
И снег бы дымился под моими подошвами,
И мне навстречу летели бы ласточки,
Но граница закрыта, как твоё сердце,
Как твоя шинель, застёгнутая на все пуговицы.
И меня не пропустят. Спокойно и вежливо
Меня попросят вернуться обратно.
А если буду, как прежде, идти напролом,
Белоголовый часовой поднимет винтовку,
И я не услышу выстрела —
Меня кто-то как бы негромко окликнет,
И я увижу твою голубую улыбку совсем близко,
И ты — впервые — меня поцелуешь в губы.
Но конца поцелуя я уже не почувствую.

Елена Ширман

Сегодня на ветру не постоишь:

— Уносит шляпы!.. Что за наважденье!

В газетах пишут: всюду наводненье.

Срывает ветер черепицу с крыш.

Моря взбесились. Шалая вода

Смывает дамбы, затопив заставы.

Все кашляют, чихают… Ах, беда!

С мостов под насыпь валятся составы.

Якоб ван Годдис (Перевод Л. Гинзбурга)

"Его улыбка, сладкая как секс, сочная как мясо" Изысканный труп

По-моему, читать книги нужно только тогда, когда ты действительно готов. Читать их когда ты потерян, в депрессии или плохом настроении, это предательство. Книги, они как память. Для себя я ещё не решила что дороже: воспоминания или реальность. В жизни вообще, все слишком ценно. Поэтому читать книги нужно именно тогда, когда ты жаждешь их, а они тебя. Чтоб пропитаться фатальным духом драмы, или эфемерным- любви. Чтоб самому стать книгой, историей, загадкой. Чтоб писать каждое слово острым краем пивной бутылки на своем сердце.

P. S. Я бы сказала это все тебе, а потом перечислила продранные книгами во мне раны. И те экземпляры, что я держала в руках, но никогда не жила ими.

Я бы поведала тебе о том, как сегодня стояла под дождем в солнцезащитных очках. И как отвратительно мне от грязи Поппи Брайт. Я бы лежала возле тебя и бесконечно гладила твою руку. Я бы молчала с тобой, потому что слова-это сплошная ложная путаница. Я бы молчала за тебя. Я бы молчала окрыленно и гнетуще, чтоб мы чувствовали всю полноту той любви, что есть осередком наших бренных тел, которую мы распыляем ужасающем потоком по всему белому свету.

Жаль лишь, что не меня зовут Катя, и что не я могу вылить пузырек с кислотой тебе в лицо.

На что толкает одиночество
8 мая 2013

Простречавшись 3 года с молодым человеком, я решила порвать отношения. Быть в одиночестве не хотелось, и, как это бывает, привет, сайт знакомств. Общалась-общалась и познакомилась с парнем. Он живет в Норвегии, я в Мурманске. Сам родилась на Украине. Расстояние не очень большое, но все же страны разные. Да и загранпаспорт я себе так и не сделала. Тем не менее, мы общались, разговаривали каждый день по телефону, по скайпу, переписывались в Интернете. Начиналось все очень весело, я не чувствовала себя одиноко. Он, видимо, тоже. В ход пошли уже такие фразы, как "целую" и "я скучаю". Через некоторое время я поняла, что стала о нем думать, ждать звонка, перестала куда-то ходить, чтобы не пропустить очередного видеоразговора.

И тут мы решили встретиться - как раз майские праздники. Ох, наверное, я так ничего не ждала в этой жизни. Могла думать только о нашей встрече: что говорить, куда с ним сходить, что надеть, как себя вести. Он тоже волновался.

И вот она, встреча. Только зайдя в квартиру, которую я сняла (мест в отелях не было), он увидел меня и начал целовать. Немного опешив, на поцелуй ответила.

А дальше… Дальше были лучшие 2 дня в моей жизни. Мы гуляли, смеялись, держались за руки, целовались. Секс. Секс был тоже прекрасен. Я, что называется, упала в любовь. И ведь он тоже! Смотрел на меня влюбленно, за руку держал, все как в красивых историях в кино.

Наступил день отъезда. Я решила проводить его до самого конца города, чтобы подольше быть вместе. Сидя в машине, он сказал, что, к сожалению, не влюбился в меня. Варежка отвисла. Окей, думаю, понятно. Бывает, что. И тут он начал плакать! Плакать, блин! Нет, вот скажите мне, либо ты влюбился и тебе плохо из-за расставания, либо не влюбился и тогда ты не плачешь.

Ну, решили попробовать общаться дальше. Звонки стали реже, разговоров меньше. Однако он уговаривал меня сделать загран, чтобы приехать к нему. Все равно звонил, будил по утрам. Сказал, что скучает…

Но я решила все порвать. Красивой истории не получилось. Написала ему, что пора нам прощаться и я хочу, чтобы он был счастлив. Ответ: "И я искренне желаю тебе счастья, прости меня, пожалуйста".

Сейчас сижу и думаю - что это было? Почему мы можем так делать, смотреть искренне в глаза, целовать, обнимать, шептать, зная, что дальше ничего не будет. Почему нет штучки стирания памяти, как в фильме "Люди в черном"? А еще - я бы вышла за него замуж и родила ему детей.

Теперь надо жить дальше. И надеюсь, дело тут действительно не во мне. Хотя… какая уже разница.

Как для меня это все типично, вчера я пила и рыдала, а сегодня с рассвета читаю Эдгара Алана По и сонеты Шекспира. Мне уже и не вспомнить кто сказал эти восхитительные слова "Самые горькие свои слёзы и терзания, неминуемо нужно излить".

Советом некой Эн, я не воспользуюсь, но его наличие во мне определенно.

И, представляете, я больше не зла. Зачем мне злиться? На кого? Как бы я не обставляла мою дорогую нереальность, действительней она не станет.

Книги лучше людей, постоянней, честнее. У книг нет сердца, и это известно всем. В них не страшно ошибиться.

С этим совершенным пониманием я абсолютно уверена все в том же. Знать чего ты хочешь-страшно.