ㅤ

Она хотела видеть их вместе. Когда она видела соперничество братьев между собой, она чувствовала, что возвращается в детство.
Так и на балу — если Лукреция танцевала с Джованни, то Чезаре с хмурым видом смотрел на них; если танцевала с Чезаре, Джованни бросал на нее ревнивые взгляды.

Виктория Холт, "Римский карнавал".

Никогда в жизни не забудет она тот момент, когда в ужасе увидела атакующего быка и услышала вздох толпы; она почти потеряла сознание от страха, на мгновение представив мир без Чезаре. Но ее брат вышел победителем. Легко, словно танцор, он отступил в сторону, и разъяренный бык промчался мимо. Как прекрасен был Чезаре! Как изящен! Он словно исполнял старинный танец farraca, в котором изображается игра человека с быком, — так непринужденно он выглядел.

Виктория Холт, "Римский карнавал".

(Марина Цветаева)

Мы с тобою лишь два отголоска:
Ты затихнул, и я замолчу.
Мы когда-то с покорностью воска
Отдались роковому лучу.

Это чувство сладчайшим недугом
Наши души терзало и жгло.
Оттого тебя чувствовать другом
Мне порою до слез тяжело.

Станет горечь улыбкою скоро,
И усталостью станет печаль.
Жаль не слова, поверь, и не взора,
Только тайны утраченной жаль!

От тебя, утомленный анатом,
Я познала сладчайшее зло.
Оттого тебя чувствовать братом
Мне порою до слез тяжело.

Из жизненной бури я вынес только несколько идей — и ни одного чувства. Я давно уж живу не сердцем, а головою. Я взвешиваю, разбираю свои собственные страсти и поступки с строгим любопытством, но без участия.

Михаил Лермонтов, "Герой нашего времени".

Честолюбие есть не что иное как жажда власти, а первое мое удовольствие — подчинять моей воле все, что меня окружает; возбуждать к себе чувство любви, преданности и страха — не есть ли первый признак и величайшее торжество власти?

Михаил Лермонтов, "Герой нашего времени".

Я люблю врагов, хотя не по-христиански. Они меня забавляют, волнуют мне кровь. Быть всегда настороже, ловить каждый взгляд, значение каждого слова, угадывать намерения, разрушать заговоры, притворяться обманутым, и вдруг одним толчком опрокинуть все огромное и многотрудное здание их хитростей и замыслов, — вот что я называю жизнью.

Михаил Лермонтов, "Герой нашего времени".

Я к дружбе неспособен: из двух друзей всегда один раб другого, хотя часто ни один из них в этом себе не признается; рабом я быть не могу, а повелевать в этом случае — труд утомительный, потому что надо вместе с этим и обманывать; да притом у меня есть лакеи и деньги.

Михаил Лермонтов, "Герой нашего времени".

У меня несчастный характер; воспитание ли меня сделало таким, бог ли так меня создал, не знаю; знаю только то, что если я причина несчастья других, то и сам не менее несчастлив; разумеется, это им плохое утешение — только дело в том, что это так.

Михаил Лермонтов, "Герой нашего времени".

Неужели, думал я, мое единственное назначение на земле — разрушать чужие надежды? С тех пор как я живу и действую, судьба как-то всегда приводила меня к развязке чужих драм, как будто без меня никто не мог бы ни умереть, ни прийти в отчаяние! Я был необходимое лицо пятого акта; невольно я разыгрывал жалкую роль палача или предателя. Какую цель имела на это судьба?.. Уж не назначен ли я ею в сочинители мещанских трагедий и семейных романов - или в сотрудники поставщику повестей, например, для "Библиотеки для чтения"?.. Почему знать?.. Мало ли людей, начиная жизнь, думают кончить ее, как Александр Великий или лорд Байрон, а между тем целый век остаются титулярными советниками?..

Михаил Лермонтов, "Герой нашего времени".

Driven by the strangle of vein,
Showing no mercy, I'd do it again.
Open up your eyes,
You keep on crying,
Baby I'll bleed you dry.

Skies are blinking at me,
I see a storm bubbling up from the sea.

МАЛЕНЬКИЕ АКТРИСЫ.

(Александр Вертинский)

Я знаю этих маленьких актрис,
Настойчивых, лукавых и упорных,
Фальшивых в жизни, ласковых в уборных
Где каждый вечер чей-то бенефис.

Они грустят, влюблённые напрасно
В самих себя - Офелий и Джульетт.
Они давно и глубоко несчастны,
В такой взаимности, увы, успеха нет.

А рядом жизнь. Они не замечают,
Что где-то есть и солнце, и любовь,
Они в чужом успехе умирают
И, умирая, воскресают вновь.

От ревности, от этой жгучей боли
Они стареют раз и навсегда
И по ночам оплакивают роли,
Которых не играли никогда.

