забыть всех своих мужей

перед которыми разгуливала в свитере и в неглиже

разделяла смерть одиночество голод

красивых, у которых брови, как чёрный серп

а рука тяжела как молот

не вытереть словно пыль с самых верхних полок

а вырубить, как столетние дубы дровосек

необходимо забыть их всех

розовых и нежных, которые как молодильные яблоки

делали меня красивее и свежей

старых, у которых из души сыпались песок и труха

тех которые уходили от меня впопыхах

блестя глазами и похожие на машины стоящие в гараже

а я — гараж, но им хочется ездить по гладким трассам

даже если они не мерседесы, а эконом класса

(о таких я больше всего любила в стихах)

я хочу забыть всех своих мужей

от греха подальше

подальше и побыстрей от греха

забыть одиноких, спивающихся и с проплешинами

или терзающих гитару, не умея сочинить песни

забыть просыпавшихся бешеными

просыпавшихся с бодуна

обожающих приходить — только свисни

ненавидящих мои любимые оливки

и найденных под конец повешенными

у себя в квартире, но вовремя вынутыми из петли

забыть не понимавших стихи Введенского

называвших меня шлюхой, а потом рыдающих

тех у которых было хорошее детство

тех кто рос без чести совести и стыда

забыть всех своих мужей а иначе беда, беда

тех кого отпаивала корвалолом

тех кто всунув мне в зубы палку тащил в больницу

тех в кого я действительно хотела влюбиться

но не смогла доехать, потому что холодно

каждый из них отгрыз от меня — от лопатки ключицы плечика

и за каждого из них я убила бы (спьяну)

но хочу забыть всех своих мужей, потому что вечно

не могу хранить их в своей голове, распухшей как от водянки

я хочу их выпустить, они гниют там как под снегом трава

а я не похожа на клетку или без окон комнату

я люблю их до смерти — как договаривались

но не желаю

помнить.

там,

где ты

касался

меня

руками,

до сих пор

разряды

идут

по коже.

что может быть

дороже

и слаще

памяти?

и что может быть

тяжелей

её же?

Очевидно, я шел на выступ твоей ключицы,

Но с поправкой на ветер, местами — довольно сильный.

Я пытался с Полиной, Леной. Потом — не спиться.

Я мешал зеленый, но вновь получался синий.

И вселенной врал, что могу все одним поленом

Разметать вразнос и собрать из щепоток сушу.

Но когда мне вчера опять позвонила Лена,

Я сказал ей: «Лена, лучше идите к мужу.»

Ты звала к шести. Без пяти я жался уже у двери.

Ты вбежала в семь. Вот такая вся: «Извините, время -

У меня не самый, а то и худший аспект доверий»

Я тогда подумал: «Ага. Тяжело богеме.»

Я включил окно. Посмотрел на вечер из кадра кухни.

Мне хотелось спать, но никак не моглось раздеться.

Даже если взять и из каждой комнаты выйти сразу,

Из твоих квартир невозможно будет куда-то деться.

Гуляла с подругой и ее парнем, так любят друг друга. А главное как он любит ее — не ругает за оплошности, обнимает, умиляется.

Хочется такой же взаимности.

если игра – мне в ней крыть оказалось нечем.

это не к месту/не важно/не здесь/не с нами.

просто опять каждой осени каждый вечер

ярче огни и острее воспоминания.

и в сентябре оживает пусть жажда чуда,

вера в того, кто останется самым лучшим.

осень и я в унисон говорим, покуда

ты будешь здесь и ты всё ещё будешь слушать.

у меня к тебе – «чёрт, так никто ещё не бесил».

бьётся нежность об пол, с рук сбывается за бесценок.

и во мне не хватает выдержки, слов и сил,

чтоб спросить у тебя, что ты делаешь – здесь и в целом.

у меня к тебе – «чёрт, почему ты весь невпопад»,

и рычит во мне стая – голодная очень, дикая.

фоном злится сентябрь, десятый сменив наряд.

подойди ко мне –

я не выдержу –

подойди ко мне.

может быть,

мы живем на одинаковых полюсах настроения

независимо друг от друга.

или зависимо?

может быть

поэтому я чувствую, слышу, знаю,

как ты грустишь.

и мысленно я с тобой, родная.

мысленно

я с тобой.

тело невозможность

соприкосновения с тобой

слова

бесплотная неизвестность

подошва трёт пешеходные полосы

там где твоё дыхание

не развеялось

янтарный

лоск улицы на капотах

укладывается за неимением

ширмы

упрёки к

дистанциям застряли в

недвижимости стен

так старомодно

верить что

мы

глазами

в глазах отразимся

глубинные бомбы

аэропорты

люди бывают решительны

блики роговицы исследовали

просвет

я к тебе

металлы в воздухе

явления в

потолке

мои хрупкие заключения

сводятся к пламени

что мочкой ныряет в безымянную

ночь

когда необходимы

только руки и ноги

чтобы найтись

для поступков есть допущения

каковые любовь или смерть

посему моя походка

такая срочная

такая

неизменная

вода обтекает железо

у придорожных ларьков

отчуждения

моя тень

присутствующая

в своём избыточном

чувстве

это всё что

у меня

есть