Together or Not at All

Совет Джеффу Дэвису: больше Стидии, меньше Малии и пафоса намотанного на кулак.

P.S. тебе все еще никто не простил 03х20.

STAY ALIVE
Я просто писала конспект по Ахматовой, как мне пришла в голову мысль, что я хочу писать в свой блог на вьюи, но тут же ее притупило воспоминание, что вьюи стал островом вирусов и всплывающих окон. Мне серьезно интересно, что нужно сделать, чтобы избавиться от этого, ибо три окна, которые перекрыли мне экран, когда я зашла сделать запись, едва ли не вызвали рак мозга. Я скучаю по старым временам, когда заходила на вьюи несколько раз в день и здесь была наша особая гиковская банда. Шутки шутились о том, что пользователи вк - маглы, а мы маги гифок, и со слезами на глазах ждали премьеру последней части ГП. Скучаю по тем временам, потому что это было особое место, своя атмосфера и маленький мир, скрытый от повседневности и знакомых.

P.S. Бальзам на душу видеть в ленте любимые блоги, которые пока здесь обитают.

Каждый вечер я слышу холодный злой ветер, вольно гуляющий по пустоте в то время, как вокруг меня может находиться та случайная компания, которая обычно образовывается в транспорте. Они безлики, я никогда не запоминала их лиц, даже самые красивые.

Машины, которые движутся в темноте, похожи на крыс с красными глазами. Я их почти ненавижу и в тоже время искренни безразлична. Но этот ветер не дает покоя. Он будто зло врывается из темноты.

Просто хочу сказать, что эту бессмысленность никогда не заменит счастье, да что уж счастьем, думать о нем слишком смело, о нем можно прочитать или услышать. Кто действительно счастлив? Как и все люди, мы любим больше и сильнее, чем любят нас. Счастье, как тот же ветер, который рано или поздно поменяет направление. Кажется, оно стало той вещью, явлением, в которое я перестала верить. Мы обманываемся им, на самом деле никто не знает, что оно собой представляет.

Мне всего девятнадцать лет, я пишу и думаю ерунду. В сорок, я скажу, что в молодости была еще ребенком, не знающим проблем, так ведь нужно говорить, когда взрослеешь. Ведь все равно тебя не будут слушать, и ты можешь безответно поговорить только с собой.

Молодость не означает, что мы не можем ходить, нося в себе пустоту, будто в нас что-то умерло, но отделить это от себя мы не можем. Во мне, к примеру, каждый день умирает надежда на все то хорошее, что могло бы произойти со мной в будущем.

Все меньше хочется говорить и объяснять кому-то свои мысли и чувства. Во многом, потому что я всегда чувствую больше, чем могу выразить. Кажется, мне настолько нравится молчать, что я бы могла стать немой.

" Чего ты хочешь?". Я лишь точно знаю то, чего не хочу.

Сколько бы хороших друзей у меня не было, я убеждаюсь в том, что есть только один человек способный меня понять.

Будьте к себе добрее.

От любви ко всему миру, до осознания полного одиночества — прошла всего минута.

Ну вот. Завтра уезжаю. Да и уезжаю то всего на 4 дня и в понедельник уже возвращаюсь, но нервы по поводу поездки не прекращаются несколько дней. Я предвижу свое отвратное поведение, ненавижу это в себе. Буду мудаком, как всегда, и реветь в душе по причине, которую сама себе не могу объяснить. Мне никогда не быть нормальным человеком.
Теперь еще и мама испортила настроение, сказала оставить адрес, чтобы знать откуда меня забирать, когда я зареву, что хочу домой.

Исповедь психа.
Каждый раз уезжая из дома я чувствую себя просто ужасно. Пусть на неделю, пусть даже на пару дней, у меня просто отказывают все естественные потребности и я превращаюсь в толстокожую гусеницу. Всё время думаю о том, как меня тянет домой, как здесь неуютно, даже если еду с родителями к бабушке в Самару, где хороший милый дом, домашняя атмосфера и добрая бабушка. Я просто боюсь всего на свете и не чувствую себя в безопасности.
А всё потому что однажды, я решила поехать в загородный лагерь и поездка туда меня так сильно напугала, что теперь уезжая из дома я веду себя как унылый мудак, который хочет к мамочке (в 19 лет, ага). Со мной никто не общался, меня постоянно оскорбляли и обижали, условия были ужасные, все вели себя как грубые и невоспитанные и я общалась только с детьми младше меня или с вожатыми. Рыдала каждый день, мне было очень плохо, при всем этом говорила маме, что здесь здорово, всё хорошо и мне нравится.
Это жуткий бред для девятнадцатилетней, знаю, но как только покидаю дом, особенно одна, во мне тут же срабатывает механизм, после чего я становлюсь жалким трусом. Просто просыпаюсь по утрам и вся сжимаюсь, преисполненная жалости к самой себе. А жалеть себя никогда и ни в коем случае не надо. Это своего рода самоуважение.
Скоро я поеду к своей подруги в загородный дом и меня уже две недели тревожат мысли, что мое самочувствие и поведение повторится, что я снова стану замкнутой и испорчу отдых. Я ненавижу это в себе, но и ничего поделать не могу, какой-то детский страх не дает двигаться дальше. Никого еще не встречала с такой же проблемой, кто сказал бы мне, как следует разобраться с самой собой.
Я.Просто.Псих.
SHIT

Я очень хотела поступить в университет и не могла дождаться, когда попрощаюсь со школой. Мне казалось, что это так интересно учиться в универе, что там будет так много новых людей, ко мне будут относиться как к взрослой. В итоге всю осень первого курса я проплакала. Я действительно ревела каждый день и очень переживала, что сказалось на моем здоровье. До сих пор нахожу у себя седые волосы. Я ненавидела своих одногруппников, все люди казались мне мерзкими и грубыми, я не понимала, как можно быть такими пошлыми и невоспитанными, отвратительными. Мне не нравилось то, чем я занималась, мне казалось, что совершила огромную ошибку поступив на этот факультет и эту специальность. Весь первый семестр уговаривала маму разрешить мне перевестись, но она отвечала мне строгим отказом. Каждый день я чувствовала себя сжатой пружиной, всё вокруг казалось мне ненастоящим и искусственным. Во втором семестре стало лучше, но я все еще переживала, и не могла привыкнуть к новой жизни. В старую тоже не тянуло и я застряла между своими возможностями и желаниями.
Сейчас уже закончила второй курс. Время пролетело незаметно. Мне казалось, что совсем недавно я шла подавать документы, а теперь уже достигла экватора. Никогда не думала, что смогу хорошо подружиться с кем-то из группы, но теперь у меня есть своя компания и подруги, с которыми мы сдружились только под конец первого курса или в начале второго. Учеба пошла лучше, я поняла, что нахожусь на своем месте, но где найду себе работу пока не представляю. Человек ко всему привыкает, и когда мне говорили это два года назад, я хотела влепить затрещину.
Вчера был последний день практики, мы сидели у фонтана, опустив ноги в воду и ели чебуреки, которые приготовил парень моей подруги (они были такие вкусные, что я даже заплакала), и я не думала, что смогу с кем-то из группы вот так вот хорошо проводить время.
Пишу это все для того, чтобы вы были открыты к тому, что вас ожидает в новой жизни. Будет тяжело, потому что иначе быть не может, но стоит потерпеть и приглядеться. Встретятся неприятные люди, но для таких чувствительных натур как я следует посоветовать действительно не обращать на них внимания. Не бойтесь своих ошибок, не закрывайтесь от жизни, не скрывайте того что чувствуете от самих себя. Вы найдете своих людей, ведь даже у меня это получилось, а кто следил за мной два года назад, возможно, помнит как я ненавидела свою группу.

P.S. Тоска неизлечима.

