FILΛTOMΛNIΛ

Добро пожаловать и спасибо!

Проблема в том, что нам необходимо было выбрать актера на роль Мориарти исходя из образа Гея Джима, но зная, что он будет нашим Мориарти. Я написал самую идиотскую, самую глупую сцену из когда-либо кем-то написанных, - противостояние между Шерлоком и Мориарти, исключительно для прослушивания. В ней было полно самых безумных диалогов. «Я тебе сердце выжгу!» и тому подобная чушь, только чтобы проверить, сможет ли кто-нибудь произнести всю эту ерунду. И тут появился Эндрю, сыграл эту сцену, и он был великолепен. Я сказал [исполнительному продюсеру] Марку Гэтиссу: «Ну что ж, мы не только берем его на роль, но нам теперь придется переписать эту сцену». Итак, мы изменили всю концовку серии, чтобы добавить противостояние в бассейне – оно никогда не имело особого смысла, будем честны. Зачем? Зачем он это сделал? Почему сейчас? Что он вообще вытворяет? Но вы не возмущаетесь, потому что Эндрю Скотт появляется впервые, и он просто невероятен. Если вы хотите немного развлечься, посмотрите эту финальную сцену, а затем самое начало «Скандала в Белгравии». Эти несколько минут – самая дурацкая последовательность событий, которую вы когда-либо наблюдали в жизни. Если вы покажете кому-нибудь две эти сцены подряд и скажете: «Вот это сериал «Шерлок», у вас спросят: «Что? Что это за херня? Что вы все курите?»

Головная боль весь день расплющивает голову, наполненную мыслями, раздавливает их. Логические цепочки выходят кривыми и нелепыми. Нет, музыка не сейчас. The xx - fiction. Fan-fiction. Забавно. Конференц-связь с собутыльниками (ХА). Компьютер умирает, хотя надеюсь, обойдется. Внутренняя злоба на то, что не заебала всех со своим маком - тогда проблем бы не было, не было… Уборка, домашние дела. Бабушка самоотвержено приготовила обед (!!) и, по рассказам очевидцев, ждала меня ночью дома(!!!!!). Мутно-кофейные занавески, просвечивающие теплотой, две подушки на моей узкой кровати. Зачем мне две? Понятия не имею. Спать так не удобнее, скорее наоборот, но сил выбрать одну из них нет. Fiction, when we r not together… Думаю о провокациях. Что у трезвого на уме - у пьяного на языке. Смотрю на фотокарточку, которую я даже спьяну коварно и ловко стащила на память. Гуглю 'проблемы при запуске windows 8' и 'fujifilm instax купить'. Считаю деньги, восхищаюсь копилкой, которую подарили П. Таблетка нурофена и бульон смягчают чугунные всполохи в висках, но не ликвидируют. Уборка елки, миллиард колючек на полу и на моих руках. После нее комната расширяется и становится одинокой. Тошнота и темнота подступают незаметно, но я борюсь с обеими. Сестра принесла эклер из любимой пекарни. Туман вчерашнего. Fiction, mistaken for a vision, something of my own creation.

Наперекосяк-день. Сорванный (опять!) концерт Алаи Оли. Еще сегодня был день рожденья у П, и я набухалась. Лежу с сушняком и набираю эти строки. Время 5:56 утра. Все начиналось неплохо, с симпатичной серой ветки, по которой я почти никогда не езжу. Потом….ну вот как. Я слишком быстро накидалась, ослабила контроль. Я курила впервые за полгода, и выкурила безумное количество сигарет. Сфоткалась на полароид. Обсуждала с парнем П цвет своих волос. Он, впрочем, такой же (или хуже?), лез обниматься - рыжие охуенны. О, да. Самая уничижительная часть. Кто-то сказал что не придет и пришел. Рассматривал меня. Кто еще это делал? Сказали, я лучше чем [имя девочки], не такая пьяная. Я только помню стакан…боже, я не имею понятия, что было в этом стакане. Стакан-интриган. Потом виски, немного виски. Потом у меня забирают бутылку. Благородный В делает мне чай и с готовностью (как по сценарию) выдает "конечно" на вопрос про мой личный день рождения. Кстати, чай. В неадекватном состоянии я без усилий чую Эрл Грей, это даже не смешно. Я всё замечаю и помню, просто происходящее со мной было как в 3D-скафандре - слишком далеко и запредельно реально. Я ведь не напиваюсь. Чувство брошенности, внутри. Изменения. Я повеселила всех. Желтая зажигалка - отныне символ безысходности. Невероятно пошлые желания относительно благородства и стеснительности 'темной лошадки'. Не знаю, как быстро слилось МГИМО, но вечер стал филиалом встречи одноклассников. Я извинялась. Лиза сказала, я хорошо пишу и посылала нахуй бух.учет. Мы обсудили с ней кучу всего интересного на лестнице. Лестницы в промышленном здании, неосвещенной и грязной. Но вы знаете, темнота - друг молодежи. Осталось двойственное чувство, особенно после заверений, что вечер крут. Уже 6:11. Alai oli & вы соглашаетесь - Медея; И ты.

