wrong choice

мои легкие день за днем приближаются к летаргии.альвеолки.бронхиолы.серозная оболочка.ацинусы.

именно им больнее всего.когда ты говоришь "удачи".когда ты говоришь лаконичность на мои безобразно длинные нелепости.но не ту лаконичность (краткость), о которой говорил Чехов.нет.а циничную.игольчатую.с вывихом ключиц от сгорбленных твоими словами плеч.с подвывихом 7-ого позвонка, испещренного нервными окончаниями.с солоноватым привкусом пузырьков в носу - и дальше.до твоих любимых ресниц.влажные.тебе бы понравились мои влажные реснички.

все больше мой мир похож на анатомию смертельно больного.

не понимаешь.я ведь и правда.наверно, разваливаюсь.не на части.нет.хуже.на тысячи маленьких, отчаянно спасающихся бегством от глупого хозяина, лоскутков безумия.не понимаешь, что надо быть нежнее.не понимаешь, что мир-это ты.не понимаешь, каково это - закрывать глаза и видеть тебя.постоянно.навязчиво.бесконечно.не понимаешь, как это - засыпать с мыслью о том, чтобы не думать о тебе завтра.и просыпаться от саднящих легких, в которых каждая клеточка требует твоего внимания.

*

а ведь на самом деле все так просто.

просто

быть

с

тобой

мне снова 10. снова на руках мертвый котенок.и это ощущение.по вискам молоточками акрасии неизбежности . a posteriori.

мне снова 10. я еще не курю.не пью.и даже не принимаю наркотики.я не знаю, зачем это делают взрослые, я не знаю, кто такой Селлинджер, Паланик.Берроуз, Оруэлл, Кизи, Кубрик, Уорхолл, Эдди Седжвик.единственное.что я знаю - это то, что нет ничего вечного.

мне снова 10. снова момент, когда мир бежит по шпалам, провожая закаты безумными глазами. словно в последний раз.генуинной паранойей по холодным рельсам.и если надо - поперхнись в затяг этим воздухом, пропитанным твоими неоднозначными гипотезами [ad hoc.]

мне снова 10. и снова - небо/деревья/девятиэтажки/лужи/дороги/люди - такие большие, необъятные.такие, что страшно открыть глаза - и понять, как далеко до тебя.хоть и пальцы в переплетении рефракционного будущего.словно в мире нет и не будет других, кроме.

мне снова 10. к черту.я не знаю законов Ома.я не знаю эйнштейновской теории относительности.я не знаю заповедей и не понимаю словосочетания "моральные рамки".я не думаю о завтрашнем, таком далеком, дне.я не умею готовить вкусный суп и варить макароны, мыть посуду и во время поливать цветы.зато я умею любить и верить в этот мир - ведь тоже немало.ммм?

___

p.s.

<Париж лучше всего - на твоей шее, между ключиц, такой маленький.такой, понарошку, что кажется - настоящий.не снимай его, даже когда ложишься спать>…<имбирное печенье в желтом конверте.его нельзя есть.законсервировать в формалине-единственный выход.>

в 7:35 включаю мертвый, изнасилованный после вчерашних звонков телефон.современный способ коммуникации.способ оставаться одному, но не в одиночестве.и первое сообщение, котороые приходит от тебя:

miss you.

need you.

j.

фейерверки внутри обжигают легкие и гортань.прожигают стенки желудка, добираются до нервных окончаний позвоночника.до спинного мозга - и вверх, к носоглотке, колючими солоноватыми иголочками по слизистой.и я понимаю.понимаю, что хочу просыпаться - и не читать эти слова на холодном экране телефона.а слышать их от тебя.только проснувшись.сонными.помятыми.немного охрипшими словами.и кофе в постель.

и наши города.Амстердам, Париж, Москва.в такой последовательности, ладно?мой Амстердам, твой Париж.наша Москва.

а следующее сообщение - 3 пропущенных от знакомого, но так и не занесенного в память телефона номера.твой домашний.а у меня снова - руки в пластыре, пальцы желтые от никотина.хрипящие легкие в дырках.и чувство вины.

Амстердам - 6:44

Париж - 6:47

Москва - 8:45

а наши города живут по одному времени.с разницей в пару минут.

Думая лишь о тебе,
сел в автобус,
30 центов отдал за проезд,
попросил два билета,
но вдруг обнаружил,
что еду
один.

Как будто
много лет
спустя
сорвал
букет
поцелуев
с губ ее
и поставил
в вазу цвета зари
что
в
груди.

Но
не зря
так ждал я.

Ведь
я
ее
любил.