• I am The Doctor •

• and I am afraid •

• Во времени и пространстве много неизвестного •

• Но порой величайшая загадка вселенной - человек, находящийся рядом •

• «Я вижу тебя каждый день и совершенно ничего в тебе не понимаю.» •

• «Ты невозможная девушка…Единственная загадка, которую стоит разгадывать.» •

Doctor Who Series 7 Part 2

BBC вспомнил, что забыл покормить фандом Доктора. Утренняя порция новых кадров ко второй части седьмого сезона.

« Alright then, Clara Oswald. Time to find out who you are. »

— За ежевичным кустом забор сломан, мы можем попытаться пройти там.
Мы развернулись и двинулись в правую сторону вдоль забора. Теперь ангел, стоявший за калиткой, был в поле моего зрения.
Забор в саду невысокий, но перепрыгнуть через него было бы сложно. За ежевичным кустом некоторые доски сломаны, и отодвинув их, можно было выйти на улицу.
Мы остановились, я услышала, как Доктор нащупал доски и сдвинул их в сторону.
Ветки ежевики оцарапали мне руки и цеплялись за колготки.
— Здесь слишком маленький проем, мы не протащим большое зеркало. Идем.
Доктор потянул меня за куртку, и я аккуратно начала делать шаги назад, стараясь не запутаться в торчащих из земли ветках.
Доктор оставил большое зеркало рядом с проходом.
Стараясь не спускать глаз с ангелов, я наклонила голову и шагнула назад. Нога наступила на участок земли ниже того уровня, где я стояла до этого и мне пришлось немного свести плечи, чтобы пролезть между досками.
От нервного напряжения я вспотела, в ночной прохладе это ощущалось вдвойне неприятно.
— Не оборачивайся! — скомандовал мне Доктор.
Я передала ему зеркало, и, не отрывая взгляда от проема, задвинула его тем, что пришлось бросить. Если ангел последует за нами, он натолкнется на свое отражение.
Мы немного развернулись, чтобы выйти на проезжую дорогу.
Ангел, стоящий у калитки, теперь передвинулся на ее середину. Еще один стоял среди деревьев на противоположной стороне от дома. В освещение уличных фонарей я хорошо их видела, но сейчас ветер дул мне прямо на лицо и глаза слезились сильнее.
До ТАРДИС идти не так далеко, но теперь расстояние казалось мне непреодолимым.
— Доктор, давай пойдем быстрее. Сколько стоит перед тобой?
— Четверо, глаза закрыты. Мы не сможем пройти через них так, чтобы ты начала смотреть на них до того, как я отведу глаза.
Я услышала звуковую отвертку.
— Трое из них почти без энергии, один способен отбросить в любую временную точку.
Фонарь рядом с домом разбился и погас. Я снова моргнула обоими глазами и ангелы приблизились. Тот, что стоял за деревьями, теперь вышел на дорогу.
— Ты моргнула?
— Да. А ты?
— Нет. Скоро они заберут энергию со всех фонарей, и мы останемся в более уязвимом положении в полной темноте. Надо продолжать двигаться, нельзя просто так стоять на месте.
Доктор сделал шаг вперед, я схватилась за его пиджак, чтобы не отставать. Затем он стал поворачивать, чтобы обойти ангелов, и я выпустила кусок грубой ткани из руки.
— Доктор!
— Не отводи взгляд!
Я больше не чувствовала его за спиной и это пугало меня.
— Продолжай двигаться, за твоей спиной нет ангелов, я только, что здесь прошел.
Поднявшийся ветер всколыхнул листву на деревьях и поднял мои волосы. Огромными усилиями мне удалось не моргнуть, но в уголках глаз скопились слезы, которые принуждали меня к этому.
Я делала большие шаги назад и старалась найти Доктора, отводя к нему руки и хватая воздух.
В поле моего зрения появились еще два ангела, которых уже прошел Доктор.
— Доктор? Ты смотришь на ангелов?
— Передо мной осталось только два.
— А передо мной четверо.
Но если они вышли из его поля зрения, то либо я успела посмотреть на них до того как отвел глаза Доктор, либо на них смотрит кто-то еще.
— Уже на месте, осталось совсем немного, Робин.
Погас еще один фонарь, и я снова моргнула. Теперь осталось освещение только от одного, который находился почти рядом с ТАРДИС. Ангелы снова сдвинулись и стали ближе к ней.
Я услышала, как Доктор открыл дверь щелчком пальцев.
На дороге появилось прямоугольное пятно света, которое ободрило меня. Мы почти у цели и сможем убежать отсюда навсегда.
— Авис, сейчас я зайду в ТАРДИС, и ангелы выйдут из моего поля зрения. Ты должна успеть развернуться и переступить порог, прежде, чем они наступят тебе на ноги.
— Хорошо.
— Один из ангелов стоит слева от ТАРДИС, другой справа, если я шагну вперед, то не смогу следить ни за одним.
— Они успеют добраться до меня?
Доктор молчал какое-то время.
— Возьми зеркало.
Я вытянула руку назад и нащупала деревянную раму.
— На счет два, готова?
— Нет.
— Хорошо. Раз… ДВА!
Я перенесла центр тяжести на левую ногу, затем развернулась и оттолкнулась от места, где стояла.
Последний фонарь взорвался у меня над головой. Сработал рефлекс и я зажмурилась.
Зеркало выпало из рук и разбилось перед ногами. Маленькие осколки успели царапнуть ноги сквозь колготки и упали к той луже из зеркальных обломков, что лежала между мной и ТАРДИС.
Один из ангелов обхватил меня за талию, так крепко, что казалось мои ребра, сжимают в тиски.
— Нет! Авис! — закричал Доктор.
Он потянулся ко мне, но я хлопнула дверью прямо у него перед носом.
— Что ты делаешь? Открой дверь сейчас же! Немедленно! АВИС!
Он с отчаянным напором рвал двери на себя. Я схватилась за тонкие ручки, словно за свою жизнь и что есть сил, тянула их на себя при каждом рывке.
Почему ангел, стоящий позади до сих пор не раздавил мне ребра? И почему не нападают остальные? Я давно перестала на них смотреть, и в уголок моего глаза попадался лишь один, застывший с озлобленной гримасой в нескольких сантиметрах от меня. Его лицо с клыкастыми зубами было вытянуто вперед, будто он хотел вцепиться мне в шею.
— Доктор, кто-то смотрит на них. Они не двигаются, а я смотрю лишь на одного.
— Открой дверь и мы будем смотреть на них вместе. Пожалуйста, Авис, открой дверь.
Доктор был сильнее меня, но мои руки никогда еще не были так напряжены, как сейчас.
— Авис! — он ударил рукой по двери. — Хватит! Я говорю "хватит".
— Доктор, ангел схватил меня за талию и он уже не отпустит. Остальные встали вокруг ТАРДИС, я их почти не вижу, но знаю, что они там. Если я открою двери, то ты застрянешь здесь вместе со мной. Ты должен материализовать ТАРДИС в другом месте, они увидят друг друга и окаменеют. Ты же сам сказал, все эти годы ангелы ждали только тебя. Я не хочу, чтобы ты выходил.
— Этот план просто ужасен. Кто-то из них сможет коснуться тебя в это время и отбросить в любую временную точку. Я никогда не смогу найти тебя, мы никогда больше не увидимся!
Доктор дернул за двери с еще большей силой. Я успела среагировать, но мой взгляд упал с ангела на ручки, которые врезались в пальцы. Кожа на руках покраснела, но костяшки стали белыми из-за напряжения.
— Авис! Открой дверь! Сейчас же! — от безнадежности Доктор стал стучать рукою по дверям. — Открой дверь, и мы убежим, только ты и я, Робин, пожалуйста, только открой дверь. Не поступай так со мной…
Было ли это отчаяние, то, что в тот момент переполняло меня, или же оно переросло во что-то большее и серьезное, достигнув эпохальных масштабов скорби и сожаления.
Я громко заплакала и обессилено опустила голову, позволив слезам падать с моих ресниц на землю, а волосам трепетно кружиться перед лицом. Плач медленно превращался в скорбный стон.
Доктор все еще кричал и бился об запертые двери.
— Если кто-то смотрит на ангелов, почему он не может помочь не разлучать нас?! — кричал Доктор во все горло. Я еще не слышала, чтобы он так сильно повышал голос, его крик казался совсем диким и разбивал мне сердце еще сильнее. — КТО-БЫ ТЫ НЕ БЫЛ, ПОМОГИ! ПРОШУ! Кто-нибудь…хоть кто угодно…
Удары сократились, они стали похожи на обессиленные хлопки.
Кто-то вдалеке звал свою маму. Голос был детский и надрывистый, будто ребенок заблудился и остался совсем один в ночной тишине. Затем его крики прекратились, и я услышала, как кто-то со стороны деревьев окликнул меня.
— Авис!
Детский голос. Опять. Он казался мне знакомым, но я не знала, ни одного ребенка в округе. Очень испуганный и нежный, звучащий сквозь слезы.
Я оглянулась, но тут деревья исчезли. Ручки, зажатые между моими пальцами, ускользнули. Я потеряла почву под ногами, но очень быстро ее нашла, рыхлую и влажную.
Яркий дневной свет ударил мне по глазам. Словно во сне я упала на колени и вцепилась пальцами в маленькие травинки, выглядывающие из-под земли.
— Нет, — прошептала я сквозь слезы. — Я не хотела уходить.
Слезы душили меня, дыхание дрожало, словно лист на ветру. Я припала лбом к земле и хотела провалиться глубоко к ее недрам. Мне не хотелось открывать глаза, долгое время я просто отказывалась это делать, пока все слезы не высохли, и внутри ничего не осталось.
Кто-то перестал смотреть на ангела, и, окликнув меня, тем самым дал ему возможность ко мне прикоснуться.
Я никогда не узнаю, что стало с Доктором, никогда его не увижу, и это разрывало мне сердце. Время, которое нельзя вернуть самая большая утрата на весах любой жизни. Если бы только все было как прежде: я, он, все возможное пространство и время.
Часы, висевшие на моей груди, перестали биться. Они замерли, и как бы я не хотела, я не могла услышать их тиканье.
Успокоившись и оглядевшись вокруг, я захлопнула часы и поднялась на ноги. Сельский ландшафт вокруг напоминал мне окрестности Хауорта. На горизонте виднелись горы и бесконечные зигзаги холмов. Мне пришлось подняться по пригорку и забраться так высоко на ближайший холм, как я могла, чтобы понять, где нахожусь. С вершины я увидела лежащий у подножья гор городок и фермы, в нескольких милях отсюда. Совсем недалеко, по проезжей дороге, шла повозка.
Я вдохнула запах нагретой солнцем травы и решила последовать за ней. Она должна привести меня либо на ферму, либо в город.
Теперь уже все равно. Я сама привела себя к этому, но мне хотелось бы, чтобы все было иначе.
Авис Селени и Доктор — время, которое нельзя вернуть.