Феликс, прости накачанного мудака

When are you arriving?.

Узкое солнце прячется за дом Плятта. Бесчисленное количество раз, comme toujours, золотая полоска пятится, убегая от бетонного неба. Время 17.31. Вид из окна. Я смотрела бы на него вечно. В общем, я уже смотрю. Говорят, среда влияет на восприятие человека (и четверг!). Несомненно, все эти заботливо расставленные домики в такой необыкновенной преспективе отпечатались в моем сознании. Рядом маленький ребенок мучает расстроенную гитару. Пожалуйста, прекрати. Ох, ладно, надеваю наушники - что там у нас, а, Lana.. ну что ж. Последние сутки явно были не лучшими в моей жизни. Поптыки заснуть обернулись чтивом всякой ерунды до 5 утра, потом подъем заботливыми родственниками в 10, снова какое-то забвение…А впрочем, это скучно. Boring! Я должна попасть на концерт, вот мысль. Я должна встретится с ней, я не могу больше в этом вязком подсознательном. Поразительно конечно. Доедаю любимое манго, солнце уходит еще ниже. Планирую вечер. Ну как, пытаюсь. Ребенок перестал играть. На самом деле я не такая грустная…вроде. Не снаружи. Хотя внутри странно. После открытия - кто-то может доставить твоему любимому большее удовольствие, нежели ты. Всегда кто-то есть. И вроде больно от этого, только как-то не очень, если честно. Интересная заметка про бисексуалов (откуда?!): они, мол, не стесняются своего несовершенства, так как физечески одинаковы\равны (нужное подчеркнуть?). К чему это все, блин. Arctic Monkeys. Я сегодня начала продолжила думу о том, что даже с другим парнем думала о тебе, представляла тебя (повод ненавидеть себя №37590). Мы ведь никогда даже не целовались по-настоящему. Что за херня, господи боже, во что превращается моя жизнь. Я так поняла, 1-2 месяца в году обязательно будут посвящены тебе. Или больше…

Ну нет, все. Поток графомании закружит и унесет тебя - говорит здравый смысл (нервный смешок). Ты ведь думаешь намного лучше, полнее, умнее…А пишешь так. Как могется, отвечаю я себе. Basic space, open air. Don't look away when there's nothing there. I'm setting us in stone\ Piece by piece before I'm alone…

Привет и спасибо!)

