чужое небо

День девятый - любимые цитаты о книгах.
Эмм, никогда не видела цитат о книгах, наверное, но поищу сейчас что-нибудь.

… дочитав книгу, я испытываю горечь утраты, я по всем ним скучаю.

Нельзя забывать, что некоторые книги плохо написаны. Но иногда они бывают ещё и плохо прочитаны, и об этом тоже нельзя забывать.
(Ник Хорнби)

Поверьте, дети прекрасно понимают, что единорогов нет. Но они так же прекрасно понимают, что книги про единорогов — конечно, если речь идет о хороших книгах — это правдивые книги.
(Урсула Ле Гуин)

Нет одинаковых книг. Даже если у них одна и та же обложка, иллюстрации и цвет бумаги. Потому что каждый человек, читая книгу, наполняет её своим миром. И когда мы спорим о какой-то книге, на самом деле мы спорим о своих мирах.
(Надея Ясминска)

Всё, что я знаю о своей жизни, мне кажется, я вычитал из книг.
(Жан-Поль Сартр)

Пиши. Пиши, потому что каждое слово — нож на горле реальности, потому что каждое слово — зеркало паяца, живущего в душе человека, пиши, потому что на жалость о несказанном не хватит ни пространства ускоряющего свой бег мира, ни краткого, отпущенного тебе срока, ни народившихся крыльев души, тревожно дрожащих в предвкушении полета.
(Аль Квотион)

Я идиот, который забывает о флешмобах, нет мне прощения. И я не стану писать сразу за прошедшие пять дней, будем считать, что это был знак свыше, и эти дни мне не нужны.

День восьмой - любимые цитаты из книг.

Иногда ты испуганно отшатываешься от зеркала, потому что из его глубины на тебя смотрит незнакомец, которым ты все еще боишься быть.

Мне быстро все надоедает, и знал бы кто, как я сам себе надоел.
(Ключ из желтого металла)

Ей все равно, сколько человек слышат их ссоры с Лордом, ей все равно, с кем Слепой, если он не с ней, ей без разницы, голая она или одетая, девушка она или парень, это стайный зверь, таких выращивает Дом, и Курильщик отчасти прав - Рыжая монстр, как многие из нас, лучшие из нас. Будь я проклят, если попрекну ее этим.

Он работал ангелом, и это его достало.

Я пью облака и замерзший дождь, уличную копоть и следы воробьиных лапок.

Если она не верит в собственное колдовство, разве оно сможет подействовать на других?

Небо – пронзительно голубое, и до самых спасительных ночей я нервничаю в его присутствии. Иногда мне кажется, что с такого неба должны сыпаться дохлые птицы. Переломанные и потерявшие цвет.

Он — как русалочка, что пришла обменять свой хвост на совершенно не нужные ей ноги, а заодно отдала и голос, а попроси у нее ведьма еще что-нибудь, отдала бы и это что-то, и другое, и третье. Влюбленным и маньякам море по колено, все они одинаковы и со всеми бессмысленно спорить.

Если бы ты так не зацикливался на том, что тебя никто не понимает, может, у тебя хватило бы сил понять других.

Он улыбается. Как маньяк. Или влюбленный. Что, в общем-то, одно и то же. Он улыбается мне, наполовину съеденный, обглоданный до костей, и эта улыбка решает все.
(Дом, в котором)

Праздники на то и даны человеку, чтобы скрывать, что у него на уме.

Так что, когда он выбегает на танцпол с криком: «Ур р ра! р р развелся!» – нет желающих его утешать. Только лазерные лучи пронзают сердце, как острые клинки.

Я думал, будто ищу любовь, пока в один прекрасный день не понял, что хочется мне прямо противоположного – держаться от нее подальше.

Всегда как то неловко выглядеть подонком на людях.

Сказки бывают только в сказках. Правда куда непригляднее. Правда вообще всегда неприглядна, поэтому все и лгут.

Жалеют страдальцев, но не мучителей. Сам разбирайся, старина, как большой. Ты – человек, не сдержавший обещаний.

Самые лучшие праздники – те, что происходят внутри нас.
(Любовь живет три года)

Того, кто не хочет верить, ничто не убедит. Зато тому, кто хочет, есть за что уцепиться.

Порой мне чудится, будто я слышу, как прогибается мой хребет под тяжестью всех тех жизней, которые я не проживаю.

Прости, что не способен забыть всё неважное и не способен всё важное сохранить.

Ей нужно подтверждение моей любви, только это всем друг от друга и нужно, не сама любовь, а подтверждение, что она в наличии, как свежие батарейки в карманном фонарике из аварийного набора в шкафу в коридоре.

Я застегиваюсь на все молнии внутри самого себя.

— Я не хочу причинять тебе боль.
— Ты делаешь только больнее, когда не хочешь причинять боль.