Побоку любовь -
лишь бы умереть
в желтых твоих
волосах.

Умирать -
это как автостопом
приехать ночью
в незнакомый город,
где холодно,
льет дождь,
и ты опять
один.

Внезапно
все фонари на улице
гаснут,
и наступает
кромешный мрак,
такой,
что даже здания
боятся
друг друга.

В первом звездном
царстве
всё прекрасно
наполовину.

Ноготки твои -
это ангелы,
спящие после
долгой ночи
любви.

Глаз твоих
трепет - снег,
по ступенькам
ветра
сбегающий.

Твои волосы
так блестят,
словно Бог
срывает цветы.

Во втором
звездном царстве
есть только

ты

Нет
хуже
ада,
чем
вспоминать
в деталях
поцелуй,
которого
так и не было

я выстроил
дом из
слез
и жил
в нем
десять тысяч
веков,
пока не пришла
она
и не спалила
этот дом
одной
спичкой
под названием любовь.

говоря в лоб,
я хочу тебя поцеловать
так нежно,
что ты ко мне
впервые
испытаешь
любовный паралич.

(само собой, мы не
заживем отныне счастливо,
но лишь как подобает
людям)

Я бы хотела быть скрипачкой.чтобы музыкальный инструмент был всегда рядом со мной.на коленях, дожидаясь моих пальцев.талантливой и всемирно известной скрипачкой.чтобы сегодня - пропахший смогом Лондон, завтра - Вильнюс с его аккуратными улочками, двумя днями спустя - концерт с камерным оркестром в Штатах.жить в поездах, самолетах, одноразовых отелях, не останавливаясь ни на минуту.чтобы одежда - в Праге, а книги - в Баден-Бадене. И чтобы рядом, помимо скрипки, - любимый человек.тот, который после утомительного выступления сел рядом с моим изнасилованным публикой телом и, проведя тонкими пальцами по позвоночнику, снял все мучения.чтобы наркотики - всегда бесплатные, и "Glenfiddich" 40-ка летней выдержки в стакане со льдом.и пятизвездочные номера с мебелью ручной работы.чтобы интервью для "Esquire", чтобы карибский кокаин, чтобы скрипка Страдивари, чтобы любимый человек - идеальное творение эволюции, чтобы первый класс в самолете с шикарными стюардессами в мини юбках, чтобы перо фирмы Grayson Tighe.и чтобы не думать о будущем, которое расписано на месяц вперед в Moleskine любимого человека, по совместительству - моего менеджера.

а я в Москве, в суете, с надоевшим за 18 лет домом, с дешевой, паленой наркотой и хуевой водкой вместо "Glenfiddich".да вместо скрипки - старое, разваливающееся пианино.и только ты, только ты оправдываешь все мои мечты, dear.за это я тебе говорю спасибо и постоянно извиняюсь за свое несовершенство.

освобождаюсь в 12, и сразу, с приступом маниакального психа, бегу в метро.потому что ты не берешь трубку уже второй день.а мне и правда хреново.в метро, по венам подземки, с людьми-лейкоцитами по вагонам, распыленные до уровня марионеток.первомайская.на улице - снег, мокрый, противный, хоть и долгожданный.и ветер, рывками насилующий уши и нос.звонки, тысячи настойчивых звонков.ну, возьми же, возьми, блять, трубку.ругаюсь матом на всю маршрутку.ты наконец берешь трубку и говоришь, что дома.блять.блядское блядство.меня трясет от негодования.спрашиваю, могу ли приехать.и ты вроде бы не против.даже рад.

а все началось с того, что я не сказала тебе, что сорвалась.наркотики, знаешь, это ведь и в самом деле грустная шутка.шутка с сознанием.и три моих срыва, подряд, понедельник, вторник, среда.это неконтролируемо.я помню тот понедельник, помню, как пришла в незнакомую квартиру, помню, что была праздничная халява, как будто тебе обламывается небольшой кусочек веселья.прости.я больше не буду.я ведь обещала.у каждого есть право на ошибки.у каждого есть право на второй шанс.

ты встречаешь меня, и я сразу понимаю, что ты не в настроении.когда ты такой.с недовольным видом молчишь.ходишь быстрее.не обращаешь на меня и мои слова внимания.когда ты цинично заявляешь, что тебе похуй на меня.когда говоришь, что все это дерьмо - это мои и только мои проблемы.как же я люблю такие моменты.как же я люблю такого тебя.ебаный мазохист.

говоришь, что все кончено.а у меня в горле слова кусочками грязи застревают.и в носу такое странное металлическое ощущение.такое, знаешь, блядское.я держусь от тебя подальше, справляюсь с голосом, чтобы не дрожал, но все равно иногда заикаюсь.значит, кончено?