В последнее время я почти все время очень зла. Меня можно довести до бешенства одним только вопросом, громким чавканьем, пережевыванием пищи, бормотанием в магазине, даже присутствием рядом со мной. Хочется в эти моменты схватить кружку и разбить ее об стену, а потом сказать: извините, просто это я дура. Мне нравится молчать, я не очень хорошая собеседница вне круга своих друзей. Думаю, когда я пытаюсь слушать остальных людей, они видят на моем лице только идиотскую физиономию. Дальше поста моя злость никуда не выходит, я ничего не говорю и не ору, кому интересны мои психи, меня обычно такие люди раздражают, поэтому и молчу постоянно, медленно набухая от злости.
Завтра выходим в универ, но мы с битчез решили забить на пары, и пойти отметить день рождения, который не смогли отметить в пятницу. Вообще посещать пары желание отпало полностью. Я больше никогда не сяду на ряд у окна, вообще заходить в корпус не хочется, после того, что было. Я и так была параноиком и социофобом, теперь мой маразм скрепится окончательно.

Silver Linings Playbook

Главная перемена в жизни героя, после того, как жена ему изменяет — что у него диагностируют биполярное расстройство, и он 8 месяцев проводит в психушке. После чего по решению суда не должен с ней встречаться.

„ Во мне всегда будет часть той грязной и пошлой, но это прекрасно сочетается с моими остальными частями. Про себя ты ведь такого не скажешь, засранец? Умеешь прощать? Что-то я сомневаюсь. “

« Ты боишься быть живым, ты боишься жить. Ты лицемер, ты конформист, и ты лжец. »

« Я открылась тебе, а ты осуждаешь меня. Ты скотина! Ты скотина !»

„ — Милая Тиффани…я знаю, ты написала то письмо, чтобы понять мои психи…
— Н ужно сделать что-то сумасшедшее самому. Спасибо! Я люблю тебя. Я влюбился в тебя с первого взгляда. Прости, что так долго осознавал это, я просто растерялся. Пэт. Я написал это неделю назад.
— Ты написал это неделю назад?
— Да, написал.
— И ты молчал целую неделю?
— Я пытался быть романтичным.
— Ты любишь меня?
— Да, люблю.
— Ну, ладно. “

„ Мир разобьет вам сердце в любом случае. Это гарантированно. И я не знаю, как это объяснить, моя ли это сумасшедшая фантазия или чья-то еще, но я опять полюбил воскресения, я думаю о том, что каждый сделал для меня, и чувствую себя самым счастливым человеком. “

« — Доктор, если я пташка, то какая?
— Малиновка!
— Почему именно она?
— Потому что пение малиновки очень похоже не твой смех.»