Мысли расползаются по дивану. Спать. Слабость, которую я приписываю обычно плохо развитым мышцам, на самом деле психосоматическая. Ну и недосып, парализующий после 4-5 часов вынужденного функционирования. В голове корявой недоакустикой (наушники сломаны) звучит знакомый до дрожи голос. Let's follow the cops back home and rob their houses. Шум воды неслышен, едкая пена посудомоечного средства впивается в руки. Да, сейчас половина десятого, я только что домыла посуду и доела мороженое. Такое чувство, что уже давно ночь, и она тянется вечность. Плевать. Я вижу весну. Весну этого года. Я вижу себя со стороны, в черной куртке и розовых кроссовках, с оранжевыми волосами и вечными наушниками. Кадр у окна электрички, и я невольно вспоминаю, что вставать придется еще раньше, и что неудобно, но пока думаю об этом без неприязни. Я представляю нашу следующую встречу. Она обязательно состоится, когда две точки на карте случайно снова пересекутся. На самом деле, это может случиться где угодно, но происходит всегда в одних и тех же местах; от этого некоторые дома для меня приобретают мстительный и болезненный вид. Я никогда не угадываю на самом деле, я никогда не предполагаю даже, что мы увидимся. Обычно это происходит, когда я совсем о нас не помню и выгляжу преотвратительно, все как в том законе. Я пробую проанализировать чувства в момент неизбежного столкновения с жизнью. Сначала обдает током, затем жар, легкое оцепенение, неуклюжесть. Я никогда не отличалась грациозностью, ты даже назвал меня как-то "мисс элегантность", на что я смертельно обиделась минуты на 2. Я возвращаюсь к электричке, оглядываю весенние сосны, станцию - пока я помню ее старой. Руки жутко сохнут от этого дерьмового средства, боже, подари мне посудомоечную машину. Я думаю, что никогда не буду печально модной тростинкой, даже если вдруг перестану есть. Хотя это так заманчиво, быть болезненно худой, будто тебя все вокруг жалеют, даже джинсы, болтающиеся на костях. Но вы замечали, худые как-то странно и неестественно смеются? В жизни не видела дружелюбных анорексичек. Они все какие-то хмурые. Так, что там дальше? In a manner of speaking I just want to say, like you I should find a way to tell you everything without saying nothing…

Здравствуй и спасибо)

I thought I saw you in the battleship
But it was only a look a like
She was nothing but a vision trick
Under the warning light

She was close
Close enough to be your ghost
But my chances turned to toast
When I asked her if I could call her your name

I thought I saw you in the rusty hook
Huddled up in wicker chair
I wandered up for a closer look
And kissed who ever was sitting there

She was close
And she held me very tightly
Till I asked awfully politely
Please, can I call you her name?

And I elongated my lift home
Yeah, I let him go the long way 'round
I smelt your scent on the seat belt
And kept my shortcuts to myself

I thought I saw you in the parrot's beak
Messing with the smoke alarm
It was too loud for me to hear her speak
And she had a broken arm

It was close
So close that the walls were wet
And she wrote it out as in letraset
No, you can't call me her name

Tell me where's your hiding place?
I'm worried I'll forget your face
And I've asked everyone
I'm beginning to think I imagined you all along

I elongated my lift home
Yeah, I let him go the long way 'round
I smelt your scent on the seat belt
And kept my shortcuts to myself

I saw your sister in the cornerstone
On the phone to the middle man
When I saw that she was on her own
I thought she might understand

She was close
Well, you couldn't get much closer
She said, "I'm really not supposed to but yes
You can call me anything you want"

Немного о наболевшем. О моем Твиттере и личном пространстве.

Серьезно, мне неловко предлагать кому-то свой тви. Во-первых, я зачастую не обдумываю свои там мысли, во-вторых - там много личного-неприличного.

Раньше я довольно много получала комментариев по поводу своей "интернет-летописи", что, мол, херню пишешь. В основном от друзей и знакомых, конечно. И масштабы моего негодования копились. Я не могла, да и не могу понять, почему я никогда этим людям не говорила, что они тоже пишуть чушь? Или совершают простейшие орфографические ошибки? Почему я не могу позволить себе такую роскошь, и всего лишь отписываюсь (или не подписываюсь) на тех, кто мне неприятен? Хорошее воспитание? Мда, у многих есть и получше. Наверное, скромность. Природная.

Так вот, обращаясь ко всем критикам. Это, чьорт побьери, мой твиттер, мой личный твиттер, и я буду писать туда то, что считаю нужным и уместным. Буду вещать о шутках, моде, еде, кино, политиках, своих чувствах, музыке и абсурде, который творится на этой планете.И кстати, не буду критиковать вас. Это ж толерантность!

И вам того же желаю.

Привет и спасибо!))

Как раздевание для роли Елены Троянской в лондонском театре изменило мое отношение к собственному телу

Октябрь. Вечереет. Идет вторая неделя репетиций "Троянок", современной версии трагедии Еврипида, в которой я жадно играю три разных роли: Кассандру, безумную прорицательницу (тинейджер в полосатой красно-белой пижаме); Андромаху, вдову самого титулованного солдата в городе; и Елену Троянскую, "лик, что тысячи концов гнал в дальний путь".

