Хороший писатель и плохая актриса. I am who I am in my head.
18+
memories of a fantasy / professional fake ginger
Невидимое целое присутствует в каждой своей части и определяет его сущность
Серые капли превращаются в снег, превращаются в лед, превращаются в асфальт. Пачки бумаг превращаются в ложь, превращаются в документы на закупку, превращаются в черновик, превращаются в шредер. Буквы в словах превращаются в опечатки, превращаются в сообщения любовнику и мужу, маме, начальнику, курьеру Ozon. Боже, какая неистовая графомания — и это на фоне великих. А ты привыкла печатать в белом окошке, а потом исправлять все автоматически. Душу не исправить.
Антагонист дал мне эту книгу — великую, величайшую — и я не знаю, как теперь быть. Хочется выпалить какой-то идиотский жест, выдать некую чувствительную эскападу, как будто в этом действительно есть смысл. Накопленная энергия ежеутренних встреч с окнами его квартиры. Но смысла-то и нет, ведь как мог человек, осиливший это произведение, стать таким? Вопрос без ответа, да и слезы не от ветра. Да, кстати, это я о братьях Карамазовых пишу. Эта книга меня перевернула, мое представление о Ф. М., его чувстве юмора и о многом другом, о чем я все никак не напишу. Столько слоев, столько тончайших деталей — вот на кого ориентировалась Донна Тарт своей кисточкой для туши!..
Да, он все еще существует с новой дурацкой аватаркой, смотрит мои сториз. А бывший звонил во сне. И нового, того, на которого сердце сказало аж «Оххх», я вообще больше не видела ни разу.
И каждый день по капле я выдавливаю болезнь, выгорание, трусость, неуверенность. Вот только одиночество выдавить не получается.
Мне нравится начало, не хочу дослушивать.
Graceless
Is there a powder to erase this?
Is it dissolvable and tasteless?
You can’t imagine how I hate this
Graceless
I’m trying, but I’m graceless
I don’t have the sunny side to face this
I am invisible and weightless
You can’t imagine how I hate this
Graceless
I’m trying, but I’m gone
Through the glass again
Just come and find me
God loves everybody
Don’t remind me
There’s a science to walking through windows
There’s a science to walking through windows
There’s a science to walking through windows
There’s a science to walking through windows without you
All of my thoughts of you
Год начинается. Когда? 1 января, 10 февраля, мой, личный — 5 мая? Год начинается, и никто еще не знает, что он нам принесет. Год начинается. Год уже как месяц прошел.
У Ника Кейва была строчка «who cares what the future brings», а потом у него два сына умерли. Вот как бывает. Часто думаю о ней, об этой строчке.
Печатаю я быстрее, чем пишу от руки. Разве для этого меня рожали? К тому же и неправильно печатаю, кстати. Когда-нибудь я споткнусь, все мы споткнемся, и год станет последним. Я часто думаю, как «удачно» ушло старшее поколение, не успев застать самый жуткий сюжет. Как «удачно» и как все-таки рано, не вовремя.
Тут принято что-то писать про февраль, про чернила и слезы, про Маргариту без пеперонни но с мастером, про красный цвет и страсть.
Ты ждала меня в подъезде пьяной в поисках ключа
И я мечтаю о победе, но ты все еще ничья
Ты на измене, комната полная звуков
Ты на измене нас все равно застукают
Мы на коленях, ищем друг друга рассудок
Мы на коленях, которыми сутками, а
Мне нечего больше сказать про это, про страсть я все уже знаю. Это же был тоже февраль — жгучий, ледяной февраль с прокусанными губами и розой под названием «антихрупкость». Раньше моим идолом был тот шпиль, тот самый шпиль, который увидишь не каждый раз. Теперь, и, оказывается, уже долгое время, что я сама за собой не замечаю, это Сити. City is my church.
Почему антихрупкость? У меня нет зеркала в полный рост, но есть ночное окно. Каждая женщина — по-своему Маргарита, по-своему ведьма и по-своему сестра милосердия.
Сколько лет трагедий, чтобы стать лейтмотивом?
Смотрю на его плечи, на свои плечи. Вот это мне нравится. Когда-то можно было силой мысли примагнитить к себе все что угодно; спустя годы хватает только как будто на мелочи. Но ведь так было, напоминаю я себе, и голос в трубке звучал так, как никогда раньше. Времена изменились, теперь я смотрю в экран, я смотрю на Сити, ничего нигде не звучит, не ёкает. Все застыло, как в смоле. Может быть я никогда не сдамся реальности, я не знаю.
Посмотри на мои плечи, мои плечи в поту
И я хотел упасть на землю, но ты ловишь на лету
И я хотел бы завязать, но ты скользкая блядь
Сколько километров проебать, чтобы тебя взять?
И на техно-вечеринке не расстегивай ширинку
Ты хотела день рождения, а попала на поминки
Мы в гостиной на диване голые в ботинках
Сколько тебя не снимали ты теперь моя картина
Мне очень грустно, кончаются силы
В твоих глазах пусто, ты очень красивая
Сколько лет трагедий, чтобы стать лейтмотивом?
Только наша смерть несется локомотивом
Может все это просто графомания, я не знаю.
Привет.
Спишь?
Старый Новый год? У меня все по-старому.
Работа забирает основное время и жизненные силы, и мне нравится этот мазохизм. Работа дает кое-что взамен. Даже моя ближайшая коллега в это не верит. Советует сходить к психологу.
Одиночество забирает красоту и молодость, дает неудовлетворенность и мудрость в ответ.
Зима в окне забирает солнечный свет.
Сны забирают мою тревогу. Во снах я летаю на самолете, краду шоколадные конфеты у вредных бабок и посылаю нахуй бывшего.
Мицеллярная вода — тушь.
Важный рилс в ленте (Боже, какими категориями мы теперь мыслим): прими свою жизнь. Прими свои обстоятельства. Только тогда что-то может измениться. НЕ факт, но принять надо обязательно.
Я держусь по деньгам и по фактам, по количеству веществ в крови (кофе — много, алко — мало), отпускаю себя на музыке, книгах и фильмах с Иваном Янковским. Скучаю по чьим-то заботливым рукам.
Могу влюбиться в дирижера на концерте на 15 минут и сразу же забыть.
All the things that I ran from
I now bring as close to me as I can
Gripping hotel sheets with gritted teeth
My montage of lost things
My shining trinkets of grief
Why don’t you give me a call?
Open my mouth, yes, I’ll take it all
And all this work gone to waste
You made me climb, then you shut the gate
Самые популярные посты