Страх стал медленно угасать, словно тающая во тьме свеча. Я смотрела на Безымянного, убеждала его, что не сдалась, что страха во мне все меньше и меньше, что я не стану подчиняться ни ему, ни его видениям почерпнутыми из воспоминаний о тех кого я потеряла или боюсь потерять.
— АВИС! Не смотри так, скажи что-нибудь!
Его взгляд становился слабее. Настоящее вернулось на свое место, и я могла видеть Доктора и Эмили, такими, какими они были на самом деле.
Они сидели передо мной, Доктор со слезами вглядывался в мое лицо, Эмили была позади него, но держала свою руку у меня на голове.
В темном зале было меньше теней и мрака, он казался не таким холодным как раньше.
Доктор все еще тряс меня за плечи, неосознанно ударяя спиной об стену позади, и сдирая об нее же кожу на своих пальцах.
Облегчение, исходившее с каждым вздохом, медленно приводило меня в порядок, будто я прошла босиком через ад и вернулась в место более спокойное и безопасное.
Я бросилась вперед, и, напугав Доктора, крепко обхватила за плечи. Его грудь опустилась вместе с облегченным вздохом, а руки обхватили меня так крепко, что мне показалось ребра вот-вот затрещат.
— О, Авис. Никогда ты еще так не пугала меня.
— Прости, — сказала я, разжимая объятия. — Я смогла Доктор, я смогла разорвать связь.
— Ну конечно, ты ведь умеешь за себя постоять. Ребята с Марса и Безымянный долго тебя не забудут, хотя последний вряд ли сможет уже сделать хоть что-нибудь.
— Это все из-за истории Эмили, пения малиновки за окном и тебя, Доктор. Это прогнало мой страх.
— Но я рассказала тебе эту историю четыре часа назад, сейчас уже светает, — сказала Эмили.
Я протянула к ней руку, и она с радостью сжала ее.
— Может быть, сейчас все кажется сном, воспоминания не такие яркие, как от настоящего.
— Или же он показал тебе, то, что теперь твое сознание блокирует, поэтому ощущается такой провал во времени, но это уже не важно, — Доктор еще раз прижал меня к своей груди. — Ты до смерти меня напугала, Авис Селени. Никогда так больше не делай.
Доктор и Эмили помогли мне встать и вывели на улицу из злосчастного дома.
Свежая прохлада омыла мои щеки и всколыхнула волосы. Я закрыла глаза и насладилась сельским воздухом, бодрившим меня после тяжелой ночи.
— Что там было? В подвале?
— Пространственно-временная трещина, как и предполагалось. Я уже имел с этим дело.
— Это существо сюда больше не проберется? Что с ним стало? — спросила Эмили.
— Нет, оно перестало существовать, лопнуло как мыльный пузырь, когда Авис разорвала с ним связь. Теперь оно не сможет вредить людям, забродившим сюда из города.
Эмили подняла голову и посмотрела на дом. Она подошла к табличке, висевшей над дверью, чтобы прочесть, что там написано, но время безжалостно стерло половину букв, что даже скрупулезный читатель не сможет разобрать.
— Посмотрите на это место! — сказала она, обходя двор. — На эти ворота, на эту крышу и солнечные часы на восточной стене. Интересно узнать, что за люди здесь жили, какая у них история, что заставило их покинуть это место?
— Может ты это, когда-нибудь узнаешь, дорогая Эмили? И расскажешь еще одну потрясающую историю.
Эмили обернулась к Доктору и с легкой улыбкой отмахнулась от него.
— Я сочиняю глупости Доктор, но ведь мир в голове и правда может казаться куда увлекательнее. Если бы я могла быть такой как Шарлотта — она и правда придумывает чудесные истории.
Я подошла к Эмили и взглянула на старый дом с только что раскрывшимися глазами. Знакомые черты Грозового перевала проступали на стенах словно мозаика. Вон табличка, где Гэртон пытался прочесть свое имя, узкие окошки, большая комната сразу при входе, служившая наверно для приема гостей, голая крыша, нависающая над головой каждого, кто зайдет в дом.
— Поверь нам, Эмили. Твои истории вовсе не глупости.
Доктор ущипнул меня за плечо и стал водить пальцем перед глазами.
— Спойлеры! — тихо предупредил он.
Мы вернулись к ТАРДИС, проводя Эмили до дома. Шарлотта встретила ее у порога укутанная в шаль и с воспитательной лекцией. Кажется, весь дом не спал, дожидаясь ее прихода.
Перед тем как закрыть дверь, Эмили повернулась к нам и заговорчески улыбнулась.
От ее дома до города пришлось не мало пройтись, мы немного заплутали, но все же нашли дорогу к ТАРДИС.
— Я могла бы рассказать, что возможно повлияла, каким-то образом на создание Грозового перевала, но мне никто не поверит. Так ведь?
— Возможно только Ривер.
Доктор открыл дверь ТАРДИС, и я залетела туда, с наслаждением оглядывая любимые стены.
— Давай сменим гардероб? Отправимся туда, где не надо носить длинные платья и котелки.
Доктор снял с головы шляпу и обиженно посмотрел на меня.
— А что, позволь спросить, тебе не нравится в моем котелке?
— Просто феска тебе идет больше.
— Маленькая обманщица.
Я пожала плечами, и Доктор завел двигатель. ТАРДИС зашумела и слегка покачнулась.
— Как насчет планеты Флурана? Одна из самых красивых планет, которые я когда-либо видел. Надеюсь, у тебя нет астмы, там много цветочной пыльцы.
— Нет, я готова.
— И Авис.
Я подняла голову и наши глаза встретились.
— Что?
— Ты в порядке?
— Ты задаешь мне этот вопрос во второй раз.
— Что именно он показал тебе, в первом видение? После музыкальной комнаты, которую ты видела.
— Он показал, как мой дедушка застрелился, но этого никогда не было, он погиб очень-очень давно. Мы не говорим об этом с родителями.
Доктор еще несколько секунд пристально вглядывался, а затем кивнул и опустил главный рычаг.
— Где моя феска, дорогуша?
— Только не начинай!