Я стою в грязном офисе в старом здании BBC на Мерлибон Хай Стрит. На полу - грязные голубые ковры, а на потолке - огромные грязные лампы дневного света. Кроме меня здесь еще шесть людей. Все они одеты; я в полотенце, которое скоро упадет на пол. Никто еще не знает, но на мне нет трусов. Вчера в этой сцене я была топлесс, но оставила на себе леггинсы. Никогда в жизни мне столько не смотрели в глаза. Сегодня я решила идти до конца. Пока я жду своей очереди, я ощущаю абсолютно первобытное чувство страха и неправильности происходящего, которое, кажется, буквально начинается между ног. Кристофер Хейден, наш режиссер, ожидает, что мы дойдем до театра, прежде, чем я разденусь полностью, но я знаю, что если я сделаю это слишком много раз в штанах, я никогда не смогу их снять. Я просто хочу с этим покончить. Полотенце падает. Я не смотрю вниз. Я надеваю свои трусы задом наперед. Потом мы шутим, что там, где сидел Крис, прямо на линии огня, я скажу сесть своему папе, когда он придет на спектакль. "Привет, пап", - машу я пластиковому стулу, чувствуя тошноту. "Привет". По пути домой я пишу своему другу Мэтью из Моркама и рассказываю, что сегодня произошло. Он пишет в ответ: "Настолько плохо потом уже не будет". Я ему не верю, ни на секунду. Я не чувствую облегчения; я не чувствую себя смелой; я чувствую себя воробьем, который врезался в стеклянные двери. Но в конце концов оказывается, что он прав. "Вчера я видел лобковые волосы louisebrealey . Спектакль тоже был хороший", - твитнул критик из журнала What's on stage на следующий день после премьеры "Троянок". И хотя никто из них не испытывал до сих пор желания поделиться опытом в социальных сетях, за последние две недели много других людей помимо этого милого человека тоже видели мои лобковые волосы. На самом деле, за последние две недели мои лобковые волосы видело больше людей, чем за прошлые два десятилетия вместе взятые. Когда я впервые прочитала сильный, остроумный сценарий Кэролайн Берд и увидела авторскую ремарку: "Елена роняет полотенце; она не торопится одеться", я почувствовала себя немного нехорошо и подумала, будет ли сцена иметь такое же воздействие без наготы. Но полотенце Елены Троянской это не просто полотенце - это перчатка. Она бросает его, чтобы смутить своего смертельного врага; чтобы показать, что, несмотря на то, что ее жизнь на кону, она не собирается сдаваться без битвы. Важно, что ее нагота также позволяет зрителям увидеть, какой смелой, какой прекрасной она себя ощущает. Эта сцена не о лобковых волосах. Она о власти. Но все же. Мысль о том, чтобы стоять голой где-либо перед людьми до смерти меня пугала. Мысль о том, чтобы стоять голой в моей собственной спальне перед кем-то, кто хочет заняться со мной сексом, до смерти меня пугала. Мысль о том, чтобы стоять голой в театре размером с продуктовую палатку, в пяти футах от зрителей, притворяясь Еленой Троянской, самой прекрасной женщиной на свете? Это казалось действительно плохой идеей. "Но ты же актриса!", сказала моя лучшая подруга, когда я рассказала ей, что боюсь. "Да", ответила я. "Актриса, а не стриптизерша". Я занималась этим уже десять лет и мне ни разу не приходилось добираться даже до нижнего белья. Это не то, на что ты подписываешься, получая членство в американской актерской ассоциации. (Хотя, если подумать, мои голые ягодицы однажды так сильно были прижаты к очень замерзшей стеклянной двери - в ужасной вещи с Мартиной МакКатчен - что стекло разбилось и я порезала задницу). "Но ты же худая!", настаивала она. "Тебе не о чем беспокоиться".