Я люблю, когда она смеётся, хотя правда состоит в том, что я её не люблю.
(Жутко громко и запредельно близко)

Я говорю ей, что мое сердце похоже на большой пустой мешок, огромный мешок, куда можно было бы запихнуть целый караван-сарай, но он пуст.
(Мне бы хотелось, чтобы меня кто-нибудь где-нибудь ждал)

Мы чувствовали бесконечность.
(Хорошо быть тихоней)

Да-да, этих цитат у меня воооот такой мешок, и лучше его не открывать.

Я разделен на части, крупицы, винтики.
Не соберешь – если об пол лицом.
Я сторонюсь поэзии и политики –
чтобы не показаться вам подлецом.

Я сторонюсь сторге, агапе, филии,
эроса. И других всевозможных слов,
кои в душе произрастают лилией
и заменяют в сердце моем любовь.

Я расхожусь по швам от ноги… до черепа.
Если воткнуть иглу – не зашить уже.
Я сторонюсь сангвиников и холериков,
флегматиков, меланхоликов
и… людей.

Я сторонюсь поэтиков и политиков.
То есть поэтов. То есть политиканов.
Я сторонюсь хвалы и излишней критики,
из коих уже не выйдешь, однажды канув.

Я расползаюсь лужей сырой по полу.
Или сухой лужей – как больше нравится.
Я сторонюсь сахара и моркови –
жареной и сырой – и бухла по пятницам.

Я сторонюсь учебы, науки, лекций и
встреч не по делу. Одна из них будет завтра.
Не раздаю денег и индульгенций.
И в этом стихе практически все –
неправда.

Я…
Нет меня. Расплавился. Издержался.
В землю стоптался, так и не полюбив.

Я сторонюсь поэзии и рассказов.
Они же произрастают во мне. Внутри.
Если меня не будет – они исчезнут.
Если меня не станет – они умрут.

Я сторонюсь иголок, ножей и лезвий.

Я не люблю свой онемевший труп.

Мне не больно, мама, я тяжелый металл, я живая ртуть, под ребром острие клинка и свинец во рту, я армирован, закален, заключен в слова, не найдется того, кто сможет меня ковать. Мне не больно, родная, нечему тут болеть. Потому что любовь проходит по мне, как плеть, но ни шрама не оставляет, я жив и цел, я в улыбке, застывающей на лице. Я и в голосе, мама, мой голос тебе знаком. Металлической ноткой, обманчивым холодком, он звенит стрелой, вонзается в каждый нерв…
Ты не знаешь, мама, сколько еще во мне.

День третий - любимые персонажи.

Слепой (Дом, в котором).

Сантьяга (Тайный город).

Сэр Шурф (Лабиринты Ехо).

Мирра Жукотовская (Ключ из желтого металла).

Ирка (Мефодий Буслаев).

Ну, и хватит.
На самом-то деле этот флешмоб очень трудный, потому что почти невозможно вспомнить все то, что ты когда либо читал и персонажей, от которых улыбался на протяжении всей книги.

День второй - 5 ("наименее" или "как минимум", вот в чем вопрос) любимых книг за все время. Ладно, будем думать, что наименее.

1. Игра престолов. Это отвратительно, вот честно.

2. Мцыри.

3. Война и мир.

4. Собачье сердце. Да простит меня гений-Булгаков, но это тоже отвратительно.

5. Украинская литература. Практически вся.

Вот, такие дела. И это действительно было трудно.

Единственный флешмоб, которого вдруг захотелось.

День первый - 10 любимых книг за все время. Да-да, мой английский ужасен, как дождь зимой.

1. Дом, в котором.

2. Дверь в стене.

3. Сказки О. Уайльда.

4. Жизнь взаймы.

5. Мастер и Маргарита.

6. Анклавы

7. Ася.

8. Просто вместе.

9. Новеллы О.Генри.

10. Жутко громко и запредельно близко.

И да, я не умею красиво оформлять посты и вставлять картиночки к каждой книге.

Ты смотришь в небо, и оно осыпается хлопьями, такими, знаешь, белыми-белыми с голубой каемкой.

Ты смотришь в холодную речную воду, и по ней идут круги, миллион кругов, каждый - маленький водоворот.

Ты смотришь на маленький оранжевый цветок, чудом пробившийся сквозь камни мостовой, и он сбрасывает лепестки, посылает их по ветру - протягивай ладони, радость моя, чтобы поймать.

Ты смотришь на все цвета радуги в мыльном пузыре, он улыбается тебе и распадается на тысячу крошечных капелек, оседающих на асфальт невесомым прикосновением цвета.

И ты смотришь, и смотришь, и смотришь, и кажется, что все это бесконечно, Вселенная замкнулась, ты попал в сказку, в невесомость, в другие миры, ты - ты, да, именно ты - ты бес-ко-не-чен, как все, что существует по воле безграничного всеобъемлющего Света.

Ты смотришь.

И реальность осыпается вокруг тебя мелкими крошками, шелухой, фантиками от конфет, бумажными пакетами, которые сразу выбрасывают после того, как принесли в них булочки домой.