Глава 3

Сестра Бронте

ТАРДИС с шумом материализовалась на новом месте и издала приглушенный звук. Доктор первым выпрыгнул наружу, широко раскрыв дверь.
— Ага! — довольно крикнул он, придерживая открытую дверь одной рукой.
Я сбежала вниз по стеклянному пандусу и, выглянув на улицу, увидела желтеющие склоны долин, пустые пастбища, а вдалеке, под проезжей дорогой — небольшой городок, с крутыми тропинками ведущим к торфяникам и рощей, скрывающей за собой маленькие горы.
— Добро пожаловать в Восточный Йоркшир. Год 1845, если я не ошибаюсь.
Свежий ветерок взбодрил меня и наполнил своей чистотой. Небо затянутое серыми облаками нисколько не умаляло живописный вид, а наоборот, подчеркивало всю красоту сельской природы.
— Я ведь всего лишь предложила выпить чаю.
— Вот и не забудь мой котелок!
Пришлось вернуться в комнату управления, чтобы взять его головной убор. Пройдя немного по дороге, ведущей в город, я поняла, что погода более чем прохладная. Длинная юбка моего платья, под стать эпохе, скрывала осенние ботинки. В гардеробе Доктора нашелся плащ с глубоким капюшоном, он немного скрывал от ветра, но в нем я почти ничего не видела.
Чем ниже мы спускались по дороге, тем шире открывался вид на горы. После Марса мое зрение стало слабеть. Не знаю, что послужило причиной: яркое солнце, горячий песок неоднократно попадавший в глаза или сильный удар головой. Доктор отдал мне свои старые очки с прямоугольными стеклами в блестящей черной оправе, но я пользовалась ими только, когда не могла четко разглядеть, того что находилось вдали.
Не смотря на то, что все дома и постройки в городе довольно близко примыкают друг к другу, улочки между ними были вполне просторные. Здесь ветер казался не таким сильным, я сняла капюшон, не боясь задохнуться, и могла лучше все рассмотреть.
На меня налетела курица из открытой телеги. Сельский парнишка в распахнутом тулупе быстро ее поймал, усадил обратно и поднял высокий борт телеги.
Почти все вывески общественных заведений были однообразными, на небольшой площади, рядом с почтой прохожие останавливались, чтобы послушать человека, выступающего с небольшой трибуны. Он очень сдержанно жестикулировал руками над группой слушающих его людей, и старался не задеть никого из стоящих в первых рядах, своей тростью.
— Я призываю вас милые друзья, не верить языкам, пускающим столь нелепые истории и не сеять беспричинное волнение в городе. Нам есть над чем трудиться и мы должны заботиться о наших семьях, а не тратить время на смутные истории подвыпивших бродяг.
При последних словах мужчина чуть не подавился слюной и громко прочистил горло. Он провел рукой по бороде и , поблагодарив за внимание, спустился с трибуны, придерживая ворот пальто.
Люди не толпились и почти сразу удалялись, спеша по своим делам.
Мужчина остановился у дороги, чтобы дать проехать карете и здесь к нему подошла одна из слушательниц: женщина крепкого телосложения, с седыми волосами, выбивающимися из-под платка и маленькими узкими глазками.
С ней была девушка, скромно стоявшая в сторонке, придерживаясь одной рукой за деревянную колонну подпирающую здание почты, рядом с которым проводилось собрание. На ее плечи был накинут темно-малиновый плащ, а капюшон скрывал миловидное личико и темные волосы.
— Мистер Леман, — обратилась женщина постарше к мужчине. — Но как же бедный бродяга Эрни? Вы считаете, он просто клеветник?
Он повернул голову и завертелся, словно его укусила дюжина блох одновременно.
— Мисс Эйкроуд, вы не даете мне покою, ей Богу! Эрни старый осёл и любитель медовухи, неужто вы поверите ему, даже если он будет орать на всю улицу о пришествии Христа? — мужчина перевел взгляд на девушку и сморщился. — А вы кто такая?
Она опустила капюшон.
— А, мисс Эмили. Простите, не узнал, вы так редко выходите из дому.
— Но ведь Эрни был не один, — вновь возразила женщина.
— Так пойдите к его свинюшкам-собутыльникам и обратитесь к ним с вашими вопросами, но вот, что я вам скажу мисс Эйкроуд, — он наклонил голову и выставил указательный палец прямо перед глазами женщины. — Не стоит женщине в здравом уме интересоваться всей этой чепухой распускаемой парочкой олухов.
— Но…
— Несчастный случай! Трагический, ужасный, несчастный случай. Прощайте мисс.
Как только карета проехала, он выскочил на дорогу и стремительно пересек улицу. Девушка вынула из передника перчатки и натянула их на тонкие пальцы, приготовившись уйти.
— Простите мисс! — закричал ей Доктор.
Поправив котелок, он направился вперед, я поспешила следом, стараясь не запутаться в подоле платья и плаща.
Девушка обернула и испуганно посмотрела на Доктора.
— Здравствуйте, — холодно отозвалась женщина, которая, казалось, отвадила нас одним только взглядом.
Девушка переминалась с ноги на ногу, а затем отступила на шаг назад.
— Здра-а-вствуйте. Я Доктор, а это моя племянница Авис, — я улыбнулась и поправила сползавший на одно плечо капюшон. — Не скажите, о чем вы вели речь с этим господином?
— Доктор? — переспросила женщина, склонив голову. — Какой именно доктор?
— Просто, просто Доктор.
— Вы не местные.
— Абсолютно верно. Мы прибыли совсем недавно, первый день в городе.
— Из всех городов Англии вы выбрали Хауорт?
— Мы искали, где выпить чаю.
Девушка опустила голову и улыбнулась. Доктор заметил это, и мне показалось, что он просто хотел дать ей повод улыбнуться.
— В старом сельском доме за торфяниками говорят, завелся зверь. Переполошил весь городок, но никто его в жизни не видел, кроме бродяг и плутов. — А какой именно зверь?
— Чудовище! — взвизгнула женщина, видимо пропустив мимо ушей вопрос Доктора. — Бродяги говорят, он убивает одним только страхом и метит выбранную жертву собственной кровью.
Я подавилась сгустком слюны и зажала рот рукой, чтобы не засмеяться. Мне казалось, Доктор посмотрит на меня с упреком, но никто ничего не заметил. Его лицо немного напряглось и вытянулось, губы приоткрылись, а глаза сосредоточились на собеседнице.
— Но мистер Леман называет это "несчастным случаем" и просит помалкивать.
— А, что думаете, вы? — спросил Доктор, повернувшись к девушке и смерив ее ласковым взглядом.
— Я не знаю, — сказала она, сбрасывая с лица набежавший румянец.
— Эмили, будь вежливее. Это она подговорила меня подойти к мистеру Леману, — выдала женщина, и девушка еще больше смутилась.
— Ну, — протянула она. — Я просто интересуюсь всякими глупостями. В Хауорте не так много интересных событий, которые можно было бы превратить в увлекательную историю.
По спине пробежали мурашки, будто я вспомнила что-то знакомое. Хауорт — название города казалось мне знакомым на слух. Я сделала шаг вперед и обратилась напрямую к девушке.
— Прошу прощение, не могли ли вы повторить свое имя?
Девушка взглянула на меня и смущенно улыбнулась.
— Эмили… Бронте.
Доктор больно ущипнул меня за руку, когда я ахнула и прикрыла рот рукой, чтобы скрыть свой позор.
— Ну, вот опять, — прикинулся ворчуном он. — Бедняжка начинает икать на холодном ветре. Прошу нас извинить дорогая Эмили и мисс…
— Мисс Эйкроуд. Ключница в доме господина Бронте.
— Конечно, конечно.
Доктор обхватил меня за плечо, словно боялся, что я упаду в обморок, и отвел к крылечку пекарни, где нас не было видно из-за повозки нагруженной пустыми ящиками.
Эмили накинула капюшон и , не оглядываясь нам в след, перешла дорогу вместе с ключницей, чтобы спустится вниз по улочке.
Я не выпускала ее из виду и барабанила рукой по плечу Доктора.
— Это же!
— Тш! Тш! — прикладывал он к моим губам палец. — Тихо, реагируй спокойнее, пока вокруг нас не начали нависать взгляды прохожих.
— Не могу, дай мне посмотреть на нее еще чуть-чуть. Одним только глазком. Прижмурившись! Ну, пожалуйста, Доктор.
Он оглянулся по сторонам, но видеть нас могли разве, что работники пекарни.
— Прости, но это слишком волнительно, чтобы расхаживать с замороженной физиономией, когда своими глазами видела Эмили Бронте! — я постаралась отдышаться. — Какой ты сказал сейчас год?
— Тысяча восемьсот сорок пятый, — Доктор поставил указательный палец на уровне моих глаз и стал водить им из стороны в сторону, словно маятником часов. — Не вздумай наделать спойлеров, пташка Авис.
— Так значит, мы не будем держаться от нее подальше?
— Вряд ли получится ее игнорировать, — сморщил лоб Доктор. — Слышала историю, которую рассказала ключница? Возможно, мы сможем помочь этому городку.