А. Старая история. У худых женщин нет неуверенности в своем теле. У худых женщин нет целлюлита, или паутинки вен, или коленок, которые всегда кажутся грязными. Худым женщинам непозволительно бояться раздеться на публике. Потому что они худые. У меня псориаз. Мои живот и спина покрыты красными шелушащимися пятнами, немого похожими на экзему. Это не заразно. У многих людей он есть. Но это некрасиво и оставляет странное подобие леопардового узора на коже, когда соблаговолит пройти. С шестнадцати до восемнадцати я была покрыта коркой от ключиц до икр. (Она вернулась с возмездием, когда я тосковала по дому во время своей первой работы на телевидении, трехгодового контракта с Casualty. Гримеры сериала фотографировали ее для своих подборок. Отчаянно желая уйти, я пошла к начальнику и подняла кофту. Уверена, что это был первый раз, когда кто-то перед ним разделся, чтобы потерять работу).

Как у тысяч других женщин - и тысяч мужчин - у меня есть растяжки. Однажды во время летних каникул я выросла на четыре дюйма и кожа на моей 13-летней попе не позаботилась о том, чтобы не отставать. С тех пор у меня всегда были белые полосы, которые окружают края бедер как тропинки. Обычно я о них не задумываюсь. Но обычно я не оказываюсь голой на публике. В сериале BBC "Шерлок" я играю Молли Хупер, неловкую влюбленную мышку из морга с бантиком от рождественского подарка в волосах; не Ирен Адлер, похожую на кошку доминатрикс c четко очерченными красными губами и безукоризненной задницей. (Мне почти пришлось быть дублером Ирен на читке для "Скандала в Белгравии"; но в великий день Лара Пулвер все-таки оказалась свободна). Я хочу сказать, что когда ты играешь на телевидении, ты обязан думать о своей внешности объективно. Это бережет время и от разочарований, потому что как они говорят о твоей внешности, на те роли тебя и берут. Так что я очень рано запомнила, что я не "красива, как с картинки". Я "обыкновенная девчонка". Я "странная". Но театр - это другой мир. Актеры притворяются на сцене, публика притворяется на своих местах, и если все перестанут быть скептиками достаточно всерьез и надолго, вместе мы можем сотворить что-то по-настоящему потрясающее. В театре я могу быть девятилетней девочкой на качелях; я могу быть помешанным на сексе подростком в туфлях на платформе; я могу быть из Сандерленда. В театре, продолжая мысль, я могу быть Еленой Троянской, прекраснейшей женщиной на свете. Мой 69-летний друг Джордж не зная, что мы делаем современную версию греческой трагедии, попытался помочь: "Все будет хорошо, на тебе ведь будет маска".

В итоге, все действительно было хорошо. Я осознала, что играть Елену Троянскую было бы невозможно, это все равно, что играть архетип женщины. Так что я избавилась от фамилии. В своем воображении я просто обычная Елена. Фильмы ужаса безумно пугают меня, но я очень их люблю. С актерской игрой то же самое: это пугает меня, но страх заставляет меня чувствовать; он заставляет меня чувствовать себя живой. И когда ты орешь, ты точно не мертв. Перспектива стоять перед людьми без одежды и отлично себя в связи с этим чувствовать казалась чуждой, ужасающей и абсолютно головокружительной. Я правда хотела знать, каково быть такой женщиной. Не псориазной шестнадцатилетней девочкой, которая видела в зеркале Поющего Детектива. Не румяной студенткой, которая провела все три университетских года с кофтой, обвязанной вокруг талии, чтобы спрятать свою задницу. (Это были темные времена джинсов с завышенной талией). И не актрисой, которая на прошлой неделе наконец выбросила две книги о целлюлите. Не ей. Не мной. Вчера вечером пожилая зрительница спросила меня после спектакля, не кажется ли мне, что я потеряла что-то ценное, позволив людям увидеть мое тело. Я не знала, как ей ответить, но это заставило меня задуматься. На самом деле, я приобрела намного больше, чем потеряла. Я стояла там каждый вечер, абсолютно голая, и люди пялились, или хихикали, или ахали и отводили глаза, а я чувствовала себя нормально. Я чувствовала себя хорошо. Я даже чувствовала себя смелой и прекрасной.