— да, наверно.

мы в твоей квартире.странно, но я всегда думала, что она будет наполнена тобой.а оказалось, что тебя в ней нет ни на грамм.ни одного призрачного ощущения тебя, знаешь.когда подходишь к какой-то вещи и, притронувшись к ней, сразу понимаешь, что она чья-то.даже твой стол - не твой.ты находишься в этой квартире.но никак не живешь.чай.вкусный.такой, который и должен был быть в такие моменты.и ты ешь голубцы, предлагаешь мне, забываешь, что я не ем мяса.а ведь упрекаешь меня, когда я забываю о чем-то, связанном с тобой.

на самом деле, ты прав.пустые слова.хрустящие под пальцами значения, не значащие ничего.и если бы можно было просто, взявшись за руки, понять друг друга.просто прикоснувшись пальцами.не говоря ни слова."что тебе не нравится в наших отношениях?"."все".тихо.после этих слов в пустой квартире слишком тихо.будто все эти вещи, все слушают нас и наши пустые слова.тишинофобы.словофилы.

а когда мы сидели на полу и говорили, ты говорил, я молчала, лишь изредка вставляя фразы, которые тебя смешили.когда мы сидели в этом коридоре, в темноте, подсвеченной лампочкой из прихожей, я поняла, как сильно тебя люблю.

ты сказал, что это последний раз, когда мы заводим разговор о моей наркомании. да, последний.обещаю.ты провожаешь меня до станции, под дождем, в темноте дорог, до краев набитыми чем-то странно похожим на меланхолию.обнимаемся напоследок.ты говоришь, что мне пора, и, неохотно отрываясь, бреду на электричку до ярославского.в тамбуре докуриваю последнюю сигарету.закрываю глаза.про себя, а, может, и вслух, шепчу "все хорошо.мы все еще вместе".

Девять десятых меня -

остаются с тобой.

В электричках,

метро,

на вокзалах.

Девять десятых "для" -

парадоксом весной

занимаются сексом

на прожженных диванах.

На каналах ТВ, как всегда, -

диаметрально.

— Привет. Как дела?

— Привет. Все нормально.

Девять десятых любви -

в стакане текилы.

Я люблю, а ты -

говоришь, что любили.

По дробям, деструктивно -

уходить в запой.

девять десятых активно

остаются с тобой

— Я обязательно, ты слышишь? Я обязательно, — сказал Медвежонок. Ежик
кивнул.
— Я обязательно приду к тебе, что бы ни случилось. Я буду возле тебя
всегда.
Ежик глядел на Медвежонка тихими глазами и молчал.
— Ну что ты молчишь?
— Я верю, — сказал Ежик.

***

В электричке пахнет ночными испражнениями чувств. И солнце, холодное, яркое, такое осеннее, режет глаза так, что текут слезы, размывая тушь. А может эти слезы и совсем не из-за тебя, злое солнце.

Старые друзья, замененные на новые знакомства. Простите меня.

Как, скажи мне, как случилось, что в наушниках вместо Arctic Monkeys, Coldplay, Radiohead теперь - АК-47, Guf, Loc-Dog? Как случилось, что бумагу и карандаш заменили блоги и сайты? Как случилось, что прогулки в парке в одиночестве заменили сигареты/алкоголь/наркотики/чужие квартиры/беспорядочные связи? Как случилось, что старые добрые книги месяцами тоскуют без общения?

А ведь знаешь, этот мультик, "Ежик в тумане" - поверхностность его восприятия. Наше время - время поверхностных оценок, а вы до сих пор этого не поняли. На самом-то деле Ежик - это наркоман, а Медвежонок - простой мазохист, глупый мазохист, по уши влюбившийся в наркомана. И оба они - геи. А туман - это просто дым от гашиша, марихуаны, сальвии, гидропона, скуренного Ежиком. И Медвежонку просто нравятся острые иголочки Ежика, равномерно впивающиеся в его кожу, когда они занимаются сексом. Кокаиновые загоны. Да и на самом деле, Ежик с Меджвежонком - просто сон героиновой девочки, мечтающей о безобразной любви.

Выворачивать себя наизнанку и блевать собственным блядством. Как это не ново. Как устарело: строить из себя несчастье, помноженное на зависимость.

Голова разбивается на твои обиды. Прости, что не берешь трубку. Прости, что звонила. Просто мне плохо. И даже "Ежик в тумане" не помогает заснуть.

***

— А потом все совсем пройдет, а мы с тобой вдвоем
только и останемся.