Мы перешли дорогу вслед за Эмили, и стали спускаться вниз по улице, в самом конце которой еще мелькал малиновый плащ.
— Ты думаешь это правда, Доктор? Какие-то глупости.
Доктор оглянулся по сторонам и склонил свою голову ближе ко мне.
— Возможно, это далеко не глупости. На краю вселенной есть Безымянные — существа, которые питаются разными эмоциями других живых существ, при этом они не способны испытывать ничего кроме голода и сытости. Безымянный выбирает ту эмоцию, от которой испытывает большее насыщение — ею он может питаться несколько столетий — примерно такой у них срок жизни. Питаясь эмоцией другого существа, он доводит его до состояния сумасшествия, а затем и смерти. Для того, чтобы начать прием пищи ему достаточно коснуться своей жертвы и установить между ними эмпатическую связь.
— Через кровавую метку, как говорила эта мисс..?
— Возможно, насчет этого я ничего не слышал. О Безымянных мало что известно кроме их образа жизни. Никто не знает, даже как они выглядят, говорят, их может видеть только жертва, когда рушится фильтр восприятия.
— Им можно как-то противостоять?
— Можно. Стараться опускать эмоцию, которой питается данный Безымянный или если он уже создал эмпатическую связь, то попытаться справиться с этой эмоцией, стараться прекратить ее, но проблема в том, что они могут внушать ее, поддерживая в сознание жертвы различными видениями. Если связь прервется, Безымянный перестанет существовать, так как тратит всю свою энергию во время своеобразного приема пищи.
— Если это Безымянный, то, как он сюда попал?
— Существует много разных способов, сложно узнать каким попал на Землю именно он.
Я громко выдохнула, и пар из-за рта задымился вокруг лица.
— Надеюсь это просто глупости, Доктор.
— Я тоже. Э-э-м мисс Бронте! Мисс!
Он заторопил меня, и мы легко догнали Эмили. Она обернулась и остановилась на месте.
— Не выпьете с нами чашечку чая? К сожалению, мы не знаем, где здесь можно это осуществить.
Эмили взглянула за спину Доктора и указала на лавку с розовой вывеской.
— Чай подают в кондитерской, но я не могу к вам присоединится, меня ждут дома.
— Как жаль.
Эмили кивнула и они с ключницей, перейдя дорогу, вышли на просторную тропу, ведущую к дому изолированному от города.
Ключница несколько раз обернулась в нашу сторону и зашептала что-то Эмили на ухо.
Проводив ее взглядом, мы зашли в кондитерскую и сели за самый дальний столик, впрочем, мест здесь было не так много. Мадам Бонне, раздобревшая женщина средних лет, обслужила нас и поднесла к чаю булочек и масло. Кроме служащих в кондитерской никого не было, только изредка заходили fille de chambre каких-то господ и быстро забирали, что им нужно надолго задерживаясь.
Мы говорили вполголоса и разглядывали уродливейший зеленый узор на стенах.
Булочки были еще теплыми и масло, намазанное поверх сахарной посыпки, стекало на руки.
— Так, когда мы туда отправимся? — спросила я, стирая с пальца масляную каплю.
— "Мы" туда отправимся только после честного, искреннего обещания с твоей стороны слушаться дядюшку Доктора и не выходить у меня из виду, — пригрозил он пальцем, а затем коснулся им кончика моего носа. — Если окажется, что Безымянный действительно находится в том сельском доме, то будет слишком опасно приводить туда тебя.
Я старалась слушаться Доктора, но иногда нарушение его правил приводит к выходу из ситуации или спасению в тяжелых случаях, правда пока мне не приходилось резко идти наперекор ему.
— Когда же я тебя не слушалась?
— Ха! — Доктор заострил взгляд и опустил руку во внутренний карман своего пальто. — Я виду некий списочек.
— Что?
Он развернул листок, сложенный в квадрат и выложил его на стол.
— Тут всего два пункта: хорек, феска. Доктор, нельзя заводить хорьков на поводке и путешествовать с ними во времени и пространстве. Особенно если у тебя на голове феска.
— Ты считаешь, это выглядело бы слишком вульгарно?
— Вообще — да.
Мы рассмеялись и вернулись к теме, с которой начали. Я пообещала не быть упрямой и слушаться его, если что-то пойдет не так. Было сложно не заметить, как Доктор старался обезопасить каждый мой шаг и не вовлекать в опасности. У него не всегда это получалось, но после Марса он присматривал за мной особенно бдительно. Не знаю, какие были отношения у него с другими спутниками, Доктор редко о них упоминал, но иногда я ловила его печальный взгляд, и казалось, что он ограждает меня от того, что могло быть известно только ему.
— Если ты заведешь на меня другие списки, дай знать.
— Хорошо, — Доктор улыбнулся и отпил из своей чашки. — Авис?
— Что?
— Как долго ты сможешь путешествовать со мной?
Я опустила глаза и увидела свое кривое отражение на дне чашки.
— Пока ты не скажешь "хватит".
Мы не стали возвращаться в ТАРДИС и после кондитерской сразу вышли из города к роще.
В своем естественном времени я не очень любила долгие прогулки, сильно утомлялась, и быстро возвращалось домой. Наверное, потому что у меня не было такого друга как Доктор, с которым можно было бродить, болтать, не замечать как быстро летит время. Если я ходила на прогулку с родителями, то они говорили в основном между собой, а я увлекалась собственными мыслями, возводя в воображение замки, сказочные леса и горы с золотистыми вершинами.
В роще было очень спокойно и просторно. Мне недоставало такого свежего, чистого и земного воздуха.
Где-то глубоко за листвой звенело пение птиц. Доктор тоже его заметил и растянув губы в улыбке, поднял глаза к небу.
— Доктор, если я пташка, то какая?
— Малиновка!
— Почему именно она?
— Потому что пение малиновки очень похоже не твой смех. Вот, посмотри!
Доктор остановил меня и подвел к березке, где сидела птица с ярко-оранжевой грудкой и звонко заводила свою трель, подымая голову к самым высоким ветвям.
— Чудесное существо, храброе и доброе. Ее песня может продолжаться глубоко за полночь, прокладывая путь во тьме. Особенно естественно ее пение под Рождество, когда для каждого приходит время возвращаться домой.
Доктор стоял позади меня и поэтому не мог видеть, как широко я улыбаюсь.
Когда мы вышли к вересковым полям, я уже немного устала, и мы остановились, чтобы отдохнуть. Доктор присел на камень, похожий на стул, но стал утверждать, что тот выглядит как башмак.
— Никто не сидит на башмаке!
— Я сижу!
После привала мы пересекли откидной мост через небольшой ручеек, и стали ближе к торфяникам. Начало темнеть и облака медленно набирали синеву.
— У меня есть вопрос: у тебя же есть имя?
— Конечно, у каждого есть имя.
— Но никто не знает какое, ты его никогда не произносишь, может просто забыл за столько лет путешествий?
Доктор рассмеялся и сказал, что никогда не забывает не чьих имен.
Мы забрались на пригорок, откуда наконец-то стало видно сельский дом, о котором нам говорила ключница: двухэтажное здание, с квадратным внутренним двором и крутой крышей. Он не выглядел заброшенным, но и жилым его тоже назвать было нельзя из-за разбросанных во дворе инструментов и разбитых стеклах в узких окнах на втором этаже.
Мы спустились вниз по извилистой тропинке. Чистый лунный диск начинал сиять на востоке, и я с понурым видом подумала, что ночь, скорее всего, придется провести здесь.
Калитка в воротах легко открывалась. Доктор толкнул ее вперед, и мы прошли во двор.
Вокруг было много сухих листьев, которые копились под крыльцом и у стен забора. Во дворе росло небольшое деревце, еще две ели я видела с другой стороны дома, когда мы стояли сверху, на пригорке. Одну из стен дома охватил плющ и мох.
Мы взошли по прогнувшимся ступеням на крыльцо, и Доктор потянулся к входной двери. Она, как и калитка, вольно открывалась, а сломанный замок валялся на крыльце далеко от порога.
Над дверью висела табличка с надписью, но, даже прищурившись, я не смогла разобрать, что там было написано.
Прихожей в доме не было, вход выводил в зал, где с высоких потолков свисали оборванные красные гобелены, будто их разорвали когтями или старались сорвать, не снимая с петель.
Я аккуратно прикрыла за нами дверь, стараясь не подымать шуму.
Лестница, ведущая на второй этаж, была завалина прутьями из метелки, листьями и свернутой бумагой. Перила были сломаны в некоторых местах, будто по ним били молотом, а первые ступени проседали глубоко внутрь.
