Скоро будет 2 года как мы вообще не общаемся. И я до сих пор не знаю почему. Догадываюсь немножко, конечно, но если поразмышлять, то чего стоят мои догадки? Ты все ещё меня любишь, и общение причиняет тебе боль? Не слишком ли самонадеянно и наоциссично? Или это только мне очевидно, что любить во мне нечего. Ты наконец живёшь счастливой жизнью, в которой для меня нет места? Не знаю, нас столько связывало, что я просто не хочу всерьез думать об этом варианте. Я скучаю по тебе. Или правильнее будет сказать скучаю по прошлому? Все таки даже те наши неловкие попытки общения совершенно не то, чего хотелось. Ты входишь в круг самых близких мне людей, но я не могу обсуждать с тобой большую часть своей жизни, разве не смешно? Разве это стоит того, чтобы ранить твою душу своей навязчивостью? Ты — часть меня, и я одновременно хочу чтобы ты забыла меня и была счастлива, но так же сильно хочу быть частью этого счастья или хотя бы уж знать о нем. Наверное, это ближе всего к привязанности близнецов. Я люблю тебя, но не так, как тебе /когда-то/ хотелось.
Я хочу обсуждать с тобой то, что важно для меня. Как бы ни было грустно, но больше мне кажется не с кем. Когда я говорю своему мужу об эмоциях, которые заставляют меня страдать, его ответ — если ты не можешь это изменить, забей и не страдай. Когда пытаюсь сказать, что беспокоит меня в его поведении, обижаю его этим. Когда он ищет себя в этом мире, могу только критиковать. Но что мне сделать, если так я устроена? Если всегда вижу тысячу плохих вариантов, последствий и вероятностей. Мой стакан всегда наполовину яд. Могу увидеть тысячу минусов в любом предложении, миллион возможных опасностей в любом действии. Не могу понять, всегда ли было так, или меня изменила война? Скажи кому — рассмеется, я ведь её и не видела толком, мы почти сразу уехали. Но разве обязательно видеть взрывы своими глазами, если слышишь их где-то вдалеке, пытаясь заснуть? Разве обязательно смотреть на трупы мертвых одноклассников, чтобы понимать, что они умерли, и на их месте мог оказаться ты? Разве обязательно держать в руках автомат, чтобы знать, что твоя жизнь только что изменилась раз и навсегда, все планы рухнули, нужно срочно строить новые, учиться жить заново, обретать самостоятельность и ответственность? Разве обязательно иметь боевые раны, чтобы всем сердцем ощущать боль за миллионы невинных загубленных жизней? Или раз я не могу это изменить, я не должна этого чувствовать? Может быть у меня ПТСР, может быть я просто хочу так думать, чтобы оправдать собственную неспособность жить эту жизнь.
С кем мне обсудить все это, милая?
Заткнись и ложись наконец спать.
Да, внутренний голос, ты как всегда прав.