Я узнаю их по заметной дрожи
Горячих рук, по блеску жадных глаз,
Их разговор напоминает тоже
Каких-то пьес знакомый пересказ.

Трагически бесплодны их усилия,
Но, твёрдо веря, что дождутся дня,
Как бабочки, они сжигают крылья
На холоде бенгальского огня.

И, вынося привычные подносы,
Глубоко затаив тоску и гнев,
Они уже не задают вопросов
И только в горничных играют королев.

ЧЕТВЕРТЬ ВЕКА.

(Вадим Сидур)

Стригу семнадцатилетнюю Юлю.
Когда-то подрезал её косички,
Теперь подравниваю челку,
Подрезаю отросшие пряди,
Потом она моет голову,
А я подметаю.
Неужели это её седые волосы
лежат на полу?

Мою голову все еще обуревали мысли о собственном шатком положении в замке. Среди Тиреллов. Как я вообще могла оказаться здесь? Моей целью была Королевская Гавань и Железный Трон, а не место рядом с калекой Уилласом и его молчаливым братом. И этот Ренли, будь он трижды неладен, Баратеон! Я, конечно, с самого начала понимала, что доверять ему — дело заведомо проигрышное, но чтобы быть так сразу отлученной от Мирцеллы и власти над людьми, и все по вине неблагодарного Баратеона… На это я, определенно, не рассчитывала.
Но в моих жилах течет кровь Мартеллов. Непреклонных, несгибаемых, несдающихся. Моим предком была сама королева Нимерия; я являюсь племянницей свирепого и своенравного Оберина Мартелла, в коем сошлись две сущности: змеи и человека; я от плоти и крови самого осторожного человека во всех Семи Королевствах; я — Арианна Мартелл, и я добьюсь того, чего пожелаю.

© A.S.&A.M.

Чуткое ухо Ариса тоже уловило странные звуки, и сам Окхарт принялся судорожно натягивать на себя привезенные из Копья тунику и широкие штаны. Я же оклемалась куда позже рыцаря, который буквально за несколько минут испарился из вмиг сжавшейся до размеров каменного мешка комнаты. Я буквально чувствовала, как страх опутывает меня паутиной, протягивает свои мерзкие длинные лапки к моему телу, не позволяя шевелиться. Наверное, я поняла причину волнения раньше, чем ее огласил мейстер, раньше, чем увидела застывшие лица Ренли, Крапинки, Гаррина и Ариса, даже раньше, чем вышла из комнаты.
«Отец». Всего одно слово, какие-то четыре буквы готовы попросту уничтожить меня, мои надежды, мои планы и мечты одним своим существованием.
Я не помню, как я и остальные прибывшие в Приют добрались до Большого Зала, как и абсолютно не понимаю происходящего. Корка страха все обрастала и обрастала новыми слоями такого же ледяного ужаса. Мейстер зачел вслух письмо, адресованное, конечно же, в первую очередь «Арианне Мартелл, дочери Дорана Мартелла» с посланием сдаться добровольно людям отца и признать незаконными действия относительно Мирцеллы Баратеон. И тогда Дорнийский принц якобы утихомирит свой гнев и смягчит наказание.

© A.S.&A.M.

— Помните наш разговор в стенах Солнечного Копья? — негромко, чтобы гвардейцы и дремавший рядом с Мирцеллой Арис не смогли услышать, спросила я, обращаясь к Ренли. Я сидела не так далеко от Баратеона, глядя на мерцавшие угли костра, что так завораживающе догорали свои мгновения жизни. — Вы тогда еще спросили, действительно ли я верю в навязанную Ланнистерами правду о происхождении всех троих. Нет, не верю. Иначе бы в Дорне все были светлыми с типичной андальской внешностью.
Украдкой я поглядывала на Ренли, наблюдая за его реакцией на мои старания загладить свою вину за прошедшие дни. Вернее, втереться к нему в доверие — ведь, в конце концов, Простор и Хайгарден пока что не моя территория, и только от младшего Баратеона (и немного от моего таланта убеждения, разумеется) будет зависеть моя судьба среди семейства роз.
— Но разве это имеет значение? Ваш брат, как вы когда-то метко заметили, взял корону силой, и его тем не менее полюбили все: и простой люд, и более значимые персоны Семи Королевств. Мирцелла будет хорошей королевой. Ее полюбят даже больше, чем самого Роберта когда-то.
И хотя я вознамерилась больше не задевать самолюбия Ренли, которое, конечно же, не замедлит сравнить будущее правление Мирцеллы со своим собственным, но я действительно думала о девочке так. Когда брат идет войной на брата, государство отходит на второй план — уж об этом-то я знаю не понаслышке, ведь Квентин так и дышит мне в спину. Ни Станнис, ни Ренли не смогли бы удержать Железный Трон. Настало время женщинам попробовать себя на этом поприще.

© A.S.&A.M.