Доктор двигался очень медленно. Он достал звуковую отвертку из внутреннего кармана, и быстро обведя ею вокруг зала, вскрыл верхнюю часть.
Я никогда не понимала как он делает вывод об обстановки вокруг по одному взгляду на отвертку.
— Хм.
— Ну, что?
— Не уверен.
Он повернулся налево и пошел по коридору, выводящему в столовую. Я шла следом, оглядываясь по сторонам. В коридоре был выход в небольшой зал с музыкальной комнатой, я заглянула в него на минутку.
На полу лежал ковер покрытый темными пятнами и пылью, разбитый клавесин стоял в углу. На нем пылилась игрушка перевязанная лентой и пара свернутых бумаг. Я зашла внутрь и взяла игрушку в руки. К тряпичному шуту были привязаны бубенчики, которые забавно звенели, стоило мне перевернуть ее. Игрушку, скорее всего, привезли из Италии или Испании, так как она была одета в одежды, напоминавшие мне эти страны. Длинный гипсовый нос, обтянутый тканью, походил на луну, она же была вышита золотыми нитями на колпаке и штанах шута.
Мне показалось, что где-то я уже видела подобную игрушку, особенно мне нравились бубенчики и красивая атласная лента.
Я положила игрушку на место и вышла из комнаты.
В столовой стулья были отодвинуты от большого семейного стола, как будто с них только что кто-то поднялся, чтобы ненадолго выйти из комнаты. Скатерть на столе была на половину сорвана и покрылась вуалью из пыли. Доктор заглянул в камин и провел пальцем по оставшейся внутри саже.
В зале позади нас, послышался хруст тонких листьев. Мы оба обернулись на этот звук и переглянулись. Доктор поднес палец к губам и медленно повел нас обратно.
Я выглядывала из-за его плеча, напрягая глаза, чтобы всмотреться в темноту.
В коридоре, напротив, который выводил в зал из восточного крыла, остановилась тень. Доктор сделал шаг вперед — неизвестный, подражая ему, тоже продвинулся вперед, затем они оба остановились, вглядываясь сквозь темноту в лица друг друга.
Незнакомец вышел на освещенную светом луны площадь, и мы оба спокойно выдохнули.
— Эмили?
— Мисс Бронте, вас то точно мы не ожидали вас здесь увидеть! — словно учитель, сказал Доктор со строгостью.
Он снял котелок и провел рукой по густым волосам.
Эмили сбросила с головы капюшон и ее глаза заблестели, когда она увидела Доктора.
— Доктор? Это вы?! — она подошла ближе к нам, с интересом разглядывая нас. — Мне стало любопытно, и я решила отправиться сюда, пока Тобите и моим сестрам было не до меня.
— Тобита это…?
— Мисс Эйкроуд, ключница, — покладисто кивнула Эмили. — Но здесь, просто развалины. Мистер Леман был прав, что это только слухи.
— Что ж, а предвещая ваш вопрос, дорогая Эмили, на которой мне приходится давать ответ не в первый раз, скажу: удовлетворяем свое любопытство! Ну, ладненько. Мы осмотрим другие части дома, если вы не против. Гостиная! В таком большом доме непременно должна быть комната для приема гостей. Пойдем Авис!
Мы направились прямо по коридору, откуда вышла Эмили. Я подстроилась под ее шаг и пошла рядом, пока Доктор шел на полосу света впереди.
— Вам было не страшно идти сюда одной? — спросила я, надеясь на ответ.
— Я редко выхожу из дома, — с легкой улыбкой сказала она. — И мне нравится быть одной, к тому же меня всегда тянуло к мистике, в детстве мы с сестрой выдумывали свой сказочный мир, чтобы отвлечься от унылой жизни в изоляции. Нас не часто отпускали в город вместе с прислугой. Простите, я не знаю зачем говорю эти глупости, обычно я немногословна с незнакомыми.
— Что вы! Мне очень приятно слышать, что вы говорите и, пожалуйста, не называйте нас с Доктором незнакомыми, он может обидеться, — шепотом добавила я.
Эмили кивнула и, кажется, я ее немного смутила.
— Он производит впечатление очень интересным человеком. Откуда вы прибыли?
— Из… Лондона
— Из такой дали?
— Мы любители долгих прогулок, мисс Бронте.
В гостиной, из мебели остались только грубо сколоченные кресла с высокой спинкой и оборванной обивкой. На ковре, лежавшем на полу, прожгли огромную черную дыру угли, видимо выпавшие из камина у зеваки-хозяина. Бродяги побывавшие в доме оставили после себя много мусора и обглоданных костей. Я почувствовала себя плохо. Мне стало жарко, но руки все еще оставались холодными. Низ живота словно поджало, ноги показались ватными, и я оперлась на спинку кресла. Впрочем, через пару минут странный недуг прошел, и я глубоко вздохнула.
— А, что на втором этаже? — спросил Доктор, когда мы вышли обратно в зал.
Он поднял голову ко второму этажу и оглядел глазами разрушенные перила. Отсюда можно было увидеть и все внутреннее строение крыши: стропильные рамы, закладные, подшивки.
— Пара пустых комнат и заколоченное крыло, — ответила Эмили.
— Ну, я все же проверю.
От холода, превратившего ладони в бесчувственные конечности, я сжала руку в кулак и почувствовала что-то липкое у себя между пальцев.
Страх ворвался внутрь меня, провалился, словно кусок проглоченной пищи. Посмотрев на руку, я пришла еще в больший ужас и отшатнулась назад. Черная, в ночных тенях, кровь текла вниз по запястью, вызывая у меня приступ паники. Я не могла поранить руку, не могла не заметить острых предметов, боль бы прожгла кожу в тот же миг.
— ДОКТОР!
От моего крика он вздрогнул и резко обернулся. Я подняла руку выше, чтобы он мог увидеть, что со мной произошло. Горький ком уже сдавливал мне горло, но я старалась себя успокоить и плотно сжала губы, пытаясь дышать через нос. Доктор спустился с лестницы и подошел ближе ко мне. Его глаза расширись и стали похожи на два стеклышка.
Эмили, стоявшая ко мне ближе всех, побледнела как монашка, и прижала руку к груди, увидев кровь на моей ладони.
— Как это произошло? — спросил Доктор, придерживая меня за локоть.
Его голос стал строгим, а взгляд холодным.
— Я не знаю, я даже не почувствовала. Может быть, когда смотрела музыкальную комнату.
— Здесь нет музыкально комнаты, — робким голосом сказала Эмили. Ее карие глаза округлились, но она не старалась отстраниться от меня. — Я осмотрела весь первый этаж.
— Нет, — дрожащей рукой я указала на коридор, где находилась столовая. — Там, рядом со столовой, почти пустая комната с разбитым клавесином.
— Там нет никакой комнаты, Авис! — строго сказал Доктор.
Его глаза забегали по моему лицу, словно читали с него печатные символы.
— Значит, это произошло, до того, как мы вошли в тот коридор. Он не медлит, чтобы насытиться. Но почему именно Авис? Почему она? — спросил Доктор, глядя мне в глаза. — Почему не я или Эмили, она ведь пришла сюда раньше нас, почему ты выбрал ее? Знаю, ты меня слышишь и хочу, чтобы ты знал, что я не оставлю это безнаказанным.
— Что происходит? — задыхаясь, спросила Эмили и встала между нами.
Доктор отнял руку от моего локтя, и, обхватив ее за плечи, быстро подвел к стене.
— Не двигайся, Эмили! Он любит подходить со спины, не отходи от стены, пока я не скажу. Держи руки в карманах или скрести перед собой.
— Я не понимаю о чем вы!
Она сделала шаг вперед, но Доктор вернул ее назад и прижал рукой к стене.
Он быстро стал объяснять кто мы такие, что следует ожидать в ближайший час и как не следует поступать. Эмили слушала внимательно, но в конце рассказа отвесила Доктору пощечину и тут же за нее извинилась.
— Извините! Доктор, пожалуйста, — выпалила она.
— Хотя бы поверила, — сказал, он, потирая щеку.
Доктор обернулся ко мне.
— Теперь ты Авис. Соберись! Сконцентрируйся на своих мыслях, и скажи мне: какие эмоции ты испытываешь?
Я отвела взгляд, чтобы сосредоточится на мыслях в голове, но и секунды было достаточно, чтобы понять.
— Это страх.
— Почему ты видела ту комнату? Что тебя в ней напугало?
— Я не знаю, правда, Доктор, я не знаю. Мы не можем просто уйти? Он ведь не пойдет вслед за нами.
— Мы не можем, Авис. Если ты уйдешь от него на слишком большое расстояние — это лишит тебя рассудка.
— Но я ведь и так его лишусь, верно?
— Я этого не допущу. Будь осторожна, он может вытащить из твоей головы все, что ему угодно.
Я взглянула Доктору за плечо и отступила назад.
— Что такое, Авис?
Он стоял прямо за ним. Глубокая черная тень с яркими светящимися, словно две миндалины, глазами. Он навел на меня столько ужаса, что из глаз покатились слезы. Доктор последовал за направлением моего взгляда, но никого позади не увидел.
— Это он. Прямо за твоей спиной.