Ты смотришь.

И твоя сказка распадается на миллион крошечных историй, на сотню недодуманных мыслей, на бесконечность дорог, никуда не ведущих, на осколки черного зеркала, из которого должно было вылезти то самое чудовище, за голову которого принц когда-то в самом конце получит сердце, нет, не принцессы, а злой всемогущей ведьмы, потому что ты не любишь предсказуемые финалы.

Ты смотришь.

И тебе становится не на что смотреть.

И да, кстати, это меня из Чехии к тебе занесло.

Писать нечего, потому что все настолько хорошо, что словами можно только все испортить. Невозможно передать ими восхищение. То есть, возможно, конечно, но зачем - оно все равно будет пропущено через призму твоего собственного восприятия, искажено до твоих восторженных воплей, а значит, совершенно бесполезно на практике. Скажу только, что здесь замечательно, я жутко устаю каждый день до такого состояния, что, кажется, ноги можно выбрасывать на свалку, подружилась с двумя хорошими людьми, про остальных даже говорить не буду, зачем, пусть здесь будет только хорошее. Ловлю себя на мыслях, что не скучаю даже особо, только иногда вечерами немножко накрывает легкое чувство тоски, но даже оно какое-то общее и фоновое. Есть города, которые создают такую особую атмосферу, что грустить в них просто невозможно. Еще заметила, что здесь очень хорошо думается. Я просто проваливаюсь в свои мысли, так, как умела раньше, настолько, что не всегда замечаю происходящее вокруг. Снова научилась мгновенно засыпать по собственному желанию и так же мгновенно просыпаться. Вообще, Прага возвращает меня ту, какой я была когда-то, задолго до всего. Это похоже на берег моря - волны уходят и через какое-то время возвращаются. Все всегда возвращается, даже мы сами. И если я сейчас действительно та, что была до, то, господи, это будет самый счастливый месяц в моей жизни. Пусть так и будет. Люблю всех.

Маленькая глупая белая кошка знает, что такое любовь. Любовь - это лежать на неудобных скользких коленях неудобного скользкого, постоянно шевелящегося любимого существа, сползать с них каждые несколько минут, но не выпускать отросшие после стрижки когти, не цепляться, а шмякаться на пол, вздыхать, запрыгивать обратно на скользкие неудобные колени, сворачиваться клубком и снова сползать на пол, но не выпускать когти, не цепляться, падать, вздыхать и возвращаться - и так до бесконечности.

Глупый большой неудобный и скользкий человек тоже знает, что такое любовь. Любовь - это сидеть в неудобной позе, задрав колени, едва касаясь пола кончиками пальцев ног, стараться поменьше шевелиться, чтобы маленькая глупая белая кошка падала и вздыхала как можно реже, и в этом удивительном мире, сотканном из глупости и любви, было чуть больше тишины и покоя.

Завтра. В 7:10 утра. Люблю этот мир.

Знаете, писач в том периоде, когда любовь делает все его стихи. И он уверен, что это нормально. Конечно, в этом есть смысл. Любовь действительно многое делает, но необходимо не забывать о том, что над эмоциональными выплесками нужно проводить работу. Серьёзную и осмысленную, и долгую.

Сколько раз давал себе слово не пытаться уладить чужие дела - все без толку! Иногда во мне просыпается целая команда мультяшных спасателей во главе с Чипом и Дейлом, и с криком "спасатели, вперед!" мы дружно устремляемся исправлять чьи-нибудь перекособоченные жизни.

— У тебя такая дыра в сердце, бедный мой счастливчик. Такая страшная дырища. Это смерть, да? Кто-то у тебя умер. Самый важный для тебя человек. А ты остался – не жить, доживать. Очень глупо с твоей стороны, но ничего не поделаешь.
- Умер, да. Друг. Но это было очень давно. И я научился жить без него. То есть, научился думать, что научился. На самом деле, конечно нет.
- Друг, - задумчиво повторила Фрида. – Вот значит как. Надо же. Обычно прорехи таких размеров оставляют дети, но всякое, конечно, бывает… Слушай, а ты уверен, что называешь вещи своими именами? Это был не просто друг, да? Это была любовь? По тебе не скажешь, но… Вы спали вместе?
Укоризненно покачал головой:
- Не спали, Фрида. Играли. Мы были музыкантами. Два саксофониста. Я - тенор, он – альт. По отдельности – так, ничего выдающегося. А вместе мы были почти боги. Вернее, один двухголовый, многорукий, совершенно безбашенный бог. Вместе мы могли абсолютно все. И, да, ты совершенно права, это была любовь. Что ж еще.
- О боже. Тогда я понимаю. Он умер, и с тех пор ты не можешь играть?
Эхом повторил:
- Он умер, и с тех пор я не могу играть. А значит, я умер вместе с ним. Хотя, формально, остался жив. Ты права, в этом все дело.