Однако, я чувствую себя немного неловко в связи с тем, как я к этому пришла. Демонстрирование себя 75 незнакомцам за вечер побудило меня много думать о том, что психолог Сьюзи Орбах называет "ужас тела", голосок в голове, который говорит, что твое тело недостаточно хорошо, но если ты купишь этот крем, съешь это или сделаешь это упражнение, ты будешь выглядеть как Рианна и будешь счастливой. Идея, что чтобы быть красивой у тебя должно быть строго определенное тело: кожа без пор, бесконечные ноги, сиськи, которые не пролезут в бокал для шампанского. Я отрастила волосы подмышками по случаю, потому что хотела быть голой на своих условиях. Или это было что-то, за чем можно спрятаться. Или я хотела показать, что можно быть красивой с волосатыми подмышками. Я не знаю, честно. Дело в том, что женщинам кажется, что у нас есть выбор в вопросе бритья, но на самом деле его нет. Нет. Это не похоже на настоящий выбор. Это выбор между тем, чтобы выглядеть нормально и вызывать у большинства потенциальных любовников тошноту. Все мужчины, кроме одного, кому я говорила об этом, были откровенно в ужасе. Мой бывший сказал "это отвратительно, ты выглядишь как Минотавр". Он забавный человек. Я нервничала из-за этого. До последней минуты я не была уверена, что не сбрею все в тайном душе за держателем рулона в туалете театра Гейт перед пресс-показом. Но случилась странная вещь: мне начало это нравиться. Если вы можете видеть одновременно и мои лобковые волосы, это выглядит здорово - как будто они гармонируют. Как шляпа и перчатки. Как будто так и должно быть. Мы все знаем, что выбеленные, эпилированные, напудренные, подкрашенные, тонкие, отфотошопленные люди, которых мы видим каждый день, не настоящие. Это не то, что мы есть. Это не то, чем мы должны быть. Это глупость. Но это коварная глупость. Сложно не хотеть выглядеть, хм, лучше. И, как актриса, я часть проблемы. Актеры - иллюзионисты. Нам кажется, что мы должны ими быть; мы получаем работу в соответствии с тем, как мы выглядим. Я знаю, с какого ракурса я выгляжу лучше. Этот ракурс я показываю фотографам. Этот ракурс я показываю на фото к этому тексту. Я не хочу, чтобы девушки, которые берут с меня пример, потому что я феминистка и снимаюсь в сериале, который они любят, чувствовали, что они недостаточно хороши. Так что я должна была встать на сцене как Елена Троянская, со всеми недостатками, и рассмеяться в лицо телесному ужасу и телесному фашизму. Но я не смогла; я не была достаточно храброй. Я знала, что чтобы сделать это, я должна сыграть главную карту любой уверенности в себе. Я должна лечить свой псориаз стероидами и надеяться, что они сработают; я должна попробовать затонировать свои бедра; и, если освещение будет похоже на свет в поезде метро или примерочной, у меня не будет никакого шанса. В итоге это включало в себя много щипков, немного выщипывания, четырнадцать часов на тренажере, розовый прожектор, направленный на мою грудь и накачивание фитнес шара, который когда-то давно подарила мне мама на Рождество. (Я открыла коробку. В набор входила бесплатная кассета с упражнениями.)

За полторы минуты, которые требуются, чтобы переодеться из потерявшей рассудок, рыдающей Андромахи в красавицу Елену, наш сценический менеджер Джесс наносит на мою спину масло настолько неэротично, насколько это возможно, пока я размазываю по своим шрамам косметику и налепляю тушь. Становится проще. Я не уверена, могут ли зрители все еще видеть линии на моих ногах, и леопардовые пятна на моем животе, и ямки на ягодицах. Но чем больше раз я встаю там, тем более естественно быть обнаженной и не смущаться; тем больше я приближаюсь к смелости Елены; тем меньше имеет значение, могут ли они это видеть. Может быть, однажды я даже посмотрю вниз. А еще когда-нибудь я, наверное, должна буду сказать папе, что в этом спектакле я раздеваюсь. Он придет завтра. "Привет, пап, если ты это читаешь. Привет. Не волнуйся, я скажу тебе, когда закрыть глаза".

Все остальные - можете рискнуть.

Привет и спасибо!))

Bonjour & bienvenu!)