Чем дольше я смотрела на эти глаза, тем хуже мне становилось. Я хотела бежать без оглядки, хотела рвать на себе кожу, выцарапать глаза, лишь бы не видеть его больше.
— Я никого не вижу, — холодным голосом сказала Эмили.
Она напряглась и стояла, сжав руки в кулак. Волосы рассыпались по ее плечам, а лицо вспыхнуло, словно при лихорадке.
— О, и не увидишь Эмили, я надеюсь. Он что-нибудь говорит? — Доктор снова обернулся на то место, где стоял Безымянный.
Я помотала головой.
— Возможно эмпатическая связь его единственный способ общения с другими существами.
Безымянный приблизился к Доктору, и я быстро притянула его к себе. Пришелец застыл на месте, а затем стал отступать назад.
Я отвернулась от них обоих и поднесла пальцы к вискам. Нужно избавить от этого образа в голове, я не позволю ему овладеть мною.
— Авис Селени, — послышался хриплый натянутый голос.
Я медленно подняла глаза и увидела лицо пожилого мужчины, которое уже почти стерлось у меня из памяти.
Лицо дедушки было изуродовано, покрыто кровью и оставшимися частичками кожи. Белый воротник рубашки залила кровь, бабочка был расслаблена, и висела на шее как поводок.
— Нет, нет, — процедила я сквозь зубы. — Это неправда, мой дедушка умер много лет назад…
Словно дожидаясь нужных слов, Дед поднес руку к голове и указал на дыру в ней, где еще пульсировала жилка и сочилась черная кровь.
— Ты не мой дедушка.
Голубые глаза, ставшие почти прозрачными, смотрели на меня как два бледных маленьких блюдца. Это лучшее определение тому, как жутко они выглядели на самом деле.
Смотря на эту чудовищную картину, у меня скрутился желудок. Я наклонилась и поднесла руку к губам, но то чего ожидала так и не произошло.
Безымянный не уходил, а заставлял смотреть на него снова и снова.
Доктор, что-то говорил мне, пытался убедить меня, что то, что я видела, не существует, но его глаза не смотрят на то же, что и мои.
— Авис Селенис, — еще раз прохрипел дедушка. — Была маленькой девочкой среди Плачущих. Она была одна очень-очень долго…
Он еще не закончил свою речь, как поднес к виску револьвер и спустил курок. Кровь брызнула мне на лицо, попала на губы и окрасила крапинками руки.
Тело дедушки рухнуло на землю и исчезло, словно провалившись под землю, однако на месте, где он стоял, осталось темное густое пятно растекавшееся все дальше и дальше.
Я нашла руку Доктора и крепко ее охватила. Она оказалась холодной как лед. Я подняла глаза и пошатнулось.
Его лицо было очень нездоровым, кожа больного зеленого цвета, без крапинки бежевого, глаза холодные и остекленевшие.
— Ненавижу! — прокричал он, отбрасывая мою руку в сторону. — Лучше бы ты никогда мне не встречалась.
— Нет, это все нереально, — повторила я себе, но страх в груди не уменьшался, дикие видения только подкрепляли его.
Я закрыла глаза и опустилась на колени, придерживая голову руками. Слезы омочили все лицо, их соленый вкус чувствовался на губах, щипал шею и подбородок.
— Не открывая глаза Авис, не открывай, — пробился сквозь завесу кошмара, голос настоящего Доктора.
Его теплые руки обхватили мои ладони и свели их вместе, будто он только что вручил мне самый дражайший секрет.
— Я вижу ужасные вещи, Доктор. Он заставляет меня смотреть на то, как близкие меня ненавидят, и…
— Держи глаза закрытыми. Пока ты не видишь его видения, то можешь слышать и ощущать, то, что происходит в реальности.
— Надолго?
— Не знаю, пока он полностью не проникнет в твое подсознание, — его руки появились на моих плечах. — Ты должна отвергнуть страх, побороть его и разорвать связь с Безымянным.
— Я не…
Стало тяжело дышать, горло сжалось, словно захлопнувшийся полиэтиленовый пакет. Я поперхнулась слюной и долго надрывала гортань, стараясь прочистить горло.
— Знаю, это очень трудно, но я не могу это сделать за тебя.
Послышался короткий звук отвертки. Затем еще один, словно гудки в телефоне. Доктор снял руки с моих плеч, и я услышала, как он полез в карман.
— Что там?
— Сильное повреждение в пространственно-временном континууме, где-то под нами.
— Трещина между мирами?
— Именно. Эмили, здесь есть подвал?
— Погреб под лестницей, вон там в углу должна быть крышка-вход.
— Хорошо, пригляди за ней. Авис, я буду недалеко, ты сможешь меня слышать.
Я кивнула, и Доктор ласково погладил меня по голове. Его шаги зазвучали слева от меня и становились все тише, когда крышка погреба открылась. Тишина не звенела у меня в ушах, я чувствовала шепот и тяжелые медленные шаги вокруг.
— Эмили? Где ты?
— Прямо перед тобой, у стены.
Я встала и осторожно пошла вперед, ощущая чье-то присутствие у себя за спиной. Эмили обхватила меня руками, и я вздрогнула.
— Ничего, — тихо сказала она, и надавила на мои плечи. — Садись.
Я согнула колени, и, скользя руками по холодной стене, опустилась на пол.
— Ваша семья, наверное, уже всюду ищет вас. Может вам пойти домой? Это не лучшее место для вас, Эмили.
— Я никуда не уйду, — сказала она. — И хватит об этом.
— У вас будет интересная история для друзей.
— У меня нет друзей. Я не такая как мои сестры, не люблю компании, не знаю как вести себя с другими людьми, не входящими в круг близких.
— У меня тоже не было друзей, пока не появился Доктор. Он изменил мою жизнь.
Я содрогнулась, когда услышала скрежет когтей по гладкому белому камню, выложенному на полу зала. Звук подходил все ближе и ближе, будто когти терзающие камень, медленно приближались ко мне. Я подобрала ноги и прижалась плечами к стене.
Эмили заметила вновь нарастающее во мне беспокойство и взяла за руку.
— Я расскажу тебе историю, чтобы успокоить.
Я хотела возразить, но просто кивнула и старалась угомонить свое дыхание. Воздух, проходящий через стянувшееся горло издавал хриплый звук, как у болеющего туберкулезом.
— Это было в глубоком лесу. Там где деревья уходят под небо, тропинки плутают, и никто не знает ни конца, ни краю этого чудесного леса. В нем жила малиновка, каждое утро прилетающая к прохладному ручью, чтобы напиться. Она никогда не пересекала этого ручья, потому что птицы держались от него подальше и боялись темной части леса, что пролегала по другую сторону.
Одним утром малиновка снова полетела к ручью, и, напившись вдоволь воды, увидела, что по ту сторону лежит охотник, ни живой, ни мертвый. Он попросил у малиновки воды, так как сам не мог дотянуться до ручья. Добрая птица носила ему воду, пока он не сказал "хватит", и пела песни, чтобы облегчить охотнику боль и страдания.
Она оставалась рядом и продолжала петь, пока не случилось чудо и он смог подняться. Тогда они простились, малиновка перелетела ручей и вернулась к остальным птицам.
Она прилетела к ручью на следующее утро, но, ни на другой день, ни после, охотник больше не приходил.
Малиновка прилетала на другой берег и пила оттуда воду каждый день, но она забыла об опасности подстерегавшей ее на другом берегу и однажды утром чуть не угодила в пасть поджидавшей ее у берега лисы. Охотник, не забывший доброты малиновки, схватил лису обеими руками и выбросил в воду.
У него был чудесный колчан, стрелы в котором могли никогда не заканчиваться, если только он трижды встряхнет колчан, когда там останется одна стрела. Его лук стрелял всегда метко, но он охотился лишь на раненых и больных животных, чтоб облегчить им страдания, как когда-то малиновка старалась облегчить их ему. Поэтому охотник проучил лису, но не убил, а та, выбравшись на берег и поджав хвост, убежала прочь.
Малиновка улетела вместе с охотником, и странствовали они с тех пор вместе, пока их души не отошли к небу.
К концу рассказа Эмили, я услышала знакомую трель за окном, как сегодня в роще, и улыбнулась. Я вспомнила о словах Доктора, что малиновки могут петь глубоко за полночь. Одна из этих добрых птиц залетела сюда, преодолев поля и торфяники, чтобы спеть песню для меня.
— АВИС! АВИС! — где-то кричал Доктор, ударяя меня плечами об стену.
Действие Безымянного на меня усилилось, раз я почти не слышала, как меня зовут из настоящего.
Я открыла глаза и крепко взявшись за часы, висевшие у меня на груди, взглянула на него. Он стоял в противоположном углу комнаты в своем естественном обличии. Его глаза горели все ярче и ярче, но я увлеклась другим: трелью малиновки, которая может петь всю ночь напролет, возвращая к дорогим людям тиканьем часов, которые словно хрупкое сердечко бились у меня в руке, теплом голосе Доктора из воспоминания.